Надо сказать, что людей всегда интересовало, что же находится по ту сторону Стикса. В широком смысле. «Никто не возвращался оттуда, чтобы рассказать нам, как они далеко», – сетовали древние египтяне.
Как бы отвечая на эти сетования, эвфемизм «он отправился в лучший мир» некоторым образом объясняет мотивацию этих невозвращенцев.
Нет, все-таки потустороннее существование – это настолько увлекательная тема, что о некоторых ее аспектах мы поговорим сразу. Здесь и сейчас. Не откладывая в долгий ящик, прошу прощения за столь бестактную игру слов.
Неизвестность всегда приводит к некоторой избыточности в приготовлениях к ней. Вы же прекрасно знаете, сколько неиспользованных вещей оказывается в чемодане после возвращения из путешествия. Здесь примерно то же самое – невозможно представить себе, в каких условиях предстоит провести ближайшую вечность. Современный человек привык уповать на авось и, как правило, отправляется в это дальнее путешествие налегке. Но, например, древние египтяне поставили подготовку к путешествию в загробный мир на высший уровень. Значительная часть экономики работала на светлое будущее своих фараонов. С позиций древнеегипетской макроэкономики это происходило вполне органично, потому что строительные работы обычно выполнялись в период паводков, когда и с доставкой стройматериалов было полегче, и поля все равно были затоплены. Та самая ситуация, о которой писал еще Пушкин: «Зима!.. Крестьянин, торжествуя…»
Короче, египетским крестьянам в это время все равно нечем было заняться. По крайней мере, с точки зрения фараона. Вот они и помогали рабам строить пирамиды.
Да что я вам рассказываю – вы и без меня прекрасно знаете, что содержимое гробницы фараонов должно было обеспечить комфортное существование клиента в течение необозримого будущего. Наиболее запасливые из них брали в дальнее путешествие не только драгоценности, валюту и произведения искусства, но и обслуживающий персонал. Так, например, фараон Джер из I династии прихватил с собой в вечность не только слуг и гарем, но и более двухсот пятидесяти персон из руководства страны, что, как мне представляется, было воспринято египетским народом с пониманием и одобрением.
Это был своеобразный персонаж, живший в V веке до н. э. в Китае на той территории, где нынче находится провинция Хубэй. Нашего героя по европейской традиции иногда называют маркизом, иногда герцогом, но по сути это царек. Причем настолько никому не интересный царек, что он ухитрился не засветиться ни в одном документе эпохи. Ни в летописях, ни в официальных документах, ни в воспоминаниях современников, нигде. То есть, с точки зрения историков, его не существовало вовсе. По крайней мере до 1977 года, когда подразделения китайского стройбата для нужд народного хозяйства срыли холм, под которым и обнаружилось захоронение государя маленького царства Цзэн, который «не был записан на бумаге и шелке», то есть по китайским понятиям был кромешным неудачником.
Собственно, это был сюжет, напоминающий обнаружение терракотовой армии императора Цинь Шихуанди тремя годами ранее, когда местный крестьянин вот точно так же где попало бурил артезианскую скважину. Он потом из крестьян переквалифицировался в экскурсоводы и долгие годы рассказывал пионерам, как нашел сокровища императора. Я его еще застал на этом ответственном посту, так что он и мне успел рассказать историю своей славы.
Так вот, маркиз Йи оказался выдающимся меломаном. Никто не спорит, на том свете без оружия никак, это знает каждый, поэтому луки, стрелы, дротики и арбалеты в арсенале покойника имелись в достаточном количестве для долговременной обороны.
Но главное, что потрясло археологов – коллекция музыкальных инструментов. Собственно, это даже не коллекция, а полноценный оркестр того времени – шестьдесят четыре колокола, барабаны, цитры, китайские аналоги свирелей и флейт, один из древнейших экземпляров язычкового инструмента шен. В общей сложности сто двадцать четыре музыкальных инструмента, а колокола к тому же с технической атрибуцией, вытисненной на них же. Нет слов – это фантастический подарок для специалистов. Все равно что при прокладке коммуникаций в XXXVI веке выкопать половину музея музыкальных инструментов имени Глинки.
Я понимаю счастье археологов. Но меня как оркестрового музыканта несколько опечалило то, что вместе с инструментами там оказались и мои коллеги – судя по всему, весь состав в количестве двадцати одного человека.
И что-то мне подсказывает, что дай иному дирижеру волю…
Лебедь – своеобразный орнитологический аналог Харона из финского эпоса Калевала. Он плавает по глади черной подземной реки, отделяющей мир живых от мира мертвых.
Нам он интересен в первую очередь тем, что финский классик Ян Сибелиус написал оркестровую сюиту на тему образов Калевалы под названием «Легенда о Лемминкяйнене» (так звали главного героя эпоса). Это жуткая языческая история со всеми свойственными любому древнему эпосу особенностями – глубоким аморализмом, подвигами, лишенными как здравого смысла, так и адекватной мотивации, кровожадностью, расчлененкой и общей невнятностью поэтической конструкции. Но для Сибелиуса она стала поводом для художественного вдохновения, и, пожалуй, чаще всего исполняемой пьесой из этого цикла стал «Туонельский лебедь» – произведение, в котором Сибелиусу удалось воплотить образ вечной статичности, неподвижности, неизменности и бесконечного движения в этой статике.
Выражает эту идею потустороннего мира Сибелиус с помощью солирующего английского рожка – инструмента, который как никакой другой подходит для этой цели. Просто я играю на английском рожке, поэтому знаю это не понаслышке. Так что если что, обращайтесь.