Когда мы строим, давайте думать, что строим навсегда. Пусть это будет не ради сегодняшнего удовольствия и не только для использования сейчас; пусть это будет такая работа, за которую наши потомки поблагодарят нас.

Джон Рёскин

Когда речь заходит о долгосрочном мышлении, нередко в качестве примера можно услышать историю об оксфордском Нью-колледже. В 1860-х гг. было обнаружено, что длинные дубовые балки, поддерживающие крышу старинной трапезной, прогнили и требуют замены. Но никто не знал, где можно найти такие огромные бревна. Благодаря университетскому леснику выяснилось, что в XIV в., когда была построена трапезная, основатель колледжа Уильям Уайкхемский посадил дубовую рощу, предназначенную специально для замены балок в будущем. И вот благодаря его поразительной прозорливости спустя 500 лет колледж получил в распоряжение дубы, необходимые для ремонта, и сегодня довольные студенты обедают все в той же трапезной, под новыми балками.

Это чудесная история. Единственная проблема в том, что она далека от правды. «Видимо, некоторые мифы бессмертны», — сказала мне архивариус Нью-колледжа Дженнифер Торп, когда я задал вопрос о подлинности этой истории. Оказалось, что дубы для балок росли в лесном массиве, который был куплен колледжем спустя десятилетия после того, как построили трапезную, — они не могли предназначаться для восстановления крыши. Похоже, Уильям Уайкхемский был не так уж и дальновиден.

В мою задачу не входило разоблачение фейка, но само его появление показывает, насколько сильно мы хотим верить в нашу способность долгосрочного планирования. Красивая сказка о посадке деревьев на благо людей, которые будут жить через пять веков, кажется идеальным противоядием от присущей нам патологической краткосрочности. Если бы только политики перестали зацикливаться на результатах последних опросов общественного мнения и стали хоть немного похожи на Уильяма Уайкхемского в этой истории, мы могли бы принять меры, чтобы серьезно инвестировать в здравоохранение, остановить глобальное потепление или подготовиться к рискам биологической войны. Мы могли бы даже прекратить подбрасывать ядерные отходы будущим поколениям. Во всяком случае, такая надежда есть.

В этой главе мы увидим, что исторические данные на стороне надежды. Нет нужды придумывать мифы о нашей способности строить планы на долгосрочную перспективу, поскольку за последние 5000 лет люди и впрямь преуспели в этом. Желудевое мышление становится все более важным для нашего вида. По словам Джареда Даймонда, «успешное долгосрочное планирование» имеет исключительное значение для выживания и процветания общества. Именно по этой причине я включил искусство планирования отдаленного будущего, которое иногда называют соборным менталитетом, в число шести основных стратегий формирования культуры долгосрочности. Но как такой менталитет выглядит на практике и какие условия нужны для его возникновения? Ответы нам дает история. Давайте рассмотрим несколько примеров, выбор которых на первый взгляд может показаться неожиданным: сакральная архитектура, японский лунный пейзаж и проблема с канализацией.

Пять тысячелетий долгосрочного планирования

Планирование в самом общем смысле — это определение последовательности действий для достижения конкретной цели. В контексте книги под этим словом я имею в виду не ближайшие планы — где бы поужинать сегодня или куда переехать через пять лет, — а проекты с десятилетними горизонтами, выходящими за пределы наших собственных жизней.

Если у вас еще есть сомнения относительно нашей способности к такому планированию, посетите как-нибудь Ульмский собор на юго-западе Германии. Войдя в его двери, вы увидите краеугольный камень, датированный 1377 г., когда жители города решили возвести новый храм по плану и под надзором архитектора Генриха Парлера Старшего, намереваясь финансировать строительство за счет индивидуальных пожертвований. Но ни один из жителей так и не увидел законченного здания, поскольку строительство завершилось через 500 с лишним лет, в 1890 г.

Ульмский собор справедливо считается одним из самых впечатляющих краудфандинговых проектов в истории. Но это еще и классический пример долгосрочного планирования, ведь его основатели понимали, что при их жизни строительство точно не будет завершено, и тем не менее приступили к нему, движимые своими духовными убеждениями и непреклонной решимостью. Ближайшим современным конкурентом Ульмского собора является Саграда Фамилия — огромная фантастическая базилика архитектора Антонио Гауди в Барселоне. Заложенная в 1882 г., на сегодняшний день она претендует на роль самого продолжительного непрерывного строительного проекта в мире, завершение которого ожидается в 2026 г. Гауди, отдавший этому проекту последние 43 года своей жизни, не допускал никакой спешки и мог запросто снести построенную стену, если она ему не нравилась. «Мой клиент никуда не торопится», — говорил он, имея в виду Творца. Однако тот факт, что религиозные здания являются одним из самых красноречивых примеров долгосрочного планирования, может быть связан не столько с терпением заказчика, сколько с долговечностью самих религиозных институтов. Большинство католиков верят, что их конфессия, которой уже 2000 лет, просуществует еще многие столетия, поэтому имеет смысл возводить соборы на благо будущей паствы.

