Русский интернет: торжество самиздата

Постепенно новостные группы, посвященные России, стали русскоязычными и в дискуссиях стали участвовать уже только русские пользователи. Затем получил распространение веб-протокол, и русский интернет переместился на собственные форумы и веб-сайты. Что оставалось неизменным до 1996–1997 годов – это, во-первых, эмигрантский статус большинства авторов, а во-вторых, большой интерес к литературе, под которой понимался широкий круг текстов. Эти два важнейших признака раннего русского интернета были, безусловно, связаны друг с другом. Чтобы увидеть природу этой связи, нужно обратиться к феномену самиздата, который играл важную роль для советской культуры, а в момент ее кризиса обрел вторую жизнь в русском интернете.

“Мы привезли в Америку несколько дискет с текстами, в том числе полное собрание Пастернака, – так математик Михаил Вербицкий описывал свой опыт переезда в США. – Мы его распечатали, а он вышел весь какими-то знаками: цветочки, знаки доллара, трефы, пики… И дальше мы имели много фана, потому что все это расшифровывали частотным методом. Скажем, пробел, буква и пробел – это или «в», или «и». И так весь текст. Самиздатовский Пастернак [на бумаге. – НК] тоже был, но везти его в Америку было глупо. Это был 1990 год”. Вербицкий – в будущем ученый с мировым именем и enfant terrible русского интернета, любивший шокировать своих читателей радикальными политическими высказываниями и экзотическими философскими концепциями, – в 1990 году закончил МГУ и уехал учиться в аспирантуру Гарвардского университета. Там в университетском кампусе он впервые подключился к Юзнету и стал активным пользователем – как и многие другие аспиранты и сотрудники американских университетов, составившие первое сетевое русскоязычное сообщество.

Эмиграция молодых математиков, физиков, биологов, специалистов по компьютерным наукам и инженеров в начале 1990-х была прежде всего способом спасти свою профессию. Переезд означал потерю связей с родной средой, но в этом случае было еще одно следствие, частично компенсирующее эту утрату: эмигранты получали доступ к дефицитным русским текстам. Через университетские компьютеры, подключенные к интернету, пользователи обменивались файлами и ссылками на дигитальные библиотеки. Эти библиотеки хранились на дискетах и лентах, а также выкладывались на ftp-сайты (file transfer protocol), с которых можно было скачивать файлы на свой компьютер.

В основном эти библиотеки состояли из компьютерных программ и художественных текстов на русском языке и были большой ценностью. Так, например, в 1991–1994 годы в группы soc.culture.soviet и talk.politics.soviet поступали просьбы от разных подписчиков прислать тексты песен русского рока и Владимира Высоцкого, романы братьев Стругацких, анекдоты о Штирлице и другие тексты. Наибольшим спросом пользовались анекдоты. В 1992 году в группе soc.culture.soviet задавали много вопросов по поводу коллекции текстов “1001 русский анекдот” – ее просили выслать, помочь разархивировать и конвертировать и даже перевести на английский. Кроме того, подписчики пытались выяснить, кто именно первоначальный коллекционер: к тому моменту в Израиле и США уже были опубликованы собрания советских политических анекдотов. Однако определить источник файлов, которыми обменивались в Юзнете в 1992 году, было практически невозможно: анонимные коллекции рассылались по требованию или публиковались на ftp-сайтах.

