Девятнадцать

Вот что происходит, когда все узнают, кто вы. Все меняется. Они начинают копаться в вашей жизни, потому что «мертвой девушке» нужно нечто большее, чтобы заинтересовать людей. Просто ее ухода всегда недостаточно, поэтому они копаются в прошлом, перебирают кости, обгоняя даже репортеров и редакторов новостей. Шок и трагедия хорошеньких мертвых девушек.

Я упростила задачу этим рассказчикам. Ни матери (самоубийство!), ни отца (кто он?), и маленький городок – достаточно, чтобы люди могли полакомиться. Выходцы из разных меньшинств, которые ходили со мной в школу, помогают поддерживать теории о причине моей кончины. Только, независимо от того, как глубоко они копают, большинство зацепок – разочарование, тупик. Хорошая ученица. Никаких приводов в полицию. Никаких серьезных отношений, насколько люди могли судить. Ни одного скандала, пока…

Мистер Джексон сидит в своей студии в ожидании, когда кто-то постучится в дверь. Испачканные углем пальцы скрючиваются, в шкафу, в запертой коробке спрятана пачка фотографий лицевой стороной вниз. Мистер Джексон осознает, что не в силах выбросить их. Он постоянно размышляет о том, чтобы закопать их или сжечь, но так и не может заставить себя уничтожить эти фотографии. С того дня, как я уехала, он не взглянул ни на одно из моих фото. Успокоившись и прояснив разум, он вернулся и обнаружил, что дом пуст. Он ходил из комнаты в комнату, пытаясь найти меня, намереваясь извиниться. Мистер Джексон хотел сказать, что теперь мой возраст не имеет значения. Что мы наконец-то сможем вместе выйти в мир. Он обнаружил пропажу денег и камеры своей матери. Ужасные слова, которые он сказал ранее в тот же день, отдавались эхом, заверяя его, что я отправилась на озеро к Тэмми, и что мы никогда не вернем то, что у нас было.

Осознав, что потерял, мистер Джексон сел на кровать и заплакал. Точно так же он рыдал в тот день, примерно два месяца спустя, когда мое имя засветилось на экранах всех телевизоров и компьютеров города. Местная девушка, Алиса Ли. Жестоко убита в Нью-Йорке. Больше не в состоянии притворяться, что я просто перестала звонить, не в состоянии скрывать правду от самого себя, он, наконец, позволил себе представить незнакомца, царапающего мою кожу, увидел, как тот разрывает меня и оставляет там, на камнях. Чтобы кто-нибудь другой нашел.

Мистер Джексон – не единственный человек, который погрузился в проблемы моей жизни, но единственный, кто знал мягкость моей кожи, мою нежную плоть и то, как я растворяюсь, подобно снегу.

Он уверен, что никогда больше не посмотрит на эти фотографии. Никогда не вернется к честности и красоте, которую запечатлел случайно. Тем не менее он также знает, что эти фотографии – бомба замедленного действия, каталог его ошибок. Точно так же мистер Джексон знает, что кто-то неизбежно постучится в его дверь.

Но, когда люди в темно-синей униформе, с блокнотами и пистолетами наготове, появляются у его двери, он оказывается совершенно неподготовленным. Мужчина сидит на маленьком, покрытом простыней диване и трясется. Всего несколько вопросов. Вас в убийстве не подозревают. Возможно, вы могли бы помочь расследованию. Если бы мы только…

И женщина-детектив изучает взглядом книги на полках, картины, его тело.

– В любом случае, что она здесь делала?

Ложь дается легко. Она была молодой женщиной в беде. Ей больше некуда было идти. Она искала место для ночлега, укрытие на несколько недель. Алиса всегда была хорошей ученицей, а он просто проявил заботу по отношению к ней. Возможно, она рассказала пару историй своей подруге Тэмми, пытаясь сделать так, чтобы все выглядело более захватывающим.

– Такое же случается с девочками-подростками, верно?

Полицейским следует знать, что сама Тэмми доставляла немало хлопот, так что, что бы она ни говорила, он и пальцем не дотронулся до Алисы. Она была просто несчастным ребенком, оказавшимся в трудном положении, а он всего лишь пытался ей помочь. Мистер Джексон хотел ее выручить.

