ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Телефонный звонок и приглушенные неразборчивые голоса проникли в его сон, сделавшись на короткое время его частью. Впрочем, открыв глаза, Майрон мало что помнил. Только то, что во сне был моложе и красивее, поэтому, чувствуя приближающееся пробуждение, испытывал глубокую, хотя и неосознанную печаль, а проснувшись, сразу снова закрыл глаза, по-детски желая вернуться в волшебное царство сновидений. Но новый телефонный звонок моментально прогнал чары сна, словно сильный ветер сдул их, как облачко пыли.
Майрон потянулся к сотовому. Стоявшие на прикроватном столике электронные часы уже три года показывали одно и то же время — полночь. Майрон посмотрел на свои ручные — почти семь утра.
— Алло?
— Ты где?
Майрону понадобилась пара секунд, чтобы вспомнить, кому принадлежит голос в трубке. Ну конечно. Франсин Нигли. Его старой школьной подруге.
— Дома, — ответил Майрон хриплым со сна голосом.
— Помнишь, где ты показывал ужасы Хэллоуина?
— Помню.
— Встретимся там через полчаса, — сказала она.
— Ты достала папку?
Клик! Она повесила трубку.
Майрон отключил сотовый и потянулся. Отлично. Что теперь?
Из вентиляционного отверстия до его слуха снова донеслись приглушенные голоса. Судя по всему, разговаривали на кухне. Годы жизни в подвале научили его по тому, как из вентиляции разносилось эхо, и оттенкам звука определять, в каком помещении наверху разговаривают люди. В этом смысле его метод радикально отличался от метода киношного индейца из старого вестерна, который, чтобы понять, где и на каком расстоянии находятся враги, прикладывал ухо к земле.
Майрон спустил ноги на пол и потер руками лицо. Затем поднялся с кровати, надел велюровый халат производства 1978 года, быстро почистил зубы, пригладил щеткой волосы и, поднявшись по лестнице на первый этаж, направился на кухню.
Там за кухонным столом расположились Брэнда и мама. Они болтали и потягивали кофе. Растворимый, между прочим, и довольно жидкий. Мама кофе не увлекалась. Зато запах свежих, еще горячих рогаликов вызвал у Майрона острый приступ аппетита. Рогалики в шоколадной и сахарной обливке с разными начинками лежали в вазочке на столе, а рядом с ними на столешнице лежала пачка свежих газет. Короче говоря, типичное воскресное утро в доме Болитаров.
— Доброе утро, — сказала мама.
— Доброе, — сказал Майрон.
— Выпьешь чашечку кофе?
— Спасибо, нет. — Майрон обнаружил кофейню «Новый Старбакс» в Ливингстоне, когда разыскивал Франсин.
Он посмотрел на Брэнду. Она ответила ему незамутненным, спокойным взглядом, и Майрону это понравилось. Определенно смущения она не испытывала. Уже хорошо.
— Здравствуйте, — сказал Майрон девушке. Изобретательность, веселые шутки и искрящееся остроумие по утрам были его коньком.
Брэнда, кивнув в ответ, чинно пожелала ему доброго утра.
— А вот рогалики, — сказала мама, похоже, считая, что органы восприятия ее сына все еще затуманены сном. — Папа специально встал сегодня пораньше и сходил за ними в ливингстонскую пекарню. Помнишь, Майрон? Ту, что находится на Нортфилд-авеню? Рядом с пиццерией «Два гондольера»?
Майрон кивнул. Отец покупал рогалики в ливингстонской пекарне на протяжении тридцати лет. Тем не менее мама считала своим долгом постоянно напоминать об этом сыну. Это было частью семейного воскресного ритуала.
Майрон сел за стол рядом с ними.
Мама сложила на столе руки.
— Брэнда рассказала мне о своей ситуации, — сообщила она уже другим, скорее адвокатским, нежели материнским тоном, после чего положила перед Майроном одну из газет. Сообщение об убийстве Хораса Слотера занимало левую колонку первой страницы. Обычно в этой колонке печатали материалы о бесчинствах молодежи, брошенных новорожденных детях и тому подобную информацию для воскресного чтения.