В том же 1992 году бывший советский программист, научный сотрудник Мэрилендского университета Вадим Маслов выложил на ftp-сайт архив файлов, “связанных с Россией и с русским языком”. В его библиотеке были в основном конверторы и инструкции по кириллизации Windows, кириллические шрифты, информация по оформлению американской визы, список телефонных кодов российских городов и другая полезная информация. Отдельную папку составляли тексты братьев Стругацких, “Сказка о Федоте-стрельце” Леонида Филатова (впервые опубликованная в 1987 году, была популярна в позднем, перестроечном самиздате), а также коллекция юмористических рассказов и анекдотов. В 1993 году Маслов переводит библиотеку на веб-сайт – так появляется один из первых русскоязычных веб-проектов “Совинформбюро” – и начинает регулярно публиковать каталог своих файлов в группе talk.politics.soviet. В 1993 году это еще совсем короткий список, а в 1995-м Маслов отдельно постит оглавление раздела “Юмор”. В этом списке 75 файлов, из которых большую часть составляют советские анекдоты из нескольких популярных циклов: политические, о Штирлице, о поручике Ржевском, о военных, отдельным файлом – математические анекдоты. Кроме того, в коллекции Маслова есть “срамная” поэзия XIX века (стихи Ивана Баркова, поэма “Лука Мудищев”), книга Венедикта Ерофеева “Моя маленькая Лениниана” (в СССР была опубликована в самиздате), рассказы Даниила Хармса, а также тексты юмористического клуба Новосибирского университета “Контора братьев Дивановых” и Ленинградской художественной группы “Митьки”. В целом этот набор был характерным для электронных библиотек начала 1990-х, а деятельность Маслова по сбору и распространению текстов показывает типичный путь библиотек от текстовых файлов на дискетах до публикаций на веб-сайтах.

Подобные коллекции текстов были широко распространены в позднем СССР. Это легко представить, учитывая, с одной стороны, дефицит неподцензурной литературы, а с другой – огромное количество вычислительных центров, конструкторских бюро и научно-исследовательских институтов с компьютерами, принтерами, а иногда и переплетными мастерскими. Вот как описывает процесс сбора и хранения электронных текстов в Московском экспериментальном вычислительном центре (МЭВЦ) при Госкомитете по вычислительной технике СССР его бывший сотрудник Александр Артамонов: “У нас на большой ЭВМ была катушечка ленты, на которой было написано: «архив Лены и Яны». На ней жил разный самиздат: Высоцкий, Галич, Булгаков, по-моему, Солженицын, «Камасутра», конечно же… Лена и Яна были сотрудницами МЭВЦа. Ленты были более долгоживущие, чем жесткие диски, у которых срок службы в лучшем случае несколько месяцев. Поэтому в ночную смену я, как оператор, занимался резервным копированием, переводя записи с диска на ленту, а в воскресенье мы копировали всё, что могли. У нас было два поколения архива, и если что-то случалось, мы могли восстановить любой файл на любой день. И это было как дышать – надо это делать или не надо, не обсуждалось. Как только появились эти большие ЭВМ, операторы по ночам, пока начальства нет, брали эти вот синьки и тук-тук-тук-тук-тук… набивали… Это был такой электронный самиздат… Катушка ленты – это примерно 20 мегабайт. Ну, для текста это прилично”.

В начале 1990-х такие коллекции стали первым контентом русского интернета. Примерно с этого началась и библиотека Максима Мошкова – один из самых популярных русскоязычных веб-сайтов в 1990-е, существующий по сей день. В 1993 году Мошков работал программистом и системным администратором в отделении математики Российской академии наук – одном из немногих мест в Москве, где в это время была не только электронная почта, но и собственный ftp-сайт. Вот как описал это Максим Мошков: “Вдруг нам рассказали, что существует WWW. Ребята из Черноголовки его нашли. Институт математики должен что-то поставить в витрину, чтобы и Запад мог смотреть. Мы нашли чуть ли не единственный существующий тогда сайт, это была личная страничка разработчика WWW (Бернерса-Ли. – НК). На ней была фотография, которую можно было скачать и открыть в отдельном окошке, и какая-то информация о нем. Мы взяли файлы с сервера ЦЕРНа и методом копипаста и переделывания сделали из них страничку института. После чего к нам пришел начальник и сказал: «Так, всем сотрудникам сделать личные странички». Наш начальник любил развивать интернет”.

На личной странице Бернерса-Ли помимо его биографии оказался раздел “хобби” – для первого постсоветского поколения это была довольно непривычная форма публичного рассказа о себе. “Все стали делать эти странички, – говорит Мошков. – Каждый изгалялся как мог. Я себе тоже сделал страничку, где было положено иметь информацию о себе и о своем хобби. В раздел «хобби» вписал, что у меня есть коллекция текстов про туризм, рок-музыку и литературу. И загрузил ее туда, чтобы это была не одна страничка из одного файла, а несколько. Я хранил эти файлы в институте, и когда сделал себе личную страничку, сам бог велел их туда сунуть”. Так началась библиотека Мошкова, и с тех пор ее дизайн и структура мало изменились. По сути, сайт Lib.ru, который существует сегодня, фактически и есть тот самый раздел “хобби” в резюме сотрудника Российской академии наук, скопированный с личной странички Бернерса-Ли.