Нельзя обвинить его в том, что он никогда не представлял, чем все в итоге закончится.

Руби снова начинает бегать. Сообщение Джоша, как раз в тот момент, когда она начала тянуться к нему, поставило ее в тупик. Впервые она задумывается о том, что именно следовало сказать Эшу много лет назад, когда он сообщил ей, что помолвлен. Руби видит другую версию себя: ту, что вернулась домой одна после выпитого с Эшем бокала, оплакивая время и упущенные возможности, еще одно «почти» в ее жизни. Что, если бы она была той женщиной? Достаточно смелой, чтобы уйти, каким бы сильным ни было притяжение? Игнорировать сообщения Джоша, отгораживаться от него определенно будет нелегко, но она знает, что этот временный дискомфорт не идет ни в какое сравнение с болью, что ждет ее впереди, если она снова влюбится в мужчину, который не способен принять твердое решение. Кроме того, он солгал ей, верно? Когда она сказала, что развод – своего рода смерть. Вот идеальный момент, когда Джош должен был сказать ей правду. Именно тогда ему следовало объяснить, что технически он все еще женат, потому что Руби уверена, – молчание тоже считается ложью.

Руби злится на Джоша за то, что он не был честен, когда она думала, что нашла кого-то, кто ценил правду. Она также разочарована в Ленни и Сью. Руби уверена, – они знали, что Джош все еще женат. Учитывая, что Сью с готовностью поделилась фактами о своем собственном разводе, а Ленни все время говорила о романтике, они должны были сказать ей. Как так получилось, что никто ни разу не упомянул жену Джоша в разговоре? Когда ей удается немного успокоиться, Руби понимает, что ведет себя неразумно, что раздельная жизнь и брак – не одно и то же. Но и завершением отношений это не назовешь, поэтому она позволяет себе почувствовать укол предательства и решает, что пока не хочет иметь ничего общего ни с одним из членов Клуба Смерти. Проходит неделя, в течение которой Руби оставляет без ответа не только сообщения Джоша.

Когда Руби плывет по течению, я делаю то же самое. Через несколько дней после того, как открывается секрет Джоша, мы возвращаемся к бесцельному блужданию по улицам этого города. Руби подумывает о возвращении домой в Мельбурн. Я же даже не знаю, где теперь мой дом. Как раз в тот момент, когда я думаю, что поняла это, все снова меняется. Я полагала, что как только верну себе имя, как только волны перестанут разбиваться вокруг меня, мне станет понятно, что дальше делать. Может быть, даже удастся выяснить, куда уходят другие мертвые девушки.

Но я все еще здесь, все еще невидимая. «Кто убил Алису Ли?» – на самом деле вопрос не обо мне, верно? Но это единственное, о чем люди беспокоятся в последнее время.

В любом случае, без Клуба Смерти в качестве нашего компаса мы с Руби, похоже, вернулись к тому, с чего начинали. Одинокая женщина и одинокая мертвая девушка вместе в Нью-Йорке. Руби Джонс и Алиса Ли застряли в игре по перетягиванию каната между живыми и мертвыми.

Со дня моего убийства Руби избегает парка; она никогда не возвращается к реке, не может даже пройтись по Риверсайд Драйв, там, над Гудзоном, где обещание лета вытягивает людей из дорогих домов, выводит их из спячки, так что улицы, поля и беговые дорожки никогда не пустеют, по крайней мере, пока не сядет солнце. Руби мысленно возвращалась к камням тысячу раз, изучала фотографии места преступления, так что теперь оно существует в ее сознании, подобно карте. Только каждый раз, когда она поворачивается к парку, что-то в ней противится, толкает ее назад. Руби хотела бы обсудить это с Ленни и Сью. Или, что еще лучше, с Джошем, который однажды сказал, что ему потребовалась целая неделя, чтобы собраться с духом и вернуться на место аварии. Когда он, наконец, добрался до места, то вскоре обнаружил, что совсем не узнает его. Он сел, возможно, в совершенно неправильном месте, а его кровь впиталась в почву вокруг какого-то другого дерева, и понял, насколько несущественным был его несчастный случай в общей картине мира.

– Не похоже, чтобы место могло тебя запомнить, – сказал он Руби, качая головой.

