Глава 2

Технология будущего – телепатия

Параллельно с трудной и неровной историей компьютерных сетей советская кибернетика находит обходные пути для собственного роста. Представители науки, только что победившей сталинские репрессии, погружаются в исследования 1920-х годов, чтобы реанимировать телепатию и другие виды экстрасенсорного восприятия. По аналогии с предыдущими научными прорывами – открытием радиоволн, созданием компьютера, полетом Гагарина – телепатия видится таким же прорывом в области технологий коммуникации. В конце концов, в 1960-е было сложно предугадать, какую проблему ученые решат раньше – построят компьютерные сети или откроют механизмы телепатической передачи информации.

Полезная дезинформация: кто первым вооружится биосвязью

Финансирование исследований телепатии в СССР началось с подачи военного инженера Игоря Полетаева, того самого, который написал одну из первых книг о кибернетике на русском языке и спровоцировал большую дискуссию о “физиках и лириках”. Когда осторожные публикации пионеров кибернетики открыли дорогу новой дисциплине, для научного сообщества это означало, что и другие, радикально новые научные направления тоже имеют шанс получить поддержку. В 1960-м Полетаев, вдохновленный успешным опытом борьбы за легализацию новой науки, написал письмо министру обороны СССР маршалу Родиону Малиновскому. В письме он сообщал, что в США уже давно и успешно ведутся исследовательские эксперименты с телепатической передачей информации, в частности, “в американских вооруженных силах принята на вооружение телепатия (передача мыслей на расстояние без помощи технических средств) в качестве средства связи с подводными лодками, находящимися в плавании”.

К письму была приложена статья “Телепатическая связь”, написанная Полетаевым в соавторстве с Леонидом Васильевым и Павлом Гуляевым. Аргументируя необходимость “широко развернуть научные исследования телепатии в Советском Союзе”, они настаивали на возможности материалистического объяснения феномена: “Предполагается, что носителем телепатемы является новая закономерная реальность, нечто вроде нового физического поля. Никакой мистики в этом предположении нет. Постулирование новых физических полей является обычным и плодотворным приемом физиков. Напомним открытие мезонного поля, которое вначале было постулировано и только через 10 лет доказано экспериментально…”

Это письмо стало поворотным моментом в истории советской науки: авангардные исследования 1920–1930-х годов оказались востребованными зарождающейся кибернетикой, а телепатия получила статус стратегически перспективной технологии коммуникации. Главным посредником между довоенной наукой и биокибернетикой начала 1960-х стал соавтор Полетаева по статье “Телепатическая связь” Леонид Васильев.

Физиолог и младший коллега Владимира Бехтерева, Васильев с 1921 года работал в Институте по изучению мозга и психической деятельности (позже – Институт мозга человека). Пионер в области изучения психофизиологии, Бехтерев проявлял большой интерес к исследованиям телепатии в 1910-х – начале 1920-х. Со временем он пришел к выводу, что доказательств существования телепатии науке собрать пока не удалось, однако продолжал поддерживать исследования по этой теме в руководимом им институте. В 1922 году при содействии Бехтерева была организована Комиссия по изучению мысленного внушения, которая состояла из психологов, врачей, физиологов, физиков и философов. Комиссия обсуждала исследования и публиковала их результаты – в том числе на Всероссийском съезде по психоневрологии в 1924 году. Автор одной из статей, написанных под впечатлением от докладов на конгрессе, сделал следующий вывод: “Ленинградскому институту мозга удалось установить, что в так называемой передаче мыслей на расстоянии мы имеем дело… с одним из видов энергии; мозг одного человека является индукционным аппаратом, посылающим энергетические волны, а мозг другого человека воспринимает эти волны”.

Тогда, в 1920-е годы, русская наука была неотъемлемой частью европейской научной традиции, в рамках которой ученые разных стран – Великобритании, Италии, США – работали над электромагнитной гипотезой телепатии, появившейся в конце XIX века. Самые сенсационные результаты показал итальянский ученый Каццамали, который утверждал, что у него получилось измерить электромагнитное излучение мозга во время сеанса телепатии. Информация об успехах Каццамали инспирировала ряд научных экспериментов в разных странах, в том числе и в Советской России. К изучению телепатии приступили в Институте мозга и Институте биофизики в Ленинграде, в Центре зоопсихологии Дурова в Москве и в некоторых других научных и любительских организациях.

