Суверенный интернет: строительство глобального русскоязычного сообщества

До 1997–1998 годов русский интернет создавали в основном русскоязычные эмигранты. Сначала это были новостные группы Юзнета, где подписчики обсуждали практические вопросы, дискутировали об истории, литературе и политике, обменивались программами и текстами, а также играли в литературные игры. Так, например, в 1994 году в группе soc.culture.soviet был объявлен турнир по “чепухе”. Обсуждение правил проходило по-английски, а стихотворения писались по-русски и публиковались транслитом. В 1995 году математик Дмитрий Манин предложил подписчикам этой же группы поиграть в буриме, то есть создавать четверостишия по заранее заданным рифмам. Однако в отличие от предыдущей игры, когда подписчики просто отсылали свои части стихотворения в группу, Манин автоматизировал процесс. К этому моменту уже появились первые веб-сайты, поэтому он написал компьютерную программу, которая выдавала рифмы и позволяла публиковать получившееся четверостишие, а затем загрузил программу на вебсайт – так появился проект “Буриме”. Чтобы участвовать в игре, нужно было загрузить на сайт свои собственные рифмы, после чего система выдавала задание, загруженное предыдущими пользователями. Объявление Манина в группе soc.culture.soviet об открытии сайта гласило: “New game on-line: BURIME”. В США многопользовательские компьютерные игры (Multi-User Dungeons, или MUDs) существовали с конца 1970-х годов, когда они были впервые загружены в Арпанет. Это были ролевые текстовые игры и квесты, в которых для продвижения сюжета нужно было обмениваться репликами. В начале 1990-х, когда западные пользователи уже переходили на графические игры, их русскоязычные коллеги изобрели собственный жанр многопользовательских текстовых игр, которые строились вокруг литературы. После успеха “Буриме” стали появляться и другие сайты, собирающие пользовательскую поэзию разных жанров: “Сонетник”, “Пекарня лимериков”, “Сад расходящихся хокку”, “Ренгуру” (“рэнга” – цепочка из перетекающих друг в друга пятистиший “танка”). На каждом из них публиковались десятки тысяч произведений, загруженных пользователями.

Наконец, в том же 1995 году аспирант-геолог Леонид Делицын опубликовал проект De.Lit.Zyne – по созвучию с фамилией и по аналогии с феноменом самодельных электронных журналов, e-zines. Это было собрание литературных текстов, написанных подписчиками ньюсгрупп soc.culture.soviet и soc.culture.russian. Вскоре текстов было уже так много, что проект трансформировался в конкурс “Тенета” и стал одной из самых влиятельных институций русского литературного интернета 1990-х.

Среди русскоязычных подписчиков большой популярностью пользовалась группа relcom.humor, в которой подписчики постили анекдоты и шутки. В 1995 году астрофизик Дмитрий Вернер собрал и опубликовал эти анекдоты на веб-сайте Anekdot.ru. Сайт существует и поныне, а в тот период не только стал самым популярным из русскоязычных ресурсов, но и возглавил в 1998 году топ-1000 мировых сайтов. Вернер следил за постоянным обновлением контента. И если первоначально это были только анекдоты, то есть анонимный городской фольклор, то вскоре на сайте стали появляться авторские истории, которые ему присылали по имейлу. Юмор оказался крайне востребованным контентом раннего русского интернета. Сайт “Анекдоты из России” вспоминают практически все пользователи середины 1990-х, а выражение “Юмор – русский секс” бытует в интернет-фольклоре и сегодня.

Все вышеназванные проекты были запущены на сайтах американских университетов, где работали или учились их авторы. Разумеется, одной из главных проблем русской литературы в англоязычном интернете были кодировки, и в первые годы русским пользователям приходилось искать другие пути для родного языка. Самым простым способом победить кодировку был транслит: написание текстов на русском латинскими буквами. Особый поэтический эффект возникал, если этот текст отсылал к сугубо российским или советским реалиям, как, например, раздел библиотеки Мошкова Samizdat, где любой желающий мог публиковать свои тексты. Написанное латиницей слово samizdat одновременно отсылало к советской традиции подпольной литературы и закрепляло ее переход в большой и открытый мир интернета.