Если бы они продолжали общаться, Джош мог бы спуститься с ней к реке, мог бы взять ее за руку и заверить, что… Но здесь Руби останавливает ход своих мыслей. Джош не тот человек, за которого она его принимала. Между ними приключилась небольшая драма, но теперь все кончено. С этого момента ей просто нужно стать более осторожной в своих суждениях. Перестать так быстро отдавать свое сердце.

(Почему хорошие люди всегда винят себя, когда их кто-то обманывает? Мне кажется, в таких ситуациях плохим парням сходит с рук гораздо большее, чем их очевидное преступление.)

Возможно, виной ее нынешняя изоляция, наступившая так неожиданно после того, как она подумала, что нашла людей, с которыми хорошо ладит. Возможно, это способ выкинуть Джоша из головы, чтобы сегодня думать о чем-то другом. Или, возможно, все из-за простого вопроса времени и неизбежности. Как бы то ни было, в этот вторник, в конце мая, через шесть недель после моего убийства, Руби снова оказывается в Риверсайд-парке, территория которого теперь гудит от людей, бегунов, велосипедистов и роллеров, что проезжают мимо металлических столбов, на которых развевается реклама фильмов «Сумерки» и приглашение на занятия йогой на рассвете, что начнутся совсем скоро.

(Мне бы очень понравилось это место летом.)

В этот солнечный день, когда Руби пересекает верхние уровни парка и направляется к набережной, ее воспоминания о том раннем штормовом утре больше похожи на фильм, чем на что-то, действительно произошедшее. Промозглые туннели и тупики сменяются пестрыми деревьями, прогуливающимися семьями, собаками на поводках. Идущая вдоль реки беговая дорожка сегодня больше похожа на автостраду: быстро и медленно люди движутся взад и вперед. Руби кажется невероятным, что когда-то она была здесь совсем одна. Она вертит головой из стороны в сторону, отмечая разные приятные мелочи. При солнечном свете все выглядит незнакомым; как будто она никогда не была здесь раньше.

В то утро, когда Руби нашла меня, парк давил на нее, казался замкнутым пространством. Теперь же он выглядит ослепительно ярким. Справа от нее вода, спускающаяся к Нью-Джерси, слева – спортивные площадки и лестницы. Парк широко раскинулся, как на открытке. Только когда Руби подходит к нужному месту, только когда она наклоняется и кладет руки на металлические перила, точно так же, как сделала тем утром шесть недель назад, ее тело протестует. Оно напоминает ей, в приливе адреналина и сердцебиения, что в ее голове не фильм. Мгновенно, глядя вниз на воду, она возвращается к тому, что здесь произошло. Небо трескается, над головой проносятся машины, дождь пропитывает ее насквозь, в глазах лужи, а у кромки воды лежит лицом вниз девушка. Она не встает, не переворачивается, когда Руби пытается до нее докричаться. Она помнит, как ее тело подняли и вынесли из-под тропинки, помнит ярко-красный цвет и бледность обнаженных ног. Мигающие сирены, яркие пятна перед ее глазами, серебряная фольга, обернутая вокруг трясущихся плеч. Мужчины в перчатках, разыскивающие улики. Где-то среди этих мысленных образов внезапно появляются Джош и Эш, что сбивает Руби с толку и дезориентирует ее чувства так же сильно, как воспоминание о теле Алисы Ли.

Руби пытается прорваться сквозь эти беспорядочные воспоминания, когда мимо подходит дружелюбно улыбающийся ей мужчина.

– Милое местечко здесь внизу, не правда ли, – говорит он, такой высокий и широкоплечий, что на секунду заслоняет собой солнце.

– Я… – Руби моргает, впечатленная его необъятностью. На нем опрятные шорты и футболка-поло. Незнакомец пахнет чем-то древесным, дорогим, а его ярко-голубые глаза сверкают. Если это место, где Руби нашла тело Алисы Ли, совсем не кажется приятным, то этот мужчина, по крайней мере, что-то чистое, свежее и отдельное от ужаса.

«Было бы неплохо забыть об этом на мгновение», – думает она почти в отчаянии. Хорошо бы научиться игнорировать то, что она знает об этом месте.

Руби отворачивается от реки, от Джоша, от Эша, от меня, чтобы посмотреть в лицо незнакомца.