В 1928 году Васильев отправился в командировку во Францию и Германию, чтобы ознакомиться с европейскими исследованиями телепатии и установить профессиональные контакты с коллегами. Все это время, с начала 1920-х годов до конца 1930-х, Васильев изучал влияние внешних и внутренних условий на телепатический процесс. Сначала под руководством Бехтерева, а после его смерти в 1932 году – самостоятельно. Следуя электромагнитной гипотезе телепатии, Васильев проводил телепатические сеансы с экранированием, с гипнозом, с мескалином (“пейотлем”) и сравнивал полученные результаты. Однако, несмотря на большое количество экспериментов, ни одна гипотеза не нашла подтверждения, а в конце 1930-х его исследования были прекращены по инициативе НКВД.

Все эти годы, вплоть до конца 1950-х, Васильев не прерывал контакты со своими европейскими коллегами, которые снабжали его научной литературой и новостями. В 1958 году Васильев получил от парижского коллеги Рафаэля Херумьяна научно-популярные журналы Constellation и Science et Vie с публикациями о телепатическом эксперименте на американской подводной лодке “Наутилус”. Согласно статьям, телепатический эксперимент проходил в условиях, при которых никакие известные физикам способы связи были невозможны: подлодка находилась под слоем арктического льда. Был использован метод телепатической связи, разработанный доктором Райном из лаборатории парапсихологии Университета Дьюка. Сотрудник лаборатории по фамилии Смит с минутным интервалом доставал из барабана одну из пяти карт с изображением квадрата, креста, звезды, волнистых линий и круга (карты Зенера), смотрел на них и копировал символы на бумагу. В результате каждой сессии появлялся листок с пятью символами. Смит запечатывал листок в конверте и передавал конверт руководителю лаборатории полковнику Боуэрсу, а тот запирал конверт в сейфе. В то же самое, заранее оговоренное время лейтенант ВМФ, известный как Джонс, сидел в изолированной комнате на “Наутилусе” и с помощью телепатической связи “получал” изображения, отправленные Смитом. Он тоже рисовал результаты, запечатывал их в конверте и передавал их своему начальнику. Эксперимент длился 16 дней, а по возвращении “Наутилуса” результаты были отправлены в лабораторию Боуэрса. Как утверждали французские журналы, совпадения составляли 70 %, что было бы невозможно, если бы телепатия не сработала.

История о “Наутилусе” оказалась выдумкой. Журналист Мартин Эбон в книге 1983 года “Парапсихологическая война: угроза или иллюзия?” (Psychic Warfare: Threat or Illusion?) провел расследование и выяснил, что никакого эксперимента, скорее всего, не было. Сначала эту информацию опровергло американское военно-морское начальство. Затем журналист встретился с редактором журнала Science et Vie Жеральдом Мессади, опубликовавшим статью о “Наутилусе”, и узнал, что по прошествии 20 лет Мессади считает новость об эксперименте розыгрышем. В своей книге Эбон подчеркивает, что дезинформация и сомнения в США и СССР были взаимными: “Некоторые американцы поддерживали гипотезу, что вся история с «Наутилусом» была советской провокацией, запущенной во Франции с целью представить уважительную причину старта советских исследований экстрасенсорики”.

Леонид Васильев с самого начала сомневался в достоверности истории о “Наутилусе”, однако это не помешало ему развернуть активную деятельность по организации собственных парапсихологических исследований. Напирая на факт, что советская наука уступила лидерство в исследованиях телепатии США, Васильев начал выступать с докладами на научных конференциях и неформальных собраниях, а в 1959 году выпустил книгу “Таинственные явления человеческой психики”, одна из глав которой посвящена телепатии. В числе тех, кто обсуждал эту тему с Васильевым, были деятели развивающейся кибернетики – военный инженер Игорь Полетаев и физиолог Павел Гуляев.

Полетаев был так воодушевлен лекциями Васильева, что написал то самое письмо маршалу Малиновскому об успешных экспериментах американских военных. И оно сработало: в 1960 году в Физиологическом институте при ЛГУ была основана лаборатория электромагнитных полей и аэроионов, в состав которой вошла группа биотелесвязи.

Это могло бы показаться случайным стечением обстоятельств – фейк о “Наутилусе” попадает в нужные руки и создает повод, чтобы подключить военных для изучения новых средств секретной связи. Однако случай с Полетаевым и Малиновским был лишь одним из ряда событий, которые привели к ренессансу исследований телепатии. Так, например, еще одним посредником между довоенной советской наукой и кибернетикой 1960-х был Сергей Турлыгин. В 1930-е годы Турлыгин, ученик физиолога П. П. Лазарева, тоже проводил эксперименты с “бессловесным гипнозом” и в 1939 году представил результаты своих экспериментов Московскому обществу естествоиспытателей, получив положительную реакцию коллег. В 1930-е Турлыгин, как и большинство его коллег, был сторонником электромагнитной гипотезы и в результате экспериментов вывел примерную длину волны, излучаемой мозгом. Она оказалась очень короткой: около 2 мм.

