Семнадцать

Расстояние между ними быстро сокращается.

Двери открываются. Пусть люди вначале проходят через них медленно, осматривая помещения, но достаточно скоро распахиваются окна, а с мебели вытирается пыль. Место становится уютным, перестает быть заброшенным. После медленного, осторожного старта все стремительно ускоряется. Когда-то у меня была такая же близость с Ноем, с Тэмми, и с мистером Джексоном тоже. Когда внезапно кто-то, кого вы никогда не знали, становится для вас целым миром.

– У меня появились новые друзья, – говорит Руби Кэсси. – Это заняло всего семь недель.

(«И одно убийство», – добавляет она про себя.)

Ее сестра испытывает облегчение. Она беспокоилась о новой одержимости Руби смертью и убийствами. Ей самой не удается понять то, что сестра называет Пляской Смерти. Хотя Кэсси и сочувствует тому, что пережила ее сестра, она бы точно не тратила многие часы на размышления обо всех ужасных вещах, которые могут случиться с женщинами. Завести новых друзей кажется более здоровым шагом, так что Кэсси рада возможности сказать «да» и действительно иметь это в виду, когда в следующий раз их мать спросит, действительно ли у Руби все хорошо там, в Нью-Йорке.

Будучи экспертом по недомолвкам, Руби не упомянула о некоторых особенностях своих новых друзей, иначе Кэсси потребовалось бы время, чтобы смириться с ними. Клуб Смерти, как говорила Ленни, мог бы прийтись не по вкусу ее сестре, а Руби не хочет, чтобы что-то испортило то, что внезапно кажется ей таким важным. Кроме того, рассуждает она, само существование Клуба Смерти является доказательством того, что некоторые разговоры лучше оставить для людей, которые тебя понимают. Для тех, кто знает, что близость к смерти меняет вас коренным образом.

Я могла бы добавить, думая о том, кем стали мои старые друзья, что вы также меняетесь, если стараетесь держаться от смерти подальше.

Но я не хочу подкидывать Руби мысли на этот счет.

За неделю до следующего собрания Клуба Смерти происходит несколько событий:

Руби замечает, что в ее местном кинотеатре проходит киномарафон Джина Келли, и в программу включено «Увольнение в город». Так что Руби робко спрашивает Сью, не хочет ли она составить ей компанию на сеансе в среду вечером, и едва не плачет, получив утвердительный ответ. После фильма – легкого, яркого любовного письма, посвященного Нью – Йорку – пара выпивает в баре рядом с кинотеатром и разговаривает о Лизе. Сью рассказывает Руби, что ее дочь была начинающей актрисой и проводила лето в театральном лагере, где, начиная со второго курса, заполучала главные роли в каждом мюзикле. Ей оставалось всего несколько месяцев до окончания, и она планировала поступить в колледж исполнительских искусств в северной части штата, когда этот водитель потерял управление и проехал знак «Стоп». Лиза, которая вела машину осторожно – как и всегда, – погибла, приняв весь удар на себя.

– Сейчас ей было бы чуть больше, чем тебе, – признается Сью этим вечером, и Руби видит горе, превратившееся в камень. Эта мать никогда не перестанет скучать по своей дочери, как по девушке, которую она знала, и как по женщине, которую никогда не сможет узнать.

– Мысль о том, что мы могли бы остаться близки, помогает, – говорит Сью. – Если мы с тобой сможем найти общий язык, стать друзьями, возможно, это значит, что и моя дочь в этом возрасте все еще хотела бы, чтобы я была рядом.

– Она бы точно этого хотела, – искренне говорит Руби. Они чокаются бокалами, и я замечаю мерцание тонкой нити, мягко обвивающей их мизинцы, растягивающейся между ними, когда они отстраняются.

В другой вечер Руби и Ленни идут в бар на крыше. У края внутреннего дворика плещется бассейн, вокруг которого группами стоят люди в дорогой одежде, похожие на блестящие плоды виноградной лозы. Время от времени то один, то другой уходит в ванную или направляется к бару, чтобы заказать очередную порцию дорогостоящих напитков. Все они осматриваются по сторонам, явно желая быть замеченными и рассмотреть других.