(Я должна была знать, что в конце концов она это сделает.)

– Да, это довольно особенное место, – говорит Руби голубоглазому мужчине.

– Ух ты! Что это за акцент? – выпаливает он в ответ, подходя ближе.

Руби пытается улыбнуться шире.

– Я из Австралии. Наверное, все еще не научилась нью-йоркскому акценту.

Вот так все и начинается. Он спрашивает, как давно она в городе, говорит, что живет по соседству, интересуется, нравится ли ей эта часть города. Пока они разговаривают, Руби делает вывод, что мужчина хорошо за собой ухаживает, начиная с его загорелой кожи и ярких глаз и заканчивая неприметными дизайнерскими этикетками, нашитыми повсюду, от рубашки до ботинок. А еще эти ровные американские зубы. В своих изношенных кроссовках, Руби не упускает из виду, как между предложениями мужчина бросает взгляды на ее тело, очевидно тоже оценивая ее.

– Я же вам не мешаю, правда? – спрашивает он в какой-то момент.

– Нет, вовсе нет, – говорит она и почти верит в это. – Приятно, когда есть с кем поговорить.

– Тогда не хотите ли выпить со мной кофе? – спрашивает мужчина. – Я всегда хотел посетить Австралию, так что было бы чудесно задать вам несколько вопросов о стране.

Если Руби и чувствует, как ее сердце колотится от настороженности, этот шум теряется в желании забыть, где она находится, и что она знает.

– Конечно. Было бы здорово, – отвечает Руби, и, прежде чем успевает передумать, следует за мужчиной в переполненный внутренний дворик небольшого кафе. Она занимает место, которое он предлагает. Оказывается, его зовут Том, и он работает в финансовой сфере.

– Да-да, на Уолл-стрит!

Разговор Том ведет непринужденно и дерзко, так что Руби остается только кивать на его комментарии или прямо отвечать на вопросы, а не придумывать что-то новое или интересное, чтобы сказать. Пока Том продолжает болтать в своей манере, Руби обнаруживает, что ее мысли возвращаются к Клубу Смерти. Она скучает по тому, как ее новые друзья слушали так же хорошо, как и говорили. Она так много могла бы им рассказать, особенно после того, как сегодня вернулась в парк. Прошла неделя с тех пор, как она узнала, что Джош все еще женат. Сначала они присылали сообщения о следующей встрече, на которые она не отвечала. Затем отдельные, только для нее. Теперь же сообщения перестали приходить, и Руби не уверена, как преодолеть эту вновь образовавшуюся пропасть. Она боится, что с момента откровения Джоша что-то между ними было безвозвратно потеряно.

Она потягивает свой латте, пытаясь раз и навсегда выбросить Клуб Смерти из головы, когда Том ставит свою кофейную чашку и смотрит на воду. Кажется, он взвешивает то, что хочет сказать, прежде чем действительно заговорить.

– Знаете, Руби, ведь здесь, в парке, была убита девушка. Всего несколько недель назад, еще в апреле.

Руби чувствует, как горят ее щеки.

– Да, я слышала об этом.

Том все еще смотрит вдаль, щурясь от солнца.

– Такое ужасное событие. Хотя обычно здесь безопасно. Я заговорил об этом только потому, что вы сказали, что приехали в Нью-Йорк одна.

Он поворачивается, смотрит ей в глаза.

– Как женщине, что совсем одна в этом городе, вам следует быть осторожной, Руби.

(Демонстрируя таким образом свою заботу, они хотят, чтобы вы были благодарны. Руби понимает это. Ее возмущает обеспокоенность этого мужчины, даже если это – всего лишь вежливость.)

– Я достаточно осторожна, Том, – говорит она, улыбка выходит кривой. – Вообще-то, большинство женщин проявляют осторожность. Могу даже предположить, что Алиса тоже не искала неприятностей.

– Я бы не сказал, что быть одной в темном городском парке – это осторожность, – отвечает Том с лукавой ноткой в голосе, как будто Руби обидела его, но затем он вздыхает и качает головой. – Прошу прощения. Что я могу знать о таких вещах? О том, каково это – быть женщиной. Просто у меня самого есть сестры и племянницы. Мне становится дурно при мысли о том, что с ними случится что-то подобное. В любом случае, – Том снова качает головой, как бы приводя мысли в порядок, – какой ужасный разговор в такой прекрасный день. Расскажите мне подробнее о том, почему вы решили приехать сюда. Как я уже сказал, я всегда хотел поехать в Австралию. Думаю, сначала посетить Сидней, потом…

И вот так просто Том возвращается к своему жизнерадостному разговору.

