Глава 8
В понедельник в школе всё меняется, и это сразу же все замечают, как только мы с Уилсон сталкиваемся в коридоре нос к носу и спустя секунду расходимся.
Я не хочу быть похожим на Рентона и не могу просто сделать вид, что она перестала для меня существовать. Поэтому, увидев Эшли, замедляю шаг, чтобы сказать ей «Привет», но заставляю себя уйти.
Видит бог, я бы согласился выглядеть сволочью в глазах окружающих нас старшеклассников, лишь бы их внимание к Эшли оказалось не таким болезненным. Но я не оглох и не ослеп, я вижу, что она расстроена, однако на слова ее отца мне нечего возразить.
Не в офицере Уилсоне дело, а во мне, и этого не изменить. Я не хочу, чтобы однажды она оказалась на месте Бетти и возненавидела меня за то, что я сломал ее жизнь.
Не стоило вообще возвращаться в школу. И не стоило Эшли спасать меня на парковке. Возможно, сейчас для нее все сложилось бы иначе.
Я слышу, как вокруг все шепчутся о том, что я бросил Уилсон. Наигрался, остыл, стало скучно – ведь Палмер не привык к серьезным отношениям. Всё, что интересует парней – это узнать, переспал ли я с рыжей девчонкой-фотографом после Рентона, и сколько раз. Ведь зачем-то же я морочил ей голову.
Даже у Рони Салгато этот вопрос так и зудит на языке. Он все время путается под ногами и оборачивается вслед Эшли, но спрашивать у меня не рискует. И правильно делает – я сейчас слишком зол и раздражен, чтобы при случае не дать ему в морду.
Идиоты! Я бы хотел заткнуть всем рты и убедить просто не замечать нас, но это невозможно. И наверняка Эшли тоже это слышит.
Она ни от кого не прячется, и не отвечает на смешки, все так же гордо входит в кабинет и занимает место за своей партой, но выглядит бледнее обычного и словно ушедшей в себя. Ей не все равно, мне тоже, и нам двоим не обойтись без того, чтобы поставить окончательную точку.
Я вовсе не удивляюсь тому, что после занятий на школьную парковку мы приходим одновременно. Вокруг на своих автомобилях разъезжаются одноклассники, кто-то остается ждать школьный автобус, а мы, заметив друг друга, сходимся в одном месте и молчим.
Эшли отзывается первой. Тихо спрашивает, остановив взгляд на моем плече.
– Почему, Мэтью?
Ее простой вопрос может содержать любой подтекс. Почему я два дня не отвечал на ее звонки, ведь наверняка видел, что она звонила. Почему не подошел в школе. Почему ничего не захотел объяснить?
Но ее интересует совсем не это.
– Почему ты так легко сдался?
Черт. Черт!
Это не так, и совсем не легко. И стоя напротив Уилсон, я чувствую, как в моей груди все сжимается от ее упрека. Я солгал Рентону, когда сказал, что буду с ней до тех пор, пока она захочет. Солгал, и от ощущения, что причиняю ей боль, мне хочется что-то с собой сделать.
– Потому что твой отец прав, Эшли. Вспомни Утес, а я на нем вырос. Я тот чертов набор генов, который следует держать подальше от послушных дочерей, и твой отец это знает. Тебе нужен другой парень.
– Какой еще другой, Мэтью?
– Например тот, кто с легкостью поедет с тобой в Аризону, поступит в один университет, и которого твоя семья не будет бояться приглашать в гости, опасаясь, что он стянет с тебя не только трусики, но и из сейфа их фамильное серебро.
Я кусаю губы. Мы встречаемся с Эшли взглядами и ее чистые серые глаза снова напоминают мне небо после дождя.
– Господи… Я не верю, Мэтью, – выдыхает она. – Ты не можешь так думать. С чего ты взял, что я кому-то позволю решать за меня? Это же глупо!
– Глупо? – я качаю подбородком. – Мне так не кажется. Глупо было дать тебе надежду, что я другой, а теперь не знать, как защитить от сплетен. Прости, Эш! Я никогда не хотел тебя обидеть.
Я жду, что она расплачется и, возможно, вспылит так же, как Бетти. Женщины не терпят разочарований и не прощают обид. Но, похоже, я плохо знаю Эшли Уилсон.
Ее глаза блестят, но она не плачет и ни о чем меня не просит. Вместо этого просто упрямо качает головой, отрицая мои слова.
– Ты ничем меня не обидел, Мэтью Палмер. Ни разу! Я просто хочу разобраться «почему».
