Двадцать один

– Мы должны перестать вот так натыкаться друг на друга.

Руби стоит внизу, у реки, в том месте, куда она возвращалась каждый день на этой неделе, пока май сменялся июнем. Иногда люди останавливаются рядом с ней, чтобы тоже посмотреть на воду. Некоторые даже улыбаются и здороваются, но по большей части Руби оставляют наедине с ее мыслями. Место моего убийства теперь превратилось в своего рода храм, убежище для самой одинокой женщины в Нью-Йорке. Это то, кем считает себя смущенная, но в то же время удовлетворенная собственной жалостью к себе Руби. Как будто она наконец-то разрешила себе почувствовать боль, которая когда-то и привела ее в Нью-Йорк.

Прошлой ночью Эш попросил прислать ему фотографию.

– Что-то, что поддержит меня в тонусе, – сказал он в своем сообщении, и Руби точно знала, что он имеет в виду. Подобные сообщения казались знакомыми – не то что их недавние «Как дела» и «Угадай, что я сделал сегодня», но, наклоняя камеру телефона под тем или иным углом, Руби не могла избавиться от ощущения, что она, словно актриса, играет роль в своей собственной жизни.

– Не сегодня, – в конце концов ответила она, впервые за все время их переписки, прежде чем выключить свет. Как только солнце снова взошло, Руби отправилась обратно к реке, подальше от Эша. Для нее это почти что край Земли.

Она настолько близко ко мне, насколько вообще может подойти.

Сегодня в парке появляется Том. Он кладет свои руки на металлический поручень прямо рядом с ее. Его голос раздается так близко к ее уху, что Руби подпрыгивает от неожиданности.

Она поворачивается к нему лицом и успокаивается.

– О, Том, доброе утро!

Возможно, из-за неразберихи, что творится в ее жизни, Руби все-таки счастлива снова увидеть его.

– Я надеялся, что найду тебя здесь, – признается Том и улыбается своей широкой, уверенной улыбкой. – Я думал о тебе, Австралийка.

– О.

Руби краснеет от его прямоты, от того, что он сразу же встает максимально близко к ней и ведет себя так, словно получил на это разрешение.

– Ну, не каждый день посчастливится встретить красивую австралийку, верно же, – добавляет он, подмигивая.

На этот раз Том определенно флиртует с ней, и Руби испытывает искушение подыграть ему, но обнаруживает, что не может проронить и слова. В таком тяжелом месте, как это, флиртовать с кем-то кажется чем-то легкомысленным. Следует также учитывать Эша. И Джоша, воспоминание о его поцелуе и предательстве все еще причиняют Руби боль.

«О, уходите!» – говорит она мужчинам, что заполняют ее мысли, но никогда не приходят, когда она в них нуждается. Их отсутствие побуждает ее сказать что-нибудь – что угодно! – мужчине, которому она явно нравится, мужчине, который сейчас так пристально смотрит на нее. Она уже собирается ответить, когда над ними пронзительно кричит чайка, а бегун, тяжело дыша, глухо топочет мимо по тропинке, почти задевая Руби.

– Эй, осторожнее! – кричит Том в сторону удаляющейся спины мужчины и приобнимает Руби, чтобы притянуть ее ближе. – В его распоряжении целый парк, а этот идиот бежит прямо на нас. Да пошел ты! К черту! Иди ты к черту!

Громко ругаясь на бегуна, Том сжимает предплечье Руби. Его пальцы белеют на фоне ее кожи. Всего лишь короткое давление, прежде чем он отпускает ее, но ощущение остается. Даже когда Том проводит рукой по волосам и качает головой, Руби чувствует, как каждый его палец сжимается, надавливая на ее плоть. Она наблюдает, как бегун постепенно удаляется, становясь все менее отчетливым, забирая с собой внезапную вспышку гнева Тома. Такой незначительный момент, скорее воображаемый, чем реальный, учитывая, насколько тонко она воспринимает опасность в последние дни. Нет никаких причин для того, чтобы ее сердце так колотилось. Руби пытается сказать себе, что не может позволить паранойе испортить каждое мгновение, каждую встречу. Не тогда, когда Том всего лишь пытается проявить заботу о ней.