– Я привела тебя сюда ради вида, – сказала Ленни, когда они приехали, и Руби поняла, что она под этими словами подразумевает не только блеск Манхэттена в сумерках, но и одиноких мужчин. Они стояли в углу, потягивая мартини и разговаривая о разных вещах, когда Руби обнаружила, что не может заставить себя произнести имя Эша, не может сформулировать причины, по которым едва замечает этих проходящих мимо мужчин в темно-синих костюмах и рубашках в розовую клетку. Дружба казалась слишком новой, слишком неокрепшей, чтобы рисковать – вдруг Ленни ее осудит. И кое-что еще: она так привыкла держать свои отношения с Эшем в секрете, что говорить о нем сейчас казалось почти предательством. Раскрывая себя так, как обычно делают новые друзья, Руби могла придержать эту часть своей жизни до лучшего времени.

(Что прекрасно получается, когда все идет хорошо. Но что делать, когда они разбивают вам сердце?)

Они вышли из бара около восьми вечера, когда очередь за очередным напитком стала слишком длинной, и перешли к макаронам с сыром в полупустой закусочной за тридевять земель от крыш Нью-Йорка. За едой разговор вернулся к мужчинам и отношениям. Ленни смеялась над недавним, катастрофическим опытом онлайн-знакомств Руби – «Боже, фото члена – худшее, что может случиться!» – когда внезапно она остановилась и помахала вилкой в сторону Руби.

– А что насчет Джоша?

– А… что насчет него? – Руби почувствовала, как ее щеки вспыхнули.

– Ты говорила, что в последнее время не засматриваешься на парней. Но на Джоша немного трудно не засмотреться, тебе не кажется?

– Он определенно красив, – признала Руби, при этом невольно обратив это наблюдение в факт, так что при следующей встрече с Джошем она почувствует странное предвкушение и нервный трепет. Было бы неплохо, рассуждала она над своей тарелкой с макаронами, иметь кого-то еще, о ком можно было бы время от времени подумать. Именно так ее собственные запертые двери начали медленно, но верно приоткрываться. Иногда это так же просто, как сказать что-то вслух, превратив это в свою новую правду.

(Что? Вы думали, что за желанием кроется нечто более сложное?)

Только Руби не знает, что в тот же день Ленни встретилась с Джошем за чашечкой кофе. Он сказал ей, что пытался расследовать дело Джейн из парка Риверсайд, даже упросил своих приятелей в участке ему помочь, но пока ничего не нашел.

– Как будто этой девушки никогда и не существовало, Ленни, – сказал он. – Или определенные люди хотят заставить нас так думать.

(Когда я думаю о молчании тех, кто знает подробности моего существования, мне кажется, что Джош подошел к истине ближе, чем любой другой до сих пор.)

Пока они продолжали разговор обо мне, Ленни заметила, как часто Джош упоминает Руби.

– Она сама немного загадочная, верно? – не удержалась Ленни, когда имя Руби снова всплыло в разговоре. Пожатие плеч Джоша было слишком небрежным, слишком обдуманным, чтобы означать что-либо еще, кроме согласия.

– И немного экзотичная, – лукаво добавила она. – С этим акцентом и большими карими глазами. Поразительно, что она приехала сюда сама, просто прыгнув прямо в неизвестность.

– Не уверен, имеют ли отношение к делу ее глаза, – парировал Джош, но ухмыльнулся, и Ленни поняла, что никогда раньше не видела такого особенного, почти застенчивого выражения на его лице. Ей осталось только приготовить стрелы и натянуть лук, ибо для человека, что любит помогать другим, нет ничего более опьяняющего, чем превращение двух людей в пару. Ленни знала, что это дело потребует изобретательности; обе ее цели открыто опасались романтики. Тем не менее она не сомневалась, что в этом имеется потенциал, так что в тот день Ленни решила, что сделает все возможное, чтобы свести Руби и Джоша, как будто именно это она и задумывала с самого начала.

Кстати, не свяжись она случайно с мертвыми, это вполне могло бы стать делом ее жизни – играть роль свахи для покалеченных несчастной любовью людей.

