Глава тридцать первая

– И как ты поступил? – поинтересовался я.

– Выдавать подобный документ я не имею права, – поморщился Георгий, – но решил помочь, поехал к главной в Москонцерт, представился, объяснил: «Сигизмунд Малежкин осужден, отбывает срок. Брат его ни в чем не замешан, не надо слухи собирать. Бронислав подаст на вас в суд за то, что порочите его репутацию, отказываете в работе из-за сплетен». Баба в кресле сразу душенькой стала.

– Знаю, знаю, Михаил Петрович его к себе взять хочет. Пожалуйста, с нашей стороны нет ни малейших препятствий. Волков меня не понял, я посоветовала ему хорошо подумать. Про то, что сделал брат Малежкина, широко известно, фамилия редкая, увидят ее на афише, решат, что преступника выпустили. Продажа билетов на концерты упасть может. Я за заполнение залов переживала.

Бронислава взяли на работу, более он меня не беспокоил.

– Кто такой Харченко? – спросил я.

Жора начал рыться в недрах своего стола.

– Константин Андреевич учился вместе с Сигизмундом в школе, потом в одном институте, очень предан был другу, помогал ему. Врал и на следствии, и на суде, твердил: «Клянусь мамой, мы приезжали в музеи и фотографировали украшения. Сигизмунд делал копии, продавал их». Гизи (так Харченко Сигизмунда называл) никого жизни не лишал, не обманывал, честно говорил: «Это реплика, оригинал в музее. Вещь стоит дорого, потому что использованы настоящие камни». Но когда Харченко попросили представить список тех, кто получал подделки, он заюлил: «У меня его нет, спросите у Гизи».

Жора вынул из стола коробку с крекерами и продолжил:

– Сигизмунд тоже не смог назвать фамилию хоть одного покупателя фейков. Константина осудили, супруга его не бросила, ездила на свидания вместе с дочкой, посылки собирала. Любила мужа, несмотря на то что он преступник. После вынесения приговора она ко мне пришла, интересовалась, к кому можно обратиться, чтобы доказали, что Константин – не убийца. Помню, как женщина руки к груди прижимала и частила: «Костика оговорили. Да, они с Сигизмундом делали копии, но за подлинные изделия их не выдавали. Такое не запрещено. Мой супруг даже муху прихлопнуть не способен. О человеке и речи быть не может». Ну да, подобные романсы матери, сестры, жены осужденных регулярно поют.

– Они живы? – полюбопытствовал я.

– Галина Харченко скончалась. Из Волошиных в живых осталась только Алена, дочь Сигизмунда, – ответил Жора.

– Ты с кем-то из них поддерживаешь связь? – спросил я.

– Нет, зачем? – удивился Пилкин. – Если буду переживать за всех родственников убийц, то никаких нервов не хватит. Когда просят помочь, как, например, Бронислав, если смогу, сделаю что надо. А дружить с членами семей осужденных радости нет. Часто родные понимают, что муж, брат, племянник нехорошими делами занимается, но замечаний не делают, живут по принципу: моя хата с краю. Им бы в полицию сходить, сообщить про то, что узнали. Меньше народа тогда убьют. Но нет, воды в рот набрали, потом выпили ее, пробормотали: «Я хороший человек, про брата промолчу». Говоришь, Алена жива?

– Да, она же молодая, – удивился я вопросу.

– Никто не обещал, что уйдешь на тот свет глубоким стариком, – возразил Георгий, – помогла ей профессор.

– Девочка болела? – уточнил я.

– У ребенка какая-то штука была с нервами, – вспомнил Пилкин. – Бабушка звонила, просила помочь устроить внучку на консультацию к одному психиатру, светилу тех лет. Истерики у подростка, в обморок валится. У меня выхода на медика не было, пришлось отказать в просьбе. Пенсионерка язвительно сказала: «Спасибо вам! Посадили моего ни в чем не повинного зятя. Лишили девочку отца, а недавно и матери. Вера от тяжелой болезни умерла, не могла свыкнуться с отсутствием мужа. Аленушке после похорон мамы плохо стало. Это вы нам устроили. А теперь с врачом помочь лень». И швырнула трубку, я ничего ответить ей не успел.

– По моим сведениям, все было не так, – покачал я головой. – Вера начала пить и умерла от алкоголизма. Ольга Ивановна скончалась, когда внучка заканчивала школу. Сирота сообразила, как ей избежать жизни в детдоме. Вероятно, в пубертатном возрасте у нее были некие проблемы с психикой. Сейчас она внешне кажется здоровой, но ее мучают страхи, она боится оказаться за решеткой. Думаю, Алене может помочь хороший психотерапевт. Волошина не агрессивна, в ней нет злости, желания сделать кому-то плохо, она умеет радоваться пустяку, например пирожному.

– Хорошо, что так, – улыбнулся Георгий, – а с повышенной нервозностью можно справиться.

Я поблагодарил приятеля, вышел на улицу, вытащил телефон, увидел несколько сообщений от Бориса, соединился с ним и задал вопрос:

– Что за новость ты хочешь мне сообщить?

– Внимательно слушал вашу беседу с Георгием, – начал Боря, – параллельно еще работал. После суда прошло много лет. На момент отправки Сигизмунда на зону ему исполнилось тридцать шесть. Сейчас мужику за шестьдесят. Можно с ним поговорить. Он зарегистрирован в Подмосковье, деревня Рулино, работает библиотекарем в доме престарелых.

– Так, – пробормотал я.

– Можно встретиться и с госпожой Фестиной, – продолжил помощник.

– Зачем? – удивился я.

– Двадцать первого марта Сигизмунду зачитали приговор, – начал объяснять Боря, – тридцатого апреля ювелира отправили к месту отбывания наказания. Фестина почти сразу после этого уволилась. Ей тогда было пятьдесят лет, сейчас, соответственно, за семьдесят. Елизавета актриса, окончила профильный вуз, но карьера у нее не задалась. На время ее молодости выпала перестройка, перестрелка, театры закрывались, кино не снимали. В портфолио Елизаветы несколько работ в только тогда зарождавшихся российских телесериалах, и отнюдь не в главных ролях. Во время последней съемки она должна была подвести к карете основную героиню, помочь ей войти в экипаж и сказать: «Не плачьте, барыня. Вы непременно вернетесь домой!» Затем помахать вслед уехавшей хозяйке. Но кучер поторопился, повозка раньше положенного двинулась с места, Елизавета не успела сделать шаг в сторону, колесо проехало по ее ступне. Ногу она вылечила, но хромота осталась. Травма поставила крест на артистической карьере. Елизавете оформили пенсию, она пристроилась лифтершей в кооператив, где жили артисты.

– Наверное, не очень приятно видеть тех, кто успешен на подмостках, – покачал я головой.