Глава 9

Сегодня пятница, прошла почти неделя с тех пор, как мы последний раз говорили с Мэтью, а легче не стало. За это время я тысячу раз повторила себе, что расстаться – было его решением, и я должна это принять. Но внутренний голос все равно отказывается верить, что он тогда сказал правду. И сердце не желает успокаиваться, измучивая меня тоской, когда я вижу Мэтью в школе.

Во мне нет на него обиды или разочарования, все намного глубже и серьезнее, а потому больнее. И наплевать, что о нас говорят. Что обо мне думают те, у кого в собственной серой жизни ничего не происходит – я никого не слышу. На этот раз все иначе, чем было с Рентоном. На этот раз я стала старше, и больше не собираюсь ни о чем жалеть.

И забывать ничего не хочу.

Я просто принимаю сегодняшний день и живу дальше. Стараюсь помнить об учебе, уговаривая себя не смотреть каждую свободную минуту на знакомый номер в своем телефоне, потому что память о голосе Мэтью сводит с ума.

Стараюсь, но кому я вру? Пока что «жить» у меня получается неважно.

И учиться тоже.

Я даже спать толком не могу, ощущая одиночество в собственной комнате.

Совсем недавно закончился последний урок, и мы с девчонками подошли к своим шкафчикам в большом школьном коридоре, чтобы оставить в них вещи и минутку поболтать, прежде чем разойдемся по внеклассным делам.

– Ох, девочки, как же я рада, что уже совсем скоро мы окончим школу, и большинство из этих людей я больше не увижу! – говорит Триша, поправляя у лба свои черные кудряшки. – Особенно Кейт Хардинг и ее змей-подружек! Почему они думают, что Палмер – это второй Рентон? И что если Эшли с Мэтью поссорились, то он обязательно клюнет на одну из них?

Разговоры обо мне и Мэтью – самая обсуждаемая тема недели, так что заставить моих подруг молчать, когда об этом говорят другие – пустая затея.

– Только посмотрите, Тамара снова подошла к Мэтью со своей дурацкой листовкой «Выберем королевой Зимнего бала капитана «Красных лисиц»»! Бедняжка, она сейчас от радости задохнется, так ему улыбается! Интересно, сколько пройдет времени прежде, чем он ее пошлет?

– Нисколько! – хмыкает Эмбер, пряча в сумку шоколадный батончик, который взяла с полки своего шкафчика. – Уже послал! Смотри, Триш, он даже не стал ее слушать!

– А я что говорила! – тут же довольно прищуривает черные глаза Дженкинс и поворачивается ко мне. – Не станет он ни с кем встречаться, пусть даже не ждут! Эш, слышишь?

– Девочки, не надо.

– Еще как надо! Мэтью с тобой был совершенно другим, вспомни шоколадный брауни! Ну, не можем мы все ошибаться. Вот когда Шон закрутил с Кейт, я сразу сказала, что он – придурок и не сто́ит тебя! Помнишь, Эмби?

– Помню, было такое!

– А сейчас даже Джейк не верит Дугласу Харту и его дружкам. Да кому он нужен, этот Рентон, чтобы ему мстить! Парни в команде уже почти все за Мэтью, мне Джейк сказал! А теперь, когда он пропускает тренировки, вообще непонятно, как «Беркуты» подготовятся к следующей игре.

Я достаю из своего шкафчика теплую кофту и надеваю на себя. Поправляю хвост, чтобы не мешал одежде.

– Эшли? Ты нас услышала? – не успокаивается Триша. – Ты не можешь бросить Мэтью, ты ему нравишься!

– Девочки, я уже говорила, – отвечаю ровно, не давая эмоциям отозваться в моем голосе. – Я его не бросала, и мы не ссорились. Здесь совершенно другое – он просто не хочет отношений и не хочет усложнять себе жизнь. Я ему не подхожу. Увы, его жизнь намного реальнее, чем моя.

– Ой, перестань! Да кто в эту сказку поверит? – поддакивает подруге Эмбер. – Так не хочет, что только и пялится на тебя, когда ты не видишь – уже вся школа в курсе.

– Вот именно! – кивает Триш. – Даже такой лопух, как мой Финли, и тот говорит, что Мэт, похоже, повернут на Уилсон. Потому что кидается на любого, если услышит твое имя. Еще немного, и с цепи сорвется, а потом и из школы вылетит! Эмбер, вот ты слышала когда-нибудь от парня что-нибудь глупее, чем «Ты мне не подходишь, детка. Потому что ты дочь копа, а я – порочно-асоциальный тип»?

– Ну… вообще-то, да.

– Эмби?! – восклицает Триша и получает в ответ такой же удивленный взгляд:

– А чему ты удивляешься, Дженкинс? Ты спросила, я ответила! Да, слышала! Вчера Брюс Броуди пригласил меня на свидание. А что может быть глупее этого?.. Меня? Худышка Броуди? Ха!

