Книга: Археология русского интернета. Телепатия, телемосты и другие техноутопии холодной войны
Назад: Демократы, либералы, марксисты: дискуссии между западными и советскими пользователями
Дальше: Глава 6. Русская колонизация американского интернета

Капитализм или социализм: конец Сети для избранных

Первые пользователи американских сетей не были случайными людьми, они принадлежали к одной социальной группе. В этой однородной среде логичным образом появилась утопия об онлайн-сообществе как идеальной модели большого общества. Когда твой виртуальный собеседник говорит с тобой на одном языке и в целом разделяет твои ценности, когда не существует центральной власти и все процессы управляются снизу, кажется, что это и есть эталон любой социальной коммуникации. Ситуация начала меняться в первой половине 1990-х годов с приходом в Сеть массового пользователя.

Символическим выражением начала кризиса можно считать появление в 1993 году в Юзнете мема “вечный сентябрь”. До этого момента основными пользователями Сети были аспиранты и сотрудники университетов, хорошо знакомые с сетевыми технологиями и этикой. Новички появлялись раз в году в сентябре, когда в университетах появлялись новые студенты. В 1993 году провайдер America Online включил в свое предложение для коммерческих клиентов доступ к Юзнету, что привело к притоку новых пользователей, не только не знакомых с особенностями этой сети, но и в целом далеких от университетских сообществ. Через несколько месяцев один из пользователей, Дэйв Фишер, написал: “Теперь ничего непонятно. Сентябрь 1993 года останется в истории Сети как сентябрь, который так и не закончился”. “Вечный сентябрь” стал на несколько лет популярным выражением. А через 20 лет в интервью проекту Vice Фишер описал ситуацию уже в совсем других терминах – как момент, когда закрытое и сложившееся сообщество со своими традициями, этикой и историей теряет свою герметичность и монополию на правила: “По моим воспоминаниям, Юзнет ранних 1990-х был живым, просвещенным миром… Когда ты глубоко погружаешься в компанию избранных, тебе часто кажется, что ты в открытом и приветливом сообществе. Из этой перспективы все выглядит просто прекрасно”. Одним словом, в начале 1990-х выяснилось, что Сеть существует не только для своих. Или, как описывает этот процесс Кати Хафнер, интернет “вышел из академий в дома и офисы”.

В 1993 году произошло еще несколько ключевых событий, за которыми последовали расцвет сетевого сообщества и кризис прежних интернет-элит. В это время получил распространение WWW-протокол, который позволял создавать вебсайты с текстами и картинками, и появился первый графический браузер Mosaic. Благодаря тому, что возникали гораздо более широкие возможности создавать и индексировать сайты, к 1995 году в американском сегменте интернета начался так называемый “бум доткомов” – резкий рост онлайновых стартапов, которые легко получали большие инвестиции. Тогда же были основаны два сегодняшних гиганта, Echo Bay (будущий Ebay) и Amazon. Сеть коммерциализировалась и стремительно превращалась из уютного места встречи избранных в большой рынок информационных предложений.

В том же 1993 году вышел первый номер журнала Wired – рупора диджерати и адептов технооптимизма 1990-х. Важной миссией нового издания было формирование у читателя ощущения принадлежности к элитному клубу “уроженцев будущего” (natives of the future): Wired активно эксплуатировал романтический образ киберпространства и сравнивал изобретение интернета с открытием человеком огня.

Наиболее последовательно либертарианскую позицию сформулировал интернет-активист, поэт и автор текстов группы The Grateful Dead (а также активный участник создания сети The WELL) Джон Перри Барлоу. Это он назвал Сеть “киберпространством”, позаимствовав термин у Уильяма Гибсона и превратив его из антиутопического в его полную противоположность. Теперь это было пространство полной свободы, недоступное для старых институтов и механизмов контроля. Для защиты свобод Барлоу и другой сетевой активист Митч Капор основали в 1990 году Фонд электронных рубежей (Electronic Frontier Foundation, EFF), и в манифесте фонда Барлоу сравнивал киберпространство с Диким Западом XIX века: “…Не отмеченная на карте, двусмысленная в культурном и правовом отношении, немногословная (если только вы не являетесь судебной стенографисткой), с трудом поддающаяся обходу и захвату… идеальная питательная среда как для преступников, так и для новых идей о свободе”.