— Я бы сама с удовольствием представляла ее интересы, — продолжала мама. — Но поскольку ты тоже вовлечен в это дело, возникает опасность конфликта интересов. В этой связи я подумываю о тете Кларе.
Клара вовсе не приходилась Майрону тетей, просто была старым другом семьи и по совместительству тоже очень известным адвокатом. Почти как мама.
— Отличная мысль, — сказал Майрон.
Он взял со стола газету и пробежал глазами статью. Ничего удивительного. В статье упоминалось, что Брэнда получила в суде ордер, ограничивавший права отца на контакты с ней, а также официально обвинила его в насилии, по причине чего органы правопорядка имеют к ней ряд вопросов в связи с недавней трагедией, но пока нигде не могут найти. Детектив Морин Маклафлин сделала стандартное в таких случаях заявление относительно того, что «пока еще слишком рано делать выводы или вычеркивать кого-либо из списка подозреваемых». Все понятно. Колонка происшествий находится под контролем полиции, позволившей появиться в ней лишь такой информации, которая инкриминировала и оказывала давление только на одного человека: Брэнду Слотер.
На той же первой странице помещалась фотография Хораса и Брэнды. На девушке была фуфайка с эмблемой баскетбольной команды ее колледжа, Хорас обнимал дочь за плечи. Оба улыбались. Однако улыбки предназначались скорее для объектива, и особого веселья в них не ощущалось. Подпись под фотографией сообщала о том, что отец и дочь знавали в прошлом и лучшие времена. Короче говоря, мелодрама в духе средств массовой информации.
Майрон пролистал газету до страницы А-9, где его ждал сюрприз. Там тоже находилась небольшая фотография Брэнды, а рядом, что интересно, помещался снимок племянника Хораса Слотера и кандидата в сенат штата Теренса Эдвардса. Если верить подписи под снимком, Теренса сфотографировали в момент «перерыва в ходе политической компании». Фотография в газете очень походила на те, что висели в доме матери кандидата. С одним, правда, исключением. На этом снимке Теренс стоял рядом с Артуром Брэдфордом.
Как говорится, приехали!
Майрон показал фотографию Брэнде. Секунду посмотрев на нее, она сказала:
— Артур Брэдфорд слишком часто засвечивается в самых разных местах, ты не находишь?
— Еще как нахожу!
— Но каким образом в схему с Брэдфордом вписывается Теренс? Он был еще ребенком, когда моя мать убежала из дома.
Майрон пожал плечами. Потом бросил взгляд на кухонные часы. Приближалось время встречи с Франсин.
— Мне необходимо срочно кое-куда съездить. Намечается одна встреча, — сказал он. — Но это не займет много времени.
— Какая встреча? — осведомилась мама, сдвигая брови на переносице.
— Какая разница? Я же сказал, что скоро вернусь.
Мама сдвинула брови на переносице еще более грозно, а ее взгляд, казалось, просверлил Майрона насквозь.
— Но ведь ты больше здесь не живешь, Майрон, — продолжала она. — И потом: какие могут быть встречи в семь утра в воскресенье? — «Семь утра» она сказала на тот случай, если Майрону по какой-то причине показалось, что сейчас семь вечера.
Матушка Болитар. Специальный агент МОССАДа, мастер допроса.
Под вопросительными взглядами матери и Брэнды Майрон чувствовал себя так, словно его поджаривали на гриле. Тем не менее надо было что-то ответить.
— Расскажу, когда вернусь. — С этими словами он выскочил из кухни, принял душ, в рекордно короткое время оделся и вскочил в машину.