В начале 1950-х Турлыгин начал сомневаться в собственной гипотезе и предположил, что существует мозговое излучение какой-то другой природы, пока не известной науке. Вместе со своим учеником, психиатром Дмитрием Мирзой, Турлыгин организовал несколько отдельных телепатических экспериментов в Институте биофизики АН СССР, а в 1955 году добился создания отдельной лаборатории. Однако почти сразу после ее основания Турлыгин умер, лаборатория была закрыта, а руководство Института биофизики отказалось от этого направления исследований. В 1958 году работы Турлыгина продолжил Дмитрий Мирза, которого пригласили руководить лабораторией в научно-исследовательском институте “Электром” при АН СССР. То есть исследования Турлыгина были продолжены.

Наконец, был и третий посредник – инженер и специалист по электричеству Бернард Кажинский. В 1959 году в газете “Комсомольская правда” была напечатана его статья “Радиопередача мыслей”. После выхода статьи Кажинского пригласили в МГУ прочитать доклад на эту тему. Организатором доклада стал Игорь Мирзалис (литературный псевдоним – Игорь Винокуров), в то время студент кафедры физиологии высшей нервной деятельности и председатель кружка общей биологии. Впоследствии Мирзалис вспоминал, что на заседаниях факультета выступали не только биологи, но и кибернетики, например Игорь Полетаев. Полетаев пригласил Кажинского прочитать доклад “Электромагнитная гипотеза передачи мысли на расстояние”. Кажинский с готовностью согласился и, полагая, что “от этого зависит весьма многое хорошее для полезного развития в СССР трактуемой проблемы”, попросил Мирзалиса пригласить на свой доклад известных ученых, включая кибернетика Акселя Берга. Несмотря на то, что перед самым началом доклада администрация МГУ решила его отменить, выступление все же состоялось: пока Мирзалис выяснял отношения с начальством, Кажинский собрал людей в другой аудитории.

Случай Кажинского, пожалуй, наиболее примечательный с точки зрения истории исследований телепатии и ее переплетений с историей кибернетики. Во-первых, Кажинский был не физиологом, а инженером-электриком и изобретателем. В 1920-е годы его основной деятельностью была электрификация сельского хозяйства – он работал заведующим отделом Наркомзема, изобретал ветряную электростанцию и искал другие связанные с электричеством способы улучшить аграрные показатели. То есть принадлежал к поколению энтузиастов электричества – той утопической силы, которая в 1920-е мыслилась как основа будущего коммунизма, а в 1960-е уступила место электронике и компьютерным сетям. Как и для многих его современников вроде Андрея Платонова (с которым они однажды переписывались), для Кажинского перспективы электричества были практически безграничными: с помощью этой волшебной субстанции можно было не только поставить на ноги разрушенную войнами и голодом страну, но и подчинить стихийные природные явления воле человека. Параллельно он вел эксперименты по передаче мысли на расстоянии, развивая электромагнитную гипотезу телепатии.

В 1922 году Кажинский сделал доклад о телепатии на Всероссийском съезде Ассоциации натуралистов (Асснат). Это объединение “изобретателей, любителей и самоучек” было основано годом раньше для внедрения спонтанных авторских открытий в разные хозяйственные отрасли. После успешного доклада на съезде Кажинского стали приглашать с лекциями, он получил возможность сотрудничать с разными лабораториями и проводить эксперименты, итогом которых стала книга “Передача мыслей”, изданная в 1923 году. Кажинский представлял человеческий организм как радиоустройство, передающее и принимающее электромагнитные сигналы. В своих лекциях и публикациях он постоянно проводил параллели между телом и радиоприбором: “человеческая мысль – это электричество”, мыслящий мозг производит “биологический колебательный контур”, нервная система напоминает радиосхему и т. п.

Поддержанный академическими учеными и Константином Циолковским, с которым Кажинский подружился после своего нашумевшего доклада на съезде, он убедился в правильности своей теории телепатии как процесса передачи электромагнитных волн. Теперь его задачей стало создание прибора, “электромагнитного микроскопа”, который мог бы улавливать эти волны. В 1922 году Кажинский разработал схему прибора и даже устроился на работу в испытательную лабораторию аппаратного завода “Радио” в Москве, чтобы получить возможность его сконструировать.