Ведь именно это он делает?

Руби пытается расслабиться. Люди теряют над собой контроль каждый день. Том, вероятно, просто пытался произвести на нее впечатление, чтобы показаться героем, учитывая то, что он сказал ей в прошлый раз об осторожности. Руби просто забыла, что значит галантное обращение мужчины.

В свою очередь Том, похоже, не заметил перемены в ее поведении после столь сильного прикосновения: то, как она отодвинулась от него, как потерла то место, где он до нее дотронулся. Вместо того, чтобы продолжать оскорблять бегуна, Том снова улыбается, подставив лицо к солнцу.

– Еще один прекрасный день, – говорит он, закрыв глаза. – Такое облегчение после всех этих дождей.

Дождь льет как из ведра. Ее дыхание – призрак. Желтый тростник колышется на воде. Руби в прямом смысле пытается стряхнуть с себя эти навязчивые воспоминания.

– Хорошая погода, конечно, все меняет, – говорит она, обращая свое лицо к небу, так что теперь они стоят бок о бок, в одинаковых позах, притягивая солнце к своей коже.

Через некоторое время Том кладет руку ей на спину.

– Признаюсь, я был удивлен, обнаружив тебя в этой части парка, Руби. После того, как я рассказал тебе, что здесь произошло.

Руби могла бы пошутить, могла бы сказать Тому, что вернулась именно в это место, потому что именно здесь они впервые встретились. Принять наконец правила игры, в которую он, похоже, хочет, чтобы она сыграла. Вместо этого Руби решает сказать Тому правду.

– Я нашла тело, Том. Я нашла Алису Ли.

– Что? – сначала Том выглядит испуганным, затем смущенным. – Что ты имеешь в виду?

– Извини. Я знаю, звучит странно. Я имею в виду, что я – тот бегун, что нашел ее тело. Это я.

Том на секунду приоткрывает рот, а затем на его лице появляется странное выражение: кажется, будто его черты заостряются, когда он смотрит на Руби, а потом, неожиданно в них отражается нетерпение.

– Как она выглядела?

– А?

Руби моргает, услышав странный вопрос Тома, в котором сквозит едва скрываемый голод.

– Алиса Ли. Как она выглядела, когда ты нашла ее?

Руби качает головой и пятится на середину дорожки, подальше от металлических перил, воды и того, как Том смотрит на нее. Совсем не такой реакции она от него ожидала. Слишком похоже на то, как он вышел из себя, когда этот бегун пронесся мимо, слишком далеко от его широкой улыбки и бессмысленной болтовни. Внезапно Руби чувствует, что совершила ошибку. Независимо от того, как широко теперь улыбается Том.

Не будь Руби так шокирована, она бы вспомнила, что уже чувствовала что-то подобное рядом с ним. Можно не выдумывать причины – это ощущение точно дает ей право прекратить разговор, но прежде чем она успевает ответить, Том снова тянется к ее руке.

– Прости меня, Руби. Я такой неуклюжий собеседник. Я только хотел узнать, все ли с тобой в порядке? Потому что я слышал, что эта девушка была в таком ужасном состоянии, когда они… когда ты… нашла ее.

Сколько раз вежливость приковывает нас к месту? Когда мы стоим на краю пропасти, делая выбор, склониться ли к доверию или к отвращению. Всю жизнь нас учат быть вежливыми из страха задеть чьи-то чувства. В этот момент Руби хочет избавиться от похотливого интереса Тома, хочет попросить этого назойливого мужчину навсегда оставить ее в покое, но не знает как. Как и многие из нас, она не знает подходящих слов, так что Руби слабо улыбается, принимает извинения Тома и позволяет ему сжимать ее руку.

– Пойдем, – говорит Том. – Выпьем вина. – он смотрит на часы. – Уже перевалило за одиннадцать. Тем более, как по мне, ты очень даже заслуживаешь бокальчик чего-нибудь крепкого после всего, через что тебе пришлось пройти.

