ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Офис судмедэксперта округа Берген напоминал здание начальной школы. Одноэтажное строение из красного кирпича, состоявшее, казалось, из одних прямых углов, было возведено без малейшего проблеска творческой мысли или какой-либо архитектурной фантазии. С другой стороны, что можно требовать от морга? В зале ожидания рядами стояли пластиковые стулья, не более комфортабельные, чем чугунные доски. Майрону уже приходилось бывать здесь — вскоре после убийства отца Джессики. Что и говорить, не самые приятные воспоминания.
— Думаю, теперь мы можем пройти к телу, — сказала Маклафлин, перемолвившись с кем-то парой слов.
Пока они шли по коридору, Брэнда жалась к Майрону. Он обнимал ее за талию, поддерживая в прямом и переносном смысле, и его прикосновения, похоже, приносили ей некоторое успокоение. Майрон, касаясь Брэнды, тоже чувствовал себя более комфортно, хотя считал, что при данных обстоятельствах подобного быть не должно. Как-то это неправильно, не ко времени…
Пройдя по коридору, они вошли в комнату, сверкавшую металлом и кафелем. Там не было практически никакой мебели. Все необходимое оборудование, накрытое белыми простынями, находилось в противоположном конце помещения. В центре комнаты стоял стол на колесиках, тоже накрытый простынями. Майрон сразу заметил под ними очертания большого и сильного мужского тела.
Прежде чем подойти к закрытой простынями каталке, они некоторое время топтались в дверях. Потом, когда все приблизились к столу, мужчина в белом халате, которого Майрон принял за судмедэксперта или его ассистента, без малейшей помпы или торжественности стянул ткань с тела.
В первый момент Майрону показалось, что копы ошиблись и неверно идентифицировали труп. Впрочем, эта мысль основывалась всего лишь на эфемерной, ничем не подтвержденной надежде, и Майрон это отлично знал. А еще он знал, что подобная мысль, вероятно, приходит в голову каждому человеку, которого приводят в прозекторскую для опознания тела, хотя посетитель почти всегда заранее знает правду. Просто человеку свойственно рассчитывать на чудо, так что ничего неестественного или болезненного в этом нет.
Увы, и на этот раз никакой ошибки не произошло.
Глаза Брэнды наполнились слезами. Она опустила голову, горестно скривила рот и, протянув руку, провела пальцами по неподвижной холодной щеке.
— Достаточно, — сказала Маклафлин.
Мужчина в белом халате начал было закрывать тело простыней, но Майрон взял его за руку и остановил. Потом опустил голову и всмотрелся в останки старого друга. Его глаза жгли слезы, но он усилием воли прогнал их и заставил себя успокоиться. Не время плакать. Ведь он приехал сюда совсем с другой целью.
— Пулевое ранение, — произнес он внезапно охрипшим голосом, — находится на затылке, не так ли?
Судмедэксперт посмотрел на Маклафлин. Та кивнула.
— Да, — сказал человек в белом халате. — Я малость его подчистил, когда узнал о вашем приезде.
Майрон указал на правую щеку Хораса.
— А это что такое?
Судмедэксперт отреагировал на вопрос довольно нервно.
— У меня не было времени тщательно исследовать тело.
— Я спросил вас не о результатах анализов, доктор. Я задал вопрос относительно вот этого.
— Я вас понял. Но не хочу делать преждевременные выводы, пока не закончу аутопсию.
— Зато я могу сказать, что это такое, прямо сейчас. Это синяк, доктор, — заявил Майрон. — Иначе говоря, кровоподтек. И получен он еще при жизни жертвы. Это видно по цвету и степени синюшности. — Майрон понятия не имел, так ли это, но продолжал с апломбом развивать свою мысль. — Кроме того, у этого человека сломан нос. И это видно без всякой аутопсии, не так ли, доктор?
— Не отвечайте ему, — сказала Маклафлин.
— Нет необходимости. И так все ясно. — Майрон взял Брэнду за руку и повел прочь от мертвой телесной оболочки, бывшей некогда ее отцом. — Отличная попытка, Маклафлин. Только дело, увы, не выгорело. Вызовите нам такси. Мы больше не скажем вам ни единого слова.
Когда они оказались на улице в полном одиночестве, Брэнда сказала:
— Может, просветите меня относительно того, что все это значит?
— Они пытались вас надуть.
— Каким образом?