– Видимо, я сошел с ума, но то, что сказал о моей семье твой отец – правда. Тебе не стоит мне доверять. Со мной ты не сможешь быть уверена, что все будет хорошо. Я не верю, что ты забыла парковку и то, как мы познакомились. Там я был собой, и в участке с твоим отцом – тоже. Это и есть мой ответ на твой вопрос.
– Но со мной ты тоже был собой, Мэтью! Раньше бы я с отцом согласилась, но сейчас думаю о тебе иначе, слышишь?!
Мы продолжаем смотреть друг на друга, и в глазах Эшли столько решимости меня убедить – нет, не в том, что нам надо быть вместе, а в том, что я другой, – что это выдержать невозможно.
– А я – нет! Прекрати заблуждаться, Эш! – не хочу, но срываюсь. – Я живу в мире, который кого угодно отучит себе лгать! Девушке моего брата скоро рожать и еще недавно она думала, что проживет с Крисом долго и счастливо. А теперь он в тюрьме, а Бетти собралась отдать ребенка чужим людям. Сейчас она ненавидит брата, хотя еще вчера клялась ему, что любит! И знаешь, я зол на нее, мы поругались, но не могу не понимать – она права! Из Кристиана выйдет хреновый папаша! Он не должен был с ней связываться. Я не должен ни с кем связываться! Просто забудь меня, Эшли, иначе будешь ненавидеть! Забудь, я этого хочу!
Я могу наговорить еще много чего, но последние три слова уже решают все.
– Ты хочешь? – ее голос глохнет, а глаза тускнеют.
Все во мне кричит обратное «Нет, не хочу, твою мать! Я сам не знаю, чего хочу!», но я и так уже зашел достаточно далеко, поэтому выдыхаю почти беззвучно:
– Да.
– Хорошо. Как скажешь, Мэтью Палмер.
Я возвращаюсь из школы около четырех часов дня, оставляю мотоцикл стоять на заднем дворе дома и сразу иду к себе, чтобы переодеться.
Бетти до сих пор у нас, на кухне пахнет сгоревшими тостами и арахисовой пастой, но запаха травки нигде не ощущается, и это уже хорошо. Заглянув в почти пустой холодильник, я делаю себе пару сэндвичей с остатками бекона, запиваю их чашкой горячего кофе и ухожу в гараж, зная, что в десять часов вечера туда приедут Джой и Натан забрать свой «Бьюик».
Отец сидит в затертом кресле у стены, накрыв лицо кепкой, выронив из пальцев пустую банку из-под пива, и спит. Но двигатель в седане уже чист и масло заменено.
Я расталкиваю его, и мы заканчиваем работу к одиннадцати, после чего, распрощавшись с парнями, расходимся. Они уезжают, а я иду к себе, принимаю душ и мгновенно засыпаю, чтобы уже через час проснуться от чужого крика, долетевшего в мою спальню со стороны гаража.
Я привык спать очень чутко, в нашей семье сигналом тревоги может послужить любой необычный звук, поэтому я немедля натягиваю джинсы, надеваю на голое тело куртку и спускаюсь вниз. Взяв в руки монтировку, в глубокой тени пересекаю двор и проскальзываю в гараж через задний вход со стороны двора.
– Закрой дверь, Мэт! – тут же слышу знакомый голос. – Эта тварь визгливая, как кастрированный боров!.. Заткни пасть, сука! Заткнись, я сказал!
В гараже трое – Лукас, его друг Картер Райт, и Томас Фриман. Именно последний валяется на полу в соплях и крови, и воет в голос, как дешевая шлюха над последним долларом, забыв, что у него имеется кадык.
– Клянусь, Картер, я не виноват! Лукас, пожалуйста, поверьте мне! Рэй взял меня за горло и подставил! Я не хотел вас обманывать! Мэтью… – захлебывается плачем Фриман, увидев меня. – Клянусь, я не знал, что у Уолберга будет нож, и он пустит его в дело! Он сказал, что хочет только поговорить!
– Сука, ты тоже в этом участвовал, а я доверял тебе! – орет Лукас, рванувшись вперед, но Райт его опережает.
Как бьет Картер – мне известно. Как холодная бездушная сволочь, никому не давая и шанса ему ответить. Вот и сейчас, едва встав на ноги, Фриман снова обрушивается на пол и хватается за сломанный нос. Со стоном катается по полу, боясь издать лишний звук, чтобы не разозлить Райта еще сильнее.
