На рубеже новой эры иудаизм начинает активно меняться и постепенно вступает в новую фазу, которая связана с двумя принципиальными явлениями: завершением формирования корпуса Талмуда – «устной Торы» и затем – появлением учителей закона, именуемых раввинами. Этот процесс в значительной степени связан с противостоянием христианству.

Вожди еврейского народа совершенно не так, как христиане, понимали Божью волю и высший Промысел. Их сердцу была дорога идея всемирного царства Мессии и господства избранного народа над другими народами, достигнутого по праву сильного. Но чтобы добиться национального самоутверждения, нужно было сначала освободиться от власти оккупантов – римлян.

Эти политические чаяния были тесно переплетены в сознании иудеев тех времен с религиозными устремлениями. Машиах был для них прежде всего освободителем от любого иноземного гнета.

Безусловно, иудеи воспринимали римлян как врагов – военных, политических, религиозных, ведь те были язычниками. Но это были враги внешние. А христиане поначалу считались врагами внутренними, искажающими веру Авраама, Исаака и Иакова. Тот же «фарисей, сын фарисея» (Деян. 23: 6) Савл, ревностный ученик Гамалиила, гонит христиан, потому что считает их опасными, разлагающими иудаизм изнутри отщепенцами.

Иудейский правящий класс полагал: чтобы по-настоящему служить Богу, народ должен быть политически свободен. А Иисус предлагал нечто совсем иное, утверждая: «Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18: 36). Разве могли духовные лидеры народа согласиться с тем, что Мессия пришел в Землю обетованную, чтобы пострадать и быть распятым, как разбойник?

Надо сказать, что в этом контексте можно по-новому взглянуть на образ Иуды. Да, это был человек жадный до денег. Но не все так просто. Он три года ходил с Учителем, видел Его чудеса. Как после этого продать Его за тридцать сребреников? Такая сумма не сделала бы Иуду богатым. Значит, у него была иная мотивация.

Есть любопытная психологическая версия, отчего бывший ученик и соратник пошел на предательство. Мы не знаем, что именно происходило у него в душе, но, возможно, Иуда желал своими действиями подтолкнуть Христа к воцарению, создать такую ситуацию, когда Христос наконец проявит всю Свою силу и власть – и римские легионы не устоят. Скорее всего, Иуде нужны были власть и влияние, которые он думал получить, когда Христос станет царем.

Несмотря на первый шок и разочарование учеников от ареста и казни Христа, после Воскресения Спасителя и Пятидесятницы христианство очень быстро стало приобретать заметный размах. Количество верующих росло на глазах: как сказано в Деяниях, «каждый день прилагал Господь спасаемых к Церкви» (Деян. 2: 47). Игнорировать этот факт было невозможно. Пока это явление воспринималось евреями как просто новое течение внутри иудаизма, но оно могло стать конкурентом национальной религии, поэтому первых апостолов постарались заставить замолчать, в том числе и с помощью физического насилия.

При этом иудейские вожди не гнушались тем, чтобы воспользоваться ресурсом, предоставляемым оккупационной властью. Так, к примеру, Павел в какой-то момент попадает в Рим – именно туда его ведут на суд цезаря, поскольку римляне оказались внезапно в роли арбитров между иудеями-традиционалистами и новым религиозным движением последователей Иисуса из Назарета.

На раннем этапе римляне также не проводили границы между иудеями и христианами. И те и другие были для них представителями одного народа, исповедующего монотеизм и не желающего поклоняться языческим богам. Периодически в Деяниях мы видим, как римские чиновники отказываются вступать в их диспуты, как бы говоря: «Вы между собой ссоритесь, а мы постоим в сторонке; это не наше дело». Тем не менее первые масштабные гонения обрушиваются на христиан именно со стороны римской власти. Они относятся ко времени правления Нерона, который, как считается, поджег Рим и обвинил в этом христиан.

