23

Изгнание и возвращение

(1205–1261)

В отличие от дожа Дандоло, который гордо именовал себя «господином одной четвертой и одной восьмой Римской империи», император Балдуин был жалкой фигурой. Ему оставили лишь четверть той территории, которой правили его непосредственные предшественники, и даже ее приходилось отстаивать. Бонифаций Монферратский, в ярости оттого, что его обошли, отказался от предложенных ему земель в Анатолии и захватил Фессалоники, где основал королевство, простиравшееся на большей части Македонии и Фессалии.

Новых правителей презирали, и в этом нет ничего удивительного. Франки, верные поборники Римской церкви, без колебаний внедряли повсюду латинские обряды. Многие греки покинули земли предков и перебрались в государства – преемники Византии, где еще сохранилась православная вера. Самым большим и важным из этих государств была так называемая Никейская империя, где в 1208 году стал императором Феодор Ласкарис, зять Алексея III. Империя занимала широкую полосу суши в Западной Анатолии от Эгейского до Черного моря. Официальной столицей государства оставалась Никея, где находилась резиденция патриарха и проходили коронации, однако преемник Феодора Иоанн III поселился в лидийском городе Нимфей, и там же в течение 57-летнего периода изгнания из Константинополя находилось правительство. Два других государства-преемника были слишком далеко, чтобы оказывать значительное влияние: одно на побережье Адриатики, второе – на юго-восточной оконечности Черного моря. Эпирское царство было основано вскоре после захвата Константинополя неким Михаилом Комнином Дукой, правнуком Алексея I Комнина. Из столицы в Арте он контролировал северо-восточное побережье Греции и часть Фессалии; эти владения в 1224 году существенно расширил его сводный брат Феодор, отнявший у латинян Фессалоники и коронованный императором, что сделало его соперником Иоанна III в Никее. В отличие от Никеи и Эпира образование Трапезундской империи не было результатом падения Константинополя. Ее основали в апреле 1204 года Алексей и Давид Комнины, внуки императора Андроника от его сына Мануила, женившегося на грузинской царевне. После свержения Андроника в 1185 году братьев воспитывали при грузинском царском дворе. Полные решимости продолжить династию Комнинов, они захватили Трапезунд в апреле 1204 года. Большую часть своей 257-летней истории Трапезундская империя была ограничена прибрежной полосой между Понтийскими горами и морем.

В качестве правителя Византии в изгнании Феодор I Ласкарис столкнулся со множеством проблем. Даже внутри границ его государства возникали мелкие греческие княжества, а осенью 1204 года против него выступила франкская армия под командованием самого Балдуина. Феодор был безнадежно не готов к этому нападению, и роковое поражение Никеи в битве при Пиманионе позволило франкам контролировать все побережье Вифинии до самой Прусы. Однако заносчивость Балдуина вскоре ему аукнулась: греческие землевладельцы Фракии предложили императорскую корону болгарскому царю Калояну в обмен на изгнание латинян из Константинополя. Еще раньше, в 1204 году, Калояна короновал посланник Иннокентия III (правда, он сделал его королем, а не императором), и тот принял юрисдикцию Рима, но он так же сильно хотел избавиться от крестоносцев, как и сами византийцы. 14 апреля 1205 года Калоян разбил армию франков у Адрианополя и взял в плен самого Балдуина, который вскоре умер. Всего через год после захвата Константинополя власть латинян была сломлена, и в Малой Азии в руках франков остался только город Паги на Мраморном море.

Теперь Феодор мог заняться своим новым государством, ни на минуту не усомнившись, что его подданные рано или поздно вернутся в свою законную столицу. Он во всех мелочах следовал старой византийской традиции, и после его коронации в 1208 году существовало два императора Восточной империи и два патриарха – латинянин в Константинополе и грек в Никее, каждый изначально настроенный на то, чтобы уничтожить другого. На следующий год брат и преемник Балдуина Генрих I Фландрский переступил через моральные принципы крестоносца и заключил военный союз с сельджуками, которые тоже считали угрозой греческое государство в Малой Азии; в результате этого в 1211 году он нанес Феодору серьезное поражение и дошел до Пергама и Нимфея, однако с тыла его слишком сильно теснили болгары, и он не смог продолжить наступление. В конце 1214 года два императора согласились заключить мирный договор: Генрих сохранил северо-западное побережье Малой Азии до самого Адрамитиона, а все остальные территории вплоть до границы с сельджуками отошли Феодору.

