Глава 7

Еще один молодой подонок, рожденный с меткой «Выбраковка общества». Достаточно смелый для того, чтобы зайти за дозволенные границы, и достаточно наглый, чтобы этого не скрывать.

Вот что читалось в глазах офицера Уилсона, когда он смотрел на меня и был уверен, что видит насквозь. Мог ли я его за это винить?

Нет, не мог.

Сколько бы я не обманывал себя, но я на самом деле был и оставался тем, кого он однажды допрашивал в своем кабинете, и кто вел себя с ним более, чем цинично – не раскаялся и наотрез отказался просить прощения у пострадавшего и его родителей.

Тогда я ненавидел лживого Рентона, офицера, школу и весь мир вместе с собой в придачу. И только жалел о том, что мне помешали до конца выместить свою злость, оставив ее бурлить в крови.

Чувствовал ли я что-то похожее сейчас?

Нет, не чувствовал. Скорее досаду и режущий осадок в груди на то, что все оказалось так предсказуемо, и так быстро закончилось.

Я действительно понимал, что этого разговора не избежать. Пусть и не хотел о нем думать, но никогда себе не лгал.

И я не подбирался к Эшли.

Если бы можно было все просто объяснить. И если бы меня услышали.

Я не мог винить офицера Уилсона за его слова. На его месте я бы тоже не подпустил такого ублюдка, как я, к своей единственной дочери, зная, на что он способен. А в том, что Уилсон хороший отец, видя Эшли сложно усомниться. Несчастные люди не умеют так искренне улыбаться.

Сегодня я тоже ощущал себя живым. Настолько, что казалось больше нет ничего невозможного. Надо только позволить себе мечтать и все получится. Выходные с Эшли, лето с Эшли, а дальше… Дальше от близости и смеха рыжей девчонки, от ее сладких губ и смелых мыслей пересыхало горло и все туманилось в голове.

Не получилось. Окрылив, сказка быстро истаяла, больно разбив несмелое желание о жесткую реальность.

«Убирайся, щенок! Что бы ты ни задумал, я тебе не позволю это осуществить!»

После разговора с отцом Эшли я не могу ехать домой – туда, где все напоминает о том, что он прав. Сейчас мне не хочется никого ни видеть, ни слышать.

Впившись пальцами в истертый руль и словно окаменев, я веду машину к побережью и приезжаю на пустынный пляж. В единственное место, где могу побыть один. Долго стою на берегу, слушая ночной океан и песню ветра. Позволяя холодному бризу лизать мое лицо и трепать волосы в надежде, что он выстудит мое сердце и душу.

Смотрю перед собой, а вижу рыжую сероглазую девчонку в короне Королевы осени.

Она важно прошлась в ней передо мной, а потом весело рассмеялась, попросив какого-то зеваку нас сфотографировать. Не знаю, видел ли я в тот момент людей вокруг – вряд ли, потому что смотрел только на нее.

На девушку-Радость, которая вдруг обняла меня за шею, посмотрела в глаза и поцеловала.

Она обязательно еще будет счастлива, после меня и после Рентона, иначе этот сволочной мир не стоит и единой капли надежды. Моя же надежда сегодня была жива благодаря Эшли. И как бы ни закончился этот день, но он у нас был, и я его запомню.

На подъездной аллейке возле дома стоит знакомый седан. Я возвращаюсь домой поздно, ставлю «Додж» в гараж и застаю отца за работой.

Одетый в старый рабочий комбинезон, хмурый, он ковыряется в двигателе и недовольно чертыхается себе под нос, хотя обычно в это время по субботам сидит в баре на соседней улице и надирается спиртным, если не спит с какой-нибудь шлюхой. Обычно они обходятся ему в пятьдесят долларов, и он давно предпочитает платить, нежели вешать своим подругам лапшу на уши.