Во второй половине I века н. э. иудеи начинают активно дистанцироваться от христиан. Очевидность различий не позволяет им воспринимать дальше христианство как просто один из вариантов иудаизма. А римляне, как ни парадоксально, все больше ассоциируют христиан с иудеями. Христиане оказываются всем чужими, но именно в этот трудный период окончательно выкристаллизовывается христианская вера. Именно в этот момент апостол Павел объявляет, что идет к язычникам, то есть проповедь Христа распятого и воскресшего выходит за узкие рамки Его народа. Христианство, которое иудеи поначалу считали странной сектой и своей внутренней «духовной болезнью», быстро завладело всем греко-римским миром.

Пройдет чуть более двухсот лет, и в начале IV века император Константин легализует христианство как одну из возможных религий, а потом фактически сделает ее государственной (поначалу не запрещая язычество). Христианство становится мейнстримом в огромной греко-римской империи. Это можно считать событием вселенского масштаба, ведь в ту эпоху полагали, что все цивилизованное человечество говорит на латыни и греческом.

Данный исторический момент, вероятно, можно отметить как время зарождения антисемитизма: носители античной традиции, принявшие христианство, начинают считать евреев главными врагами Христа, как будто именно современные им иудеи кричали: «Распни Его!»

Иудеи оказались перед страшным вызовом. В 70-х годах I века их окончательно лишили государственности, по большей части изгнали из родной земли, а позднее преследовали не только ради политического господства над ними, но и за саму принадлежность к иудейской вере, предлагавшей принципиально отличный от христианского взгляд на то, Кто такой Мессия.

Поворотным моментом в истории иудаизма становится 70 год н. э. – разрушение Иерусалима и Храма, положившее начало многовековому рассеянию евреев. Провинция Иудея часто доставляла римским властям головную боль: евреи вечно были чем-то недовольны. Постоянные волнения заставили наконец римлян радикально «решить еврейский вопрос» – уничтожить «центр силы» иудеев, а также начать массовое переселение народа в другие провинции. К такой тактике завоеватели нередко прибегали, чтобы раз и навсегда уничтожить очаги сепаратизма и навести порядок в «горячих точках».

Рим правил Иудеей несколько столетий, и разрушение ее святынь произошло вовсе не сразу. Собственные верования римлян были довольно эклектичны, а к религиозным воззрениям тех, кто обитал на завоеванных территориях, имперские власти относились терпимо. Главное, чтобы политическая обстановка в провинциях была спокойной.

Иногда в римский пантеон добавляли богов завоеванных народов из «дипломатических соображений» – так проще было наладить диалог с новыми подданными империи. Однако с иудеями, непримиримыми сторонниками единобожия, подобные уловки не работали. Ранее языческие завоеватели не раз пытались насадить свои ритуалы, при этом не запрещая иудейские.

Очередные волнения, пришедшиеся на вторую половину I века н. э., вызвали жесткую реакцию императора Веспасиана. Его сын Тит разгромил восставших, «зачистил» провинцию и начал расселять недовольных. Первым пострадал Иерусалим. Его разгром очень ярко описывает Иосиф Флавий – еврейский аристократ и полководец, хорошо знавший и любивший античную культуру (в те века она была приметой, как сейчас бы сказали, глобализации). Симпатия Иосифа Флавия к римлянам привела к тому, что он предал своих соплеменников и перешел на службу к оккупантам. Тем не менее именно благодаря его записям мы знаем, что происходило в осажденном Иерусалиме.

Истощенные голодом и нехваткой воды, измученные лишениями горожане были вынуждены дежурить на стенах, в любой момент ожидая штурма. То, что под натиском римских легионов город рано или поздно падет, понимали все, даже самые ревностные патриоты. Однако они не переставали надеяться, что Бог не допустит захвата Своего дома – Иерусалимского храма.

Считалось, что в Храме постоянно пребывает Ш(е)хина – видимое Божественное присутствие, Его Слава, явленная в виде светлого облака. Для ветхозаветного иудея Храм был средоточием всей религиозной жизни. Никакой альтернативы ему, с точки зрения иудеев, быть не могло. Жертвы совершались только там, без них невозможно было оставаться причастным народу, поддерживать ритуальную чистоту и отношения с Богом. Если не приносятся жертвы, то народ пребывает в состоянии скверны.

