Услужливый грабитель
Миа Коуту

Стучатся в дверь. Если, конечно, это можно так назвать. Я живу отшельником, лишь голод и война наведываются ко мне в гости. И вот еще один бесконечно долгий день, а тут кто-то молотит ногой в дверь. Бросаюсь открывать. Если, конечно, это можно так назвать Вернее, шаркаю тапочками по скрипучим половицам. Это все, на что я способен в моем возрасте. Если, глядя под ноги, видишь бездну – знай: к тебе пришла старость.

Открываю дверь. Передо мной человек в маске. Заметив меня, он кричит:

– Три метра, оставайтесь на расстоянии трех метров!

Если это грабитель, то он явно боится. Мне становится не по себе. Пугливые воры самые опасные. Он достает из сумки пистолет. Наводит на меня. Странное оружие: из белого пластика, светит зеленым лучом. Мужчина направляет пистолет мне в лицо, и я послушно закрываю глаза. Луч света мягко, даже ласково скользит по лицу. Если мне суждена такая смерть, значит, Бог услышал мои молитвы.

У человека в маске приятный голос и заботливый взгляд. Меня так просто не проведешь: я-то знаю, что ангелочками притворяются самые безжалостные солдаты. Правда, я так долго не бывал среди людей, что в итоге начинаю ему подыгрывать.

Я прошу посетителя опустить пистолет и сесть в единственное оставшееся у меня кресло. Только тогда я замечаю у него на ногах пластиковые пакеты. Намерение очевидно: преступник не хочет оставлять следов. Я прошу его опустить маску, уверяю, что он может полностью мне доверять. Грустно улыбаясь, мужчина бормочет: «Сейчас никому нельзя доверять, люди не знают, что у них внутри». До меня доходит смысл его загадочных слов: этот человек считает, что за моей жалкой оболочкой таится бесценное сокровище.

Мужчина оглядывается вокруг и, не найдя ничего, что можно было бы украсть, решает объясниться. Говорит, что он медработник. И я улыбаюсь. Грабитель молодой, врать толком не умеет. Он говорит, что его начальство обеспокоено быстрым распространением серьезной болезни. Делаю вид, что верю.

Шестьдесят лет назад я чуть не умер от оспы. Меня хоть кто-нибудь проведал? Моя жена умерла от туберкулеза, и кто о нас вспомнил тогда? Малярия унесла моего единственного сына, я хоронил его в одиночестве. Наши соседи умерли от СПИДа, никому никогда не было до них дела. Моя покойная жена говорила, что мы сами виноваты: выбрали жизнь вдали от тех мест, где есть больницы. Бедняжка, она не знала, что все наоборот: это больницы открывают подальше от бедноты. Такая у них, у больниц, странность. Я их не виню. Мы с ними, с больницами этими, похожи: я сам даю приют своим болезням, сам их и лечу.

Обманщик не сдается. Он совершенствует методы, но все время выходит неуклюже. Теперь он пытается оправдаться: мол, пистолет, который он на меня направил, измеряет температуру. С глупой улыбкой мужчина заявляет, что у меня все в порядке. А я делаю вид, что облегченно вздыхаю. Он интересуется, есть ли у меня кашель. Снисходительно улыбаюсь. Кашель чуть не свел меня в могилу двадцать лет назад, когда я вернулся из шахт. С тех пор мои ребра почти не двигаются, а в легких сплошь пыль и камни. Теперь я закашляю разве что у ворот Царствия Небесного, чтобы попросить разрешения войти.

– Не похоже, чтобы вы были больны, – заявляет самозванец. – Правда, вы можете быть бессимптомным носителем.

– Носителем? – спрашиваю. – Носителем чего? Бога ради, можете обыскать мой дом, я честный человек, редко куда выхожу.

Посетитель улыбается и спрашивает, умею ли я читать. Я пожимаю плечами. Тогда он кладет на стол документ с инструкциями по гигиене, коробку с кусками мыла и флакончик того, что называет «спиртовым раствором». Бедняга, наверное, думает, что я, как и все одинокие старики, люблю это дело. Прощаясь, непрошеный гость говорит:

– Через неделю загляну к вам.

И тут я догадываюсь, о какой болезни он говорит. Я знаю о ней не понаслышке. Она зовется равнодушием. Чтобы победить эту эпидемию, понадобилась бы больница величиной с целый мир.

Не слушая указаний моего гостя, я подхожу к нему и заключаю в объятья. Мужчина энергично сопротивляется и выворачивается из моих рук. В машине он поспешно раздевается. Сбрасывает одежду так, будто это одеяния самой чумы. Чумы, имя которой нищета.

Я машу ему и улыбаюсь. После долгих лет мучений я вновь обрел веру в человечество: таким неуклюжим вором может быть только хороший человек. Через неделю, когда он вернется, я позволю ему украсть старый телевизор, который стоит у меня в спальне.