Концепция соборного менталитета подразумевает долгосрочное видение, которое лежит в основе многих проектов сакральной архитектуры, но практически отсутствует в сфере политики и бизнеса. По словам Греты Тунберг, именно соборный менталитет необходим, чтобы справиться с климатическим кризисом. Другим популяризатором этой концепции является астрофизик Мартин Рис, отметивший, что долгосрочный подход строителей кафедрального собора XI в. в английском городе Или диаметрально противоположен близорукости, преобладающей в наше время: «В сегодняшнем стремительном мире мы далеки от того, чтобы сооружать что-либо на тысячу лет вперед, но было бы позором продолжение политики, которая лишает будущие поколения справедливого наследства».

Однако только ли соборы могут служить нам источником вдохновения? В таблице ниже собраны осуществленные проекты последних 5000 лет, рассчитанные на долгосрочную перспективу, сроки реализации которых исчислялись десятилетиями и даже веками.

Примеры долгосрочного планирования в истории человечества

КУЛЬТОВЫЕ СООРУЖЕНИЯ
Ступенчатая пирамида, Саккара, Египет	Самая древняя из египетских пирамид, построенная около 2600 г. до н.э. для фараона Джосера, чтобы он мог бесконечно возрождаться в загробной жизни. Архитектором проекта выступил Имхотеп — мудрец, которого позднее стали почитать как бога медицины
Ульмский собор, Германия	Лютеранская церковь, построенная в 1377–1890 гг. на средства местных жителей. Это самый масштабный краудфандинговый проект, продолжавшийся более 500 лет
Саграда Фамилия, Испания	Базилика в Барселоне по проекту Антонио Гауди, заложенная в 1882 г. Окончание строительства ожидается в 2026 г. В настоящее время это самая длительная непрерывная стройка в истории. Сам Гауди посвятил проекту 43 года
Исэ-дзингу, Япония	Синтоистское святилище, которое начиная с 690 г. каждые 20 лет обновляют и перестраивают в том же самом виде, чтобы угодить божеству. Одновременно и вечно новое, и вечно древнее сооружение
ИНФРАСТРУКТУРНЫЕ ПРОЕКТЫ
Водные туннели (канаты), Иран	Система туннелей водоснабжения, построенная в 700–500-х гг. до н.э., протяженностью более 33 км. Используется до сих пор. Обеспечивает водой около 40 000 человек в засушливых районах
Акведук в Сеговии, Испания	Один из наиболее хорошо сохранившихся образцов римского гражданского строительства. Построен в I в. н.э. из гранита без применения раствора. Использовался вплоть до XIX в.
Великая Китайская стена	Первые участки стены датируются III в. до н.э. Начиная с XIV в. династия Мин за 200 лет возвела 8850 км стен и 25 000 сторожевых башен для защиты от монголов
Польдерная система осушения земель, Нидерланды	Земли, защищенные от затопления дамбами (польдеры), составляют четверть территории страны. Самый старый из существующих польдеров датируется 1533 г. Система управляется водными советами на демократических принципах
Канал дю Миди, Франция	Первый судоходный канал в Европе длиной 240 км, соединяющий Средиземное море и Атлантику. Построен в 1665–1681 гг. Его создатель барон Пьер-Поль Рике стал национальным героем
Панамский канал	Строительство было начато французами в 1881 г., но в 1894 г. прекращено. При сооружении первой очереди погибло около 22 000 рабочих. В 1904–1914 гг. США завершили строительство и до 1979 г. контролировали зону канала
Транссибирская магистраль, Россия	Самая длинная в мире железная дорога от Москвы до Владивостока, построенная в 1891–1916 гг. На строительстве 9289 км путей было занято 62 000 рабочих
Евротоннель, Великобритания — Франция	50-километровый тоннель под Ла-Маншем, проект которого был предложен в 1802 г., поддержан Черчиллем в 1920-х гг. и осуществлен в 1988–1994 гг., внутренняя облицовка рассчитана на 120 лет
Проект переброски воды с юга на север, Китай	Задуманный в 1952 г. при Мао проект реализуется с 2002 г., а его завершение намечено на 2050 г. Пропускная способность трех каналов протяженностью 2500 км каждый равна 50% годового стока реки Нил
ГРАДОСТРОИТЕЛЬСТВО
Милет, Греция	В 479 г. до н.э. Гипподам Милетский, философ и архитектор, впервые применил прямоугольную планировку для своего родного города с населением 10 000 человек. Эта планировка стала образцом для более поздних римских городов
Реконструкция Парижа Жоржем Османом, Франция	В обширную программу общественных работ 1853–1870 гг. входило строительство бульваров, канализации, акведуков и разбивка парков. Проекты барона Османа продолжали осуществлять вплоть до 1927 г.
Лондонская канализация, Великобритания	Построена после Великого зловония 1858 г. и предшествующих ему трех вспышек холеры. Главному инженеру проекта Базалгетту потребовалось 18 лет, 22 000 рабочих и 318 млн кирпичей. Система разделения сточных и питьевых вод используется до сих пор
Бразилиа, Бразилия	Столица Бразилии, застроенная в 1956–1960 гг. по плану Лусио Косты, Оскара Нимейера и Роберту Бурле Маркса. Идеально спланированный модернистский город
Экогород Фрайбург, Германия	Известен своим устойчивым городским развитием с 1970-х гг. В районе Ваубен, например, автомобили необходимо оставлять на удаленных парковках. Треть всех городских поездок жители совершают на велосипедах
Британская библиотека, Великобритания	Возведена в 1982–1999 гг. и рассчитана на 250 лет эксплуатации. Самое большое общественное здание, построенное в Великобритании в ХХ в.
Концепция устойчивого развития Северного Ванкувера, Канада	Реализация начата в 2007 г. Согласно 100-летнему плану, к 2050 г. выбросы парниковых газов будут сокращены на 80%, а к 2107 г. город станет полностью углеродно-нейтральным
