Глава тридцать вторая
– Вы правы, – согласился Боря, – но Фестина держалась за место, никуда не уходила. Возможно, ее работа устраивала. Оклад плюс чаевые, и она вроде как в актерской среде. После того как Сигизмунд поселился в бараке, главная свидетельница обвинения уволилась, через полгода купила домик в деревне Маковка и до сих пор там живет. Возникает вопрос: откуда деньги?
Я не удивился.
– Обменяла свою квартиру на избушку.
– Ранее Елизавета имела в своем распоряжении десятиметровую комнату в коммуналке, – уточнил Боря, – а избушка… Двухэтажный дом, четыреста квадратов на участке в тридцать соток.
– Ого! – воскликнул я.
– Содержать дом недешево, – продолжал Боря, – коммунальные расходы большие. Кроме уютного жилья, у Фестиной есть автомобиль новый. Старый она отдала в трейд-ин, добавила семьсот тысяч и села за руль шикарной иномарки. Возраст не мешает ей самой рулить. Из доходов у дамы небольшая пенсия. Понятно, что она бегает с ведром к какому-то денежному колодцу. Но где он расположен? Учитывая, что собственный коттедж у нее появился почти сразу после отправки Сигизмунда на зону, можно предположить, что свидетельнице заплатили за оговор ювелира. Кто, по какой причине решил загнать одного из братьев Малежкиных в живописные места Сибири? Елизавета, наверное, знает ответ на этот вопрос. Но вспомним, что женщина не живет на пенсию, и станет ясно: нам она правды не сообщит, хотя можно попытаться договориться с ней о встрече.
– Лучше сначала поговорить с Сигизмундом, – решил я. – Где находится Рулино?
– От МКАД, если без пробок, за двадцать минут доберетесь, – пообещал батлер, – разъезд еще не начался. Сейчас сброшу координаты в навигатор.
Спустя некоторое время я выехал на широкую улицу, на удивление быстро добрался до кольцевой дороги и помчался по шоссе. На пути прилетела СМСка от человека, которого я принял за Аргуса: «Простите, встреча отменилась не по моей вине. Завтра в полдень созвонимся? Ок?» Я согласился с переносом беседы, свернул на платную магистраль и быстро очутился в Рулине. Долго искать дом престарелых не пришлось. У поворота на село находился указатель: «Интернат – два километра». Стрелка показывала направо. Я приготовился вести беседу с охранником у ворот. Но старый желтый дом неожиданно возник перед капотом, ни забора, ни секьюрити не было. Чуть правее прямо на траве стояла древняя иномарка. Около нее было несколько велосипедов и мопед. Я понял, что это парковочная площадка, устроил джип, дошел до входной двери, поискал звонок, не нашел его и дернул за ручку. Створка распахнулась, я очутился на первом этаже и начал осматриваться.
Из просторного холла вправо и влево отходили коридоры. Прямо шла широкая лестница. На ступеньках виднелись крепления, на них некогда лежала дорожка. Сейчас она отсутствовала, не было и стойки ресепшен, дежурной, пахло здесь чем-то гадким, как в школьной столовой моего детства. В здании стояла тишина, кричать: «Ау, есть тут кто живой?» – глупо. Я решил пойти по правой галерее, возможно, там найдется дверь с надписью «Директор». Если таковой не обнаружится, изучу левый коридор.
Сделав пару шагов, я оказался в тупике, коридорчик короткий, он упирается в дубовую дверь с табличкой «Библиотека». Я постучал, потом приоткрыл створку и спросил:
– Можно?
– Нужно, – ответил громкий бас. – Ваня, ты?
– Да, – с удивлением ответил я, вдвинулся в помещение, увидел ряды стеллажей с книгами и письменный стол. За ним сидел худой мужчина пенсионного возраста, перед ним стояла коробка. Незнакомец отложил иголку с ниткой, которую держал в руке, и воскликнул:
– Вы не наш садовник Ваня.
– Ваня, – улыбнулся я, – но не ваш, у меня нет опыта работы в саду.
– Степан, – назвался мужчина, – отчество не люблю. И зачем сюда просто Иван прибыл?
– Простите, я помешал вам работать, – начал я издалека, – ищу Сигизмунда Малежкина. На первом этаже никого нет, спросить не у кого. Мне сказали, что господин…
– Это я, – уже иным тоном произнес библиотекарь, – предвидя вопрос об имени, сразу отвечу: мне оно не нравится, я – Степан. Так меня крестили.
– Очень рад, что нашел вас, – сказал я чистую правду и показал свое удостоверение.
– Частный детектив, – прочитал библиотекарь. – Что вас привело ко мне?
– Среди прочего сомнение в виновности Малежкина, – ответил я, – есть подозрения, что Елизавета Фестова сказала на суде неправду. Помните эту женщину?
– Всерьез думаете, что можно забыть ту, которая помогла засадить тебя на зону? – засмеялся библиотекарь. – Когда я услышал, что она в зале суда говорила, ушам своим не поверил. Ну да, Броня знал, как мне отомстить, правильного человека нанял.
– За что брат решил жестоко наказать вас? – удивился я. – И если вы во время следствия и суда говорили правду о своей невиновности, то почему вам не поверили?
Библиотекарь обвел рукой помещение.
– На полках стоят книги, в них ответы на ваши вопросы. Брат захотел жестоко наказать брата? А за что Каин убил Авеля? Из зависти.
– Вы в школьные годы были не самым успешным учеником… – начал я.
Сигизмунд засмеялся и перебил меня:
– Спасибо за деликатность. Я в юности был вором, вруном, из школы в школу кочевал, горе отца, слезы матери. Но, несмотря на дурное поведение, ко мне липли девчонки. Только моргну, и любая моя. С Брониславом у нас маленькая разница в возрасте. И огромная пропасть во всем остальном. Он отличник, пример всем пионерам-комсомольцам, после окончания Консерватории стал неплохим пианистом. А бабы его стороной обходили. Внешне мы похожи, но души разные. Я женский пол приманивал, Бронислав отпугивал. И зачем я вам все это рассказываю?
– Рано или поздно правда должна восторжествовать, – проговорил я, – есть возможность получить денежную компенсацию за незаконное лишение свободы.
– Вы романтик, но в вас есть хорошая доля прагматизма, – заметил собеседник. – Я не нуждаюсь в деньгах. Я их перехотел на пятый год отсидки. На седьмой простил врагов. На десятый понял, для чего Господь такое испытание мне послал. На двенадцатый успокоился, начал радоваться тому, что произошло. Если ваша основная задача – восстановить мое доброе имя, то спасибо, не надо. Шум в прессе, пусть даже на пару дней, мне без надобности. Я счастлив со всех сторон. Изменения со мной стали происходить, когда на зону пришел отец Дмитрий, Кишуков его фамилия, начал зэкам о вере рассказывать. Я его беседы посещать не собирался, но начальник приказал. Брошюру батюшка мне дал, беседовал с дураком много. Ну и начал я прозревать. Наука психология утверждает, что личность человека не меняется, но о меня наука психология клыки затупила. Я стал другим, благодарен тому, кто меня за решетку засадил. За Бронислава теперь каждый день молюсь.
– Ваш брат умер, его жена тоже, а дочь Екатерина пропала, – сказал я. – Возможно, мы с Борисом неправы, но есть вероятность, что исчезновение вашей племянницы связано с тем давним делом: кражей драгоценностей и убийствами.
– Понял, – кивнул Сигизмунд, – рассказывайте, послушаю и приму решение, как себя с вами вести.