Франсин Нигли недаром говорила об «ужасах Хэллоуина». Это был своего рода код. Когда они учились в школе высшей ступени, не менее сотни учеников отправились смотреть фильм «Хэллоуин». Этот фильм только что вышел в прокат, и в нем показывали такие страсти, что кровь стыла в жилах. На следующий день после просмотра Майрон и его приятель Эрик оделись, как герой фильма злодей Майкл Майерс — напялили на себя черные накидки и закрыли лица вратарскими хоккейными масками, — после чего спрятались в лесочке рядом со спортзалом для девочек. Близко не подходили. Только выныривали иногда из ветвей и демонстрировали себя в новом обличье прилипшим к окнам ученицам. У некоторых девочек не выдержали нервы, поднялся крик. Короче, урок был сорван.
Будем, однако, снисходительны к Майрону и его приятелю. Как ни крути, тогда они были еще школьниками.
Майрон припарковал свой «таурус» около ливингстонского футбольного поля. «Астротарф» заменил естественное травяное покрытие уже более десяти лет назад. Интересно, существовала ли необходимость в подобной замене в обычной школе высшей ступени? Размышляя об этом, Майрон пробирался среди деревьев того самого небольшого леска, где прятался с приятелем. Туфли сразу промокли от росы. Зато он нашел тропинку, выводившую к спортивному залу. Недалеко от этого места Майрон, по выражению родителей, «обжимался» с Нэнси Петтино, только что поступившей в школу. Ни он, ни эта девочка не испытывали друг к другу большого интереса, но в школе все уже ходили парами, и они решили, что ничем не хуже других.
Эх, молодость, молодость…
Франсин в полной форме и при всех регалиях сидела на том самом обломке скалы, на который двадцать лет назад взбирались Лже-Майклы Майерсы, чтобы пугать девочек. Франсин сидела к нему спиной и, услышав шорох, даже не потрудилась повернуть голову в его сторону. Майрон остановился в нескольких шагах от нее.
— Франсин!
Она глубоко вздохнула и осведомилась:
— Что происходит, Майрон?
В годы учебы школьники смотрели на Франсин скорее как на мальчишку, чем на девушку. Уж больно она была решительная и энергичная, стремясь быть застрельщицей и доминировать во всех затеях, в том числе самых что ни на есть мальчишеских, составляя конкуренцию самым отчаянным парням. Но сейчас уверенности в ней как-то не чувствовалось. Она сидела на камне, прижав колени к груди, и раскачивалась из стороны в сторону.
— Почему бы тебе не сказать мне об этом? — произнес Майрон.
— Не смей играть со мной в игры!
— Ни в какие игры я с тобой не играю.
— Тогда скажи, зачем тебе понадобилась эта папка?
— Я уже говорил. Не уверен, что тогда произошел несчастный случай.
— С чего бы такая неуверенность?
— А с того, что конкретных фактов у меня нет. Просто хочу знать, что произошло тогда на самом деле.
Франсин покачала головой.
— А я хочу знать, что кроется за твоим интересом, — сказала она. — Полную версию — от начала и до конца.
— Рассказывать особенно нечего.
— Ну разумеется. Просто вчера утром ты проснулся и сказал себе: по-моему, с тем несчастным случаем, произошедшим в поместье Брэдфорд двадцать лет назад, что-то не так. Ни фига это был не несчастный случай. Надо будет привлечь к делу старушку Франсин — попросить ее принести мне папку с этим делом и покопаться в ней. Так, Майрон, да?
— Нет.
— А если «нет», тогда рассказывай.
Майрон, с минуту поколебавшись, начал:
— Предположим, только предположим, что я прав и Элизабет Брэдфорд умерла не в результате несчастного случая. И в этой папке есть нечто, что свидетельствует об этом. Выходит, в полиции имело место сознательное сокрытие улик. Я правильно рассуждаю?
Она пожала плечами, но на него так и не посмотрела.
— Возможно…
— Возможно также, что некоторым полицейским чинам хочется, чтобы это дело продолжало пребывать в забвении.
— И такое может быть.
— Как и то, что упомянутым чинам интересно узнать, что знаю я. И они, очень может быть, подослали ко мне с этой целью старую подругу.
Франсин резко повернулась к нему:
— Ты меня в чем-то обвиняешь, Майрон?