В эту неделю маленьких, но значительных моментов, неделю, когда плакаты с моим лицом развешаны на столбах, а мое настоящее имя остается тайной, Ной проходит мимо участка на Западной 82-й улице четыре раза подряд. ДНК с места преступления снова вернули в участок: совпадений не найдено. Ни жертва, ни преступник не числятся ни в местных, ни в национальных базах данных; вопросительные знаки остаются там, где должны быть написаны наши имена.

Проходят дни с момента моего убийства, и некоторые люди раскрываются, как цветы, лепесток за лепестком. Но другие продолжают свято хранить свои секреты.

Руби и Джош появляются на следующей встрече Клуба Смерти, третьей официальной встрече Руби за столько недель, в одно и то же время. Проходя через двери устричного бара «Гранд Сэнтраль», Джош видит, как глаза Руби расширяются, когда она смотрит на освещенные янтарным светом, выгнутые дугой терракотовые плитки над их головами. Он забыл, насколько культовым является потолок этой похожей на пещеру комнаты. Реакция Руби заставляет его почувствовать что-то похожее на гордость.

– Это город, где всегда следует смотреть вверх, – говорит Джош. Ему нравится, как Руби поворачивается, чтобы посмотреть на него. Когда официантка провожает их к столику, она улыбается паре так, как незнакомцы улыбаются влюбленным, заговорщически и одобрительно, так что все трое на мгновение смущаются. Когда прибывают другие члены Клуба Смерти и становится ясно, что на самом деле это не свидание, официантка выглядит странно разочарованной. Любовь облегчает ей работу, разбавляет постоянный, прибывающий каждый вечер, поток рабочих и туристов с усталостью и обидами, что гудят вокруг них. Было бы здорово в этот весенний вечер оказаться в окружении романтики.

(Она не единственная, кто так думает.)

Сидя напротив друг друга за столом в красную клетку, в ожидании Ленни и Сью, Руби и Джош находят, что разговор завязывается намного легче, чем кто-либо из них мог предположить. Вскоре Джош рассказывает Руби забавную историю о знаменитом потолке Большого Центрального Вокзала, которую я уже знаю благодаря Ною. Как в далеком тысяча девятьсот тринадцатом году, в день открытия вокзала, астроном-любитель, проходивший мимо нового здания, остановился и заметил, что сине-золотая фреска с зодиаком, висевшая высоко над головами людей, нарисована наоборот, так что восток стал западом, а запад – востоком. Это означало, что созвездия были совсем не там, где им следовало. Джош любит этот нью-йоркский промах; его забавляет думать о величии дня открытия и о том моменте, когда один анонимный, но практичный человек посмотрел наверх и сбил всю спесь со столько важного момента.

– Я никогда об этом не знала! – смеется Руби, признавая, что сама не отличила бы Ориона от Пегаса. – Так ты говоришь, что небо там, наверху, вверх тормашками?

– Либо так, либо фреска предназначена для того, чтобы рассматривать небеса снаружи, – отвечает Джош. – Инспекция все еще не определилась, было ли изменение местоположения звезд преднамеренной или довольно ироничной ошибкой для здания, предназначенного для навигации.

Сейчас они оба смеются, имитируя ужас тех, кто отвечал за торжество, устроенное в день открытия. Я же предпочитаю думать об одиноком астрономе, только что сошедшем с поезда. Он изучает небо, прижимая большой и указательный пальцы к подбородку. В этот момент я вижу лицо Ноя, и Франклина тоже. Они наблюдают из дверного проема, словно ждут меня. Сцена размыта, как будто я смотрю на нее сквозь слезы, но на этот раз волны не приходят. Я пытаюсь понять, что это значит, когда появляются Ленни и Сью, заставляя другие лица исчезнуть в мерцании.

Каждый из нас садится за стол.