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА
Лесовосстановление Токугава, Япония	Одна из первых в мире долгосрочных программ плантационного лесоразведения, реализованная в период с 1760-х по 1867 г. и спасшая Японию от экологической и экономической катастрофы
Конституция США	Принята в 1787 г., после чего в нее вносились поправки 27 раз. Старейшая из написанных и кодифицированных конституций, которая действует до сих пор
Йеллоустонский национальный парк, США	Основан в 1872 г. Первый в мире национальный парк и ключевое событие в истории охраны окружающей среды. Известен программой реинтродукции волков в дикую природу в 1990-х гг.
Советские пятилетки	Пятилетние планы развития в период между 1928 и 1991 гг. как часть экономической стратегии, рассчитанной на десятилетия. Система пятилеток взята на вооружение и другими странами, включая Китай, Индию и Индонезию
Новый курс, США	Программа общественных работ и социальной политики президента Рузвельта, нацеленная на выход США в 1933–1939 гг. из Великой депрессии
Национальная служба здравоохранения, Великобритания	Создана в 1948 г. в рамках концепции государства всеобщего благосостояния для обеспечения граждан бесплатной медицинской помощью. В настоящее время в службе работают около 1,5 млн человек
Европейский союз	Политический и экономический союз 27 стран и почти 500 млн человек. Основан для предотвращения националистических конфликтов, подобных тому, который вызвал Вторую мировую войну. Начинался как Европейское объединение угля и стали, основанное в 1952 г.
Глобальное искоренение оспы	Программа, начатая Всемирной организацией здравоохранения в 1958 г., когда от оспы ежегодно умирало около 2 млн человек. Завершена в 1980 г.
Политика одного ребенка, Китай	Программа контроля рождаемости 1979–2015 гг. Критикуется за поощрение селективных абортов по гендерному признаку
Фонд национального благосостояния, Норвегия	Основан в 1990 г. Использует излишки доходов от нефтяной и газовой промышленности в основном для распределения среди будущих поколений. Оценивается в $1 трлн ($200 000 на гражданина)
АЭС Онагава, Япония	Построена в начале 1980-х гг. Пережила цунами 2011 г. (в отличие от Фукусимы) благодаря строительству на возвышенности и созданию суперсистемы для защиты от наводнений
Хранилище ядерных отходов Онкало, Финляндия	Подземное хранилище ядерных отходов. Строительство началось в 2004 г., завершение планируется в 2023 г. Рассчитано на прием отходов в течение 100 лет и их хранение в течение 100 000 лет
СОЦИАЛЬНЫЕ ДВИЖЕНИЯ
Суфражистки, Великобритания	В 1867 г. в Великобритании началось движение за избирательные права женщин. В 1918 г. это право получили женщины старше 30 лет, а в 1928 г. — женщины старше 21 года
Марксистские революционные организации	Движения, зародившиеся на базе «Коммунистического манифеста» (1848 г.) и продолжавшие в течение десятилетий революционную классовую борьбу по всему миру
Неолиберализм	Концепцию в 1940-х гг. выдвинуло Общество Мон-Пелерин, в которое входили 36 ученых, включая Фридриха фон Хайека и Милтона Фридмана. Внедрен Тэтчер и Рейганом в 1980-х гг.
Движение «Зеленый пояс», Кения	Организация, основанная в 1977 г. лауреатом Нобелевской премии Вангари Маатаи с целью расширения прав и возможностей женщин и охраны природы. На сегодняшний день участниками посажено более 51 млн деревьев
НАУЧНЫЕ ИНИЦИАТИВЫ
Вавиловская коллекция семян, Россия	Основана в 1921 г. Во время Великой отечественной войны 370 000 семян были спасены ценой жизни десяти ученых, умерших от истощения на своих рабочих местах в хранилище, но так и не нарушивших целостности уникальной коллекции
Международный экспериментальный термоядерный реактор ИТЭР, Франция	Проект по производству электричества с использованием термоядерного синтеза при участии 35 стран. Запущен в 1988 г., ввод в эксплуатацию ожидается в 2035 г. (если технология окажется работоспособной)
Всемирное хранилище семян на Шпицбергене, Норвегия	Банк семян, открытый в 2008 г. в отдаленной области Арктики. Содержит более 1 млн семян 6000 видов растений, которые планируется хранить не менее 1000 лет в глубокой шахте
КУЛЬТУРНЫЕ ПРОЕКТЫ
Мормонские миссионеры	С 1830 г. более 1 млн мормонов стали миссионерами. Сегодня 70 000 человек в год распространяют Евангелие в 150 странах
10 000-летние часы	Часы, рассчитанные на 10 000 лет работы. В настоящее время строятся в пустыне Техаса по проекту фонда Long Now Foundation. Первый прототип был построен в 1999 г.
Библиотека будущего, Норвегия	Начиная с 2014 г. каждый год в течение века один из крупных современных писателей передает проекту рукопись своей неопубликованной книги. Все они будут изданы в 2114 г. на бумаге, изготовленной из 1000 специально посаженных сосен

 

Эта таблица наглядно демонстрирует способность людей планировать далеко вперед и как она выглядит на практике. Совершенно очевидно, что Homo sapiens исключительно хорош в делах подобного рода. Наше краткосрочное мышление может побуждать нас хватать доступный зефир, но долгосрочное желудевое мышление позволяет нам планировать и осуществлять захватывающие дух монументальные проекты, такие как римские акведуки, османовская программа общественных работ в Париже, Панамский канал или Евротоннель. Да, строить плотины умеют и бобры, но никакое животное не сравнится с человеком в умении реализовывать долгосрочные проекты.