Технически более сложное решение предстало в виде кодировки “волапюк”. Суть кодировки заключалась в использовании латинских букв и других знаков для обозначения русских букв по принципу графического сходства. Часть латинских букв – A, B, C, E, H, K, M, O, P, T, X, Y – просто заменяли собой похожие (или идентичные) русские. Для обозначения специфических кириллических букв использовались другие знаки: например, для Щ – LLI, для Ж – }|{ и т. п. Русскоязычные пользователи часто писали тексты на “волапюке” вручную, однако для больших материалов этот способ был слишком сложным, и в какой-то момент клиенты сети “Релком” получили возможность делать это автоматически с помощью написанной Вадимом Антоновым программы.

Когда русская литература попала в англоязычную среду и оказалась в тесном контакте с латиницей, это послужило стимулом к развитию новой, пограничной словесности на стыке двух алфавитов и двух языков. “Впервые после 1920-х годов, с тех пор, как в Советской России всерьез обсуждался вопрос о переводе русского языка на латинский алфавит, русская азбука в России сильно потеснена латиницей… – писал филолог Гасан Гусейнов в статье, посвященной русскому интернету. – Неожиданное графическое обогащение русского языка приводит юзеров в творческий экстаз, одновременно подспудно раздражая каждого необходимостью усвоения чужого”. Так, в 1996 году стали популярными конкурсы поэзии, в которой можно было использовать только 12 букв, идентичных в латинском и кириллическом алфавитах.

При этом авторы осваивали не только новую письменность, но и новые реалии, поэтически осмысляя русские и советские культурные традиции или историю. Вот как, например, описывает Россию виртуальный персонаж Май Иваныч Мухин (под этим именем скрывался филолог из Тарту Роман Лейбов):

CAMOKPYTKA C YTPA,

KAMACYTPA Y KOCTPA,

AP3PYM C KAPCOM,

BEHEPA C MAPCOM,

TYT 3EBEC, TAM BEPXHEBAPTOBCK,

TYT AMYP, A TAM – OKA,

CPOKA Y 3EKA,

Y OXPAHЬI – AK,

Y BCEX BCE – OK.

Постепенно русскоязычный интернет наращивал и российскую аудиторию. Поворотной точкой стал 1996 год, когда начали активно открываться новые проекты. Появились первый конкурс сетевой литературы “Тенета”, первый чат знакомств “Кроватка”, первое интернет-кафе “Тетрис” в Санкт-Петербурге и первая поисковая машина в России “Рамблер”. Максим Мошков, по его собственному выражению, “ограбил интернет” и нарастил объем своей библиотеки с 15 до 100 мегабайт. Фонд “Открытое общество” Джорджа Сороса объявил большую программу интернетизации университетов, в результате которой к Сети были подключены 33 университета по всей России; появился один из первых по-настоящему массовых коммерческих интернет-провайдеров “Ситилайн”, который не только подключал пользователей, но и занимался развитием контента на русском языке; наконец, интернет дошел до крупных российских городов, и там возникли собственные проекты: городские порталы, новостные сайты, сетевые службы и т. п.