— Нет, — ответил он. — Но если в полиции имел место заговор по заметанию следов, откуда мне знать, могу ли я тебе доверять?
Франсин опустила ноги на землю.
— Можешь. Потому что никакого заговора не было, — сказала она. — Я просмотрела папку. Тонковата, правда, но ничего подозрительного. Элизабет Брэдфорд упала. Следов борьбы или сопротивления не обнаружено.
— А вскрытие делали?
— Угу. В заключении сказано, что она соприкоснулась со ступенями головой и при ударе разбила череп.
— Токсикологическую экспертизу проводили?
— Информации не обнаружила. Значит, не проводили.
— Почему?
— Она умерла от соприкосновения с твердой поверхностью, а не от передозировки.
— Но экспертиза могла показать, не находилась ли она в тот момент под воздействием наркотиков, — заметил Майрон.
— И что же?
— То, что следов борьбы не обнаружено, важное свидетельство. С другой стороны, ей могли дать дозу, довести до беспомощного состояния, а потом просто столкнуть с балкона.
Франсин поморщилась.
— Ну и фантазия у тебя… Ее, случайно, не маленькие зеленые человечки с балкона сбросили?
— Послушай, если бы это была бедная пара и жена случайно свалилась с пожарной лестницы…
— Но это богатые люди, Майрон. Это Брэдфорды. Задаешься вопросом, не пользовалось ли их семейство при расследовании преференциями? Вполне возможно. Но даже если Элизабет Брэдфорд находилась под воздействием наркотиков, из этого вовсе не следует, что ее убили. Это скорее говорит об обратном.
Майрон смутился.
— Почему ты так думаешь?
— Она упала с высоты всего лишь третьего этажа, — произнесла Франсин. — Этажи, заметь, низкие.
— Ну и что?
— А то, что предполагаемый убийца, сталкивавший ее с балкона, не мог быть уверен, что падение с такой высоты гарантированно вызовет ее смерть. Скорее всего она просто сломала бы ногу, руку или ребра.
Майрон некоторое время обдумывал ее слова. Об этом он как-то не подумал. Но это, как ни крути, имело смысл. Сталкивать кого-то с балкона третьего этажа в надежде, что падение вызовет смерть, было как минимум рискованно. А Артур Брэдфорд, по мнению Майрона, вовсе не походил на человека, склонного к риску.
Раз так, что все это значит?
— Может, ее сначала ударили по голове — перед тем как столкнуть? — высказал он предположение, хотя и сам знал, что оно довольно зыбкое.
Франсин покачала головой:
— Вскрытие не выявило травмы от более раннего удара. Кроме того, члены экспертной группы осмотрели весь дом, но нигде не обнаружили следов крови. Разумеется, в доме могли сделать уборку, чтобы скрыть кровавые следы, но я сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем об этом.
— Значит, ты не обнаружила в рапорте абсолютно ничего подозрительного?
— Ничего, — ответила она.
Майрон вскинул руки, словно в знак капитуляции.
— Ну и какого дьявола мы тогда сюда притащились? Чтобы предаться воспоминаниям об ушедшей юности?
Франсин посмотрела на него в упор.
— Кто-то вломился в мой дом.
— Что?!
— После того, как я прочитала папку. Налетчики пытались изобразить ограбление, но на самом деле это был обыск, причем весьма тщательный. Так что сейчас в моей квартире полный разгром. И сразу после этого меня вызвал к себе Рой Померанц. Помнишь такого?
— Нет.
— Он был старым партнером Уикнера.
— Кажется, теперь припоминаю, — сказал Майрон. — Уж не тот ли это тип, у которого в башке мускулы вместо мозгов?
— Он самый. Теперь шеф детективного бюро. Ну так вот: вчера он вызвал меня к себе в кабинет, чего прежде никогда не делал, и спросил, какого дьявола я копаюсь в старой папке о несчастном случае в поместье Брэдфорд.
— И что ты ему сказала?