Молодая империя получила от крестоносцев официальное признание своего права на существование. Почти одновременно вновь начала приходить в упадок Латинская империя. В июне 1216 года в Фессалониках умер Генрих. Всего за десять лет, уважая права и религию своих греческих подданных и достигнув баланса власти с Никеей, он спас дело, казавшееся проигранным. Генрих умер бездетным, и в качестве его преемника франкские бароны избрали Пьера де Куртене, мужа сестры Генриха Иоланды. Пьер, находившийся в то время во Франции, выехал на Восток в первые недели 1217 года. К несчастью, он остановился в Дураццо, чтобы освободить город от эпирского деспота, но эта попытка окончилась провалом: его взяли в плен, бросили в тюрьму, и больше о нем никто не слышал.

Императрица Иоланда, мудро решившая ехать вместе с детьми морем, благополучно прибыла в Константинополь, где родила сына Балдуина. После этого она правила как регентша до своей смерти в 1219 году. Она упрочила примирительную политику брата, отдав свою дочь Марию в жены Феодору Ласкарису, однако эту новость с ужасом восприняли в Эпире, где быстро восходила звезда деспота Феодора. Он так и не принял договор 1214 года, а теперь, как он заявил, произошло новое предательство. Истина же заключалась в том, что Феодору было мало Эпира: будучи законным правнуком Алексея I, он мог похвастаться гораздо более серьезным правом на императорский трон, чем Ласкарис. Его ближайшей целью теперь стали Фессалоники, но в глазах Феодора Ангела Дуки Комнина они были лишь первой ступенькой к Константинополю.

После смерти Бонифация Монферратского в 1207 году Фессалониками правила его вдова, регентша при сыне Деметрии, однако после приезда императрицы Иоланды город больше не мог полагаться на крепкую поддержку Константинополя. Было ясно, что дни его существования в качестве независимого государства сочтены, и осенью 1224 года Фессалоники пали. Феодор Эпирский отныне был единовластным правителем от Адриатики до Эгейского моря. Вскоре, не считаясь с Ласкарисом, епископ Охридский короновал его императором Римской империи. Таким образом, вместо одной империи, существовавшей еще поколение назад, появились три греческих и одна латинская, а впереди маячило и возникновение пятой, так как быстро росло Второе Болгарское царство. Царь Калоян уже распространил свою власть на большую часть Фракии и Македонии, а его второй преемник Иван Асень II тоже страстно желал заполучить Константинополь. Самым слабым государством была сама Латинская империя, которая к 1225 году сократилась до столицы, территорий, непосредственно прилегавших к ней с севера и с запада, и небольшой области в Малой Азии к югу от Мраморного моря. Иоланда умерла в 1219 году; ее сын Роберт был беспомощным юнцом, далеко не сравнимым с Феодором, Иваном Асенем и Иоанном Ватацем, унаследовавшим Никейскую империю от своего тестя Феодора Ласкариса в 1222 году. После тяжелого поражения, нанесенного Ватацем, захват Фессалоник оказался для него слишком большим испытанием; с этого времени он предался разгулу и удовольствиям и умер в январе 1228 года.

Роберт не оставил после себя законных детей, а поскольку его брату и наследнику Балдуину II было всего одиннадцать лет, бароны решили сделать регентом самого выдающегося из крестоносцев – бывшего короля Иерусалима Иоанна де Бриенна. Ему было почти 80 лет, однако он оставался на удивление деятельным, имел четырехлетнюю дочь, и ему не было равных в опыте. Однако Иоанн выдвинул ряд условий. Юный император должен немедленно жениться на его четырехлетней дочери, которая получит соответствующее приданое в виде земель; самого Иоанна должны признать василевсом, которого Балдуин заменит после смерти; в возрасте двадцати лет Балдуин должен быть наделен властью в Никейской империи вместе со всеми франкскими владениями в Малой Азии. Иоанн не спешил и появился в Золотом Роге лишь осенью 1231 года. Через несколько дней его короновали в храме Святой Софии.

