Электрические поля и теория информации: модернизация исследований телепатии

Физиологическая и биологическая кибернетика с самого начала были важной частью советской кибернетики. Моделирование биологических систем началось почти одновременно с проектированием компьютерных сетей и развитием кибернетической теории. Возможно, это связано с тем, что советские ученые не только развивали теорию американских математиков Шеннона и Винера, но также живо интересовались опытом британских кибернетиков. А для британской традиции математический анализ живых систем был ключевой темой, и телепатия представала таким же поводом для дискуссий, как и искусственный интеллект. В компьютерный век менялись не только методы естественных наук, но и базовые определения. И в этом контексте логично, что советские послевоенные исследования телепатии, сначала организованные представителями кибернетики, в результате стали ее частью.

В 1961 году, когда происходило организационное и методологическое становление кибернетики, Андрей Колмогоров, известный работами по теории вероятности, топологии и еще десятку разделов теоретической математики, выступил в МГУ с докладом “Автоматы и жизнь”. Первый тезис доклада, опубликованного позже в журнале “Техника – молодежи”, подвергал сомнению актуальность определения жизни как “особой формы существования белковых тел”, данное Энгельсом. Оно “было прогрессивно и правильно, пока мы имели дело только с конкретными формами жизни, развившимися на Земле, – писал Колмогоров. – В век космонавтики возникает реальная возможность встречи с «формами движения материи» (см. статью «Жизнь» в БСЭ), обладающими основными важными для нас свойствами живых и даже мыслящих существ, устроенными иначе”. Предлагая найти более общее и функциональное определение понятия “жизнь”, Колмогоров утверждает, что в перспективе это сможет сделать кибернетика. Более того, согласно Колмогорову, как только появится это определение, станет возможным “искусственное создание живых и мыслящих существ”.

Тезисы Колмогорова неслучайно были опубликованы редакцией журнала с подзаголовком “Материализм – это прекрасно”. Главный вопрос, который решала советская кибернетика в первые годы своего существования, – ее отношения с марксистско-ленинским материализмом. Начало этому было положено еще в 1955 году, в той самой статье Соболева, Ляпунова и Китова, которая открыла путь кибернетике в советскую науку: “До настоящего времени физиология могла только наблюдать за работой мозга. Сейчас появилась возможность экспериментировать, создавать модели пусть самых грубых, самых примитивных процессов мышления и, исследуя работу этих моделей, глубже познавать законы высшей нервной деятельности. Это означает дальнейшее развитие объективного метода изучения высшей нервной деятельности, предложенного И. П. Павловым”. Такие пассажи были более чем актуальными: прошло всего 13 лет после разгрома генетики и 10 лет после так называемой “павловской” сессии Академии наук СССР, на которой советские биологи подверглись критике за отступление от материализма и несоответствие подходам к физиологии Павлова и Сеченова. В том числе за использование кибернетических методов в биологии.

Одним из первых биокибернетиков, непосредственно работавшим над проблемами телепатии, был физиолог Павел Гуляев. Он начал заниматься биологической кибернетикой в середине 1950-х, когда это еще не приветствовалось и даже было опасно. Причем его первая научно-популярная статья о биологических системах была опубликована в журнале “Наука и жизнь” на полгода раньше, чем вообще первая в СССР некритическая статья о кибернетике – Ляпунова, Китова и Соболева в журнале “Вопросы философии”. В этом смысле Гуляев занимался биокибернетикой тогда, когда самой дисциплины официально еще не существовало.

В 1960 году, когда Павел Гуляев руководил лабораторией физиологической кибернетики в ЛГУ и сотрудничал с только что открывшейся лабораторией Васильева, вышла его книга “Электрические процессы коры головного мозга человека”. В последней главе он утверждал: “Факт передачи мысли на расстояние, без посредства органов чувств, в настоящее время считается доказанным и, вероятно, скоро будет практически применяться. Переносчиком телепатемы, видимо, является новое для науки физическое поле, продуцируемое мозгом”. При этом Гуляев сомневался в электромагнитной природе этого поля.

Телепатические эксперименты в этой лаборатории проводились с помощью различных приборов для измерения излучений мозга. Сначала это были обычные электроэнцефалографы, а в середине 1960-х аспирант лаборатории Гуляева Владимир Заботин построил специальный прибор “ауратрон”. Он измерял уже не электромагнитное поле, а его составляющую – электрическое поле, “порождаемое биотоками мышцы, сердца и нерва”.