Соглашаясь кивком, Руби чувствует, словно кто-то пытается повернуть ее голову. Странное ощущение, но когда она снова садится напротив Тома в переполненном кафе, и ее спутник заказывает два бокала Пино Гриджио – Поверь мне, тебе понравится, – это чувство не проходит. Как будто каждое движение, что она делает, наталкивается на неведомую, толкающую ее в другую сторону силу.

«Ты ведешь себя нелепо, – мысленно ругает себя Руби. – Как сказал бы тот врач из Бостона, ты проявляешь чрезмерную осторожность и повышенную бдительность. Вот что происходит, когда ты никому не доверяешь, а меньше всего себе. Сидя здесь с несомненно обаятельным мужчиной, ты думаешь, что все вокруг – какое-то ужасное предупреждение. В этом мире невозможно так жить, если только ты не хочешь навсегда остаться одна».

С этой мыслью Руби буквально стряхивает с себя любое сопротивление, хотя Том не замечает ее дрожи. Она концентрируется на вещах осязаемых, реальных. Теплый металл столика кафе под ее пальцами, гладкий пластик стакана, который Том передает ей кислое вино, которое она сначала потягивает, а после делает большой глоток. Медленно, но уверенно Руби приходит в себя.

– Неплохой выбор, верно? – спрашивает Том, наклоняя к ней свой стакан. Когда Руби говорит «да», она почти в это верит. С этого момента Том упрощает ей задачу. Он рассказывает истории, заказывает еще вина каждый раз, когда ее стакан становится почти пустым, делает комплименты ее акценту, глазам и храбрости, которую она проявила, приехав в Нью-Йорк одна. Он даже встает со стула, когда она, выпив слишком много вина, извиняется, чтобы отправиться в уборную. Когда Руби возвращается, на столе ее ждет еще один наполненный стакан и блюдо с сыром.

– Я явно ищу способы задержать тебя здесь подольше, – говорит Том, когда она садится.

Это ее четвертый, возможно, даже пятый бокал. Теперь конечности Руби ослабли, напряжение, сковавшее шею, исчезло. Она раздумывает, что если бы не отправилась на пробежку в то роковое утро, могла бы узнать такой Нью-Йорк еще раньше. Незамысловатый Нью-Йорк, где она может пить вино посреди буднего дня, купаясь в солнечных лучах и внимании красивого незнакомца. Это Нью-Йорк романтических комедий и ситкомов, что показывают на телевидении: несчастная женщина встречает уверенного в себе парня. Поначалу она относится к нему настороженно, но постепенно он ее покоряет. В объективе – их свободная от невзгод жизнь, в то время как люди на заднем плане ходят на работу и занимаются обычными повседневными делами, чтобы этот город продолжал свое движение. Массовка, которая делает фильм таким похожим на реальную жизнь.

Руби прикусывает пластиковый край своего стакана, размышляя об этом объективе. Она признает, что совершенно пьяна.

– Какое интересное лицо ты только что скорчила, – говорит Том. – О чем ты думала, если не секрет?

– О фильмах, – признается Руби, слишком много выпившая, чтобы стесняться. – О том, как жизнь в Нью-Йорке похожа на кино. Или это и правда фильм, а я просто об этом не знаю.

– Интересно. Так какой же это фильм? – Том нагибается через стол и накрывает ее руку своей. – Комедийный? Мистический? Или все же романтичный?

Руби смотрит на его руку поверх своей и замечает пожелтевшее пятно от никотина на указательном пальце, а после – бледную линию у основания безымянного. Она отдергивает руку.

Том сгибает пальцы и видит то же, что и она. Он потирает тень от обручального кольца большим и указательным пальцами другой руки и вздыхает.

– Разведен, – говорит он, не глядя на Руби. – Я снял кольцо только зимой. Думаю, такие вещи оставляют след.

Когда он поднимает взгляд, его голубые глаза увлажняются.

– Но я не буду утомлять тебя сценарием этой драмы.