В 1929 году выходит научно-фантастический роман Александра Беляева “Властелин мира” об изобретении прибора для управления телепатией. Берлинский изобретатель Штирнер создает такой прибор и использует его, чтобы добиться любви, богатства и власти. Московский ученый Качинский, прообразом которого был друг писателя Бернард Кажинский, сначала спасает мир от Штирнера, уже успевшего развязать мировую войну. А затем с помощью этого же гаджета создает систему управляемой телепатии, которая становится главным способом коммуникации в социалистической Москве: “Передача мысли на расстояние действительно достигла широкого применения… Москва стала городом великого молчания. Мы почти не разговариваем друг с другом с тех пор, как научились непосредственно обмениваться мыслями. Каким громоздким и медленным кажется теперь нам старый способ разговора! Возможно, что со временем мы и совсем разучимся говорить. Скоро и почту, и телеграф, и даже радио мы сдадим в архив. Мы научились уже разговаривать друг с другом на расстоянии”. Телепатия в воображаемой Москве Беляева работает не только для коммуникации людей друг с другом: это способ сочинять и слушать музыку (“мысленно импровизировать и излучать импровизацию”), играть в шахматы и следить за игрой (“шахматисты излучают весь процесс обдумывания ходов”), передавать театральные постановки и кино, а самое главное – управлять организацией труда (“на смену механическому принуждению пришла наша мыслепередача, которая не принуждает, а помогает рабочим координировать работу своей нервной системы и мышц с работой коллектива”) и обезвреживать преступников (“при помощи сверхмощных усилителей, которые у нас имеются, мы делаем преступнику соответствующее «внушение», и он навсегда делается безопасным”).

Беляев написал свою книгу в результате долгих бесед с Кажинским и подробного знакомства с его инженерными и теоретическими работами. И хотя жанр научно-фантастического романа призван радикализировать воображаемое, можно предположить, что это описание будущего очень близко к представлениям Кажинского, которые были довольно радикальными даже для 1920-х годов. “В отличие от Нобеля, – писал он Циолковскому в 1922 году, – изобретшего динамит для инженерных целей (горных работ) и узнавшего потом с ужасом, что это изобретение принесло человечеству больше горя в войнах, чем пользы, и потому бросившего свои громадные средства на пропаганду мира, ибо он никакого иного противодействия придумать не мог, я в моей идее имею уже готовым приспособление, могущее изолировать человека от нежелательных для него влияний посторонних токов”.

К началу 1930-х Кажинский пришел к выводу, что релевантные его сложной задаче технологии отсутствуют: “Возник вопрос об изыскании таких приборов и проводников, которые вовсе не имели бы электрического сопротивления, т. е. обладали бы сверхпроводимостью. К сожалению, все мои попытки найти что-либо подходящее успеха не имели. Таково было состояние техники того времени”. Электронный век, безусловно, обещал его проекту гораздо более перспективное будущее.

После решительных действий Минобороны это направление исследований получило серьезный толчок к развитию. Помимо лаборатории Васильева при Академии наук СССР в 1961 году был основан Институт проблем передачи информации, куда перевели лабораторию Дмитрия Мирзы. Как вспоминал энтузиаст изучения телепатии Эдуард Наумов, в 1961 году на специальном совещании у президента Академии наук Мстислава Келдыша обсуждалась деятельность лаборатории Мирзы. Среди участников дискуссии были, в частности, нейрофизиолог Эзрас Асратян, радиофизики Юрий Кобзарев и Александр Минц, физик-теоретик и нобелевский лауреат Игорь Тамм, физик-акустик Александр Харкевич, а также один из отцов советской кибернетики Аксель Берг. Работы Мирзы было решено продолжать.

К началу 1970-х для исследований телепатии и других проявлений экстрасенсорики были основаны уже десятки лабораторий и отделов. Гораздо более благоприятной стала и общественная атмосфера, если судить об этом по публикациям в газетах и научно-популярных журналах. По подсчетам Эдуарда Наумова, к 1966 году в СССР было опубликовано 152 статьи о разных явлениях парапсихологии, включая телепатию, и только 15 из них были критическими. Это был заметный результат, учитывая, что в 1957 году было только три публикации и все они были негативными.

