Юбилеи бывают разные. Двадцать пять, пятьдесят, сто лет. Так-то оно, конечно, так, но на днях я услышала по радио: «Отмечается юбилей, пятьдесят лет, со дня трагической гибели…» Можно ли говорить о юбилее трагических событий?
Нет, нельзя. Обратите внимание, как определяет значение слова Историко-этимологический словарь П. Черных: «торжественно отмечаемая годовщина какого-то выдающегося события, деятельности учреждения, жизни и деятельности какого-либо лица». Но разве трагические события не могут быть выдающимися? Конечно, могут, но только в определенном смысле: они выдающиеся, потому что о них помнят. Однако торжественно, в праздничной обстановке, мы все-таки отмечаем события со знаком «плюс».
Радостный смысл слова «юбилей» (а слово это очень старое) заложен уже в изначальном его значении. Хотя в русском языке оно появилось относительно недавно, в начале XIX века. В то время его определяли как «торжество, празднество, которое иудеи совершали через каждые 50 лет» или как «праздник отпущения грехов в католическом Риме». Однако уже А. Пушкин употреблял слово «юбилей» в его нынешнем значении, говоря, например, о юбилее Царскосельского лицея.
Понятно, что слово это заимствованное и попало к нам, вероятнее всего, из французского языка. Однако первоисточник – новолатинский язык: (annus) jubilaeus – юбилейный год. Сначала это относилось к древнееврейскому обычаю отмечать конец каждого пятидесятилетия празднеством в память выхода евреев из Египта. Латинское jubilaeus происходит от древнееврейского jobel – баран (откуда «бараний рог», «труба»). Видимо, потому что празднество начиналось «трубным гласом». Заметьте, празднество!
Умора, юмор, юморист. «Умора» и «юмор» – не от одного ли они корня?
Какой бы соблазнительной ни показалась эта версия, воздержитесь от решительных выводов. Для того чтобы доказать, какие разные слова «юмор» и «умора», нам достаточно будет всего двух словарей – Толкового словаря В. Даля и Толкового словаря иноязычных слов Л. Крысина.
Сначала – «юмор». Что мы, собственно, называем «юмором»? Это такое беззлобно-насмешливое отношение к явлениям жизни. В искусстве, литературе это – изображение чего-либо в смешном, комическом виде. Русское слово «юмор» берет начало от английского humour, а оно, в свою очередь, от латинского humor, что означает «влага, влажность». В Средние века так называли медицинское учение о соках тела, которые определяют темперамент человека.
Теперь – «умора». Смешно, забавно, просто нельзя не хохотать до упаду, умора! Вроде бы похоже на «юмор», правда? Но до чего же они разные! «Умора» – наше, русское слово, которое у В. Даля можно найти в совершенно неожиданном месте, а именно в словарной статье «умерщвлять, умертвить», то есть «лишать жизни». Сначала это кажется чрезвычайно странным, но потом становится ясно, насколько всё логично. Умерщвлять, уморить, уморить со смеху – то есть заставить хохотать чуть не до смерти! «Уморенье», «умор» (что значило «смерть»), а потом уже и «умора» – хохот до упаду, то есть тоже чуть не до смерти. «Уморительный случай», «уморительный человек» – сразу становится понятно, откуда берутся все эти словосочетания.
Ясно также и другое: «юмор» и «умора» не могли происходить от одного корня.
На юру может стоять человек или, к примеру, дом. Человек может не только стоять, но и сидеть на юру. Или флаг может развеваться на юру. В общем и целом мы понимаем, что всё это означает. «На юру» значит «на открытом месте». Современные толковые словари подтверждают: на юру – это, во-первых, на открытом возвышенном месте, а во-вторых, на виду у всех.
А еще мы точно знаем, что сказать можно только так, «на юру». В крайнем случае – «на самом юру». Без предлога «на» слово «юр» мы не произносим. Так что же такое сам этот «юр»? Тут нам толковые словари, особенно современные, как раз не помощники, надо обращаться к словарям этимологическим.
Слово «юр» (без предлога) действительно было – так называли, по В. Далю, бойкое место, торг, базарную площадь, а еще водоворот или сильное течение. Прячется же существительное «юр» в словарной статье глагола «юрить»: метаться, суетиться, соваться, спешить. Сейчас мы не пользуемся этим глаголом, так же, как существительными «юра́» и «юри́ла» (беспокойный человек, непоседа, егоза) и прилагательными «юро́вый» и «юрова́тый». Зато по-прежнему пользуемся словом «юркий», а оно как раз от глагола «юрить»!
Ну и глаголы «юркать, юркнуть» мы тоже активно используем. Правда, они поменяли ударение, раньше говорили «юркну́ть».
В общем, история у слова «юр» оказалась богатая.
«Держи-ка лучше язык за зубами» – такой совет мы можем дать знакомому, который, на наш взгляд, говорит лишнее. И сам же потом от этого страдает. Жалуется: почему вы меня не остановили? А мы напоминаем: предупреждали тебя, попридержи язык, а ты не слушал. А вот бабушка говорила как-то длиннее. Она приговаривала, поглядывая на нас, неразумных: «Ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами».
Действительно, совет «держать язык за зубами» – лишь часть пословицы про пирог с грибами и язык с зубами. А пословицу эту возводят к конкретному историческому анекдоту. Якобы любимец и баловень императрицы Елизаветы Петровны Гаврила Извольский в день своих именин получил от нее пирог, начиненный рублевыми монетами. На вопрос, по вкусу ли ему пирог с груздями, Гаврила ответил: «Как не любить царского пирога с грибами». Несмотря на эту милость (да и многие другие), Извольский в какой-то момент проболтался о чем-то важном, и его пытали в Преображенском приказе за невоздержанность на язык. Потом помиловали. И вот тут-то настрадавшийся и внезапно поумневший Гаврила Извольский произнес: «Эх, ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами!»
Языковеды, впрочем, не так впечатлительны, как все остальные носители языка, они редко верят в подобные красивые истории. Авторы словаря Фразеологизмы в русской речи, например, сомневается, что пословица взяла начало из этого анекдота. Дело в том, что есть в народном языке и другие пословицы и поговорки, близкие по форме: «держать язык на привязи», «ешь калачи, да поменьше лопочи», «губы да зубы – два забора». Так что наш фразеологизм про грибы и язык, скорее всего, более древний. А Гаврила Извольский его всего лишь повторил.