Руби не уверена, как лучше отреагировать. Она позволила себе на краткий миг представить, какого это – лежать под этим мужчиной, когда манящий взгляд его голубых глаз притягивает ее. Так же быстро изображение превращается в переплетенные конечности, неуклюжие прикосновения и неловкое прощание. Все составляющие секса без желания, и она молча ругает себя за то, что даже рассматривала подобный вариант.

«Все это страх одиночества», – думает Руби и одаривает Тома улыбкой, которая, как она надеется, охладит его пыл.

– Мне жаль это слышать, Том. Расставания никогда не бывают легкими.

– Судя по всему, ты недавно пережила свою собственную драму, – отвечает он. – Найти ту девушку, Алису Ли. Должно быть, это было ужасно.

– Прошу прощения! – быстро добавляет он. – Очевидно, тебе не нравится говорить об этом. Я просто никогда не сидел напротив человека, что нашел мертвое тело. Тем более, в моем районе.

– И подумать только, – продолжает он, и в его голосе нет и нотки сожаления, – они ведь могут никогда не узнать, кто это сделал. Полагаю, из-за этого тебе не спится по ночам. Из-за того, что подобное может сойти людям с рук. Особенно учитывая, что именно, по их словам, он с ней сделал.

Руби думает о Джоше, о его статистике и предположениях, о том, как она могла всю ночь говорить с ним об убийстве, и о том, как уважительно он всегда относился к Алисе. Внезапно Руби возмущена поведением мужчины, что сидит перед ней. Она отказывается выложить Тому Алису Ли на блюдечке, так, как он, кажется, этого хочет. Неожиданно для себя она понимает, что вино, сыр и комплименты только послужили способом вернуть их к этой теме. К другому мужчине, очарованному мертвыми девушками по совершенно неправильным причинам. Осознание этого мгновенно отрезвляет Руби.

– Мне, наверное, пора идти, – поспешно говорит она. На этот раз дискомфорт от компании Тома не проходит. – Уже поздно, а мне еще нужно кое-куда сходить.

– Ты продолжаешь убегать от меня, – говорит Том, хмурясь, когда она встает из-за стола. – Могу я хотя бы узнать твой номер, чтобы в следующий раз пригласить тебя где-нибудь поужинать?

– Я… – Руби не знает, что ответить. Внезапно она чувствует, что ее не только загнали в угол, но и она сама, по глупости, помогла это сделать. Пока она пытается придумать ответ, который не смутил бы ни одного из них, Том тоже встает и подходит к ее стороне стола. Прежде чем Руби успевает осознать, что происходит, он притягивает ее к себе. Она думает, что ей предлагают прощальное объятие, но вместо этого Том обхватывает руками ее лицо, а его губы цвета кислого вина сильно прижимаются к ее губам.

– Извини, не смог удержаться, – говорит Том, прерывая поцелуй. – Весь день об этом мечтал.

Руби чувствует, что вот-вот разрыдается.

– Мне действительно пора идти, – говорит она, пытаясь скрыть дрожь в голосе. – Спасибо за… за вино, Том.

(Мы успокаиваем, сглаживаем – все, что угодно, лишь бы выбраться оттуда.)

Даже если Том и чувствует поражение, его улыбка не ослабевает.

– Я дам тебе немного времени, чтобы передумать, Руби, – только теперь его улыбка исчезает. И он хмурится, – а до тех пор будь очень осторожна. Как я уже говорил, это не самое безопасное место для одинокой женщины. Качай головой, сколько хочешь, но что, черт возьми, ты делала в парке тем утром, когда нашла мертвую девушку? Она-то делала свои снимки, но у тебя вряд ли найдется оправдание, когда есть тысяча других мест, куда можно пойти на пробежку.

– Я недооценила погоду, – мгновение спустя отвечает Руби. Другого ответа у нее нет. – И, возможно, я решила, что в Нью-Йорке невозможно действительно остаться одной.

– Действительно. – Взгляд Тома скользит по другим посетителям кафе, а затем возвращается к Руби. – Просто пообещай мне, что с этого момента ты будешь более осторожна.

