«Мы пол-Европы по-пластунски пропахали…»
Что такое «ползти по-пластунски», мы прекрасно себе представляем. Но почему «по-пластунски»? И означает ли это, что были какие-то «пластуны», от которых и осталось в современном языке одно лишь наречие? Как есть, например, «рыбак», а от него наречие «по-рыбацки», «рыцарь» – «по-рыцарски», «солдат» – «по-солдатски».
Да, «пластун» был, и это слово по смыслу довольно близко к «солдату». Пластун – военная специальность, которая действительно существовала! «На улице встречаете вы и обгоняете команды солдат, пластунов, офицеров», – находим у Л. Толстого в «Севастопольских рассказах». Как видите, упоминание «пластунов» в этом тексте совершенно будничное, слово «пластун» тогда, в XIX веке, не казалось необычным. Хотя профессия-то была героическая! В 1842 году пластунские команды были учреждены при пеших и конных частях Черноморского войска (затем Кубанского), а в 1870 году пешие батальоны того же войска были даже и названы «пластунскими», некоторые из них участвовали в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. Если говорить современным языком, пластунские подразделения – это аналог частей спецназа, которые занимаются разведкой и глубокими рейдами по тылам противника.
Как уточнял Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, «пластунами» называли казаков, которые высылались вперед от сторожевой линии и организовывали в камышах и плавнях Кубани линию засад. Сутками они следили за действиями противника – в воде, среди насекомых, под дождем или в снегу. За эту способность долгое время «лежать пластом» их так, видимо, и назвали. Понятно, что отбирали для этих целей лучших стрелков, ходоков, людей выносливых и крепких – но, по понятным причинам, малозаметных. Считалось, что лучшие пластуны получаются из коренных охотников, поскольку их не нужно специально учить беззвучному перемещению, способности пройти незамеченным, запоминать каждую тропинку, три дня неподвижно выслеживать цель, а потом так же внезапно ее нейтрализовать: всё это, с одной стороны, навыки, а с другой – природный дар, часть человеческой натуры.
Пластунов в современных армиях нет, но осталось выражение «ползти по-пластунски». Как пишет языковед В. Мокиенко, – «живой памятник одной из героических профессий наших прадедов».
«Плацкарту мне вашу покажите», – просит проводник. «Нет-нет, у меня купе», – пугается пассажир. «Я плацкарту прошу, билет ваш», – поясняет проводник. Пассажир показывает билет и проходит в свой купейный вагон. А мы с вами попытаемся разобраться, что такое «плацкарта» и есть ли такое слово – «плацкарт».
«Что за ерунда! – воскликнет кто-то. – Как же может не быть “плацкарта”, если в нем, в плацкарте, едут пассажиры. Бывают вагоны СВ, вагоны купе, а бывает плацкарт».
Но бывает ли? Возможно, я удивлю вас, если скажу, что и вопроса никакого нет: сло́ва «плацкарт» не существует! Да, такого существительного мужского рода нет. Что же есть? А есть – «плацкарта». Достаточно заглянуть в любой словарь, чтобы убедиться, что я вас не разыгрываю. «Плацкарта», существительное женского рода, – «билет на нумерованное место в вагоне поезда». Плацкарта – от немецкого слова platzkarte, которое, в свою очередь, состоит из двух слов: platz (место) и karte (билет).
Итак, это билет, просто билет. Получается, каждый, кто едет поездом, получает в кассе такую плацкарту – если, конечно, это не общий вагон, где места не обозначены.
Почему же мы с вами слышим и говорим о «плацкарте»? Ведь в словарях-то этого слова нет. Могу предположить, что этот самый «плацкарт» – разговорное сокращение словосочетания «плацкарный вагон» – известный всем жесткий вагон со спальными местами. В него пускают пассажиров с плацкартами – то есть с билетами, на которых указано определенное место. «Плацкартный вагон» в словарях присутствует. Но, согласитесь, не будешь же всякий раз говорить «плацкартный вагон» – это выходит длинновато. Вот и сокращаем до «плацкарта». А словари делают вид, что слова этого не замечают. Так и живем.
Утро. Пока мама делает кофе, папа пытается на скорую руку соорудить бутерброды. Заглядывает на полку, где обычно лежит хлеб, достает оттуда полбатона и огорченно вздыхает:
– Эх, а хлеб-то у нас с вами заплесневе́л…
Это значит, что бутербродов не будет. Зато будет повод поговорить о слове, которое все знают, но не всегда правильно произносят. Точнее, повод уже есть, потому что сейчас это слово было произнесено неправильно! Я о слове «пле́сневеть».
«Пле́сневеть» и «запле́сневеть». Да, именно такое ударение рекомендуют нам все словари. Хлеб запле́сневел, колбаса запле́сневела, помидоры запле́сневели – то есть покрылись плесенью. Это, как вы знаете, скопление микроскопических грибков в виде зеленовато-серого налета.
Слово «плесень» – очень старое, оно известно в древнерусском языке с XI века. В Историко-этимологическом словаре П. Черных упоминаются родственные слова, которые приводятся и в Толковом словаре В. Даля: диалектное «пеле́сый» (пестрый, пегий), «пеле́сить» (пестрить, пятнать). Что же касается происхождения слова – с ним не всё ясно, можно делать лишь предположения. Одним из наиболее правдоподобных считают то, что слово «плесень» восходит к общеславянскому корневому гнезду *pel – что значило «серый», «блёклый», а также «пестрый».
Возвращаясь к ударению, повторю, что есть только один вариант: «пле́сневеть», «запле́сневеть». Рядом с другим вариантом ударения – тем, о котором мы говорили вначале – все без исключения словари ставят помету «не рекомендуется!». Это же касается и прилагательного «пле́сневелый».
Так, и только так.