Присмотревшись к таблице повнимательнее, можно заметить, что планирование бывает двух видов. Существуют проекты, воплощение которых занимает много времени, например строительство собора или системы каналов, и, следовательно, требует сложного многоступенчатого планирования, рассчитанного на многие годы. Как правило, те, кто стоит за проектом, хотят завершить его скорее, но часто наталкиваются на финансовые и другие ограничения: нет никаких сомнений в том, что жители Ульма предпочли бы построить собор за пять десятилетий, а не за пять веков. Другой категорией являются проекты, результаты которых должны служить долгое время, например библиотека или хранилище семян. Иногда эти две категории пересекаются, как в случае с Великой Китайской стеной — долгостроем, предназначенным для многих последующих поколений династии Мин. Есть также ряд примеров, таких как водные тоннели в Иране, которые, возможно, не планировались на века, но все же просуществовали долго благодаря успешному обслуживанию из поколения в поколение.

Еще можно сказать, что долгосрочное планирование выходит далеко за рамки строительства соборов и других крупномасштабных сооружений и распространяется на такие области, как государственная политика, наука и культура. В сфере политики есть пример Национальной службы здравоохранения Великобритании, учрежденной в 1948 г. для предоставления бесплатной медицинской помощи грядущим поколениям, которая продолжает функционировать и 70 лет спустя и насчитывает 1,5 млн сотрудников (хотя и испытывает все возрастающую нагрузку из-за таких факторов, как увеличение продолжительности жизни). Среди политических примеров — Европейский союз, начинавшийся с Европейского объединения угля и стали, созданного в 1952 г., которое постепенно превратилось в комплекс долгосрочных институтов управления, сумевших пережить череду экономических и политических кризисов. В 1990 г. в Норвегии был создан Фонд национального благосостояния, аккумулировавший более $1 трлн из государственных доходов, полученных от добычи нефти и газа, для распределения между будущими поколениями, которым, по иронии судьбы, понадобятся эти средства, чтобы смягчить последствия использования ископаемого топлива на окружающую среду (в 2019 г. фонд начал избавляться от акций зарубежных топливных компаний, но больше по финансовым, чем по экологическим причинам). Научные проекты, такие как экспериментальная установка термоядерного синтеза ИТЭР во Франции, и культурные инициативы вроде 10 000-летних часов бесспорно впечатляют, но, возможно, самым поразительным проектом является хранилище ядерных отходов Онкало в Финляндии, рассчитанное на существование в течение 100 000 лет. Впрочем, сможет ли кто-нибудь из присутствующих убедиться в этом?

Кроме того, долгосрочное планирование — это не только инициативы сверху, когда архитекторы, инженеры и другие планировщики материализуют свое видение: оно реализуется и снизу в форме социальных и политических движений. Например, лидеры движения суфражисток, первая официальная организация которых появилась в Манчестере в 1867 г., были готовы к длительной политической борьбе и понимали, что она займет не месяцы и даже не годы. На достижение поставленных ими целей потребовалось более полувека. Таблицу можно дополнить и другими политическими движениями, начиная c тех, что боролись против рабства еще в XVIII в., и заканчивая движениями за гражданские права в США и сегодняшними кампаниями за права коренных народов.

Последний вывод, который можно сделать, состоит в том, что соборный менталитет сам по себе не всегда полезен для нас. Он лежал в основе многих искусственных катастроф и злонамеренных планов. Это не только отсылка к маниакальному плану Гитлера по завоеванию Европы и установлению тысячелетнего рейха или неэффективности советских пятилеток, обернувшейся колоссальными тратами природных ресурсов и отсутствию в магазинах основных продуктов питания при переизбытке лыж и точилок для карандашей. Во всем мире строительство сотен плотин, каналов и дорог за последнее столетие привело к неисчислимому экологическому ущербу во имя «развития» и «прогресса». Произведенного на сегодня бетона хватит, чтобы заключить планету в сферический бетонный саркофаг толщиной 2 мм. (Кстати, на долю цементной промышленности приходится около 5% мировых выбросов углекислого газа.) Помимо этого, существуют печально известные примеры неудачно спланированных городов, таких как Бразилиа. Вначале этот проект получил широкую известность благодаря блестящей модернистской архитектуре Оскара Нимейера, но сегодня Бразилиа считается одним из самых неподходящих для жизни городов, став образцом нефункционального городского планирования XX в. В такой метаморфозе можно справедливо обвинить Ле Корбюзье, чье авторитарное видение послужило источником вдохновения для архитекторов столицы Бразилии — города, спроектированного по единому рациональному плану, спущенному сверху. Его знаменитое изречение говорит само за себя: «План — это диктатор».