За время этого трехлетнего междуцарствия баланс сил на Балканах коренным образом изменился. В апреле 1230 года Иван Асень нанес поражение императору Феодору Комнину и взял его в плен. Правда, его брату Мануилу разрешили остаться в Фессалониках в качестве деспота, но лишь потому, что он был женат на дочери Асеня; он был марионеткой в руках тестя и не претендовал на большее. Латиняне были спасены от почти верного уничтожения народом, который они прежде презирали, однако им пришлось наблюдать, как Иван Асень беспрепятственно движется через Балканы от Адриатики к Черному морю.

Устранение четвертого участника борьбы за верховную власть неизбежно привело к радикальной перегруппировке оставшихся трех. Ватац казался Ивану Асеню гораздо более полезным союзником, чем латиняне, особенно потому, что он собирался покинуть Римскую церковь. Западное христианство так и не прижилось среди болгар; кроме того, любые дальнейшие атаки на Латинскую империю проще оправдать, если люди увидят, что царь воюет против еретиков. Разрыв произошел в 1232 году; вновь образована Болгарская православная патриархия, а через три года Иван Асень подписал союзный договор с Никеей, который впоследствии был скреплен браком между его дочерью Еленой и сыном Иоанна Ватаца Феодором II Ласкарисом. В конце лета 1235 года объединенные православные войска уже осаждали Константинополь с моря и с суши.

Старый Иоанн де Бриенн сражался как тигр, защищая свою империю, и венецианские корабли оказали ему в этом неоценимую поддержку; однако спасло Константинополь только то, что Иван Асень передумал: он внезапно осознал, что энергичная греческая империя представляет для Болгарии гораздо более серьезную угрозу, чем ослабленная Латинская, и отменил наступление. Однако почти сразу случилась беда: его столица стала жертвой страшной эпидемии, которая унесла жизни его жены, одного из сыновей и недавно назначенного патриарха. Иван Асень воспринял это как небесный суд и тут же заключил с Ватацем мир. Однако он довольно скоро принялся искать себе новую жену, и его пленник Феодор из Фессалоник каким-то образом сумел убедить его жениться на своей дочери Ирине. Став царским тестем, Феодор был освобожден из плена и вернулся в Фессалоники, где сверг своего брата Мануила и посадил на трон своего сына Иоанна, вернув ему титул императора.

1241 год оказался переломным. Он еще не успел закончиться, а трое из главных действующих лиц уже лежали в могиле: болгарский царь Иван Асень, император Мануил Комнин Дука и папа Григорий IX, один из самых грозных защитников Латинской империи. В том же году монгольская орда хлынула через Венгрию в бассейн Дуная, оставив болгарам мало возможностей предпринимать дальнейшие авантюры на Востоке, и таким образом еще одно некогда грозное государство было практически ликвидировано. Власть Фессалоник уже была сломлена. Латинская империя, состоявшая тогда почти из одного Константинополя, выжила лишь благодаря раздорам между ее врагами. Из этих врагов оставался только один – Никейская империя, чей правитель Иоанн Ватац продолжал подготовку к завоеванию. Ему еще следовало уладить вопрос с Фессалониками. Благочестивый император Иоанн был слабым и лишь номинальным правителем – настоящая власть находилась в руках Феодора, оставшегося таким же честолюбивым, как и прежде; так что именно его Иоанн Ватац пригласил в Никею в 1241 году. Старый Феодор принял приглашение и получил весьма любезный прием; и лишь когда он собрался уезжать, ему вежливо объяснили, что его отъезд, к сожалению, невозможен. Он оставался пленником до следующего лета, когда Ватац сам довез его до Фессалоник и отправил в качестве посла к его сыну, чтобы заключить договор. В результате этих переговоров Иоанн сменил титул императора на титул деспота и признал верховную власть Никеи.