Однако для Руби чары разрушены. Он знает об убийстве. Учитывая, что об этом все еще говорят во всех новостях, обратное показалось бы странным. Руби думала, надеялась, что сможет убежать от этого, хотя бы на час, но чего она ожидала, вот так спускаясь к реке? Она ругает себя за излишний оптимизм, даже когда понимает, что чувство покалывающего беспокойства возвращается. Том, такой легкий и свежий всего несколько мгновений назад, теперь раздражает ее. Как он может быть таким беспечным, таким равнодушным к тому, что происходит вокруг, удивляется Руби. Он даже не заметил перемены в ее настроении.

Руби знает, что несправедлива по отношению к нему. Она понимает, что не следует обижаться на тот факт, что у этого жизнерадостного мужчины нет никаких забот. Только из-за этого отсутствие ее друзей из Клуба Смерти ощущается еще более остро. Особенно, когда Том начинает очередную бойкую историю, на этот раз о том, как встретил Мела Гибсона в баре в центре города.

– Отличный парень, – говорит Том, плохо имитируя австралийский акцент. Руби заставляет себя улыбнуться, но все, о чем она может думать, – это о желании извиниться и как можно скорее уйти от этой неудачной попытки вести себя нормально. Дома, в Мельбурне, они обычно говорили, что за день может смениться четыре сезона: температура стремительно падает, солнечный свет без предупреждения сменяется градом. Теперь Руби думает, что сама стала погодой.

У нее появляется время передохнуть, когда телефон Тома, лежащий на столе экраном вниз, жужжит.

– Боюсь, мне придется ответить, – говорит он.

– Пожалуйста, не стесняйтесь, – кивает Руби. – В любом случае, мне нужно идти.

Том выглядит разочарованным, но не делает никаких попыток остановить Руби, когда та отодвигает свой стул и встает.

– Кажется, я совсем забыла о времени, – говорит она.

– Что ж, очень этому рад, – отвечает Том, прежде чем отмахнуться от денег, которые она пытается положить на стол.

– Ни в коем случае, Руби. Джентльмен всегда платит. Хотя, возможно, в следующий раз, когда мы встретимся в парке, вы позволите мне угостить вас настоящей выпивкой.

Предложение игривое, с намеком. Том хочет увидеть ее снова. Руби чувствует, как что-то сжимается у нее в груди. Позже она решит: это от того, что ее хочет не тот мужчина. Сейчас же она улыбается своей самой лучезарной улыбкой и пожимает протянутую ей через стол руку Тома.

Сильные, теплые пальцы обхватывают ее и крепко сжимают.

– До скорых встреч. – Том в последний раз надавливает на ее руку, прежде чем отпустить. – И я имел в виду то, что сказал. Будьте осторожны, Руби. Здесь не так безопасно, как может показаться.

После того, как они расстаются, Том оглядывается, поворачивается и преувеличенно машет рукой, прежде чем подняться по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и покинуть парк. Вместо того, чтобы последовать за ним и вернуться домой, Руби обнаруживает, что возвращается к воде, следуя по извилистой тропинке, пока снова не добирается до того небольшого изгиба, где вода бьется о камни.

Опустив голову на металлические перила, Руби изо всех сил старается не заплакать.

Руби могла бы, должна была сказать это Тому. Ей следовало рассказать правду об этом милом местечке у реки.

Но как, черт возьми, продолжить после этого разговор?

Она не единственная, кто избегал места преступления. Все эти недели, когда она подходила к краю пропасти, я отталкивала ее подальше. Это я клала руки на ее грудь и сильно толкала всякий раз, когда река звала меня. Потому что я знаю, что она зовет и его тоже. Я вижу кровавый след, по которому он идет, слышу, как он шумит в его ушах. Конечно, он осторожен. Всегда находит причину вернуться к тем камням, при этом ничем не отличаясь от любого другого человека в Вест-Сайде. В конце концов, он знает это место, как свои пять пальцев.