В том же 1996 году был основан “Журнал. ру. Вестник сетевой культуры” – после нескольких выпусков бумажной версии проект целиком перешел в онлайн. На сайте “Журнала. ру” публиковались обзоры и аналитика главных событий в русском интернете, который к тому моменту насчитывал сотни сайтов, а также обсуждались политические новости. Михаил Вербицкий писал о музыке, Сергей Кузнецов – о культуре. Кузнецов вспоминает, что форум “Журнала. ру”, как и другие площадки для сетевых дискуссий середины 1990-х годов, был единственным местом, где они могли встретиться и вести диалог. Он описывает это так: “Публичной полемики не было в советское время, не образовалось ее и в постсоветской России – кроме интернета. Интернет был единственным местом, где могла происходить полемика. Люди, которые читали газету «Сегодня» и газету «Завтра», в реальной жизни вообще не пересекались… Интернет оказался первой площадкой, где этот диалог – по крайней мере, для меня и многих людей моего поколения – стал возможным… Прихожу я себе в интернет – весь такой либеральный-либеральный, а там сидит, скажем, Антон Носик, который еще либеральнее меня, а к тому же проамериканский донельзя. А с другой стороны сидит, скажем, Миша Вербицкий – человек абсолютно нашего круга, 57-я школа, 250 общих знакомых, но мы с ним никогда не встречались до этого в жизни. Сидит Вербицкий и говорит то, что он тогда говорил. Яркий пример: «Окуджава умер – пустячок, а приятно». Это, конечно, был способ всех шокировать, но помимо этого было и некоторое количество здоровой полемики, когда Вербицкий аргументировал свою позицию, близкую ранней НБП с Летовым, Дугиным, Лимоновым и Курёхиным. В интернете я этих людей впервые встретил. Мы сидели на одном подписном листе и вместе делали первый контентный проект «Журнал. ру»”.

Одним словом, в это время русский интернет активно эмансипировался от американского и осознавал себя как самостоятельное и самодостаточное явление, а то и отдельную вселенную. В 1997 году автор интернет-обозрения “Мысли Великого Дяди” Раффи Асланбеков впервые использовал слово “Рунет”. Эта находка быстро разлетелась по русскоязычным форумам, гестбукам и обзорам: наконец-то феномен русского интернета получил свое имя. В этот момент Сеть для русских пользователей перестала быть “американской”. Одновременно с наращиванием контента на русском языке все больше людей подключались к Сети из России. В какой-то момент они осознали, что их взгляды и интересы не совпадают с убеждениями большинства авторов-эмигрантов, и это породило новую волну дискуссий. В 1994 году в одной из групп Юзнета модератор компании “Релком” Евгений Пескин написал послание тем, кто эмигрировал из СССР (России) и участвовал в общих дискуссиях с русскоязычными пользователями внутри страны: “Не хотите возвращаться – не возвращайтесь. Хотите – возвращайтесь… Никто вас насильно сюда не тянет. Relax. Take it easy, not east. Make love, play ball, buy your own fully-digital record studio, ругайтесь матом на все более понимающих этот межнациональный язык общения американцев и европейцев, обижайтесь на то, что «мы» тут не сделали страну такой, чтобы «вам» хотелось в нее вернуться (конечно, мы виноваты, кто спорит). Только не кидайтесь в нас дерьмом, ладно? Ну, если это вам не очень трудно… Баррикады-то теперь проходят не по географическим границам, а по культурным”.

10 лет спустя, в 2004-м, в интервью исследовательскому проекту Russian Cyberspace Леонид Делицын описывал, как эти дискуссии выглядели с другой, эмигрантской стороны: “Некоторые пользователи в России выкатывали нам претензии, что мы, живя за границей, влияем на контент русского интернета. Мы должны были учиться уважать другие культуры. Мы жили далеко от России, у нас был доступ к интернету… В России была традиция считать всех, кто живет за границей, шпионами. Мы приносили иностранные ценности… В 1990-е годы 9 из 10 участников русского интернета жили за границей. Например, когда мы начинали литературный конкурс, Роман Лейбов жил в Эстонии, два человека были из Израиля, Носик и Кудрявцев. Сергей Кузнецов жил в Москве”.

Одним словом, эмигрантский интернет довольно быстро становился Рунетом, и роль американского сегмента становилась все менее заметной для русских пользователей. В книге “Ощупывая слона” Сергей Кузнецов объясняет это так: “В 1996 году, когда начались «Тенета», Zhurnal.ru и бесчисленное количество проектов поменьше, идея «посмотрим на Америку и сделаем то же по-русски» оказалась наконец востребована. Надо сказать, в ее реализации мы вполне преуспели – все, к чему были технические возможности, в России было скопировано и местами даже улучшено. Более того, сделали кое-что, чего в Америке не было и нет. Например, «Журнальный зал» – такого в Америке не было”.