Иудаизм без Храма требовал в известной степени переориентации былого строя веры, создания новых принципов и практик. Поэтому иудеям так трудно было поверить, что город и Храм обречены. Или Бог все-таки не допустит уничтожения Своего жилища? Горячие споры шли на площадях. Сторонники радикальной партии сопротивления, которых называли сикариями, носили под плащами кинжалы и убивали тех, кто выказывал пораженческие настроения, призывал сдаться на милость победителя и открыть ворота.

Защитники города сражались отчаянно. В последние часы все сбежались в Храм в надежде, что неприятель все же не сможет его захватить, Бог явит Свою силу и поразит врага. Но ничего подобного не произошло. Римляне устроили страшную резню, весь Храм был залит кровью, а затем разрушен.

Последним оплотом восставших в Иудее стала неприступная крепость Масада, выстроенная Иродом Великим на вершине скалы в Иудейской пустыне.

С ее обороной и падением связана потрясающая история. Повстанцы, не имеющие военного опыта, продержались там три года. Но римляне не готовы были отступить. Пока длилась осада, они методично возводили насыпи и сооружали сложные механизмы, необходимые для штурма. Когда стало ясно, что падения крепости не избежать, лидер державших осаду евреев Элазар бен Яир обратился к своим соратникам со знаменитым призывом: «Умрем свободными!» Иудеи хранили верность Закону, а потому знали, что самоубийство – тяжкий грех. Им надо было обойти заповедь, в каком-то смысле – перехитрить Самого Бога. Они бросили жребий, выбрав десять человек, которые должны убить остальных (археологические данные подтверждают этот факт – найдены таблички с именами защитников крепости, использованные для жребия). Затем из этих десяти снова по жребию выбрали последнего, который убьет девятерых. Таким образом грех самоубийства ляжет лишь на одного. Двум женщинам с детьми удалось спрятаться. Они и рассказали впоследствии о героизме погибших за главную ценность иудеев – веру отцов и верность единому Богу.

Новый этап истории иудаизма начинается, по сути, с Иоханана бен Заккая – знаменитого книжника и учителя веры, жившего в Иерусалиме. Он был в городе во время римской осады и понимал, что и город, и Храм обречены. Их уже не спасешь, нужно спасать Закон Божий, точнее, то, что является его материальным носителем, – книги, в которых записаны священные тексты.

Бен Заккай решается на обман: ученики обматывают его погребальными пеленами, а под них кладут самые ценные свитки. Такой вот «труп» спустили вниз со стен – так делали с мертвыми телами. Ночью учителю удалось выбраться из своего погребального савана. Он сдался римским солдатам и попросил провести его к полководцу – во главе штурмующих войск был Тит Флавий. Бен Заккай сказал будущему императору примерно следующее: «Я ничего не замышляю против Рима и знаю, что вы возьмете город. Прошу лишь об одном – позволить сохранить свою веру и открыть школу, где можно было бы учить людей Закону».

Римские власти согласились на это и дали возможность учителю самому выбрать, где поселиться. В качестве места пребывания был определен город Явна (Явне). Следует сказать, что здесь, как и во всяком более-менее заметном поселении, до того момента существовал местный суд (бет-дин), а также духовное училище (йешива). Первый был преобразован Бен Заккаем в синедрион, высший религиозно-судебный орган и центр управления еврейской автономией. А йешива стала центром религиозной мысли, откуда вышли многие великие учителя еврейства того времени (таннаи).

Так в городке Явна появился явнийский синедрион – фактически некий «слепок» с древнего судебного органа, который существовал в Иерусалиме, а также центр еврейской учености.

После войны множество иудеев были изгнаны с исконных земель. Но тем, кто проявлял лояльность к римлянам, позволяли остаться. Римские власти не ставили своей задачей переселить всех. Они проводили политику унификации, перемещая народы на новые для них территории, чтобы ослабить влияние местной традиции.

