3.2. Активное формирование контекста безопасности в условиях соперничества великих держав: зарождение новых принципов, лежащих в основе архитектуры глобальной безопасности
В ходе смены парадигм после окончания холодной войны контекст безопасности определяется постепенным исчезновением давних противостояний, в которых глобальная война была наихудшим исходом, а международные отношения – главной ареной, где секьюритизировалась угроза войны. Поскольку готовность предпринять агрессию в значительной степени ослабевает, формируется представление о том, что внешние, порождаемые человеком угрозы уменьшаются и, соответственно, изменяются практические аспекты ведения войны. Эта трансформация приводит к новому пониманию роли международной политики как механизма секьюритизации в насильственных конфликтах. Она смещает фокус внимания с баланса военной мощи на экономические возможности и доступ к природным ресурсам.
Можно провести определенные параллели с историческими переходами между эпохами цивилизации. Примеры из прошлого дают возможность понять, какие именно преимущества стремятся получить акторы в такие переходные периоды. Ведущие роли в последующей эпохе занимали те, кто быстро использовал преимущества, предлагаемые новыми условиями, технологиями и изменениями в практике обеспечения безопасности. Показательно сравнение, например, консервативного подхода к военно-морским разработкам в Китае эпохи Мин и подхода европейских держав. Современные явления и тенденции, сопровождающие переход, выступают одновременно и его ранними предвестниками, и двигателями перемен, которые приводят к появлению новой системы.
Проследив траекторию безопасности мегатренда альтернативной энергетики, можно в миниатюре увидеть новую многогранную и многомерную геополитику. По мере формирования мультицентричного мира в XXI в. мегатренд проливает новый свет на взаимодействие между сокращающейся географией глобальных воздействий, международными отношениями, международным правом и безопасностью. Он показывает, как под влиянием современных процессов глобализации сокращается дистанция между геополитическими причинами и следствиями, появляются новые измерения геополитического влияния. Вдобавок мегатренд показывает, как сжимается время, которым располагают акторы, чтобы подготовить ответ на угрозы. В то же время локальные события все больше приобретают региональное и даже глобальное значение, их воздействие становится ощутимым для большего числа акторов, групп или отдельных лиц, независимо от их географического положения.
В целом, согласно прогнозам и эволюции движущих сил мегатренда, мировая система будет все больше проявлять анархические черты. Уравновешивающее влияние прежних геополитических иерархий будет менее выраженным, а попытки многосторонних договоренностей и появление новых геополитических институтов не помешают отдельным государственным акторам успешно навязывать другим свое влияние. На протяжении второй половины XX в. негибкие правила биполярной мировой системы ограничивали способность государств маневрировать в узких рамках баланса сил с нулевой суммой. Во время холодной войны минутные изменения позиций могли привести к конфликту и войне. Сегодня, когда нет единого глобального разработчика и исполнителя правил, анархия, вероятно, станет все более значимым фактором, формирующим геополитическое равновесие. Процесс секьюритизации, оставаясь в рамках реалистического подхода, должен также учитывать конструктивистскую перспективу – неизбежное влияние постоянно расширяющегося круга акторов, которые могут инициировать действия по секьюритизации и укреплению институционального потенциала для противостояния угрозам и вызовам безопасности новой эпохи.
Поскольку элементы анархии выходят в международных отношениях на передний план, ряд государств будет продолжать использовать концепцию баланса сил при разработке своей внешней политики. Однако возможность поддерживать такой баланс не будет гарантирована. Под воздействием растущих амбиций все большего числа акторов балансирующая роль силы в стремящейся к равновесию глобальной системе будет уменьшаться по мере снижения способности гегемонов оказывать определяющее влияние на мировую систему. Хотя, с учетом исторических прецедентов, можно утверждать, что достижение баланса возможно, для обеспечения стабильного равновесия от государственных акторов и политиков потребуется подчинить все другие соображения этой цели. Кроме того, государствам придется адаптироваться к растущей роли негосударственных акторов в формулировании повестки секьюритизации – от призывов «зеленых» движений до тревожных новостей в СМИ о вымирающих видах. При этом важно не делать поспешных выводов о том, что конфликты есть часть человеческой природы и они неизбежны в любой цивилизации. Сложные требования, предъявляемые к секьюритизации, будут выявлять несостоятельность таких упрощений в этот переходный период.