Эмбер искусственно хмыкает, надевает сумку на плечо и вдруг грустно вздыхает:

– И я теперь не знаю, девочки, плакать мне или смеяться.

Мы переглядываемся с Тришей, и она подмигивает мне, прежде чем посмотреть на Эмбер.

– И ты, конечно же, не пойдешь? – с сомнением усмехается. – Он же зануда, ботан и все такое. Представляешь, как посмеётся над вашей парочкой Синтия Миллер вместе с Куклой Кейт. Обхохочутся! Вот тогда и порыдаешь вволю.

– Ну, м-м… я еще не решила. Может, и не пойду.

– Ой, Эмби, сделаем вид, что мы тебе поверили!

– А может, и пойду…

– Порадуешь стерву Миллер?

Вот теперь и Эмби улыбается.

– А если и да? Девочки, я до сих пор не могу забыть, как Брюс целуется. И потом, он умный, с ним интересно – он столько всего знает, ну какой он зануда? А еще его, кажется, ничуть не смущает моя фигура.

– Она и Хью Граймса ничуть не смущает, – замечаю я. – Особенно в последнее время.

После ссоры в клубе «Лихорадка» и драки с Броуди, Хью устал мозолить Эмбер глаза, но, похоже, ее это не волнует.

– Поздно. Хью давно не моя история, а после Хеллоуина я всю компанию Рентона знать не хочу! Так что, пожалуй, и правда, позвоню вечером Брюсу.

Я уже закрыла свой шкафчик и набросила рюкзак на плечо. День еще не закончился, и в офисе школьной газеты нас с Эмби ждет Фиби и Закари, но у меня совершенно нет желания оставаться в школе.

Не сегодня.

– Эй, Эшли, а ты куда? – озадаченно бросает Эмбер, заметив, что я собралась уходить. И сама догадывается:

– Не останешься?

– Нет, – качаю я головой и пробую улыбнуться. – Эта неделя и так долго тянется для меня. Я устала от школы и хочу домой. Ну, пока, девочки!

У меня не самое лучшее настроение, но подруги замечательные, я их обожаю. Особенно за то, что у них даже в такой момент получается меня рассмешить:

– Смотри, как пошла. Все-таки у этой Рыжей малышки клевая задница. Скажи, Триш?

– М-да, не поспоришь. Я бы с ее булочками в пинг-понг поиграла.

Что?! Уже отойдя от девчонок на несколько шагов, я оборачиваюсь и прыскаю смехом. Отмечаю каждую пальцем, обещая, что при случае обязательно им отвечу!

– Даже не мечтайте!

***

Дома на улице Трех кленов кипит жизнь. Нанятая обслуга с утра подготавливает коттедж Железной Пэйт к приему важных гостей, и Патриция вместе с отцом хлопочут по дому, следя за тем, чтобы к визиту мэра и его жены все было идеально готово. Так что в холле красивого коттеджа Патриции меня встречают цветы в напольных вазах – белые и голубые гортензии, выглаженный тюль на высоких окнах и натертый до зеркального блеска паркет.

Обеденный стол в большой гостиной сервирован дорогой посудой, а сама Пэйт успела вернуться от парикмахера – хотя наверняка до званого ужина еще остается часа три свободного времени, потому что отец до сих пор в футболке и спортивных брюках, готовит на кухне что-то мясное, обсуждая с женой предстоящий вечер и последние новости.

Увидев меня, оба родителя оборачиваются и показываются из кухни.

– Привет, Эшли, – здоровается Пэйт, выходя навстречу. – Ты сегодня раньше. Все хорошо в школе?

– Привет, Пэйт. Да, все нормально.

– Привет, дочка! – я направляюсь к лестнице, но отец окликает меня: – Как прошел школьный день?

– Отлично.

– И все? Больше ничего нам не расскажешь?

Больше? А что еще рассказать больше, если с виду действительно ни к чему не придраться?

Я снимаю со спины рюкзак и расстегиваю куртку, пересекая холл и часть гостиной.

– Нет, не расскажу. Я лучше пойду к себе.

– Постой, Эшли! – Патриция окликает меня и подходит к лестнице, когда я начинаю по ней подниматься. – К шести вечера к нам приедут мэр Болтон с супругой и еще одна влиятельная пара конгрессменов от нашего штата. Предполагается домашний ужин, и я предупреждала о нем заранее. Надеюсь, ты оденешься и спустишься к гостям?

– Нет, Пэйт, извини, но я не смогу.

– Почему? Ты плохо себя чувствуешь? Для нас с Брайаном это крайне важно.

Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Смотрю на мачеху.