В западной традиции термин “самиздат” до последнего времени имел более узкое значение: под этим понималась в основном диссидентская литература, часто политического содержания, которая распространялась в машинописных копиях. В этом смысле электронный самиздат, имевший хождение среди сотрудников НИИ, а затем и первых русскоязычных пользователей интернета, в большей степени принадлежит советской популярной культуре, чем политическому сопротивлению советского периода. Тем не менее эти два самиздата тесно переплетены друг с другом.

Для читателей классического самиздата к последнему относится прежде всего бумажная книга, будь то машинопись или фотокопия. Так, например, Максим Мошков упоминает в интервью, что читал “«Мастера и Маргариту» на ксероксе” и “толстую пачку фоток с «Доктором Живаго»”. А Михаил Вербицкий в своем рассказе о переезде в США различает два материальных носителя текстов Пастернака, которые были у них с женой, – “на дискетах” и “самиздатовские”. В середине 1970-х, когда в СССР в массовом порядке стали производить ЭВМ и АЦПУ (то есть компьютеры и принтеры), многие тексты из классического самиздата переехали в электронный, стали распространяться на дисках, затем дискетах и наконец были опубликованы в интернете – сначала на ftp-сайтах, а затем в онлайновых библиотеках на веб-сайтах. Одновременно с медийным переходом из бумаги в электронный сигнал самиздат стал частично менять содержание. С одной стороны, он обрастал все большим количеством тем и жанров, интересных широкому кругу читателей. Так, помимо классического литературного самиздата (тексты Пастернака, Булгакова, поэтов Серебряного века, Бродского, Высоцкого) появилась научная фантастика, бардовская песня, обширные коллекции юмора и эротики, а также статьи и книги по альтернативной медицине, востоковедению и эзотерике. С другой стороны, практически не осталось текстов на политические темы вроде “Хроники текущих событий” или книг Солженицына, свойственные собственно диссидентскому самиздату.

К сожалению, об этой части самиздата практически не пишут ни в России, ни в англоязычной литературе, несмотря на его массовость. Например, в “Антологии самиздата” вообще нет упоминаний об этой части подпольной литературы, а в подробном обзоре самиздата историка и журналиста Алексея Пятковского она называется “изданиями по интересам” или “материалами для отдыха”, куда, по мнению автора, входит “порнографическая и астрологическая литература, психологические тесты, каталоги для коллекционеров”. В целом, согласно Пятковскому, поздний период истории самиздата (с середины 1970-х до 1986 года) характеризуется “размыванием идейной чистоты самиздата, начинавшего свое существование в качестве стихийного протеста против цензурных ограничений со стороны государства и средства борьбы за свободу распространения информации”. И это при том, что за распространение текстов о йоге или сексе самиздатчики тоже получали реальные тюремные сроки, как это было, например, с начальником лаборатории судебной медицины Анатолием Чернышевым в деле “томских книжников” в 1982 году или с сотрудниками редакции “Черкаська правда”, у которых в 1974 году были изъяты переводы книг Роберта Стрита “Техника современного секса” и У. Харгинса “Энциклопедия половой жизни”.

Во вступлении к “Антологии самиздата” под редакцией Вячеслава Игрунова и Марка Барбакадзе участник диссидентского движения Александр Даниэль дает несколько определений самиздата, которые основаны не на содержании текстов, а на форме их производства и циркуляции. Прежде всего это “литература, размножающаяся в процессе своего распространения самими читателями”, а во-вторых, каждая новая копия – не новый экземпляр тиража, а новое издание. При этом Даниэль упоминает “распечатки с АЦПУ”, в которых он читал повесть “Гадкие лебеди” братьев Стругацких и которые ходили наряду с фотокопиями издательской верстки. И называет их “колоритной формой самиздата”, в которой сама технология обеспечивала безопасное хранение текста: “…Никто же не видит простым глазом, что у тебя там на бобине хранится – данные для расчетов какой-нибудь АСУ или «Москва – Петушки» Венечки Ерофеева. Пришел, поставил ленту на лентопротяжку, улучил момент, когда в машинном зале все свои, запустил программу – и пошел печататься текст на АЦПУ. Вылезает широкая такая бесконечная бумажная лента, сантиметров 50 шириной, а на ней – «Истоки и смысл русского коммунизма» Бердяева”.