Тем не менее при переходе к новой мировой системе соперничество великих держав породит систему секьюритизации, которая, вероятно, будет по-прежнему основываться на ценностях, совпадающих с западными идеями, даже если она больше не будет опираться на доминирование и гегемонию Запада. Можно предположить, что социальные, политические, экономические и культурные влияния и давление со стороны Запада, а также соответствующие ценностные суждения о референтных объектах секьюритизации будут и дальше накладывать свой отпечаток на процесс секьюритизации. При этом либеральная демократия, краеугольный камень западных ценностей, будет продолжать сталкиваться с вызовами со стороны автократических режимов и государств. В итоге то, насколько сохранится институциональная целостность западных демократий, покажет, смогут ли эти влияния выдержать проверку внутренними и внешними угрозами. Западное влияние придает процессу секьюритизации определенную динамику и стабильность и в значительной степени задает основу формирующейся архитектуры глобальной безопасности. Отраженные в правилах и институтах архитектуры безопасности приоритеты и цели, которые преследует современная международная политика, должны быть направлены на смягчение поляризации и расхождения интересов, возникающих под давлением тенденций к фрагментации.
Потрясения переходного периода могут усилить обоснованность использования секьюритизации как дополнительной формы проецирования силы акторами, которые стремятся обеспечить свое выживание и конкурентоспособность. Государства всегда стремились и всегда будут стремиться держать секьюритизацию в своих руках, поскольку они считают управление ею одним из краеугольных камней национального суверенитета. Государства и впредь будут добиваться того, чтобы секьюритизация не входила в круг общих проблем, которые они готовы доверить международным институтам или глобальным механизмам сотрудничества. Однако реальность такова, что стратегические интересы акторов не всегда будут совпадать, и угрозы, возникающие в результате столкновения этих интересов, потребуют смягчения наряду с первоочередными угрозами безопасности. Более того, секьюритизация в универсально секьюритизированном мире неизбежно будет иметь трансграничные элементы, опирающиеся на геополитический диалог и взаимодействие. Учитывая тесную связь между технологическим развитием и распространением оружия, процесс секьюритизации обязательно будет включать в себя взаимодействие между акторами с целью установления соответствующих режимов распространения вооружений.
Рис. 11. Коллективная глобальная секьюритизация (приоритизация: объекты и механизмы)
Мегатренд альтернативной энергетики позволяет предположить, как акторы будут искать новые возможности в условиях происходящих и прогнозируемых трансформаций, сопровождающих смену власти на мировой арене. Он показывает, как эти изменения повлияют на стратегические представления и национальные интересы. Ожидания глобальных изменений будут неотделимы от укрепления уверенности акторов в том, что они способны не только влиять на собственное развитие, но и преодолевать внешние влияния и препятствия.
Несмотря на доминирование США в ключевых областях, другие акторы все больше убеждаются, что они тоже могут влиять на глобальные процессы и реализовывать стратегии, которые влекут за собой изменения в существующей мировой системе. Об этом свидетельствуют недавняя военно-морская активность Китая в Южно-Китайском море, конфликт на востоке Украины и амбиции Бразилии в отношении управления интернетом. Также это относится к экспортерам энергоресурсов, которые стремятся обеспечить себе безопасность и геополитические преимущества. Так, Россия, богатая энергетическими ресурсами, руководствуется целым рядом геополитических целей в своем взаимодействии с импортерами энергоресурсов как на Западе, так и на Востоке. Взвешенное применение преимущества обладания ресурсами, вероятно, могло бы способствовать устойчивому взаимодействию с импортерами на Востоке, в ЕС и на Западе в целом, что сделало бы таких экспортеров заинтересованными сторонами в глобальном энергетическом балансе и безопасности. Однако, как отмечал бывший заместитель госсекретаря США Строуб Тэлботт, «поиск общих решений общих проблем, включая глобальный экономический кризис и изменение климата, потребует создания основанной на правилах и консенсусе международной системы, к которой России придется адаптироваться, если она хочет быть полноценным бенефициаром того, что эта система может предложить».
Когда системные изменения рассматриваются через призму успешных, но потерявших свою актуальность подходов к безопасности, создаются метанарративы безопасности, которые меняют восприятие контекста безопасности. Когда акторы строят стратегии на основе метанарративов, искаженных расхождением между представлениями и системными условиями, их стратегии безопасности могут включать в себя неверные представления. Это чревато созданием предпосылок для конфликта и может привести к росту напряженности и появлению новых рисков в сфере безопасности. В частности, связь между безопасностью и способностью контролировать территорию с помощью военных и дипломатических средств станет более неустойчивой. В ответ на исчезновение прежней системы безопасности в мировой системе акторы будут больше концентрироваться на контроле за ресурсами, рынками и институтами, стремясь подорвать при этом схожую деятельность оппонентов.
Чтобы эффективно отвечать на меняющиеся вызовы, круг ролей в сфере безопасности, вероятно, расширится. Сегодня жизнь людей уже не так тесно связана с судьбой их государства, однако наиболее значимые международные взаимодействия останутся в основном межгосударственными и будут включать в себя военные, дипломатические и экономические обмены. Однако все большее число акторов использует власть через секьюризацию, начиная с инициатив ООН по решению проблемы ухудшения состояния окружающей среды и заканчивая новыми возможностями таких государств, как Германия, определять политику экономической безопасности всего ЕС.