— Предположим, ради остроты спора, что вы действительно убили своего отца, и полиция стала вас допрашивать. Вы, ясное дело, нервничаете. И тут они неожиданно предлагают вам отличный выход из положения.
— Вы имеете в виду самозащиту?
— Именно. То есть оправдываемое убийство. Кроме того, они делают вид, что находятся на вашей стороне и понимают вас. Вы как убийца ухватились бы за подобное предложение, не так ли?
— Если бы убила я, то, вероятно, ухватилась бы.
— Но вы ведь поняли, что Маклафлин и Тайлз знали о синяках?
— И что из этого следует?
— А то, что если вы застрелили своего отца в целях самообороны, почему, спрашивается, он до этого был избит?
— Я не понимаю, о чем вы…
— Между тем все ясно как день. Они из кожи вон лезут, чтобы заставить вас признать свою вину. Предположим, вы следуете за ниточкой, которую они вложили вам в руки, и рассказываете всем и каждому, что он напал на вас и вы были вынуждены в него выстрелить. Но проблема заключается в том, что если все так и было, то откуда на лице у жертвы взялись синяки и кровоподтеки? Иными словами, Маклафлин и Тайлз после вашего признания неожиданно предъявляют новые свидетельства, противоречащие вашей версии событий. И с чем вы тогда остаетесь? С собственным признанием, которое уже нельзя забрать назад. Между тем они, обладая новыми свидетельствами в виде кровоподтеков, элементарно доказывают, что никакой самообороны не было и в помине. И вы в ловушке, куда загнали себя сами.
Брэнда некоторое время обдумывала его слова.
— Выходит, они знали, что кто-то избил его, прежде чем он был убит?
— Совершенно верно.
Брэнда нахмурилась.
— Но неужели они и вправду уверены, что я могла избить его до такой степени?
— Кто знает? Может, и не уверены.
— На чем же они основывались в своих рассуждениях?
— К примеру, они могли подумать, что вы неожиданно ударили его бейсбольной битой. Но мне кажется, что за всем этим кроется нечто другое. Скорее всего они предполагают наличие сообщника. Считают, что у вас был помощник. Помните, как Тайлз разглядывал мои руки?
Она кивнула.
— Он искал ссадины на костяшках или иные травмы — последствия драки. Если ударишь кого-нибудь, следы на руках всегда остаются.
— Она спросила, есть ли у меня бойфренд, по той же причине?
— Да. По той же.
Солнце стало жарить чуть меньше. Мимо них одна за другой проносились машины. Через дорогу находилась парковочная площадка. Мужчины и женщины в деловых костюмах рассаживались по автомобилям после проведенного в офисе утомительного трудового дня под искусственным светом галогенных ламп. Лица у них отливали голубизной, глаза часто мигали…
— Итак, они считают, что отец был избит непосредственно перед тем, как его застрелили? — сказала Брэнда.
— Думаю, да.
— Но мы знаем, что это скорее всего не соответствует истине.
Майрон кивнул.
— Мы обнаружили окровавленные вещи в его шкафчике. Лично я полагаю, что вашего отца избили за день или два до смерти. Ему тогда или удалось удрать, или это было предупреждение. Он направился к своему шкафчику в больнице Святого Варнавы, чтобы привести себя в порядок. Воспользовался футболкой, чтобы остановить кровотечение из носа, а потом сбежал.
— А кто-то разыскал его и застрелил…
— Да.
— Как вы думаете, нам следует рассказать полиции об окровавленной футболке?
— Не уверен. Подумайте об этом как следует. Копы не сомневаются, что это сделали вы. И тут вы приходите к ним и предъявляете окровавленную футболку отца. Как вы думаете, это нам поможет или вызовет еще большие подозрения?
Брэнда кивнула, а затем неожиданно отвернулась от него и как-то странно задышала. Слишком шумно и слишком часто. Но он не повернулся к ней и не спросил, в чем дело. Хотя его исполненное сочувствия сердце рвалось к ней. Бедная девушка. Сначала лишилась матери, а теперь отца. Братьев и сестер нет. В сущности, она совершенно одинока. Интересно, она ощущает это в полной мере?
Через несколько минут к ним подъехало такси. Брэнда снова повернулась к Майрону.
— Ну, куда вас подбросить? — спросил Майрон. — К подруге? Другу? К вашей тетушке?
Брэнда некоторое время обдумывала его слова. Потом покачала головой и посмотрела на Майрона.
— Если честно, — сказала она, — то я больше всего хотела бы остаться с вами.