Вскоре становится ясно, что сегодня вечером будет необычная встреча Клуба Смерти. Джош и Руби все еще смеются, Ленни просит объяснить причину такого веселья, и вскоре Джош повторяет историю о звездном потолке. С этого момента истории начинают вертеться между устрицами с солевых ферм Кейп-Мэй, мартини и крем-карамелью. По большей части их рассказы остаются легкими и жизнерадостными, против чего я не возражаю. Что-то в том, что я увидела Ноя и Франклина, заставило меня почувствовать нечто большее, чем печаль. Так что я не могу винить этих друзей в желании весело провести этот вечер. Это кажется даже неизбежным, когда я смотрю, как Ленни морщится при виде сырой устрицы, и слышу, как Джош вспоминает очередную историю о причудах и ошибках Нью-Йорка, в то время как Сью объясняет Руби разницу между омарами и раками, откусывая кусочек от своего рулета из омаров штата Мэн. Никто не думает, что сегодня они не будут говорить о жизни и смерти, но все они согласны взять небольшой перерыв. Я вижу, как понимание этого незаметно проскальзывает между ними, и отодвигаюсь от стола, позволяя их разговорам затихнуть.

Наблюдать за ними издалека – значит видеть соприкасающиеся руки, соприкасающиеся ладони. Широкие улыбки и тайные взгляды. Звякающие друг о друга стаканы, падающие со звоном вилки. Масло, капающее на скатерть, и салфетки, прижатые ко ртам. Просьба принести красного вина и виски, и тихие вздохи. Я вижу, какое большое расстояние они преодолели вместе за последнюю неделю, как пассажиры, входящие и выходящие из вокзала над нами. Если их сближение слишком стремительно, она еще и щедра, предоставляя такие ночи, как эта, чтобы укрепиться, собрать их всех в одном месте.

Я очарована этим сдвигом, но это более глубокое, чем печаль, чувство не исчезает. Потому что я знаю, что мне не место за этим столом. Я не могу присоединиться к живым, когда они делятся своими историями, не могу, как они, рассказать о своем дне, своем прошлом или настоящем. Они открывают друг друга, вместе движутся вперед, в то время как я остаюсь мертвой девушкой, Джейн. Риверсайд, Доу. Спустя месяц после моего убийства, без каких-либо новых улик, которые могли бы вызвать общественный интерес, я становлюсь старой новостной статьей.

Потому что люди, которые знают мои истории, хранят молчание. Друзья – и любовник тоже, – которые тянутся к своим телефонам всякий раз, когда слышат об убийстве в Риверсайде, но никогда, никогда не звонят. Точно так же, как члены Клуба Смерти отодвигают меня в сторону сегодня вечером, люди, которые знают и любят меня, делают это уже несколько недель. Даже если каждый из них думает: «А что, если это моя Алиса?», они все равно отмахиваются от этих мыслей.

Когда вы видите все это со стороны, вам становится ясно, как мало вещей остается на положенных им местах. Любовь людей тоже запутывается, переворачивается. Восток становится западом, а запад – востоком.

Иногда изменение порядка проходит незаметно, а иногда, посмотрев наверх, вы увидите огромное пустое пространство там, где раньше были звезды.

Жизнь Руби Джонс налаживается. У нее, как она сказала сестре, появились друзья. Нью-Йорк сияет в их присутствии, о подобном она не могла и мечтать. В некоторые вечера, как, например, этот, она может даже сказать, что счастлива.

Наконец-то.

Но все еще есть мертвая девушка. Мертвая девушка без имени, которая появляется в ее снах с просьбой, чтобы ее узнали. Все еще есть это окровавленное умоляющее лицо, которое Руби видит, когда закрывает глаза. Она не может это игнорировать.

Как быть грустной, Руби знает. Она знает, что делать со своим горем. Но как насчет счастья? А что делать с радостью, которая подкрадывается к отчаянию и обезоруживает его смехом и светом? Как поступить с подобным противоречием?

Другими словами: как держать свою боль близко к сердцу и в то же время отпустить ее?

Тэмми, наконец, звонит.