Пока Ватац находился в Фессалониках, в Малую Азию вторглись монголы. В июне 1243 года они нанесли поражение султану Кей-Хосрову II в битве при Кёсе-даге. Императора Трапезунда, который был вассалом султана, постигла такая же участь. К счастью, монголы ушли, оставив после себя разоренный султанат, однако никейские земли остались нетронутыми. Болгарское царство тоже сильно пострадало от этого недавнего вторжения варваров, а смерть в 1246 году Коломана, двенадцатилетнего сына Ивана Асеня, и восшествие на трон его младшего сводного брата Михаила еще больше осложнили обстановку, в которой Ватац воодушевленно планировал добиться успеха. К осени он занял большую часть Северной Македонии и еще стоял в ней лагерем, когда к нему прибыла группа жителей Фессалоник с предложением: если он гарантирует оставить городу его древние права и привилегии, Фессалоники сдадутся без боя. Ватац сразу согласился и в декабре вошел в город, не встретив сопротивления; он выслал старого Феодора и оставил в качестве вице-короля своего дальнего родственника Андроника Палеолога.

Прежде чем сосредоточиться на Константинополе, Ватацу предстояло победить еще одного врага. Примерно за девять лет до того Эпир отделился от Фессалоник и вновь возродился под властью Михаила II, незаконнорожденного сына изначального основателя Эпира Михаила I. Иоанн Ватац не стал на него нападать; вместо этого в 1249 году он заключил с Михаилом договор о дружбе, скрепив его браком между своей внучкой Марией и сыном Михаила Никифором. Все еще не смирившийся с поражением Феодор убедил своего племянника снова взяться за оружие против Никейской империи, но Иоанн Ватац больше не стал рисковать и в начале 1253 года вынудил деспота сдаться. Михаил потерял большие территории, а его сына Никифора увезли ко двору Ватаца в качестве заложника и гаранта хорошего поведения отца в будущем. Что касается старого, слепого, невыносимого Феодора, то его отправили в тюрьму, которой он так заслуживал и в которой окончил свои дни.

Латинская империя утрачивала устойчивость. Уже в 1236 году молодой император Балдуин, которому тогда было девятнадцать лет, поехал в Италию в отчаянной попытке собрать людей и деньги и вернулся на Босфор лишь в начале 1240 года. Из-за острой нехватки ресурсов было принято еще одно решение, серьезно деморализовавшее и греков, и латинян: Венеции отдали в залог самый священный предмет, которым владел Константинополь, – терновый венец, некогда надетый на голову распятого Христа. Император не смог его вернуть, и этой возможностью воспользовался король Франции Людовик IX Святой, построивший для этой реликвии церковь Сент-Шапель.

Для Балдуина, даже оказавшегося в роли просителя, европейские королевские дворы были гораздо предпочтительнее жизни в мрачном осажденном Константинополе. В 1244 году он снова уехал – к Фридриху II, к графу Раймунду Тулузскому, к папе Иннокентию IV в Лион, к Людовику IX в Париж – и даже побывал в Лондоне, где король Генрих III совершил в его фонд скупое пожертвование. Однако, вернувшись в октябре 1248 года, Балдуин оказался в столь стесненных обстоятельствах, что был вынужден продать свинец с крыши императорского дворца. Ему ни за что не удалось бы остаться на троне еще на тринадцать лет, если бы его никейский враг остался в живых, но 3 ноября 1254 года Иоанн Ватац умер в Нимфее. В течение последних десяти лет на его душевное равновесие сильно повлияла усугубившаяся эпилепсия, и всем при дворе было ясно, что он быстро теряет власть.

Тем не менее Иоанн Ватац был великим государем. От своего предшественника он унаследовал маленькое, но жизнеспособное государство; когда он оставил его сыну Феодору II тридцать два года спустя, его владения простирались на большей части Балканского полуострова и Эгейских островов, соперники были сломлены или уничтожены, и государство готовилось достичь той цели, ради которой создавалось. Своим подданным Иоанн постоянно напоминал, что они живут в состоянии чрезвычайного положения и что жертвы от них будут требоваться до тех пор, пока они не завладеют Константинополем. Импорт был запрещен, и лозунгом стала самодостаточность; Ватац сам подавал подданным пример, управляя приносившей прибыль фермой. Доходы от продажи яиц он потратил на покупку «яичной короны» для своей жены Ирины; эту украшенную драгоценными камнями диадему он подарил ей публично, чтобы показать, чего можно достичь при помощи успешного сельского хозяйства. Этот подарок был весьма заслуженным: благодаря Иоанну и Ирине строились больницы и сиротские дома, поощрялось развитие искусства и литературы и были заложены основы для потрясающего культурного возрождения, которое произошло во время правления его сына Феодора, при котором Никея стала великолепным центром византийской культуры. Благодаря всему этому Иоанн и Ирина пользовались искренней любовью своих подданных.