Долгосрочное планирование может таить в себе опасность, особенно если навязывается сверху в диктаторском стиле без учета потребностей реальных людей и хрупкости экосистем. Тем не менее преодоление экологических, технологических и социальных кризисов нашей эпохи не может осуществляться на ситуативной, импровизированной основе, лишенной системного подхода. Так как же нам научиться грамотно планировать будущее? Поиск ответов на этот вопрос мы начнем с Японии, которая являет один из самых ярких примеров того, как планирование помогло предотвратить коллапс цивилизации.

Нужны ли нам милостивые диктаторы?

«Сегодняшняя Япония вполне могла быть похожей на безжизненный лунный ландшафт с обнищавшими, прозябающими в трущобах крестьянами, а не на богатое, динамичное, промышленно развитое государство, расположенное на роскошном зеленом архипелаге». Поверить в такую картину опустошения, нарисованную историком окружающей среды Конрадом Тотманом, довольно трудно, однако на протяжении веков Япония вела себя так, словно нацелилась на собственное уничтожение. Сейчас около 80% территории страны покрыто лесистыми горами, но в период между 1550 и 1750 гг. ее лесные массивы были настолько вырублены, что страна оказалась на грани экологического и социального коллапса. Доиндустриальная Япония была цивилизацией деревянных построек и зависела от древесины так же, как сегодня мы зависим от нефти. Леса истреблялись ради строительства тысяч деревянных замков, дворцов и храмов. Рост таких городов, как Эдо (современный Токио), вызвал колоссальный спрос на строительную древесину, что привело к ее острой нехватке. Крестьяне видели в лесах источник дров, а расширение сельского хозяйства требовало вырубки обширных участков вековых лесов. Результатом стала эрозия почвы, затопление низин и, как следствие, череда голодных лет, накрывшая Японию в XVII в.

Естественное восстановление лесного фонда не поспевало за этой непрекращающейся экологической войной. В конце концов правящие сёгуны из клана Токугава, проводившие политику военной диктатуры в раздробленной на 250 княжеств стране, осознали, что нужно действовать. Первым делом они законодательно запретили вырубку редких видов деревьев и использование ценных пород древесины для строительства новых зданий. Но законов, которые зачастую просто игнорировались, было явно недостаточно. Поэтому в период с 1760 по 1870 г. сёгуны инициировали одну из первых в мире систематических программ массового плантационного лесоводства. Чиновники платили сельским жителям за посадку саженцев (до 100 000 молодых деревьев ежегодно), а новые законы поощряли эту деятельность, делая деревья прибыльной, хотя и медленнорастущей культурой (обычно между посадкой и «сбором урожая» проходит не менее 50 лет). Достижения в технике лесоводства помогали саженцам выживать, что максимально увеличило выход древесины. Это был долгосрочный план, рассчитанный на десятилетия, который требовал от власти мышления с горизонтом как минимум 50–100 лет, поскольку именно столько времени требовалось для заметного восстановления лесов.

Результаты появились не сразу, но оказались впечатляющими. На протяжении веков страна втягивалась в классическую «ловушку прогресса», идя по пути цивилизационного упадка из-за подрыва экологической ресурсной базы, на которой зиждилось ее общество. Но благодаря восстановлению лесов к концу XIX в. Япония превратилась в зеленый архипелаг, избежав суровой участи.

С одной стороны, эта история дает надежду, предлагая модель долгосрочного планирования для преодоления современных экологических кризисов. Но с другой стороны, она поднимает сложный политический вопрос: может ли эффективное долгосрочное планирование процветать при авторитарном режиме?

Японская программа лесовосстановления в немалой мере стала возможной потому, что сёгуны клана Токугава были феодальными диктаторами: они устанавливали новые законы, подавляя оппозицию, и при необходимости могли принудительно привлекать крестьян к посадке деревьев. Не стоит тешить себя иллюзиями и думать, будто они вдохновлялись любовью к природе или руководствовались буддийским принципом уважения ко всему живому, — ведь если бы это было так, то вряд ли произошло бы уничтожение лесов. Очевидно, что сёгуны решились реализовать такой долгосрочный проект, потому что хотели оставить своим прямым потомкам процветающее общество, которым они могли бы править. Долгосрочное планирование в Японии явилось результатом того, что страна находилась под контролем авторитарной семейной династии, которая попросту стремилась сохранить свою власть на протяжении поколений.

Немногие из нас добровольно согласились бы жить при такой диктатуре, особенно если учесть, что соблюдение законов обеспечивалось самурайскими мечами. Но в последние годы я все чаще слышу мнение, будто некая «милостивая диктатура» — это именно то, что нам нужно для преодоления кризисов, поскольку демократическая политика безнадежно близорука. Среди сторонников этой позиции Джеймс Лавлок, британский эколог и футурист, который говорит, что, «возможно, на некоторое время необходимо приостановить демократию» и, таким образом, справиться с глобальной экологической катастрофой. Вторя ему, Мартин Рис в статье о критических угрозах, связанных с изменением климата и биологическим оружием, пишет, что «только просвещенный деспот способен настоять на мерах, позволяющих успешно выжить в XXI в.». Это удивительное заявление, учитывая, что Рис — сторонник демократического процесса и даже основатель Межпартийной парламентской группы по вопросам будущих поколений (в качестве члена палаты лордов Великобритании). Когда я спросил его на открытом заседании, предлагает ли он диктатуру всерьез, в качестве политического рецепта борьбы с краткосрочностью, и предположил, что он просто пошутил в статье, Рис ответил: «Вообще-то я был наполовину серьезен». Затем он привел в пример Китай в качестве авторитарного режима, достигшего успеха в долгосрочном планировании, о чем говорят масштабные инвестиции в солнечную энергетику и ряд других стратегий. И многие в зале стали кивать в знак согласия.