В 1996 году Билл Клинтон подписал новый Закон о телекоммуникациях (Telecommunications Act), который снимал ограничения на коммерцию в этой сфере и стимулировал рыночную конкуренцию между поставщиками коммуникационных услуг. Предыдущий закон был подписан в 1934 году и был в основном посвящен телефонной связи и радио. Теперь же в понятие “телекоммуникации” был включен интернет, и это повлекло за собой бурную реакцию сетевых энтузиастов. В качестве ответа американскому правительству с его интересом к экономическим ресурсам Сети Джон Перри Барлоу написал “Декларацию независимости киберпространства”, ставшую культовым текстом среди “диджерати” и “уроженцев будущего”. Барлоу называл киберпространство “новым домом сознания” и “от имени будущего” требовал, чтобы правительство оставило попытки контролировать Сеть.

И Барлоу, и авторы журнала Wired принадлежали к генерации калифорнийских хиппи, которые открыли для себя интернет как новое пространство для своей утопии, как идеальное воплощение идеи связанности людей и мира. Многие из деятелей психоделического протеста смогли еще и заработать на утопии. Жесткую критику этой трансформации высказал британский исследователь новых медиа и автор термина “калифорнийская идеология” Ричард Барбрук. В 1995 году вместе со своим коллегой Энди Камероном он написал статью с таким же названием, в которой анализировал феномен превращения калифорнийских хиппи из техноутопистов, мечтателей о всеобщем объединении через интернет в “электронную агору” – в столпов электронного неолиберализма, владельцев коммерческих интернет-компаний и защитников правых ценностей: “Эта новая вера возникла из причудливого сплава культурной богемности Сан-Франциско с высокотехнологичными индустриями Силиконовой долины. Пропагандируемая в журналах, книгах, телевизионных программах, на страницах Паутины, в группах новостей и в интернет-конференциях, калифорнийская идеология соблазнительно сочетает бесшабашный дух хиппи и предпринимательское рвение яппи. Это слияние противоположностей было достигнуто благодаря глубочайшей вере в освобождающий потенциал новых информационных технологий. В цифровой утопии все будут одновременно и хиппи, и богачами”.

Безусловно, тексты социал-демократа Барбрука и троцкиста Камерона – это еще и левая европейская критика деятелей американской коммерциализированной контркультуры. “Многие по-прежнему верят, что свободное будущее пометят биркой «Сделано в США»”, – писал Барбрук позже, в предисловии к русскому переводу их с Кэмероном статьи. Однако концепция “калифорнийской идеологии” была больше, чем критикой конкретных людей и даже Америки в целом: она стала ключевой точкой, разделившей еще вчера единое сообщество интернет-деятелей на левых и правых, ученых и бизнесменов. В предисловии к русскому переводу “Калифорнийской идеологии” Барбрук писал, что неожиданно для себя сформулировал “канон дотком-скептицизма”.

Свидетелями этого поворота стали и немногочисленные русские пользователи, во всяком случае, те из них, кто получил доступ к Сети будучи в эмиграции, а также те, кто оставался в России, но был частью международного сетевого сообщества. Так, например, медиахудожница Оля Лялина вспоминала об интернете 1990-х как о любительской среде, полной надежд и свобод, которую смыло волной доткомов в 1998 году. Что же касается пользователей собственно русского интернета, о котором речь пойдет в следующей главе, то для них либертарианство Барлоу было, безусловно, ближе, чем его левая критика.

Назад: Демократы, либералы, марксисты: дискуссии между западными и советскими пользователями
Дальше: Глава 6. Русская колонизация американского интернета