Я выхожу из машины и хлопаю дверью, загоняя старые замки в паз. Уже давно пора купить новую тачку, но отцу такая покупка не по карману, а мы с братьями до последнего времени тратили деньги прежде всего на свои мотоциклы.

Отец видит меня и на секунду вскидывает голову. Отложив в сторону грязную, испачканную в мазуте ветошь, берет в руку узкий фонарик и наклоняется к двигателю, освещая его. Бурчит под нос, простукивая соединения, как привык:

– Так и знал. Поршни забились сажей, придется снимать мотор и чистить. И карбюратор смотреть – мне не нравится запитка двигателя. Как бы там трещины не оказалось. Сможешь завтра проверить сетчатый фильтр и нет ли течи?

– Хорошо, я посмотрю.

– Чего так рано вернулся, Мэт? – спрашивает отец. – Ты мне всю неделю твердил, что в субботу будешь занят личными делами. Я тебя раньше ночи и не ждал.

– Да так, – отвечаю сухо, – вернулся и все. А ты почему работаешь? Это вроде не срочный заказ.

– Ну, срочный не срочный, – ворчит он, – а я деньги не из собственной задницы достаю, когда приспичит. Жрать завтра что будешь?

Только вчера заказчик рассчитался с нами за работу, так что теперь уже я хмурюсь, хотя настроение и так дерьмовее некуда.

– Ты можешь сказать, в чем дело? Еще утром у нас было четыреста долларов. Ты не пил, к нам приехала Бэт – ее машина стоит возле дома. Я правильно понял, что ты отдал деньги ей?

– Правильно. Все до копейки, чтоб ее!

– С ней все хорошо? Она была у Криса?

Отец разгибается, выключает фонарик и отбрасывает его на тряпки, вытирая тыльной стороной ладони грязный лоб.

– Да откуда я знаю? Приехала, разревелась, что у нее нет дома. Я ни черта не понял. Черт, Мэт! – сердится отец. – Спроси ее сам. Терпеть не могу нытье этой девчонки! Я уже думал, что избавился в этой жизни от плаксивых баб, так нет же – сынок постарался. Теперь оказывается, что я еще одной должен!

Я оставляю отца, выхожу из гаража и иду к дому. Войдя в прихожую, сразу замечаю свет в гостиной и понимаю, что Бетти там.

Так и есть: девушка Криса сидит на диване перед включенным телевизором, смотрит дерьмовое модное шоу и ест сахарные пончики из розовой коробки.

Она еще сильнее поправилась и давно не мыла голову, отчего русые волосы кажутся темными. И у нее расстроенный вид.

Когда я вхожу в комнату, она как раз утирает салфеткой мокрый нос и засовывает руку в коробку за очередным пончиком.

– А, это ты, Мэтью? Привет, – здоровается поверх плеча. – А я подумала Лукас. Господи, парень, что с тобой? – удивляется, оборачиваясь ко мне. – Ты стал выше, чем братья!

Бетти пробует улыбнуться, но у нее не выходит, и она бросает попытку. Просто пялится покрасневшими глазами, пока я прохожу через комнату, и останавливаюсь перед ней.

– Привет, Бетти. Весь секрет в здоровой пище, я тебе говорил. Что случилось? – серьезно спрашиваю девушку. – Отец сказал, тебе негде жить?

Она оставляет коробку в сторону, на диван, и тяжело вздыхает, прислонив ладонь к большому животу.

– Да, я поссорилась с матерью и переночую сегодня здесь, если ты не против. Просто в один момент достало все и надоело!

Ей надоело не в первый раз, но в первый раз она выбирает для этого не самое подходящее время.

– Конечно, комната Криса для тебя всегда свободна. Но я сегодня утром говорил с братом, и он сказал, что тебе через две недели рожать, и что ты себя неважно чувствуешь.

Девушка поджимает губы и отворачивается к телевизору. Продолжает есть пончики.

– Бетти?

– Ну что, Мэтью?