«Прихожу сюда почти каждый день», – вот что он ответил бы, спроси его кто-нибудь.

Правда в том, что я не просто скрывала от него Руби. Когда он приходит сюда, когда он стоит и смотрит на воду, я чувствую его удовольствие, волнение в его груди, шипение на кончиках его пальцев. Этот человек вгрызается в причиненную им боль, наслаждается ею, как будто сдирает мясо с кости, снова и снова пробуя на вкус те последние ужасные моменты моей жизни.

Раньше это ошеломляло меня, но теперь я вижу этого человека лучше. Я больше не боюсь мира, который он создал. Я остаюсь рядом, ожидая еще одного шанса напасть, пробиться к нему. В ту ночь, когда мое имя было произнесено вслух, мой гнев вспыхнул ярко и быстро. Короткое, но красивое пламя.

Я знаю, что получу второй шанс, что заставлю его почувствовать тяжесть моих мертвых костей.

Джош кое-что опустил в истории о том, как он вернулся на место аварии. Он искал корень дерева, который перевернул его велосипед, искал какое-нибудь воспоминание о своей боли, но ничего не находил. Все казалось совсем не таким, как он запомнил. Только отказавшись от своих поисков, смирившись с безликостью палок, камней и грязи, он заметил что-то, поблескивающее под гнездом из гниющих листьев, – циферблат его часов, треснувший в сотне мест. Стрелки согнулись и остановились, одна поверх другой. Должно быть, когда Джош рухнул на землю, удар выбил маленький диск с его запястья и отправил его в полет. Подняв обломок и осмотрев повреждения, Джош почувствовал странное облегчение. Он искал доказательства, что-то, способное подтвердить, насколько изменился его мир. И вот оно. Теперь он держит его в ладони. Циферблат, найденный через несколько недель после несчастного случая, вещь, значения которой всем остальным было не дано понять.

Видите ли, правда не всегда громко заявляет о себе.

Иногда она настолько мала, что помещается в вашей ладони.

Если вы знаете, что ищете.

Иногда я оставляю Руби у реки, а сама прихожу посидеть с Ленни в морге и понаблюдать, как она ухаживает за своими мертвецами. Большинство ее подопечных уже давно покинули свои тела, но иногда я вижу, как кто-то нависает над Ленни, осторожно похлопывает ее по руке или прикасается губами к ее лбу, пока девушка работает. Когда это происходит, я вижу, как встают дыбом тонкие волоски на ее руках, чувствую покалывание кожи головы, а затем человек уходит. Бывает, что ее мертвые девушки ненадолго появляются и в других местах, следуя за Ленни в рестораны или стоя рядом, пока она рассматривает стеллажи в своем любимом магазине винтажной одежды. Я замечаю их только мельком, но теперь могу с уверенностью сказать, что то, что Ленни считает неуклюжестью, – постоянное спотыкание и звон бокалов – на самом деле просто женщины, которые из-за любви к ней случайно подходят слишком близко.

В морге я также заглядывала в отдельные комнаты для прощаний, видела, как семья и друзья сидят рядом с телом своего любимого человека. Я наблюдала, как каждый скорбящий человек приносит в комнату свою любовь, память и боль, следила за тем, как все это смешивается воедино, прежде чем выплеснуться наружу потоком красок. Увидеть горе вблизи – все равно что посмотреть на свет, проходящий сквозь призму. Он похож на радугу, но намного ярче. Эта дуга воспоминаний самая великолепная вещь на свете, как будто начало и конец человека всегда были только светом.

Живые, конечно, не могут этого видеть. Они заняты тем, что ищут что-то, способное помочь им жить дальше. Достаточно скоро горе сменяется другими эмоциями. Гнев, отчаяние, неверие, смирение – вот инструменты, необходимые для выживания. Тем не менее именно первое сочетание цветов, это слияние горя, освещает комнату. Оно освещает мертвых и напоминает нам, что нас не забудут, даже если мы вынуждены отпустить свой свет.