А у иудеев появилось новая точка притяжения – не место на карте, не город с Храмом, а текст. Отныне главными для верующего являются Священное Писание – Танах и устный Закон – совокупность преданий, которые лягут в основу Талмуда – многотомного сборника толкований Священного Писания и советов по практическому применению этих древних истин к самым разным жизненным ситуациям.

Текст становится абсолютным источником истины. А также, что интересно, источником особенной радости. Ортодоксальные иудеи и в наши дни уверены, что религиозный человек может быть по-настоящему счастлив, лишь когда он изучает слово Божье. Причем не только Тору (Закон), но и Талмуд – «Устную Тору». Последний термин весьма специфичен. Его употребление предполагает, что Закон (Декалог) был дан сразу в письменном виде, начертан на каменных скрижалях перстом Божиим, а Талмуд – собрание авторитетных суждений о применении Закона на практике, поначалу существовавший в виде устного предания старцев. По мнению авторитетных знатоков и толкователей Талмуда, когда наконец Царство Божие установится на земле, блаженство праведников будет состоять именно в непрестанном изучении Писаний.

Удивительная метаморфоза, которая произошла с иудеями, адаптировавшимися к потере Храма, замечательно отражена в одной известной притче. Человечество вновь погрязло в пороках и навлекло на себя новый всемирный потоп. При этом Ангел предупредил лидеров разных религий о надвигающемся через две недели бедствии. Христианские священники призвали всех каяться и молиться о прощении грехов. Главный муфтий мусульман настаивал на строгом посте. А раввин собрал евреев и сказал: «Друзья, грядет новый потоп, так что у нас с вами есть только две недели, чтобы научиться жить под водой».

Здесь в комической форме отражен менталитет народа, не раз доказавшего способность выживать в меняющемся мире. После разрушения Иерусалима иудеи фактически «научились дышать под водой», то есть приспособились к радикально преобразившимся условиям существования.

Итак, 70 год н. э. можно условно считать завершением ветхозаветного иудаизма и началом новой эпохи, в которой выделяется несколько фаз.

Первая фаза – талмудическая, период формирования предания, подробного толкования основ веры. В зачаточных формах устное предание существовало и ранее. Если помните, Христос говорил о том, что учителя еврейского Закона (то есть раввины) «преступают заповедь Божию ради предания человеческого» (Мф. 15: 3). Часть интерпретаций Закона, как и в древности, передавалась из уст в уста, а что-то к началу нашей эры уже было записано. Часть этих текстов, вероятно, вынес из Иерусалима Иоханан бен Заккай. В целом формирование Талмуда заканчивается к VII веку н. э. За шесть веков сложилось две его редакции – Вавилонская и Иерусалимская.

Вавилонский Талмуд восходит к описаниям практик евреев, оставшихся после плена в Вавилоне, который в начале V века до н. э. перешел под власть персов. Персидский царь Кир позволил иудеям вернуться на историческую родину, однако уехали далеко не все. Вавилон был крупным городом, центром ближневосточной цивилизации, одной из мировых столиц той эпохи. Евреи давно уже жили в нем вовсе не как рабы и пленники: кто-то завел свое дело, оброс связями, знакомствами, деньгами, имуществом. Эти люди не хотели ехать на историческую родину, в далекую провинцию. Туда отправились лишь те, кто искал лучшей доли или стремился к духовному возрождению, ставя возвращение к корням выше материальных благ. В общем, как мы уже говорили, благодаря долго просуществовавшей вавилонской диаспоре, равно как и другим общинам в разных уголках Ближнего Востока и Малой Азии, у иудеев уже был определенный опыт сохранения культуры и соблюдения Закона вдали от Иерусалима.

В течение нескольких десятилетий после разрушения Храма вавилонские мудрецы активно собирают предания, толкования Закона и работают над кодификацией устной традиции. В Иудее ведется та же работа, здесь формируется свой извод текста – Иерусалимский Талмуд.