Будучи последовательным биокибернетиком, Гуляев стремился интегрировать кибернетические методы в физиологию и много писал о моделировании биологических систем, в том числе мыслительных процессов человека. Для него эксперименты с телепатической передачей имели цель не только доказать существование феномена, но и построить его модель, а в перспективе – научиться управлять телепатией. Историк медиа Владимир Вельминский считает, что Гуляевым двигала идея массового контроля над сознанием людей. И действительно, идеи контроля сознания были популярными среди заказчиков парапсихологических исследований. Так, среди самих ученых ходили слухи, что идея использовать телепатию в оборонных целях принадлежала Хрущеву, который во время поездки в Индию увидел йогов и решил, что овладение их способностями может быть полезно для страны. Более того, именно с этой задачей часто связывают появление в 1960 году Института проблем передачи информации, сотрудники которого занимались “изучением ясновидения, телепатии, телекинеза” с целью разработать систему контроля. Однако в опубликованных научных и научно-популярных текстах Гуляева речь идет скорее о возможных механизмах телепатии, чем об ее управляющей функции в будущем.

В 1967 году Гуляев и его коллеги сделали доклад о своем открытии электрических полей сердца человека и нерва лягушки на заседании Ленинградского общества естествоиспытателей, а в 1968 году вышла публикация об их работе в научно-популярном журнале “Техника – молодежи”. В интервью с учеными неоднократно звучит оптимизм в отношении скорого доказательства существования телепатии, однако в ответ на вопрос о ее возможном применении Гуляев ограничивается описанием медицинской диагностики будущего, при которой пациенту и врачу почти ничего не придется делать – достаточно будет приборов, регистрирующих электрические излучения. Этот дефицит смелой фантазии заполняет журналист, согласно которому новый прибор Гуляева позволит следить за “течением коллективной мысли”: “В общественных местах можно установить чувствительные приборы, которые будут непрерывно регистрировать состояние психики людей. Тогда, скажем, режиссер по ходу пьесы сможет «видеть» настроение зрителей и давать своевременные указания актерам”.

Трудно сказать, какое отношение эта картина иммерсивного театра будущего имела к фантазиям самих кибернетиков. Скорее она была частью научно-фантастического дискурса, существовавшего как минимум с конца 1920-х, когда Беляев написал роман “Властелин мира”. В нем не было места индивидуальным свободам и уникальным чувствам, зато находились технологичные решения социальных проблем, будь то преступность или агрессия.

Тем временем Гуляева и его коллег волновал вопрос измерения электрического излучения мозга. Согласно их гипотезе, электрическое поле, излучаемое отдельными органами, существует лишь тысячные доли секунды, пока импульс идет вдоль нерва. Это объясняет сложности его регистрации и тем более моделирования: “Если учесть, что нервных каналов в нашем теле более 4 миллионов и активность импульсов непрерывно меняется, можно понять, насколько сложна общая картина «нервного» поля «гомо сапиенса»”. Спустя 13 лет объяснить эту сложность на теоретическом уровне взялся Виктор Глушков – директор Института кибернетики в Киеве, председатель Научного совета по проблемам кибернетики при Президиуме АН УССР, главный редактор журнала “Кибернетика” (1965–1982) и один из главных визионеров научно-технического прогресса.

Не будучи специалистом по биокибернетике, Глушков не только интересовался моделированием процессов мышления, но и верил в существование телепатии и в возможность сделать ее управляемой. Согласно некоторым источникам, в конце 1950-х Глушков пригласил на работу в Институт кибернетики уже немолодого Кажинского, чтобы развивать это направление. Тогда же в институте была создана группа биологической кибернетики под руководством хирурга Амосова. Однако большая часть советских исследований по телепатии были засекречены, поэтому до сих пор точно не известно, работал ли Кажинский у Глушкова, а если да, то успел ли он внести вклад в биокибернетику до своей смерти в 1962 году.

В научно-популярной книге Василия Захарченко “Разговор с электрическим мозгом”, вышедшей в 1975 году, Глушков дает комментарий о перспективах этого направления: “Придет день, и мы сумеем построить модель мозга, – говорит Глушков, – по весу своему соизмеримую с весом живого мозга человека. Тем более, что последние исследования говорят о том, что конструкция мозга не может быть беспредельно сложной. Она должна быть значительно проще, чем мы до сих пор предполагали”. Это происходит примерно тогда же, когда Глушков беседует с журналистом Геннадием Максимовичем о неограниченных возможностях компьютеров по сохранению и дальнейшей передаче информации из мозга (см. главу 1).

На основании бесед с Глушковым и другими кибернетиками Захарченко фантазирует, что за открытием биотоков последует возможность ими управлять. Например, с их помощью можно будет быстро передавать другому человеку профессиональные навыки, минуя стадию обучения: “Представьте себе, что биотоки талантливых людей самых различных специальностей записаны на пленку. Это могут быть токари, фрезеровщики, резчики по дереву или кости – словом, те, кого мы называем «мастер – золотые руки». С помощью таких записей можно будет обучать людей мастерству, воздействуя на их мышцы биотоками талантливых мастеров. Например, у вас отвратительный почерк. Биотоки, снятые с руки учителя каллиграфии, исправят его. Хочется верить, что когда-нибудь в магазине биоэлектрозаписей вы сможете купить, например, самоучитель танцев: сложную по форме биозапись отлично танцующего человека. Достаточно несколько раз «проиграть» эту запись на вашей нервной системе, чтобы научить вас танцевать”.