Лежа на смертном одре, Иоанн знал, что недалек тот день, ради которого он трудился всю свою взрослую жизнь, несмотря на некоторые сомнения, возникавшие у него в отношении своего единственного сына и наследника. Дело не в том, что Феодор II был недостоин трона. Он был интеллектуалом, который за свою короткую жизнь создал целое собрание литературных, богословских и научных трудов, но никогда не позволял этим интересам отвлекать его от управления государством. К несчастью, от отца он унаследовал эпилепсию в еще более тяжелой форме. Это было опасно в Константинополе, а уж когда он находился со своей армией в походе, могло и вовсе привести к катастрофе. Тем не менее Феодор II правил крепкой рукой. Инстинктивно не доверяя аристократии, он полагался на небольшую группу чиновников, главными из которых были протовестиарий Георгий Музалон и два его брата – Феодор и Андроник. Феодор вызвал ярость священства, назначив патриархом фанатичного аскета по имени Арсений, и этим поступком он одним махом уничтожил давнюю мечту отца о союзе с Римом.

В 1256 году Феодор II заключил мирный договор с Болгарией, и отношения между двумя государствами стали еще лучше, когда вскоре после этого царь Михаил Асень был убит и его сменил боярин Константин Тих, женившийся на дочери Феодора Ирине. Был заключен и еще один династический брак – между дочерью Иоанна Марией и Никифором, сыном деспота Эпира Михаила II. К сожалению, этот брак привел к обратным результатам, так как в последнюю минуту Феодор неразумно потребовал себе Дураццо и македонский город Сервию. Мать жениха, сопровождавшая сына в императорский лагерь в Марице, запугали и заставили подписать это соглашение; однако, когда по возвращении она рассказала мужу, что отдала два самых важных его города, он немедленно организовал яростную кампанию против Фессалоник, уговорив сербов и албанцев оказать ему поддержку. Через несколько дней восстала вся Македония.

Человеком, который лучше всех смог бы справиться с этой ситуацией, был молодой военачальник по имени Михаил Палеолог; однако император всегда с завистью относился к красивому молодому аристократу, который, казалось, обладал всеми теми талантами, которых не было у Феодора. Кроме того, он ему не доверял. Ранее он совершенно неоправданно обвинил его в государственной измене и так ему угрожал, что Михаил был вынужден искать спасения у сельджуков. После этих событий Михаил принес императору клятву верности, но Феодор лишь с большой неохотой доверил ему командование. Вероятно, он опасался, что военачальник может восстать против него, и потому дал ему слишком малое войско, чтобы оно могло принести какую-то пользу. Михаил и его люди храбро сражались и дошли до самого Дураццо, но так и не смогли остановить восстание. К лету деспот уже стоял у ворот Фессалоник, а Михаил Палеолог, лишенный звания и вскоре отлученный от церкви, томился в никейской тюрьме. Столь постыдное обращение с выдающимся полководцем укрепило народ Никеи в убежденности, что их василевс больше не может править империей разумно, и военный переворот был бы неизбежен, если бы Феодор внезапно и очень кстати не умер от своей болезни в августе 1258 года в возрасте 36 лет. Поскольку его старший сын Иоанн был еще ребенком, он назначил регентом ненавистного Георгия Музалона. На смертном одре он заставил ведущих представителей аристократии поклясться в верности Иоанну и Георгию, однако во время заупокойной службы, которая состоялась через девять дней, они убили Музалона прямо у главного алтаря и разрубили его тело на куски. Последовал дворцовый переворот, в результате которого регентом назначили второпях освобожденного Михаила Палеолога (который, возможно, и организовал заговор).