Между представителями двух школ были контакты, и все же они произвели две разных редакции сборника, посвященные одной тематике. Талмуд Бавли (Вавилонский) – объемный и авторитетный, а Талмуд Ерушалми (Иерусалимский) – гораздо менее объемный, что неудивительно. У жителей Святой Земли в тот момент не было ресурсов – ни человеческих, ни материальных – для подготовки более обстоятельного труда.

С VII века оба варианта Талмуда получают завершенность – в них перестают вносить изменения. Теперь талмудическое предание считается «Устной Торой» (несмотря на то, что сам Талмуд благополучно существует в письменном виде) и пользуется таким же авторитетом, как древнее Священное Писание.

Вторая фаза – раввинистический период – длится приблизительно с VII до XIII века. Иногда этот период называют постталмудическим – формирование Талмуда завершено, далее идут споры лишь о конкретном приложении тех или иных правил. Тем не менее и средневековые раввины, и учителя веры в Новое время снова и снова переосмысливают старые истины и предлагают все новые толкования, прилагая сказанное много веков назад к конкретным обстоятельствам жизни здесь и сейчас. Ведь время идет, и какие-то моменты перестают быть понятными для рядовых верующих или теряют актуальность.

Важно иметь в виду, что завершение эпохи формирования Талмуда совпадает с возникновением ислама, который в VII веке н. э. начинает победное шествие по Ближнему Востоку. В этот момент иудеи столкнулись с необходимостью вести полемику не только с христианами, но и с мусульманами. Пророк Мухаммад активно вступает в полемику с иудейскими мудрецами.

Это сейчас, когда существует еврейское национальное государство, между арабами и израильтянами не прекращаются вооруженные конфликты, а в Средневековье у иудеев была возможность, пускай и при всех житейских сложностях, адаптироваться в мусульманских странах, что зачастую было невозможно в европейских государствах. Отчасти это связано с тем, что ислам неоднократно вступал в геополитический конфликт с христианами, а евреи своей государственности не имели и потому не рассматривались лидерами ислама как военные противники. Поэтому в XX веке оказалось, что значительная часть евреев к моменту образования государства Израиль прочно обосновалась в исламских странах (в Северной Африке, Йемене и т. д.).

С XVIII века начинается современная, третья фаза в истории иудаизма, которая называется некоторыми еврейскими авторами просто и незамысловато: «эпоха третьего Храма». То есть в этот период ожидается воссоздание Иерусалимского храма и последующее пришествие Машиаха (Мессии), что означает переход к вечности. Данная фаза не должна будет завершиться, а просто стать переходом в бесконечное царство Машиаха.

После VII века ключевой фигурой в иудейской среде становится раввин. Это не священник, совершающий жертвоприношения, а именно учитель веры, который учит соблюдению Закона в условиях, когда Закон в полной мере исполнить невозможно.

Сам термин «раввин» существовал и в ветхозаветную эпоху, и в Евангелии он используется в положительном контексте. Так обращались к самым разным наставникам, в том числе и религиозным. Однако именно в Средневековье раввины становятся отдельной стратой, серьезной и влиятельной силой в еврейском сообществе. Правда, стоит оговориться, что в период формирования двух изводов Талмуда «массового» учительства еще не существовало. И «класс раввинов» еще не сложился. Ему предшествовали скорее отдельные яркие духовные лидеры, великие мудрецы и ученые, в разные эпохи именовавшиеся по-разному.

Поучения и беседы этих выдающихся интеллектуалов составляют значительную часть Талмуда. Они дискутируют между собой, а иногда даже спорят с Богом. Более того, есть примеры, когда Сам Господь отступает под натиском предъявленной Ему аргументации. Как в знаменитом споре с равви Элиэзером, о чем расскажем чуть позже.