Кроме того, объясняет Глушков Василию Захарченко, передача биотоков на расстоянии будет работать на медицину: “Врач может по проводам или радио не только выслушать кардиограмму сердца больного, но и уверенно помочь пострадавшему, передав ему соответствующие биотоки. В случае необходимости доктор может прийти на помощь даже космонавту в полете, передав ему биотелеграмму: как действовать в том или ином случае”.

Судя по тому, что Глушков рассказывает Захарченко, он занимался проблемой передачи биотоков достаточно долго. Его единственная статья на эту тему вышла в журнале “Кибернетика” только в 1981 году, незадолго до смерти. Она называлась “О возможных особенностях физических полей биосистем”, и в ней Глушков не только признавал возможность телепатической передачи сигнала, но и создал ее кибернетическую модель. Это было своего рода отложенным ответом на вопрос, поставленный в 1968 году Павлом Гуляевым, о сложности исследования излучений организма человека, учитывая количество органов, каждый из которых производит волны разной длины. Глушков констатировал, что все биосистемы излучают поля (теперь речь идет не просто об электричестве, но уже о “переменных полях”). Однако эти поля трудно зарегистрировать, поскольку источников таких излучений внутри одного организма может быть много и все они могут находиться в разных фазах и амплитудах. Глушков предложил математическое обоснование модели телепатической передачи, согласно которой другая биосистема может получать сигналы благодаря тому, что ее “приемники” также находятся в разных фазах и амплитудах, что позволяет выделять и усиливать эти сигналы. “Указанными (хорошо известными в технике) феноменами, – писал Глушков, – можно в принципе объяснить многие загадочные явления парапсихологического характера, разумеется, только те, которые имеют место в природе, а не являются плодом воображения”.

Согласно воспоминаниям Леонида Плюща, советского диссидента и сотрудника Института кибернетики в 1962–1968 годы, тема телепатии увлекала не только ведущих ученых института, как его директора Виктора Глушкова или хирурга Николая Амосова, но и большую часть рядовых сотрудников. Одни просто “положительно относились к этой теме”, другие читали и слушали доклады, третьи организовывали собственные исследовательские группы. Для того, чтобы заниматься исследованиями не просто на досуге, а в качестве оплачиваемой работы, многие, по словам Плюща, получали заказы от государства, и их проекты быстро становились секретными. “Несколько официальных исследовательских групп появились в разных городах Союза, но вскоре все они были засекречены, – пишет Плющ, который также организовал группу по телепатическим экспериментам под гипнозом по методу чехословацкого исследователя Ризла. – Вначале мы тоже хотели получить материальную поддержку государства, но с течением времени стали понимать безнравственность целей государства в этой области”.

Во время обучения в университете и работы в Институте кибернетики Леонид Плющ тоже интересовался вопросами моделирования биологических систем и телепатией. Но в 1968 году после резкой критики судебного процесса над диссидентами Леонид Плющ был уволен из института и с тех пор кибернетикой не занимался, целиком посвятив себя публицистике и политической деятельности. С 1973 по 1976 год он находился на принудительном лечении в психиатрической больнице, а после освобождения уехал во Францию. Спустя три года вышла его книга воспоминаний “На карнавале истории”. То есть от кибернетиков-оптимистов вроде Гуляева и Глушкова Леонида Плюща отличал радикально другой жизненный опыт, а значит, и другой, критический взгляд на развитие кибернетики. Поэтому, описывая необыкновенный подъем биокибернетики 1960-х, к которому он сам имел непосредственное отношение, Плющ затем переходит и к описанию собственного разочарования в кибернетических подходах к биологии. Биокибернетика, по его словам, целиком зависит от данных, которые поставляет ей биология. Биология же только формируется как наука, и часто ее теории не соответствуют действительности. В результате кибернетика превращается в “математический идеализм”: формулы становятся самодостаточными, за ними не видно материи и вместо науки получается “математически-физически-технократическая” примитивная мифология и “кибернетическая магия формул, машин и заклинаний”.

Разочаровавшись в кибернетике, Плющ критикует не только биологов за слепую веру в формулы и исследователей телепатии за готовность работать на секретные военные проекты, но и проект ОГАС Виктора Глушкова – за попытку подменить кибернетикой социальные и психологические процессы. И заключает: “На опыте с биокибернетикой и телепатией я убедился, что нельзя бежать в науку: все равно участвуешь либо во лжи, либо в полицейско-милитаристской промышленности”.