– Эшли? – с нажимом произносит отец. – Это всего лишь ужин, с которого ты в любой момент сможешь уйти. Ну, что тебе стоит, дочка?

Мне ничего не стоит, и дело вовсе не в моем самочувствии, а в том, что я не хочу никого видеть. И тем более незнакомых мне людей, которым должна улыбаться, быть вежливой и поддерживать с ними не интересный мне разговор, даже зная, что являюсь частью жизни мачехи, и для нее это важный шаг – всем открыто представить свою семью.

В любой другой раз я была бы рада ее решению, но невозможно изображать радость, не чувствуя ее в себе. Как невозможно докричаться до глухого, если он смотрит в другую сторону.

– Извини, Пэйт, – повторяю, обращаясь к мачехе. – Я не смогу быть приветливой с гостями и только все испорчу, даже зная, что для тебя это важно. У меня была трудная неделя и все, чего я хочу – это уйти к себе и никому не мешать.

– Но, Эшли…

– У вас есть идеальная Кэтрин! Я уверена, с ней не будет никаких проблем!

– А как же ты?

– А мне вам сначала придется научиться доверять, и только потом усаживать за стол. Иначе… еще влезу локтями в суп! Будете потом за меня краснеть!

С прошлой субботы мы с родителями так и не поговорили. И не потому, что они не пытались, а потому, что ничего не вышло. К разговору из ультиматумов я не привыкла, а кричать в глухую стену не видела смысла. И объяснять что-либо – тоже.

Каждый человек рождается с правом голоса и правом совершать ошибки. Жить не по указке и любить не по правилам. Смотреть в ту сторону, в которую он хочет, и идти собственным путем. Если у него отнять право быть собой, то что ему останется?

Правильно, то, что сейчас оставалось мне – просто уйти. Пока лишь в свою комнату, но уже очень скоро, когда закончится школа – в свою собственную жизнь.

Я вошла в спальню и прикрыла дверь. Оставив рюкзак у стола, освободила волосы от резинки, переоделась в домашнюю одежду и легла на кровать. Аппетита не было, так что я не боялась проголодаться. Попробовала читать, но ничего не вышло – мысли снова и снова возвращались к Мэтью, заставляя всякий раз опускать книгу. К тому, каким он был со мной в этой комнате и каким я его узнала позже.

Парень с секретами, который однажды, ворвавшись в мою жизнь, украл и мое сердце.

Я скучала по нему, отчаянно, и на глаза вновь навернулись слезы.

Почему, даже оставшись наедине с собой, нельзя просто закрыть двери от всех проблем и сомнений? Почему люди на это не способны? Почему я сама, упрекнув в этом Мэтью… сдалась?

Я встаю с кровати, подхожу к окну, закрываю жалюзи и включаю компьютер. Сажусь в кресло за стол с надеждой погрузиться работу. Потому что единственное, что сейчас способно отвлечь меня от мыслей – это фотографии. А их накопилось немало. Школьных и сделанных специально для конкурса, – мое участие в котором, к неподдельному удивлению, затянулось.

Я и сама не ожидала, что пройду до последнего тура и останусь в числе пяти лучших начинающих фотографов, каждый из которых претендует на победу. А значит, на публикацию своих снимков в одном из самых известных журналов Америки. Неплохой приз для старшеклассницы, не правда ли?

Так что я открываю сайт журнала и принимаюсь изучать фотографии других участников. Читаю новые статьи именитых фотографов и делаю для себя заметки – всё, что может пригодиться для усовершенствования мастерства.

Внизу слышны голоса гостей. Чей-то смех, шаги на втором этаже и разговор на улице. Чужое присутствие в коттедже Железной Пэйт. Но мне оно не мешает. Сейчас я наедине с собой и обо всем забываю на несколько долгих часов… до тех пор, пока день за окном не сменяет поздний вечер, дверь в мою комнату открывается, и в спальню входит отец.

Если бы не его присутствие, я бы, наверное, и не поняла, что уже неизвестно сколько времени пялюсь на экран монитора, пересматривая фотографии с субботней ярмарки. Наши с Мэтью фотографии, на которых этот невероятный парень улыбается и почти везде смотрит на меня. Даже тогда, когда я нахожусь по другую сторону фотокамеры.

Сбоку от монитора на столе так и лежит осенняя корона, которую он выиграл для меня в конкурсе яблочных пирогов. Красивое рукотворное чудо, которое навсегда останется самым дорогим подарком моей юности.

***

Я не прячу фотографии от отца. Мне нечего стыдиться. Раз уж он вошел, пусть видит. И он долгое время смотрит их вместе со мной, молча стоя за моей спиной.

– Эшли, нам надо поговорить.