Древнейшие библейские тексты дают нам примеры живого присутствия Бога среди Своего народа. Он ведет людей в виде огненного столпа, Его Слава осеняет скинию, Его дыхание ощущается в Иерусалимском храме. Народ пребывает в общении с Ним. Контакт между Богом и людьми был на первом месте, а ритуальная составляющая находилась как бы на втором, хотя нельзя сказать, что она была неважна.

Однако со временем ритуал начинает доминировать. Недаром пророки обличают народ, передавая Божье слово: Всевышний не хочет празднеств и жертв. Он недоволен тем, что формальное берет верх над смыслом (Ис. 1: 13–14).

Это универсальный процесс, так происходит у многих народов, в том числе и в сознании заметной части христиан, для которых обряд зачастую вытесняет живую связь с Богом, тогда для человека молитва становится не способом богообщения, а «вычиткой правила», пост – не поприщем работы над содержанием своей духовной жизни, а всего лишь периодом диетических ограничений.

В иудаизме окостенение религиозной практики идет по нарастающей. Недаром Христос обличает наставников еврейского народа, книжников и фарисеев, в том, что они вытесняют внешними правилами Божественную заповедь, главная цель которой – ориентировать человека на Бога.

И вот Храм разрушен, жертвоприношениям – этому основному акту ветхозаветного богопоклонения – больше нет места. Но и тут обновления не происходит, а идет еще большая формализация, теперь уже в первую очередь частного обряда, применительно к конкретному человеку, оказавшемуся ввиду прекращения жертв в состоянии постоянной ритуальной нечистоты. С этим надо что-то делать. И вот что именно можно сделать в такой ситуации – как раз и объясняют еврейские религиозные учителя, начиная с древних авторов Талмуда.

Знатоки Талмуда так увлекаются спорами об интерпретации текстов и применении Закона, что нередко бросают вызов Самому Богу, опираясь на Его же слово. Не только в том, что написано в их трудах, но и в историях о них самих ощущается особый казуистический дух, особая гибкость и изворотливость ума, готового найти выход из любой самой сложной ситуации, оставаясь при этом в рамках религиозных предписаний.

Вот лишь один пример: история о том, как «полубытовой» вопрос об очищении печи поднимается до уровня богословского диспута. Обычная домашняя печь была каким-то образом осквернена – в нее попало что-то недопустимое, что сделало ее ритуально «грязной». Как вернуть ей «чистоту»? Любой другой предмет для этого поместили бы в кипяток. К примеру, если чашка считается оскверненной, то ее достаточно полностью погрузить в кипящую воду. Но что делать с печью? Об этом спорят мудрецы.

Уважаемый человек, равви Элиэзер, входит в противоречие с остальными. Все говорят, что печь не может быть очищена, он один утверждает, что может, и приводит разные аргументы. Но ученые мужи с ним не соглашаются. Наконец он восклицает: «Если Галаха на моей стороне, пусть рожковое дерево это докажет». И указывает на стоявшее рядом дерево, которое сдвинулось со своего места на сто локтей. Ему возражают: «Перемещение дерева еще не доказательство». Равви Элиэзер обижается, но не сдается: «Если Галаха на моей стороне, пусть ручей докажет это». И водный поток потек в противоположную сторону. С ним не согласились: «Поведение потока воды – не доказательство». Диспут проходил в синагоге, и равви Элиэзер воскликнул: «Если Галаха на моей стороне, пусть стены дома собрания докажут это». И стены синагоги стали наклоняться внутрь, грозя придавить спорщиков. И тогда встает один из них и обращается к стенам: «Когда ученики Мудрости спорят между собой, какое право вы имеете вмешиваться?» Стены остановились из уважения к говорившему, но так и остались наклоненными до сего дня.