– Спасибо, Том. Я ценю твою заботу, – успевает ответить она, прежде чем они, наконец, расходятся.

Направляясь вдоль реки, Руби, не оглядываясь, знает, что Том смотрит ей вслед. У нее мелькает мимолетная мысль, похожая на ту, что посетила ее в день допроса в полиции, когда, проходя мимо молодого человека у стойки регистрации в своем многоквартирном доме, Руби почувствовала, что он наблюдает за ней. Возможно, Том может знать, где она живет, при желании он мог бы проследить за ней до самой ее комнаты. Это вызывает у Руби такое беспокойство, что она срывается на бег и не останавливается, пока не оказывается на расстоянии нескольких улиц от парка, на расстоянии нескольких улиц от него. Слезы, которые она до этого сдерживала, наконец проливаются.

О чем она думала, когда присела с ним за столик сегодня?

Возможно ли, задается она вопросом, пока ее грудь тяжело вздымается, а ноги дрожат, что она снова пошла не тем путем?

Руби решает больше не думать об этом, когда поворачивается и направляется домой.

В ночь после случайного свидания Руби с Томом приходит сообщение от Ленни:

Приходит еще одно сообщение от Сью:

И чуть позже от Джоша:

Он посылает ей адрес Ноя. Уменьшает карту Нью-Йорка до одной пульсирующей точки.

Как будто именно этого я ждала все это время.

Когда Руби появляется у двери Ноя, тот не сильно удивлен. Он ожидал чего-то подобного: что кто-то, имеющий ко мне отношение, в конце концов разыщет его. Тем не менее, встреча с женщиной, которая нашла мое тело, сама по себе является шоком, ведь Ной скорее думал о ком-то из моего прошлого. Пожимая руку Руби и приглашая ее войти, он решает спрашивать ее о чем угодно, кроме мельчайших подробностей того утра. Единственная вещь, которую он никогда не захочет знать.

Ной предлагает Руби чай, кофе или виски, и она испытывает искушение выбрать последнее, хотя на часах только девять утра, Ной видит блеск в глазах Руби и сразу решает, что эта австралийка ему нравится; любой, кого не смущает мысль о спиртном в такой час, уже его устраивает. Франклин также дает свое одобрение, когда тыкает носом руку только что присевшей Руби с просьбой почесать его. Старый пес все еще ищет меня и иногда даже находит, но сегодня утром я держусь на расстоянии: хочу, чтобы эта встреча прошла хорошо. Не только для Руби, но и для Ноя, который так же одинок, как и она. Моя опора в Нью-Йорке, мужчина, который позволил мне остаться с ним, и женщина, которая осталась со мной.

Они немного рассказывают о себе, а затем Руби делает глубокий вдох и задает вопрос, который не давал ей покоя с того самого утра у реки.

– Какой была Алиса, Ной?

Он долго смотрит на Руби, зная, насколько важным будет его ответ. Когда Ной наконец начинает говорить, в его голосе слышится нехарактерная дрожь.

– Элис была простодушной. Не совсем образованной, но в то же время самой умной молодой женщиной, которую я когда-либо знал. Она впитывала информацию, как губка, а потом разбрызгивала то, что узнала, вокруг себя. Да, она была красива, но не миленькой. В ней не было ничего милого. Она была как сырая, незаконченная работа художника. Оказалось, что никто никогда по-настоящему не позволял ей быть ребенком, поэтому временами она отличалась детской непосредственностью. Находиться рядом с ней было забавно и раздражающе, а иногда – удивительно. Ее было очень легко полюбить.

(Правда? Никогда раньше не задумывалась об этом.)