— Сплела глупейшую историю о том, что меня интересует методика расследования преступлений, применявшаяся в прошлые годы.
У Майрона вытянулось лицо.
— И что же? Неужели Померанц на это купился?
— Нет, не купился, — заявила Франсин. — У него было такое выражение лица, что ему очень хочется взять меня за шкирку и вытрясти из моего бренного тела всю правду. Но он, ясное дело, на такое не решился. Так что ему ничего не оставалось, как сделать вид, что он задает подобные вопросы, чтобы выяснить, чем занимаются его сотрудники в свободное время между расследованиями и повышают ли свою квалификацию. Но видел бы ты в ту минуту его физиономию. Она до такой степени налилась кровью, что я подумала: еще немного — и его хватит удар. Кроме того, он сообщил мне, что неудачный выбор папки для изучения с моей стороны может повлечь неприятные последствия, так как сейчас год выборов. На этом вроде бы все и закончилось, а когда я ехала домой, то обнаружила за собой хвост. Но сегодня утром мне удалось от него избавиться — и вот я здесь и беседую с тобой.
— Значит, говоришь, они у тебя дома все перетряхнули?
— Абсолютно. Причем чувствовалось, что работали профессионалы. — Франсин поднялась с камня и сделала шаг по направлению к Майрону. — Может, теперь, когда ты узнал, что я разворошила ради тебя целый клубок змей, расскажешь наконец, почему я вынуждена терпеть все эти ядовитые укусы?
Майрон обдумал ее слова и возможности собственного выбора при сложившихся обстоятельствах и пришел к выводу, что как раз выбора у него и нет. Он действительно втянул Франсин во все это дерьмо, и она имеет полное право знать, из-за чего страдает.
— Ты читала сегодняшние утренние газеты? — спросил он.
— Да.
— Статью об убийстве Хораса Слотера просматривала?
— А как же? — Франсин вытянула руку, призывая Майрона к молчанию. — Кстати, в папке упоминалась фамилия Слотер. Но принадлежала она женщине. Горничной или служанке — что-то в этом роде. Она-то и обнаружила тело.
— Это Анита Слотер. Жена жертвы.
Франсин слегка побледнела.
— Господи! Кто бы знал, как мне все это не нравится… Но ты не молчи, продолжай рассказывать.
Майрон продолжил и постепенно рассказал ей все. Когда закончил, Франсин, напряженно о чем-то думая, устремила взгляд на полоску земли у подножия холма, где, когда они учились в школе, ученики играли в хоккей на траве, а она была капитаном команды. Потом, пожевав нижнюю губу, сказала:
— Хочу добавить кое-что по теме. Не знаю только, важно это или нет. Дело в том, что на Аниту Слотер незадолго до инцидента в поместье было совершено нападение.
Майрон от удивления отступил на шаг назад.
— Что это значит?
— В составленном Уикнером рапорте отмечалось, что у Аниты Слотер на лице все еще заметны царапины и ссадины, оставшиеся после нападения.
— Какого нападения? Когда?
— Не знаю. Больше об этом в рапорте Уикнера не сказано ни слова.
— И как же нам это выяснить?
— Вполне возможно, в подвале участка где-нибудь хранится рапорт, посвященный непосредственно этому делу, — сказала она. — Но…
— Все верно. Ты не должна рисковать, отыскивая его.
Франсин бросила взгляд на часы, после чего повернулась к Майрону.
— Мне нужно кое-что сделать до начала своей смены.
— Что бы ни делала, будь крайне осторожна, — сказал Майрон. — Считай, что твой телефон прослушивается, а в доме установлены «жучки». И еще: если обнаружишь за собой слежку, обязательно позвони мне по сотовому.
Франсин согласно кивнула. Потом снова глянула на полоску земли, где они в школьные годы играли в хоккей.
— Наша школа высшей ступени… — пробормотала она. — Скучал по ней когда-нибудь?
Майрон выразительно посмотрел на нее.
Она улыбнулась.
— Я тоже никогда не скучала. Ни капельки.