– Ссориться с матерью – плохая идея. Так или иначе, тебе понадобится помощь с ребенком, пока Крис в тюрьме. Ты должна это понимать.

Бетти лениво дожевывает пончик и вдруг отшвыривает от себя коробку. Громко всхлипнув, закрывает рот кулаком. Начинает плакать, и мне приходится сесть с ней рядом на диван и обнять за плечи.

– Перестань, слышишь? Все будет хорошо.

– Я не хочу его, Мэт! – внезапно признается девушка и мотает головой: – Ничего не будет хорошо. Не будет!

– Кого «его»? – не понимаю я.

– Ребенка. Я не хочу его! Мне кажется, я его уже ненавижу!

Это признание звучит так неожиданно, что я замираю, опешив, не понимая, всерьез она говорит или нет.

– Ты с ума сошла, Бэт? Что ты несешь?! Если тебе нужны деньги – скажи. Мы никогда тебе не отказывали…

Бетти встает с дивана, и я замечаю, какая она большая. Она плачет и сердится одновременно, и догадаться, что ее эмоциональное состояние оставляет желать лучшего, не сложно.

– Хватит, Мэтью! Хватит! – почти кричит. – Четыре паршивых сотни – это ты называешь деньгами?! Ты хоть представляешь, сколько всего нужно ребенку? Кроватка, памперсы, хорошее питание, отдельная комната… Господи, ему нужны отец и мать! Забота и любовь! К черту, Мэт! Мне надоело лгать самой себе и верить, что завтра я проснусь, а мир вокруг изменится. Ничего не изменится, и ты это знаешь лучше меня!

– Но Крис не будет сидеть вечно, Бэт. Он выйдет…

– Ха! Через шесть долбанных лет?! А дальше что? Хочешь, я тебе расскажу?

Я не хочу, но Бетти это не останавливает.

– Не пройдет и года, как он сядет вновь, попавшись на очередной краже, потому что ему в кайф легкие деньги. Что он сможет дать ребенку? Нашему малышу? Говенные игрушки из Красного креста, дешевые и обработанные антисептиком? Ржавый трейлер? Что я буду со всем этим дерьмом делать?

У меня будет ребенок, но больше не будет ничего! Ни работы, ни денег, ни мужа, ни даже надежды на лучшую жизнь! Я разжирею и задохнусь в этом паршивом городе! Буду считать каждую копейку из пособия, чтобы отвезти Крису в тюрьму передачки, и в лучшем случае трахаться с ним два раза в месяц!

И знаешь, что? Крис это дело любит, и уже через год я буду беременна снова! И что тогда? Каждый раз приезжать сюда с протянутой рукой? Не устанешь выворачивать карманы, Мэт?

Я тоже встаю с дивана, чувствуя, как у меня холодеет затылок и стынет голос от догадки:

– Даже не думай, Бэт, – предупреждаю. – Палмеры не бросают своих детей!

– А кто говорит бросить? – глаза Бетти, полные слез, приближаются ко мне. – Мой малыш родится здоровеньким и красивым, да его любая семья к себе с радостью возьмет! Тебе ли не знать, что каждый заслуживает нормальных родителей. Ну, какая из меня мать, если мне жить негде?! А моя мать не станет мне помогать, она собралась замуж и заявила, чтобы я сама решала свои проблемы!

– Что ты хочешь от меня, Бэт? И зачем тебе Лукас?

– Мэтью, – девушка находит мою руку и цепляется за нее. – Поговори с Крисом, очень прошу. Убеди его отдать ребенка. Поверь, так будет лучше!

Лучше для кого?! Да она точно не в себе!

– Нет, не лучше! – я отказываюсь принимать ее слова всерьез. – На меня и Лукаса не рассчитывай! Ни один из нас на это не согласится, и тем более Кристиан!