– Слушай меня, Томми, и слушай внимательно, – Картер садится над ним на корточки и, разжав кулак, медленно вытирает руку о плечо бывшего дружка. Говорит ровно своим сухим, равнодушным голосом, от которого у меня в детстве стыла кровь, пока я не стал старше и понял, что он со всеми такой, а не только со мной:
– Больше тебе правду никто не скажет. Ты всегда был не особо умен, чтобы ее заслужить. Связавшись с Уолбергом ты предал нас и совершил большую ошибку. Но главной твоей ошибкой было вернуться в город и засветить свои яйца у бывшей девчонки Рэя. Томми, неужели ты думал, что мы об этом не узнаем?
– Да он вынюхивал, сука! Сдал Мэтью их копам или нет! А может, мой брат и вовсе подох! Так было, Фриман? Отвечай!
Лукас подскакивает и пинает Фримана, и я сам, мгновенно подобравшись и сжав руки в кулаки, едва не бросаюсь следом, чтобы избить продажную сволочь, но жесткий окрик Райта тормозит нас обоих.
– Заткнись, Лу! Не лезь, Мэт! Я сам!
Кровь из носа Фримана хлещет потоком, просачиваясь сквозь пальцы на бетонный пол, и парень начинает трусливо скулить, приподняв над полом жирную задницу.
Опустив голову, Картер вновь сухо обращается к нему:
– Итак, Томми, зачем ты приехал? И зачем тебе понадобился ствол? Кого ты собирался им подстрелить – меня? Или кого-то из наших общих друзей?
– Клянусь, Картер, я не хотел! Это Рэй меня заставил! Я бы никогда… Я должен был только купить пушку и оставить ее у Джоан. Это всё, что я знаю, парни, клянусь!
– Врешь!
Врет! И новый удар Райта, который уже успел вздернуть Фримана на ноги и достать его челюсть, отбрасывает последнего на стену гаража и сразу проясняет парню память.
По-новой завыв, тот все-таки признается:
– Рэй хотел, чтобы я подстрелил Паркера! Он не может простить Стиву, что тот снюхался с тобой и занял его место! А Джоан должна была помочь нам кого-то из вас подставить! Ты на нее не повелся бы, но Лукас трахает все, что движется – это все знают. А младший Палмер совсем сопляк… С Мэтью всё могло выйти, Джоан бы постаралась! После того, как он в последней драке порвал Рэю ухо, он все время грозился его достать…
– Пожалуйста, Картер, – продолжает утираться соплями Фриман. – Я не хотел! Я просто должен Рэю деньги, большие деньги! Мы с Джоан давно сидим на белой пыли, а Уолберг давал нам в долг и обещал забыть…
– Сука!
Я понимаю, что бросился вперед, только тогда, когда Райт резко разворачивается, вырывает у меня из руки монтировку и бьет ладонями в плечи, отшвыривая от Фримана назад.
– Пусти, гад! – ору я Картеру в лицо, налетая на него и краснея от злости. – Эта тварь держала мне руки, когда Уолберг достал нож! Мне не нужен ствол, чтобы его грохнуть!
Я сильный, но Райт сильнее и, съездив мне по челюсти, он отшвыривает меня в руки Лукаса.
– Никогда, Мэт, не лезь туда, где разбираюсь я, понял? – шипит Райт сквозь зубы. – Тебе пока со мной не справиться!.. Лу, убери его отсюда к чертовой матери! – командует брату. – Пусть не мешается под ногами!
– Слышал, Мэтью? Вали давай! Чего встал?
Меня здорово трясет, кровь толчками бежит по венам, заставляя грудь вздыматься, а ноздри трепетать от гнева. Драка с Уолбергом не забыта, и мне хватает одного признания Фримана, чтобы я снова очутился там – на старой заводской парковке, стоять один против троих.
Словно догадавшись о моем состоянии, Лукас становится передо мной и встряхивает меня за плечи.
– Держи, Мэт! – вкладывает в руки перетянутую резинкой пачку денег. – Это для Криса и Бетти, оставишь в доме. А это, – добавляет еще одну, – передашь Паркеру. А заодно введешь его в курс дела насчет Фримана. Мы с Райтом еще задержимся здесь, так что увидим его не скоро.
Я все стою, не в силах сойти с места, и брату приходится пихнуть меня в плечо:
– Уходи уже, Мэтью! Мы разберемся с Уолбергом, обещаю! А ты передай деньги Паркеру и для всех держи язык за зубами, как привык!
Я приезжаю на Утес и передаю деньги Паркеру. Сообщаю ему, что Картер и Лукас у нас в гараже «разговаривают» с Томом Фриманом, и что лучше им не мешать. Стивен пробует еще что-то спросить, уточняет насчет Уолберга, но я дергаю плечами и ухожу.
Я еще не забыл, что они с Лу не очень ладят, и если надо будет, он сам завтра все узнает у Райта, а мой доклад сегодня на этом исчерпан.