Из всех именно она не могла выкинуть меня из головы, хотя ей потребовалось время, чтобы понять, что что-то не так. В отличие от мистера Джексона, Тэмми не подписана ни на одну из национальных газет; моя подруга вообще редко обращала внимание на новости, поэтому какое-то время она понятия не имела об убийстве, произошедшем в Нью-Йорке. Она действительно была слишком занята, следя, чтобы отец оставался трезвым, а Рэй не попал в неприятности. Оба все чаще использовали ее силу и уравновешенный характер в качестве опоры. Дни Тэмми были заполнены, а ночи компенсировали дневную усталость, так что она провела несколько недель, а затем еще несколько без разговоров со мной. Тогда она все еще думала, что я с мистером Джексоном, помнила, как я повесила трубку, когда он вошел в дом. Если честно, этот последний телефонный звонок немного обеспокоил Тэмми. А именно то, как сильно я, казалось, была поглощена им. Этого было недостаточно, чтобы она обиделась на меня, но достаточно, чтобы удержать ее от отправки поздравительного сообщения на мой день рождения (хотя она все равно сказала бы, что просто забыла), и переключить ее внимание на что-то другое.

«Она со мной свяжется, если я ей понадоблюсь», – сказала она себе, и на этом все.

Вот как легко человек может ускользнуть из вашей жизни. Иногда, если кто-то про вас забывает, значит он просто слишком долго вас ждал.

Время шло, пока однажды, просматривая онлайн-журнал мод, Тэмми не наткнулась на статью о недавней волне нераскрытых убийств в стране. Заголовок гласил: «Серийный убийца на свободе?». В этой статье было мое лицо или лицо, достаточно похожее на мое, так что, закрыв глаза и наложив набросок из статьи поверх своих воспоминаний, Тэмми узнала мои глаза, нос и рот (хотя в тот момент она думала: «Алиса никогда не выглядела такой чопорной».). Тем не менее, она попыталась прогнать беспокойство. Это просто какая-то случайная девушка из Нью-Йорка, а Алиса несомненно в городе, изо всех сил пытается угодить мистеру Джексону. Однако этого пустяка оказалось достаточно, чтобы Тэмми позвонила мне на мобильный. С тех пор, как месяц назад она пропустила мой звонок, мы не связывались. Когда она набрала мой номер после прочтения статьи, сразу же попала на голосовую почту.

Тэмми тут же подумала о том, чтобы обратиться в полицию. Но что ей сказать? О, здрасте. Эта фотография мертвой девушки очень похожа на мою лучшую подругу. Где она живет? Эм… Думаю, в настоящее время мне это неизвестно. Возможно, в Нью-Йорке, потому что она всегда говорила о том, чтобы переехать туда. Кроме того, что, если приедут копы? Существовало много вещей, которые ее отец, не говоря уже о ее парне и его братьях, хотели бы скрыть от людей в форме.

Было легче поверить, что некоторые дружеские отношения строятся именно так.

Но на прошлой неделе, когда стало жарче, а серые облака нависли над озером, Тэмми поехала обратно в город. Она сказала Рэю, что хочет взять немного денег у своей матери. Подъехав к заправочной станции на окраине города, она увидела мистера Джексона. Он стоял у одной из автозаправок и смотрел на свой телефон. Тэмми опустила стекло.

– Привет, мистер Джек… Джейми. Как дела у Алисы?

Позже, рассказывая об этом, она будет клясться, что он подпрыгнул при звуке моего имени.

– Вы бы видели виноватое выражение его лица, – скажет она. – То, как он бросил: «Не понимаю, о чем ты!» и убрался оттуда так быстро, как только мог.

Но Тэмми заметила и распознала страх, она поехала домой так быстро, как только могла.

Войдя в свою старую спальню, Тэмми направилась прямо к коллекции глупых совместных фото, которые мы делали на протяжении многих лет. И, глядя на наши смеющиеся, беззаботные лица, она поняла, – Алиса Ли всегда возвращалась к ней, она бы не исчезла без причины.

Ни за что на свете, только если у нее не было другого выбора.

– Мама! – Тэмми легла в постель к своей матери и показала историю о моем убийстве на своем телефоне. – Мам, я думаю, с Алисой случилось что-то плохое. – И Тэмми рассказала матери все, что знала.

В этот момент истина начала раскрываться.

Совсем скоро меня найдут. А значит – и его тоже.