Однако каков же итог спора? Равви Элиэзер говорит: «Если Галаха на моей стороне, пусть решение снизойдет с небес!» Он призывает Самого Бога в свидетели. И раздается глас с неба: «Что вы делаете с рабби Элеэзером! Галаха соответствует его словам полностью!» Но, как ни удивительно, оппоненты и тут не унимаются и продолжают противоречить. Они ссылаются на фразу из Торы, говорящую буквально: «Не на небе» (Втор. 30: 12). Что имеется в виду? Во Второзаконии сказано: когда Бог дает заповедь, то утверждает, что «заповедь сия не недоступна для тебя и не далека; она не на небе… но весьма близко к тебе… в устах твоих и в сердце твоем» (Втор. 30: 11–14). Получается, что уважаемые раввины, по сути, заграждают Богу уста, фактически говорят Ему: «Ты уже дал нам заповедь и сказал нам, что она не с небес, а здесь, рядом, вот мы про нее и будем говорить, придерживаясь текста, и никакие знамения нам не нужны».

Таков иудейский подход: дискуссия рассматривается как игра на заданном поле. Когда вмешивается природа и даже Бог, это выводит игроков за рамки начальных правил, разрушает игру. Закон достаточно полон, чтобы обсуждать все дела внутри его, не привлекая сторонних участников!

Сам Господь, по мнению иудеев, отступает перед таким напором. Подтверждением этому может служить маленькая притча, завершающая предыдущий рассказ. Один из раввинов встречает пророка Элияху (то есть Илию). Зная, что тот был живым вознесен на небеса, раввин решил поинтересоваться: «Что Всевышний Святой делает в этот час?» На это пророк отвечает: «Он смеется и говорит: „Мои дети победили Меня. Мои дети перехитрили Меня!"»

Нередко мы видим две равноценно авторитетные позиции, которые утверждают прямо противоположные вещи. Отсюда берут начало ультраортодоксальные практики, которые с развитием иудаизма набирают вес и силу. Если человек максималист и старается делать абсолютно все по правилам, то в описанном случае с печкой он будет склоняться к мнению оппонентов равви Элиэзера: чтобы наверняка не согрешить, разрушит печку и сложит новую. Равви Элиэзер рассуждает более гибко и снисходительно. Но тем не менее позиций может быть много, все их авторы могут оставаться уважаемыми и широко цитируемыми, а в каждом конкретном случае человек будет поступать в зависимости от степени благочестия и личных предпочтений.

Вот еще одна история, иллюстрирующая необычный ход мысли ученых иудеев, интерпретирующих правовой вопрос, то есть относящийся к Галахе. Один из текстов, на который ссылается Йосеф Тёлушкин в книге «Еврейский мир», взят из раздела Талмуда, где описываются принципы раздела собственности. Представьте: некоему еврейскому судье необходимо решить трудный вопрос. Двое нашли на дороге плащ. Согласно нормам еврейского закона, следует установить владельца найденной вещи и вернуть ее. В данном случае хозяин не обнаружен, и два человека спорят, кому принадлежит находка. Оба держатся за нее (физически уцепились за нее руками). Этот факт – то есть реальное владение вещью – тоже имеет значение. Нашедшие имеют равные права на плащ, и каждый заявляет: «Я его нашел». Далее следует чистая математика. Если каждый скажет: «Весь плащ мой», первый должен поклясться, что ему принадлежит не менее половины, и другой должен поклясться в том же. Тогда произойдет равный раздел. А если первый скажет: «Он весь мой», а другой скажет: «Половина моя», потому что считает, что они нашли его одновременно, то первый должен поклясться, что ему принадлежит не менее трех четвертей, а тот, кто говорит, что «он наполовину мой», должен поклясться, что ему принадлежит не менее четверти, и первый получает три четверти, а второй – одну четверть.

Талмудические тексты весьма неоднородны и неоднозначны. Есть фрагменты, формально противоречащие друг другу, и, кроме того, разные учителя дают разные толкования одного того же вопроса. А те, кто пытаются сгладить все нестыковки и выстроить мысль в единую линию, также зачастую следуют весьма нестандартной логике. Но, так или иначе, все авторы не выходят за рамки единой шахматной доски, на которой происходят подобные состязания в казуистике. Подобная логическая эквилибристика неудивительна, если помнить о стоящей перед иудеями сверхзадаче – необходимо соблюсти Закон в условиях, когда это сделать невозможно.