На первом этапе послевоенных исследований телепатии, когда главными действующими лицами были в основном ученые, начавшие работать еще в 1920-е годы, кибернетика играла роль скорее флагмана, чем собственно научного аппарата. Опыт моментального превращения вчерашней псевдонауки в самую передовую научную дисциплину дарил исследователям телепатии надежду на продолжение их прежних экспериментов на новом уровне.

В конце 1950-х – начале 1960-х выходят три книги Леонида Васильева по научному обоснованию телепатической связи: “Таинственные явления человеческой психики” (1959), “Внушение на расстоянии. Заметки физиолога” (1962) и “Экспериментальные исследования мысленного внушения” (1962). Они содержали данные, которые Васильев собирал еще в Институте мозга человека, а также данные новых экспериментов его лаборатории в ЛГУ. Настаивая на строго научном подходе к изучению телепатии, Васильев видел непосредственную связь между парапсихологией и кибернетикой и возможностью передачи и управления информацией: “Неудивительно, что кибернетики начинают теперь интересоваться и телепатическими явлениями как особым видом передачи информации. Так, например, известный математик и кибернетик А. Тьюринг озабочен в своей книжке вопросом, как согласовать некоторые положения кибернетики с признанием реального существования парапсихических явлений, в частности телепатии. Можно предположить, что «телепатическая пара» в момент передачи внушения на расстоянии являет собой временно действующую кибернетическую систему со всеми вытекающими из этого определения следствиями”. Развитие кибернетики, согласно Васильеву, приблизило ученых к пониманию природы телепатии: теперь очевидно, что мозг передает и принимает не энергию, как считали раньше, а информацию. “То, что внушается на расстоянии, – телепатема. Передается так, как передаются сигналы и информация, подчиняясь закономерностям кибернетических систем, – пишет он, после чего прибегает к последнему аргументу: – Разве квантовая механика, теория относительности, отрицание абсолютного значения принципов сохранения массы и энергии не были на первых порах вопиющей «несовместимостью» с современной им теорией науки? То, что вчера казалось «сверхъестественным», сегодня признается естественным…”.

Частые упоминания кибернетики, разумеется, еще не делали самого Васильева кибернетиком. Он продолжал делать то, что делал в 1920-е и 1930-е, только теперь надеялся, что сможет передать свою миссию новому поколению исследователей. Чуть менее оптимистичным по отношению к кибернетике был Бернард Кажинский. В 1962 году вышла его книга “Биологическое радио”, в которой он подробно излагал свою теорию и результаты телепатических экспериментов 1920-х. В отличие от Васильева, который к концу 1950-х начал сомневаться в электромагнитной гипотезе, Кажинский не только настаивает на ней, но и считает ее доказанной: “В настоящее время, когда опытами ученых в СССР и за границей достигнута реальная возможность осуществлять по желанию заранее заданную экспериментом передачу мысленной информации на расстоянии, доказана электромагнитная и биорадиационная природа этого феномена, и, наконец, когда мы все чаще сталкиваемся со случаями передачи мысленной информации в быту людей, уж каким-то архаизмом звучит утверждение о сверхъестественности этого феномена. И чем глубже мы будем изучать природу этих явлений, тем скорее и основательнее падет с них покров таинственности и загадочной необычайности, а сама проблема тем прочнее займет место в области точных наук”. Впрочем, Кажинский оставляет возможность для открытия “новых элементарных частиц с не выясненной еще функцией”, среди которых будет и передача мысленной информации. Причем за окончательным открытием механизмов этой передачи должна последовать способность управлять процессом – качество, которое “будет полезно в наступающий век коммунизма на Земле, в век развития космических путешествий человека на другие планеты”. Наконец, Кажинский подходит и к аналогиям между мозгом и “кибернетическими машинами” (то есть компьютерами), утверждая, что производимые ими процессы сходны, однако мозг представляет собой значительно более сложное устройство, чем самая сложная машина.

Итак, и Васильев, и его современник Кажинский принадлежали к предыдущему поколению визионеров. Свои главные исследования телепатии они проводили в 1920-е годы, адаптировав для их описания кибернетический язык. Кибернетика обещала новые точные методы и аппараты, но самый сокрушительный аргумент крылся в ее собственной истории: как и кибернетика, телепатия тоже имела шансы выбиться из псевдонауки в мейнстрим. Следующий шаг сделал физиолог Павел Гуляев – третий соавтор Игоря Полетаева и Леонида Васильева по статье “Телепатическая передача”, которая была отправлена в 1960 году маршалу Малиновскому и открыла новые перспективы телепатическим исследованиям. Для Гуляева кибернетическая система была не просто метафорой телепатии, но наиболее точным отражением ее сути.