Наблюдая за тем, как разворачиваются эти личные, пронзительные моменты, я понимаю кое-что еще. Важно, кто именно вас помнит. Люди, которые знали меня, далеки друг от друга, каждый из них хранит свои собственные воспоминания об Алисе Ли, которыми они не могут поделиться. В зависимости от того, кого из них вы спросите, я могу быть или слишком многим, или совсем ничем. Руби пыталась собрать все кусочки воедино, сформировать меня, но частички пазла не всегда подходят друг другу. Ну, и еще потому, что в качестве поводыря у Руби – мертвая девушка, так что пока она не слишком продвинулась.

Быть может, именно поэтому я все еще перетягиваю канат между живыми и мертвыми. Потому что я все еще разбита на куски, точно так же, как тогда, когда Руби нашла меня там, внизу, на скалах.

Кое-что им все же удалось узнать. Несмотря на то что они старательно собирают по кусочкам историю девушки по имени Алиса Ли, остается еще так много пробелов. Что они скажут обо мне, если я заполню некоторые из этих пробелов?

Или, возможно, это: она не могла уснуть после того, как позвонила мистеру Джексону в последний раз, так что встала в пять утра и, спотыкаясь, вышла под самый сильный и самый красивый дождь, который когда-либо видела. Алиса Ли застегнула молнию на своей фиолетовой куртке, спрятав под ней прижатую к груди камеру. Тогда она думала о портфолио, которое нужно отправить в школу фотографов, и о том, что жизнь во многом похожа на этот дождь, смывающий не только все плохое, но и некоторые хорошие вещи тоже. Это нормально, потому что впереди ее ждет так много хорошего. А потом какой-то мужчина с его чередой плохих дней, полных разочарований, подошел к Алисе, когда та пыталась сфотографировать шторм. Он разозлился, потому что она не подняла глаз, не заговорила с ним. Пока этот мужчина смотрел, как она фотографирует реку и дождь, все выпавшие на его долю плохие дни раздувались, как воздушный шар, пока он не ослабил образовавшееся внутри давление через кулаки, через тяжело опускающиеся на тело этой молодой женщины пальцы. Он пронзал ее, как будто это ее нужно было сдуть. Он был зол, что она не улыбнулась, что отвергла его. Его сигарета погасла, а когда он спросил, есть ли у нее огонек, и Алиса отрицательно покачала головой, этот мужчина заявил, что она была груба с ним. Не только небо раскололось, когда он обрушился на нее своим праведным негодованием.

Столько лет она пыталась выжить только для того, чтобы стать жертвой мужчины, которого разозлил погасший свет.

Так что он забрал ее.

Он тряс ее, она сопротивлялась, толкалась локтями.

Долю секунды у нее еще был шанс спастись, а потом она упала, ударившись о камни и землю. Мужчина возвышался над ней, наслаждаясь тем, каким сильным он чувствовал себя, снова и снова обрушивая объектив камеры на лоб своей жертвы. Немедленно почувствовав отвращение к тому, во что превратилось ее лицо, он обхватил руками тонкую и влажную шею. В этот момент мужчина обнаружил, что может уничтожить целый город, спрятанный в этой молодой женщине, все, чем она была и будет. Он – взрывающаяся бомба, превращающая жизнь в обломки. Когда он расстегнул молнию на джинсах и отвернул ее голову, чтобы не пришлось смотреть на лежащую перед ним непристойность, этот мужчина казался себе самым могущественным человеком в мире. Будто все вокруг было создано для того, чтобы он мог это забрать.

Он так и не зажег ту наполовину выкуренную сигарету. Пришлось ждать до возвращения домой, тихо и осторожно рыться в миске со всевозможными вещами в поисках спичек. Дождь усиливается. Окровавленное нижнее белье девушки засунуто в его карман, остальные ее вещи он собрал в качестве сувениров.

Ей следовало быть с ним повежливее. Он всего лишь попросил прикурить. Позже тем же утром, когда этот мужчина будет слушать дождь и вой сирен, ему покажется, что успокаивающее удовольствие сигареты могло бы немного замедлить ход событий. Кто знает, если бы она улыбнулась, приложила бы побольше усилий, он, возможно, даже дал бы ей шанс ответить взаимностью на его ухаживания.

(Такой мир он создал для себя. Теперь я готова рассказать вам немного больше. Никуда не уходите, скоро мы рассмотрим его более детально. Но не верьте ни единому слову, которое он говорит обо мне.)