Бетти злится, это видно, и вдруг вспыхивает:

– Да кто вас спрашивает, уроды! И Криса тоже! Сама решу, что делать со своей чертовой жизнью! Лучше бы твой брат сразу на мне женился, а теперь он мне никто! Пусть докажет сначала, что он отец ребенка!

На диване валяется сумочка Бэт, и она трясущимися руками поднимает ее и достает из кармана сигарету. Щелкнув зажигалкой, затягивается, наполняя комнату вместе с дымом сладковатым запахом травки.

Я тут же отбираю сигарету из ее рук. Обжегшись, все равно сминаю ее в кулаке и отшвыриваю в сторону.

– Бетти, что с тобой?! Ты сама лезешь на дно. Не смей курить эту дрянь! Вот об этом точно станет известно твоему парню и не факт, что он тебя не достанет даже из тюрьмы! Лучше бы мяса себе купила!

– Да ему плевать на меня, разве ты еще не понял?! «Бетти, крошка, – передразнивает девушка моего брата, находясь на грани истерики, – Вот увидишь, я сделаю этого чувака на две штуки, и мы погуляем!» Я была дурой, Мэтью! – ее сумочка летит в стену, но она этого не замечает. – Крис такой же чокнутый, как ваш папаша! Неужели ты не видишь, что меня ждет?!

Не ей рассказывать мне о моей собственной семье, но не это меня возмущает.

– Марио не лучший отец, это правда, но он никому нас не отдал. У нас был дом!

– Дом?! – глаза Бетти округляются. – Ты называешь домом вот этот притон, в котором перебывали все шлюхи округи?! А ты не думал, что зря не отдал? Что ты мог вырасти совсем другим парнем, воспитай тебя нормальные родители? Ты же умник, Мэт, так почему сейчас стоишь тут, а не учишься в Гарварде и не катаешься на «Порше» с какой-нибудь богатой девчонкой?

Где ты был, кроме Сэндфидл-Рока? – продолжает. – Что видел, кроме чужих голых задниц и гнилого днища машин? Да ничего! А я видела, и не хочу своему малышу такой жизни. Не хочу однажды на вопрос сына: «Где мой папа?», ответить, что он сидит в тюрьме, потому что вор!

– Черт, Бетти, замолчи! – я выдыхаю это сквозь зубы, и сам пытаясь взять себя в руки. – Успокойся, – прошу девушку, положив пальцы ей на плечо, – я приготовлю тебе что-нибудь поесть…

Но Бетти не слушает. Ее плач уже перешел в рыдание, и она внезапно шагает ко мне и ударяет по лицу. Со всей силы отвешивает пощечину, выкрикнув:

– Не трогай меня! Ненавижу Криса и всех вас! Ублюдки! Ненавижу тебя!

Пощечина обжигает и отрезвляет одновременно, довершив сегодняшний день финальным аккордом.

Девушка не извиняется, нет. А зачем? В моем лице она видит Криса и всю нашу гребанную жизнь. И наверняка не помнит о том, что сама с Палмером связалась. Они все с нами связываются, покупаются на смазливые лица и фигуру, а потом проклинают, ненавидя всем сердцем и мечтая смыть память о нас, словно грязь.

Бетти садится на диван, поднимает коробку, собрав в нее пончики, поправляет живот и продолжает есть, таращась на яркую картинку в плазменном телевизоре, как будто только что ничего не произошло.

Входная дверь открывается, и в дом, а потом и в гостиную входит Лукас в обнимку с какой-то хихикающей девчонкой. Но на вопрос брата, что здесь случилось и почему Бэт кричала, я ответить не могу и просто убираюсь нахрен, оттолкнув его с дороги плечом.

В одном Бэт права – это мир и в самом деле дерьмо!

Эшли звонила дважды. Я долго смотрю на ее звонки и, в конце концов, отшвыриваю от себя сотовый, со злостью впечатав его в стену.

Гребанное болото! Сколько ни бей лапами, а из него не выбраться!