Я не сторонник такого взгляда. В истории очень мало примеров, если они вообще есть, когда диктаторы оставались милостивыми и просвещенными в течение долгого времени. О том же свидетельствует и репутация Китая в области прав человека. Более того, как показывает индекс межпоколенческой солидарности, к которому мы еще вернемся в главе 9, нет доказательств того, что авторитарные режимы более склонны к долгосрочному мышлению и планированию, чем демократические. Например, Швеции без всякого деспота во главе государства удается черпать почти 60% своей энергии из возобновляемых источников по сравнению с 26% в Китае.

На самом деле, если проанализировать исторический опыт, можно обнаружить убедительные примеры того, как демократии делают долгосрочное планирование приоритетом своей политики. Но при каких обстоятельствах они готовы пойти на такой шаг? Чтобы ответить на этот вопрос, нам придется спуститься под землю, в канализацию викторианского Лондона.

Великое зловоние, или Как кризис может подтолкнуть к радикальному планированию

Представьте себе Лондон 1850-х гг. На самом деле важно не столько представить, сколько ощутить его запах. Со времен Средневековья все отходы жизнедеятельности в городе сбрасывались в зловонные выгребные ямы, наполненные разлагающимися нечистотами, или же прямо в Темзу. Хотя с 1830-х гг. были очищены тысячи выгребных ям, сама Темза на тот момент оставалась гигантской сточной канавой, которая одновременно служила основным источником питьевой воды в городе — лондонцы пили собственные нечистоты. В результате начались вспышки холеры, от которой в 1848 г. умерло более 14 000, а в 1854 г. — еще 10 000 человек. Несмотря на это, городские власти практически ничего не делали, чтобы справиться с непрекращающейся катастрофой в сфере здоровья населения. Мешали им не только нехватка средств и мнение, что холера распространяется воздушным путем, а не через воду, но и частные водопроводные компании, которые настаивали на том, что питьевая вода, которую они качают из реки, исключительно чистая.

Кризис достиг апогея удушающе жарким летом 1858 г. В том году в городе уже были три вспышки холеры, а теперь в отсутствие дождя пологие берега Темзы обнажили отложения нечистот двухметровой толщины. Город наполнил чудовищный смрад. Терпеть его приходилось не только работягам: гнилостные испарения проникли в недавно отстроенное здание парламента, а новая система вентиляции только способствовала их распространению. Запах был настолько мерзким, что дебаты в обоих палатах пришлось прекратить, а парламентарии бежали из залов заседаний, закрывая лица тряпками.

То, что вошло в историю как Великое зловоние, в конце концов побудило правительство действовать. Премьер-министр Бенджамин Дизраэли в спешном порядке за рекордные 16 дней провел законопроект, который обеспечил столичному управлению городских работ широкие полномочия и долгосрочное финансирование, необходимое для строительства в Лондоне современной канализационной системы. Благодаря кризису, который не смогли игнорировать даже члены парламента, Великобритания приступила к одной из самых радикальных реформ общественного здравоохранения XIX в. Как писала The Times, «эти жаркие две недели сделали для санитарной администрации метрополии то же, что бенгальские мятежи сделали для администрации Индии».

Однако канализацию еще предстояло построить. На этом этапе в дело вступает один из героев викторианской эпохи, главный инженер лондонского управления городских работ Джозеф Базалгетт. За 18 лет он создал сеть коллекторов длиной 132 км, на строительство которой ушло 672 000 м3 цемента и 318 млн кирпичей. По коллекторам сточные воды поступали к насосным станциям, расположенным ниже по течению реки, откуда их можно было безопасно смывать в море во время отлива. Примечательно, что почти вся эта система служит до сего дня: прогуливаясь по широким набережным Виктории и Альберта вдоль Темзы, туристы на самом деле идут по сооружениям, построенным 22 000 рабочих Базалгетта, внутри которых, всего в нескольких метрах от поверхности, расположены коллекторы.

Каким образом канализация сохранилась в целости и сохранности до наших дней? Ответ кроется в способности главного инженера к долгосрочному планированию. Базалгетт предвидел рост численности городского населения и построил канализацию, пропускная способность которой более чем в два раза превышала требуемую на тот момент. Он также настоял на закупке недавно изобретенного портландцемента, который был на 50% дороже обычного, но намного долговечнее, а после контакта с водой и вовсе превращался в камень. Кроме того, Базалгетт позаботился о том, чтобы для коллекторов использовался дорогой, но прочный стаффордширский кирпич из синей глины, а не обычные трубы фабричного производства. Хотя мы не можем знать наверняка, поскольку не располагаем личными дневниками инженера, но, похоже, он планировал канализационную систему на срок службы не менее 100 лет. Несомненно, этот человек был одним из величайших повстанцев времени того периода.