Тридцатичетырехлетний Михаил во многих отношениях был очевидной кандидатурой: он мог претендовать на родство с семействами Дука, Ангел и Комнин, а его жена Феодора была внучатой племянницей Иоанна Ватаца. Его соучастие в убийстве Музалона следовало бы считать пятном на его репутации, но протовестиария так сильно ненавидели, что на это не обратили внимания. Михаил Палеолог пользовался огромной популярностью в армии, а священники были о нем хорошего мнения. Ему был дарован титул великого дуки (мегадукса), а вскоре и титул деспота; наконец, в ноябре 1258 года его подняли на щит и провозгласили соправителем, а на Рождество короновали в Никее. Вначале императорские короны, богато украшенные драгоценными камнями, возложили на головы Михаила и Феодоры и лишь потом тонкую нить жемчуга надели на голову юного императора Иоанна IV.

Мало кто из собравшихся сомневался, что именно Михаил VIII Палеолог поведет своих подданных в столицу, однако прежде ему требовалось встретиться еще с одним врагом. В начале 1256 года король Сицилии Манфред, незаконнорожденный сын Фридриха II, вторгся в Эпир и захватил Корфу. Ранее деспот Михаил объединился с ним против Никеи, пообещав руку своей старшей дочери Елены. Манфред согласился и отправил новоиспеченному тестю 400 конных рыцарей из Германии. Вскоре к этому союзу присоединился и правитель Ахейского княжества Гильом II Виллардуэн, женившийся на второй дочери Михаила Анне. Конечной целью операции был Константинополь, что, безусловно, означало, что по дороге придется захватить Фессалоники.

Таким образом, когда воцарился Михаил Палеолог, против него выступила практически вся материковая Греция. К счастью, он отправил на Балканы большой экспедиционный корпус под командованием своего брата, севастократора Иоанна Палеолога, и великого доместика Алексея Стратигопула и в начале 1259 года приказал им выступить против врага. Две армии сошлись у Пелагонии, и коалиция практически сразу распалась. Деспот Михаил и его сын Никифор, ошибочно заподозрив союзников в предательстве, покинули лагерь и сбежали. Еще один сын, Иоанн I Комнин Дука, над которым Виллардуэн насмехался из-за его незаконнорожденности, со злости присоединился к никейцам. К началу битвы Иоанн Палеолог обнаружил, что против него выступила лишь кавалерия Виллардуэна и Манфреда, которые оказались беззащитны перед его половецкими лучниками. Рыцари Манфреда сдались и были взяты в плен, как и сам Виллардуэн, которого позже нашли прячущимся в стоге сена недалеко от Кастории и узнали только по торчащим вперед зубам. После этого Иоанн пошел дальше через Фессалию, а Алексей направился в Эпир и захватил его столицу Арту. Победа была полной.

Стало ясно, что возвращение Константинополя – лишь вопрос времени, и оно вот-вот настанет. Из всех союзников у Балдуина остались только папский престол и Венеция. Папа Александр IV не интересовался Балдуином, так что оставались венецианцы: они во многом несли ответственность за создание Латинской империи, а их флот из 30 кораблей все еще патрулировал Босфор. Однако вскоре даже с венецианской поддержкой возникли сложности, поскольку 13 марта 1261 года Михаил Палеолог, отчаянно нуждавшийся во флоте, подписал договор с Генуей, по которому обещал генуэзцам в обмен на помощь все концессии, которыми прежде пользовалась лишь Венеция, с собственным кварталом в Константинополе и других ключевых портах империи, а также свободный доступ к портам в Черном море. Для Генуи это было историческое соглашение, по сути заложившее основу ее торговой империи на Востоке.

Возвращение Константинополя в конечном итоге произошло почти случайно. Летом 1261 года Михаил VIII отправил Алексея Стратегопула с небольшим войском во Фракию, чтобы они там слегка побряцали оружием и заодно прощупали оборону города. В Селимбрии Алексей узнал, что латинский гарнизон отсутствует – венецианцы забрали его, чтобы атаковать никейский остров Дафнусия, чья гавань контролировала вход в Босфор со стороны Черного моря. Ему рассказали также о боковых воротах в стене, через которые несколько человек легко могли проникнуть в город. Шанс был слишком хорош, чтобы его упускать, и в ту же ночь отряд пробрался в город, застал врасплох стражников и сбросил их с бастионов, после чего тихо открыл одни из ворот, и на рассвете 25 июля 1261 года армия вошла в Константинополь.