Казалось бы, вычислительные центры при НИИ – идеальная среда для распространения запрещенных текстов, содержания которых никто не узнает, пока они хранятся в электронном виде. И тем не менее собственно диссидентов среди сотрудников таких центров было довольно мало. Во-первых, чтобы распечатать и прочитать текст, нужно было воспользоваться техникой на рабочем месте, а это было уже отчасти публичное действие. И если на чтение романов Стругацких вряд ли отреагирует кто-то из коллег, то к политическим текстам они могли быть уже не так лояльны. Во-вторых, молодые сотрудники НИИ принадлежали к другому миру, для которого доступ к литературе был непреходящей ценностью, но диссидентская субкультура, как и политика в целом, уже не была актуальной темой.

Как замечает Даниэль, электронный самиздат имел такой же узнаваемый внешний вид, как и классическая самиздатовская машинопись. Тексты распечатывались на специальной принтерной бумаге с перфорацией по краям. Шрифт был без засечек и состоял, как правило, только из заглавных букв. Последнее связано с особенностями барабанных принтеров, в которых было три варианта барабана: оба регистра кириллицы, оба регистра латиницы и только заглавные буквы обоих алфавитов. В текстах, которые обычно выводились на эти принтеры, могли попадаться английские слова, поэтому чаще всего для печати использовали только последний барабан – каждый раз менять его было неудобно. На обложках таких книг название обычно напечатано большими буквами, состоящими из звездочек (астерисков), так как увеличить шрифт было невозможно. Если машинопись, по словам исследователя самиздата Энн Комароми, воспринималась на Западе как стилистическая черта диссидентского сопротивления, то магнитные ленты и распечатки на АЦПУ вызывали совершенно другие ассоциации. В таком виде чаще можно было увидеть романы Стругацких, Булгакова и Пастернака, а также анекдоты, пособия по йоге и эротическую литературу. Эти тексты, а также технические тексты для программистов имели хождение на лентах и распечатках вплоть до первой трети 1990-х годов, когда все они стали текстовыми файлами в интернете и приобрели новые медийные свойства.

Владельцы электронных коллекций сами часто употребляли слово “самиздат” (“электронный самиздат”, “самиздат, распечатанный на АЦПУ” и т. п.). Потому что для них важнейшим его признаком было свободное, не контролируемое государством производство и распространение текстов. В постах и статьях середины 1990-х самиздат представал предшественником интернета – “магическим кристаллом, в котором отразились принципы бытования Сети”, а интернет, наоборот, виделся “вселенским самиздатом”. Выходили манифесты “нового русского самиздата” и провозглашалась окончательная победа литературоцентризма. “Когда-нибудь историки самиздата подвергнут тщательному анализу ситуацию, возникшую в нашей стране в 90-х годах ХХ века. Отсутствие официальной цензуры и массовое распространение компьютерных технологий дали возможность любителям литературы увидеть свои произведения опубликованными”, – писал Олег Новиков. “Что такое интернет? Тот же самиздат, только американский” – так говорит персонаж романа Сергея Кузнецова “Гроб хрустальный”. На протяжении всего романа автор и его герои отвечают на вопрос, что такое интернет: это и “обещание будущего”, и “объект инвестиций”, а также “кухонный треп” и “собрание сплетен”, “сакральное пространство в противовес офлайновому”, “окно в мир” и “идея равенства в чистом виде”. Но прежде всего это улучшенная версия самиздата: американская сеть, которая предоставляет беспрецедентный для советской истории доступ к текстам и возможность публикации собственных материалов.