Наследие Базалгетта необычайно. По словам историка Джона Доксата, «хотя [Базалгетта] вспоминают и не так часто, как его современника Изамбарда Кингдома Брюнеля, этот превосходный и дальновидный инженер, принес, пожалуй, больше пользы и спас больше жизней, чем любой другой государственный служащий викторианской эпохи». Оба этих деятеля достойны нашего уважения за свое долгосрочное видение, за то, что руками рабочих они строили мосты, коллекторы, железные дороги и другие объекты инфраструктуры, которыми до сих пор ежедневно пользуются миллионы людей. Что побудило их планировать с учетом интересов будущих поколений? Возможно, за этим стояла своего рода «имперская психология» — уверенность в том, что триумфальная викторианская эпоха продлится еще очень и очень долго. Однако не исключено, что причина заключалась в особом долгосрочном менталитете, присущем самой профессии инженера-строителя.

Сегодняшние инженеры не пользуются такой славой, как их викторианские коллеги. Скольким людям известны имена главного инженера Евротоннеля или инженеров-первопроходцев в области солнечной энергетики? Да, инженерное дело — далеко не самая безобидная профессия, поскольку именно инженеры несут ответственность за проектирование ядерных боеголовок и нефтепроводов, но все же есть кое-что достойное восхищения даже в этом случае: их склонность к долгосрочному мышлению, их стремление строить на века. Кодекс поведения Института гражданских инженеров Великобритании гласит, что все его члены «должны в полной мере учитывать интересы общества, особенно в вопросах здоровья и безопасности, а также благополучия будущих поколений». Как было бы замечательно, если бы наши политики и бизнес-лидеры принимали подобное обязательство и несли за него ответственность.

Один из важнейших уроков, которые преподносит нам история лондонской канализации, состоит в том, что успешное долгосрочное планирование должно быть основано на адаптивности, гибкости и устойчивости, изначально заложенных в проект. В своей книге «Как здания учатся» Стюарт Брэнд отмечает, что наиболее долговечными являются те здания, которые способны «учиться», адаптируясь с течением времени к новым условиям, открывая себя для разных социальных групп, легко расширяясь, модифицируясь или модернизируясь. Он проводит аналогию с живыми формами: «чем более приспособлен организм к текущим условиям, тем с большей вероятностью он менее приспособлен к неизвестным условиям в будущем». Проект лондонской канализации может служить образцом для подражания. Сделав коллекторы вдвое шире, чем требовалось на тот момент, Базалгетт обеспечил долговременную адаптируемость системы, а использование лучших строительных материалов дало ей достаточную устойчивость, чтобы выдержать более века непрерывной эксплуатации. Конечно, примеры устойчивости можно найти не только в канализации викторианской эпохи, но и повсюду в природе: тонкая паутина выдерживает ураганный ветер, а потоотделение и дрожь помогают телу регулировать температуру. Однако вопрос о том, как внедрить способность к эволюционному обучению в наши политические, экономические и социальные системы во избежание их паралича перед лицом меняющихся обстоятельств и внешних потрясений, остается открытым. В части III книги приводятся реальные примеры таких систем — от децентрализованных политических институтов, чутко реагирующих на изменения потребностей на местах, до гибкой экономической концепции космолокального производства.

Другой, не менее важный урок заключается в том, что для активации долгосрочного планирования требуется острый кризис. Если бы депутаты не испытали на себе всю прелесть Великого зловония, могли бы пройти десятилетия, прежде чем проблему канализации в Лондоне начали решать всерьез, и за это время от болезней погибли бы сотни тысяч людей. На протяжении истории человечества долгосрочное планирование, как правило, начиналось в моменты кризиса, особенно когда он затрагивал тех, кто обладал политической и экономической властью. Это наблюдение не стало бы новостью для Карла Маркса или Милтона Фридмана, которые принадлежат к числу мыслителей, утверждавших, что фундаментальные системные изменения обычно являются результатом кризиса, который может сломать правила игры, бросить вызов традиционным взглядам и открыть дорогу новым возможностям. Это подтверждают и такие хорошо известные примеры, как национальная программа «Новый курс», запущенная в Соединенных Штатах в ответ на Великую депрессию, или введение британским правительством нормирования продуктов питания и бензина во время Второй мировой войны из-за реальной угрозы вторжения немецко-фашистских войск. Сюда же относится целая плеяда долгосрочных проектов и институтов, возникших из пепла этой войны: Европейский союз, Организация Объединенных Наций, план Маршалла, Бреттон-Вудская финансовая система, а в Великобритании — государство всеобщего благосостояния, массовое государственное жилье и национализация промышленности.

Одна из причин, по которым нам не удается предпринять эффективных действий для решения проблемы климатических изменений — например, масштабные долгосрочные инвестиции в возобновляемую энергетику или карательное налогообложение выбросов углекислого газа, — заключается в том, что большинство людей (особенно на Западе) не воспринимают этот кризис как что-то, сопоставимое по своим угрозам со Второй мировой войной или хотя бы Великим зловонием. Последствия изменения климата ощущаются постепенно: планетарное потепление нарастает медленно, подобно тому, как нагревается вода, в которой заживо варится лягушка. И так же, как эта лягушка, мы не чувствуем опасности и можем попросту не успеть в последний момент выпрыгнуть из котла. Даже все возрастающего числа стихийных бедствий, связанных с изменением климата — от засухи в Кении до лесных пожаров в Австралии, — недостаточно, чтобы вызвать серьезные ответные меры. Неужели для пробуждения человечества нужна череда катаклизмов, которые непосредственно затронут влиятельных политиков и бизнесменов? Иными словами, надо подождать, когда Нью-Йорк и Шанхай опустошат ураганы, унеся десятки тысяч жизней, европейские столицы охватят продовольственные бунты после массового неурожая, а члены британского парламента будут вынуждены спасаться из затопленного Вестминстерского дворца на плотах, поскольку морские волны перехлестнут через плотину на Темзе?