Я пожимаю плечами: наверное, надо. Но трудно начать разговор с самым родным человеком, помня о том, как глубоко его слова ранили душу. Потому что придется вынимать занозы. И потому что знаю: больно будет не только мне.

– В прошлый раз у нас ничего не вышло.

– Я хочу попробовать снова. Ты… встречаешься с этим парнем?

– Нет, – я не оборачиваюсь. Отец молчит, глядя на последнюю фотографию, сделанную по нашей просьбе незнакомцем, на которой я широко улыбаюсь в объектив, придерживая на голове корону, а Мэтью обнимает меня, целуя в щеку.

– Но не потому, что ты так захотел, – продолжаю свой ответ. – А потому что Мэтью тебя услышал.

– Понимаю.

Сейчас он многое мне хочет сказать, хотя и не знает, с чего начать, – я это чувствую. Но на то мы и родные люди, чтобы прощать друг другу даже не сказанное. Сейчас не это важно, не сожаление о брошенных сгоряча обидных словах. Именно поэтому ладонь отца ложится на мое плечо и гладит его.

– Пап, ты помнишь нашу первую встречу с Патрицией и Кэтрин на летней ярмарке?

– Конечно. Для меня она случилось будто вчера.

– Кейт в тот день закатила настоящую истерику, а Пэйт нам обоим показалась высокомерной богачкой. Которая боялась испачкать дорогие туфли о мокрый газон и смотрела на нас, только что приехавших в Сэндфилд-Рок, как на двоих бродяжек, хотя и старалась быть вежливой.

– Да, помню.

– Тогда они обе не понравились мне, и я подумала, что больше никогда их не увижу. С чего бы вдруг? Ведь они совершенно не походили на тех людей, с которыми мы привыкли общаться. Но однажды ты пришел домой не один, а с Патрицией, и сказал, что вы встречаетесь.

Ты хотел познакомить нас, – продолжаю я вспоминать, – и казался таким счастливым, немного растерянным, и все время спрашивал у Пэйт, удобно ли ей сидеть на стуле и не долить ли в ее стакан сока. Мы пили на террасе мой любимый ананасовый сок, но ты впервые не замечал, что мой стакан давно пуст.

– О, Эшли…

– В тот день ты перевернул мой привычный мир. Я впервые поняла, что не единственная, кто для тебя существует.

– Я догадывался. Мы так долго привыкли с тобой жить одни, что в тот день я все ждал, когда же ты скажешь «нет», и все закончится. Мне кажется, Пэйт тоже этого боялась. Она знала, что я пообещал твоей матери любить тебя за нас двоих. Но ты всегда была понятливым ребенком, и моим лучшим другом.

Я упрямо, но уверенно качаю головой.

– Нет. Я бы никогда так с тобой не поступила! Даже если бы ты ошибся в Пэйт, ты заслуживал быть счастливым. Я всегда верила тебе и была уверена, что у нас это взаимно… Пока не услышала, что ты считаешь меня лгуньей.

Отец шумно вздыхает и наклоняется, чтобы прижаться губами к моей макушке. Поцеловав мои волосы, медленно распрямляется и гладит их. Не отходит, опустив руки на мои плечи.

– Прости меня, малышка Симба. Я верю тебе, просто иногда родителям кажется, что они лучше знают эту жизнь.

Мы какое-то время молчим, думая каждый о своем, пока я продолжаю улыбаться отцу с экрана монитора, а Мэтью целует меня. Сейчас во мне нет и капли той радости, которую я ощущала на ярмарке. А ведь тогда мне казалось, что всё только начинается…

– Пап, – я наконец-то заговариваю. – Мне нужно тебе сказать кое-что важное. Пожалуйста, пообещай, что на этот раз ты меня услышишь.

Мне трудно начать, но я знаю, что должна это проговорить. Хотя бы потому, чтобы никогда больше не сомневаться в том, кто я и чего хочу.

– Обещаю, Эшли.

Я поднимаюсь с кресла и поворачиваюсь к отцу. Брайан Уилсон высокий мужчина, и мне приходится поднять лицо, чтобы увидеть его глаза. Сейчас мне очень важно смотреть в них и знать, что он у меня есть – самый родной человек!

Но главное, что он поймет и услышит.

– Сейчас я живу с вами – с Пэйт и Кэтрин, но так будет не всегда. Уже совсем скоро мне придется учиться жить самостоятельно, а тебе придется решить – доверяешь ты мне или нет. Потому что, если нет… мы можем больше никогда не услышать друг друга. Пап, я очень тебя люблю. Очень! Но хочу сказать… – мои пальцы находят руку отца и крепко ее сжимают, – я никому не позволю решать за меня, как мне жить и кого выбирать моему сердцу. Даже тебе, понимаешь?

– Эшли…

– Пожалуйста, будь мне другом, мне это очень нужно!