Балдуин, разбуженный всеобщим шумом, бросился бежать. Пешком добравшись до маленькой гавани Буколеон, он сбежал на венецианском торговом корабле на принадлежавший латинянам остров Эвбея. Алексей и его люди тем временем подожгли весь венецианский квартал, чтобы моряки по возвращении с Дафнусии обнаружили разрушенные дома и напуганные семьи, сбившиеся кучками на пристани, и единственной возможностью для них стало бы возвращение в свою лагуну. Среди оставшихся франков, которых в общей сложности насчитывалось около тысячи, распространилась паника. Некоторые спрятались, другие бежали в монастыри, кое-кто даже воспользовался канализационными трубами; однако никакой резни не произошло. Постепенно франки выбирались из убежищ и спускались к гавани, где ждали 30 венецианских кораблей. Они тоже отправились на Эвбею, не позаботившись даже о провизии, поскольку летописи сообщают, что многие беженцы умерли от голода по дороге.

Император Михаил находился в 200 милях (321,8 км), в своем лагере у города Метеорий в Анатолии, и спал, когда прибыл гонец. Его разбудила сестра Ирина и сообщила полученные вести, но он поверил ей, лишь когда ему протянули брошенные Балдуином регалии. Михаил немедленно занялся приготовлениями, и 15 августа 1261 года въехал в столицу. Вначале в город внесли икону Божьей Матери Одигитрия («Указующая путь»), написанной, как всем было известно, святым Лукой, а затем через Золотые ворота вошел император, пешком проследовавший по традиционному маршруту до храма Святой Софии, где патриарх Арсений провел вторую церемонию коронации. На этот раз короновали только Михаила и его жену, а их младенца Андроника объявили престолонаследником. Что касается Иоанна Ласкариса, десятилетнего соправителя Михаила, его оставили в Никее, и все о нем позабыли. Прошло чуть больше четырех месяцев, и на Рождество он был ослеплен – как раз в свой одиннадцатый день рождения.

Латинская империя в Константинополе с самого начала отличалась безобразием. За 57 лет своего существования она ничего не добилась, ничему не содействовала, не испытала ни одной минуты славы или признания. После 1204 года она не совершила никаких территориальных завоеваний и вскоре съежилась до размеров разрушенного и разграбленного города. Чудо, что она вообще просуществовала так долго. Из семи ее правителей ни один не попытался понять своих греческих подданных, не говоря уж об их языке, а ее рыцари тем временем потихоньку возвращались на Запад, союзники от нее отворачивались, казна стояла пустой. Можно сказать, что ее падение было еще более позорным, чем зарождение: горстка солдат разрушила ее за одну ночь.

Оставленное Латинской империей мрачное наследие повлияло на весь христианский мир, а может, и на мир в целом, поскольку греческая империя так и не оправилась от духовного и материального урона, нанесенного ей в эти роковые годы. Ее самые великолепные здания превратились в руины, прекраснейшие произведения искусства были украдены или уничтожены, и потому ей не удалось восстановить свой моральный дух. До латинского завоевания Византия была единой и неделимой и находилась под властью одного равноапостольного василевса. Теперь этого единства не существовало. Были императоры Трапезунда, все еще упрямо сохранявшие независимость на Черноморском побережье; были деспоты Эпира, всегда готовые радушно принять врагов Константинополя. Будучи разделенной на части, могла ли греческая империя оставаться последним восточным оплотом христианства перед нашествием ислама?

Однако изменился и христианский мир. Давно разобщенный, он разделился на два противоположных лагеря. В течение многих веков до и после великого раскола различия между двумя церквами носили в сущности богословский характер, но после разграбления Константинополя все изменилось: в глазах византийцев те варвары, которые оскверняли их алтари, грабили дома и насиловали их женщин, вообще не могли считаться христианами. Будущие попытки принудить их к союзу никогда не были успешными в долгосрочной перспективе – просто потому, что для византийцев все что угодно было предпочтительнее мысли о подчинении Риму. «Лучше султанский тюрбан, чем кардинальская шляпа», – говорили они и действительно так считали.