Это может стать неутешительной новостью для экологических активистов, которые полагают, что позитивные и оптимистичные послания о светлом будущем гораздо эффективнее побуждают людей к действию, чем апокалиптические картины. В какой-то мере это верно в отношении широкой публики, но богатые и влиятельные люди с большей вероятностью реагируют на кризис. Скорее всего, они пойдут на радикальные меры только в том случае, если испугаются или почувствуют, что им есть что терять.

Возможно, в этом и состоит главный урок Великого зловония: к радикальному долгосрочному планированию может подтолкнуть только кризис. Такой тип менталитета, когда ничто, кроме кризиса, не способно вывести из спячки, весьма далек от соборного — правильнее было бы назвать его «канализационным». Это хорошо понимают некоторые активисты, такие как Грета Тунберг. «Наш дом пылает, — сказала она в 2019 г. на Всемирном экономическом форуме в швейцарском Давосе. — Мне не нужна ваша надежда, я хочу, чтобы вы запаниковали… и начали действовать». Создание ощущения кризиса и чрезвычайной ситуации может стать наиболее эффективной мерой, препятствующей нашему гибельному сну, который ведет к цивилизационному краху.

Признание ключевой роли кризисов не означает, однако, что мы должны сидеть сложа руки и ждать катастрофы. Жизненно важно подготовиться к любому возможному экологическому или иному катаклизму, создав дорожную карту для долгосрочных системных изменений. Как выразился Милтон Фридман, несмотря на то что кризис предоставляет возможности для перемен, «когда он наступает, предпринимаемые действия зависят от имеющихся под рукой идей». Трагедия финансового кризиса 2008 г. заключалась в том, что не было готового альтернативного экономического видения. Он давал возможность полностью перестроить глобальную финансовую систему, и все же правительства в итоге предпочли спасти банки и поддержать устаревшие экономические структуры, которые и породили кризис. Это ошибка, которую не следует повторять, — альтернативные модели должны быть всегда наготове. Вот почему так важно внедрять ценности и практику долгосрочного мышления здесь и сейчас.

Поддержание насосов в рабочем состоянии

Без плана человечество лишается возможности маневра. Нам просто необходимо долгосрочное планирование, чтобы противостоять экологическим и технологическим вызовам нашего времени, а также решать проблемы социальной политики, такие как недостаток инвестиций в охрану психического здоровья. С одной стороны, у нас есть основания для уверенности в том, что мы способны на это: еще со времен Древнего Египта мы строим планы и реализуем проекты с горизонтами, простирающимися на десятилетия и даже столетия. С другой стороны, мы убедились, что планирование — это многоголовая гидра: оно может быть злонамеренным или идти не в том направлении, наносить огромный ущерб окружающей среде и процветать в условиях диктатуры или вообще не состояться в отсутствие разрушительного кризиса.

Подавляющая часть долгосрочных планов человечества на сегодняшний день обусловлена императивом экономического прогресса эпохи голоцена. Производимые нами бетон, пластик и токсины позволяют строить дороги и здания, создавать долговечную инфраструктуру современной цивилизации, но одновременно с этим душат планету. Вряд ли такое планирование поможет нам преодолеть испытания антропоцена. Возможно, мы и соответствуем идее Джона Рёскина о том, что строить надо так, будто строишь на века, но при этом наше созидание никак нельзя назвать «работой, за которую потомки будут нам благодарны».

Долгосрочное планирование — это то, что мы должны делать вместе, как общество. Так происходит в Нидерландах, где граждане последние 800 лет совместно управляют польдерами — мелиорированными низинными землями, защищенными дамбами. На эту уязвимую территорию, расположенную ниже уровня моря, приходится четверть площади страны. Ее необходимо постоянно осушать, откачивая воду, чтобы избежать затопления (именно для этого и были изначально созданы ветряки). Многие голландцы старшего поколения помнят наводнение 1953 г., которое унесло более 2000 жизней, а в школах рассказывают о наводнении 1287 г., случившемся в день святой Люсии, когда погибло не меньше 50 000 человек. Такие события, впечатанные в историческую память голландцев, делают абстрактный риск затопления реальным. Все понимают: кризис может разразиться в любой момент. В ответ на эту постоянную угрозу жители Нидерландов разработали сложную систему водных советов — местных демократических органов, которые уже на протяжении столетий управляют защитой польдеров от наводнений. Если дамбы прорвет, то тонуть придется всем вместе. В Нидерландах даже есть поговорка: «Умей договариваться с врагом, ведь он может оказаться тем, кто будет управлять насосом в твоем польдере».

Все мы так или иначе управляем насосами друг для друга. Мы живем во взаимозависимом мире, и любые наши действия имеют последствия не только для соседей или людей в далеких странах, но и для будущих поколений. Подобно голландцам, мы должны научиться сообща управлять нашим планетарным домом, если надеемся избежать потопа и подарить ему большое будущее и процветание. Только тогда мы заслужим благодарность наших потомков.