Брат Габриэль еще зол на меня, и смотрит волком. Плевать. Нил, как шавка, отирается возле Стива, и я не удивлюсь, если скоро он набьет его имя себе на лоб. Пока мы говорим, парень не подходит, но крутится рядом. И громко фыркает, когда, проходя мимо, я намеренно задеваю его плечом.
– Смотри, куда прешь, Палмер!
– Хочешь показать мне дорогу, Боррозо? – я замедляю шаг и останавливаюсь.
Мое тело совсем не против хорошей драки, гнев так и зудит в кулаках, умоляя выпустить его наружу… Но Нил не дурак, а потому отступает, что-то заметив в моих глазах.
– Не сегодня. Я под травкой, чувак, и не хочу портить себе кайф! К тому же, скоро сваливаю. Но в следующий раз сделаю для тебя исключение.
Сегодня безлунная ночь – в такие даже звезд не видно. Где-то внизу шумит океан, а на пустынном Утесе в перекрестном свете фар ярко горит костер. И хотя сейчас довольно холодно, но несколько девчонок и парней все равно танцуют у огня, разгоняя кровь пивом, музыкой и смехом.
Я подходу к костру и сажусь на капот чужой тачки. Когда знакомые ребята предлагают мне сигарету, не отказываюсь. Глубоко затянувшись, впускаю в легкие дым, успокаиваясь и глядя сквозь огонь на извивающиеся в танце фигуры.
Габриэль сегодня здесь в компании Франциско – этот парень откололся от Уолберга вместе с Паркером. Они оба успели напиться, и девушка громко смеется, позволяя парню лапать себя за зад и лезть под юбку. В последние дни я совершенно о ней забыл, но даже увидев, не спешу здороваться. Она тоже замечает меня и пробует отделаться от Циско, но он уже достаточно заведен, чтобы так просто ее отпустить, и запросто утаскивает в машину.
В свете фар мелькает крашеная, рыжая шевелюра Лесли, подруги Габи. В отличие от сестры Нила, она сегодня одна и считает, что ей повезло больше, когда подходит ко мне, виляя бедрами, и останавливается напротив, заслоняя собой огонь. Опустив руки на мои колени, смотрит в глаза, улыбаясь. Прильнув ближе, мягко отбирает из моих пальцев сигарету и глубоко затягивается. Не дождавшись от меня слов, говорит сама:
– Мэтью, я замерзла, не хочешь меня согреть? Сегодня холодная ночь и мне определенно нужен такой горячий парень, как ты!
Я был с ней не один раз, и нам ничего не нужно объяснять друг другу. Я могу взять ее прямо сейчас, здесь и мы оба получим от этого удовольствие, отлично понимая, кто мы есть и кем будем завтра.
У меня под курткой голое тело, и Лесли расстегивает ее на моей груди и запускает под куртку руку. Встает между моими коленями и прижимается ко мне ближе. Выпустив дым, касается губами шеи, заставляя мой безразличный взгляд стать осмысленным и найти ее.
– Мэтью?
Секс. Да, это именно то, что мне сейчас нужно. Секс без мыслей и взаимных обещаний. Секс без чувств и ненужных надежд. Приятная разрядка и не более – то, к чему я привык. А Лесли или Габи – неважно, важно, что мое тело откликается мгновенно. А в такой темноте, как сейчас, все равно не увидеть лица.
Эшли.
– Хочешь здесь, или поедем ко мне? Помнишь, как я умею ласкать, а, Мэтью? Ну же, парень! – глупо хихикает Лесли. – Ты такой горячий, а как неживой! Я ведь знаю, ты хочешь меня!
Тебя? Последнее из сказанного девушкой заставляет меня очнуться.
Нет. Не хочу, твою мать! Не тебя!
Ничего не выходит. Я не могу себя заставить даже ее обнять, стоит мне представить Эшли. Нежные губы Уилсон, открытый взгляд серых глаз и опьяняющий голову запах. Искристый смех и улыбку, повторить которые невозможно!
Волна колючих духов Лесли вместе с сигаретным дымом касаются ноздрей, и горло тут же перехватывает душная волна неприятия, заставляя меня сжать от досады рот и почти оттолкнуть от себя девушку.
Чужой голос, чужой смех и прикосновения. Почему я раньше не замечал, как это раздражает?
– Что?.. Что случилось?
– Ничего. Отойди, Лесли!
– Палмер?
Но я уже спрыгиваю с капота тачки и решительно застегиваю куртку.
– Дело не в тебе, – без сожаления лгу.
– А в ком? – растерянно выдыхает девчонка и на этот раз получает честный ответ:
– Во мне. Похоже, я болен, и пока не решил, что с этим делать.