Он рассказывает Руби так много историй о вещах, на которые обращал внимание. Он говорит о моей матери, о моем дне рождения. О моей растущей любви к фотографии и о том, как сильно я дорожила старой Leica. Теперь Ной уверен, что я украла эту камеру у того «никчемного учителя», у мужчины, о котором я ему рассказывала, но совсем немного (мне следовало знать, что Ной догадается о том, что на самом деле произошло между мной и мистером Джексоном). Он говорит, что я страстно любила Крайслер-билдинг, что, описывая Нью-Йорк, я часто говорила как неотесанная Джоан Дидион, и что, когда он впервые увидел меня, я показалась ему бездомной беспризорницей, которой и была. Ной даже плачет, рассказывая о том, когда видел меня в последний раз, как я раздражала его играя на пианино перед сном. Я была чем-то обеспокоена, а он этого не увидел. Ной жалеет, что не проговорил со мной допоздна, не проявил настойчивость, чтобы выведать мои секреты.

– Если бы я знал…

Ной замолкает, и Руби, потрясенная услышанным, тянется к его руке. Когда он не отстраняется, она сжимает его пальцы.

– О таком никому не дано знать, – тихо говорит Руби, и когда она спрашивает Ноя, можно ли ей снова навестить его, он отвечает «да».

Только намного позже, в тот же день, когда Руби сидит на своей кровати, думая обо всем, что рассказал ей Ной, она вспоминает кое-что сказанное Томом вчера.

Руби садится, сводит кончики пальцев вместе, подносит руки ко рту. Между всеми поразительными и красивыми историями Ной упомянул что-то о Leica, верно? Руби изо всех сил концентрируется и слышит, как Ной говорит, что Алиса любила свою старую камеру и планировала записаться в школу фотографии, чтобы продолжить снимать свой любимый Нью-Йорк. Знал ли кто-нибудь еще об этом? Руби не может вспомнить, чтобы встречала хотя бы одно упоминание о камере во всех статьях, форумах и новостных заметках, которые она просматривала после убийства. Выключив телевизор, она открывает свой ноутбук и в тысячный раз набирает в Гугле мое имя. Ни в одном из новостных сюжетов Руби не находит упоминаний о камере или фотографиях. После она возвращается на сайты детективов-любителей, просматривает пост за постом в поисках дискуссий о том, почему Алиса Ли тем утром была одна в Риверсайд-парке. Возможно, потакая собственному увлечению мертвой девушкой из района, Том тоже сидел на этих форумах и именно на одном из них отыскал такую специфическую информацию. Просматривая десятки записей, Руби сталкивается с обычными теориями – проституция, грубый секс, неудачное онлайн-знакомство, – но опять же, никаких упоминаний о том, что Алиса Ли делала какие-то фотографии в парке.

Сердце Руби начинает бешено колотиться.

Она пытается вспомнить, что еще сказал Том. Напряженно думает о его расспросах, видит вспышку гнева, когда тот бегун подошел слишком близко. Должно быть, она преувеличивает. Неожиданный поцелуй явно выбил ее из колеи. К тому же, она слишком много времени проводит на этих чертовых форумах, находя слабые связи, потенциальные совпадения – Щелчок! – там, где их нет. Просто ей снова одиноко, и она любым возможным способом пытается восполнить отсутствие Клуба Смерти.

Все еще эта мысль закрадывается в голову Руби, упорствует. Что, если ее пути с Томом снова пересеклись на этой неделе неслучайно? Вернись она на тот каменистый пляж неделю назад или за неделю до этого, нашла бы Руби там этого мужчину, смотрящим на воду точно так же, как делала она сама в утро моего убийства? Что, если Том был там задолго до ее появления, а она просто оказалась той, кто увидел, какое зло он оставил после себя?

Что, если. Что, если. Что, если.

Что, если Том всегда был там, в милом местечке у реки, в ожидании, что будет дальше?

Руби не вспомнит, как наступила на что-то круглое и черное, как разбился пластиковый колпачок от объектива, который я потеряла, спускаясь к реке с камерой, засунутой под куртку, чтобы защитить ее от дождя. В спешке я даже не заметила, как этот колпачок слетел и упал на землю.

Из-за стольких событий, произошедших с того утра, Руби давно забыла молитву, адресованную богу потерянных вещей. А значит, – она никогда не поймет, что я с самого начала случайно рассказала ей о камере.

Неважно.

Скоро ее ждет еще одно поразительное открытие. Она почти на месте.