Новые возможности использования власти не будут ограничиваться традиционными геополитическими ядрами. Будущие геополитические периферии также будут обладать возможностями влиять на поведение прежних ядер, и такое влияние станет гораздо более ощутимым, из-за чего концепция «ядро – периферия» может потерять смысл.
Поскольку устранение угроз безопасности больше не является прерогативой государств, обеспечение безопасности «сверху вниз» больше не может быть единственным подходом к секьюритизации. Возможно, мировая система постепенно трансформируется во что-то напоминающее Европу до Вестфальского мира. Но возвращение к Вестфальскому порядку вряд ли решит все проблемы глобальной безопасности. Формирующийся режим глобальной безопасности неизбежно должен будет учитывать огромное количество вопросов, среди которых: способы ограничения крупномасштабного насилия; экспорт «побочных эффектов» и применение политики «сделай соседа нищим», то есть попыток одного государства решить свои экономические проблемы за счет экономики другого государства; коррекция искажений глобальных экономических обменов; устранение протекционизма и административных барьеров; предотвращение потенциальных злоупотреблений государств в отношении собственных граждан. Эта ситуация напоминает о возможности потрясений, больше похожих на торговые войны между развитыми странами в конце 1920-х гг.
Чтобы не отставать от развития универсально секьюритизированного мира, геополитические знания должны включать в себя другие формы знаний, которые лежат в основе приоритетов безопасности – военных, экономических, энергетических, экологических, технологических и социально-политических. Это не означает, что ядерная война и ядерное распространение больше не приоритетные проблемы для многих стран. Конечно, желание КНДР и Ирана обладать ядерным оружием вызывает постоянную обеспокоенность мировой общественности. Однако реальность нового мира такова, что угроза распределяется среди более широкой группы государств, как это все чаще происходит и в других сферах безопасности.
Взаимосвязь мегатренда альтернативной энергетики и различных проблем национальной безопасности может привести к невозможности точно определить, чья безопасность защищается и что секьюритизируется. В этой ситуации геополитические отношения, основанные на одновременном использовании дипломатии и военных угроз для управления определенной территорией, больше не смогут обеспечить влияние и безопасность, к которым стремятся акторы.
При этом роль вооружения в международном балансе сил и для поддержания устойчивости международных рынков останется насущной, поскольку экономическая глобализация потребует усиления контроля со стороны акторов для сдерживания растущего соперничества за новые рынки, отрасли, ресурсы и технологии. Процесс слияния ядра и периферии укрепляет власть глобального рынка, поэтому возникнет еще больше препятствий для изоляционистских моделей или моделей «самостоятельного развития». Как можно заметить, национальное развитие все больше зависит от региональных целей, предполагающих освоение большего объема ресурсов региональных блоков. Возрастающая конкуренция и обострение противоречий, вероятно, найдут свое отражение в различных региональных и глобальных экономических кризисах и усилении региональных конфликтов.
Если международная политика в области энергетики является хоть каким-то ориентиром, ожидать от человечества способности делать рациональный и мудрый выбор было бы слишком самонадеянно. В условиях всеобщей секьюритизации можно легко перенести недостаток рациональности, или, пользуясь более популярным выражением, «политику получения краткосрочных выгод», на другие аспекты безопасности. В связи с этим возникает вопрос – чья безопасность преследуется: нынешнего или следующего поколения?
С окончанием холодной войны на новом витке соперничества великих держав геоэкономика, вероятно, будет играть более заметную роль в разработке политики и обеспечении безопасности даже в свете одновременного усиления роли геополитики и военных средств для решения нарастающих проблем безопасности. Влияние мировой торговли на безопасность лежало в основе государственной политики секьюритизации на протяжении всего XX в. и, вероятно, будет иметь такое же, если не более существенное, значение в будущем.
Мегатренд альтернативной энергетики также указывает на изменения стратегической перспективы во всем мире. Истоки мегатренда в истории и направления его развития создают контекст, который позволяет наметить контуры грядущего общественного и политического порядка. Любое общество имеет свой срок жизни – оно возникает, растет, процветает, а затем постепенно умирает. Но, как утверждал английский историк Арнольд Тойнби, «непрерывность истории… не воплощается в жизни отдельного человека. Скорее, это преемственность, состоящая из жизни сменяющих друг друга поколений». Переход от одной эпохи к другой часто предвещается технологическим прогрессом, а также социально-политическими и военными изменениями, которые преобразовывают целые общества. Мегатренд и геополитическая анархия в эпоху после холодной войны являются предвестниками такого преобразования.
