Десять

За несколько часов до моей смерти Руби Джонс уснула, укутанная своим гневом, и проснулась она так же – в его объятиях. На улице идет сильный дождь, но она этого не замечает. Сейчас 5:55 утра, рановато, но она уже встала и расхаживает теперь взад и вперед между столом и кроватью. Боже, эта студия слишком мала! Она просто завалена ненужными вещами. Руби перекладывает пульт от телевизора, разглаживает уголки простыни на кровати, трогает лежащую на прикроватной тумбочке расческу. Поворачивает ее на триста шестьдесят градусов, затем совсем убирает и возвращает пульт на прежнее место.

«Вот так люди и сходят с ума, – думает она. – Мне нужно выбраться из этой комнаты».

Надевая кроссовки, Руби слышит раскат грома. Или это сильный хлопок дверцы машины. Она напрягается, прислушиваясь, а затем пожимает плечами. Неважно, она не боится грозы. Небольшой дождь еще никому не повредил.

Когда Руби выходит из дома и направляется на запад в сторону Риверсайд-парка, улица пуста, а дождь хлещет ее по лицу. На первом перекрестке, уже промокшая насквозь, она подумывает вернуться назад, но вспоминает, как мерила комнату шагами и чувствовала себя запертой в клетке.

– К черту все! – кричит она и ждет нужный сигнал светофора, чтобы перейти дорогу, хотя на дороге нет ни одной машины.

И пугать на улице некого: ни людей, выгуливающих собак, у которых поводки постоянно перекручены, ни нянек, заботливо ведущих под руку спотыкающегося малыша. Когда Руби добирается до Риверсайд-драйв, она, наконец, видит машины: они останавливаются, снова заводятся, а, проносясь мимо, поднимают брызги воды. По крайней мере, это доказывает, что в городе есть и другие люди. Даже если Руби единственная, кто бегает под дождем.

Она подумывает остановиться на Риверсайд, но тротуар узкий, а когда машина за машиной обливают ее из грязной лужи, женщина разворачивается и направляется в парк. Здесь темнее, чем она ожидала. Небо выглядит так, будто смыкается вокруг деревьев, но Руби продолжает идти, уверенная, что на прибрежной тропе ей встретятся другие бегуны и велосипедисты. Пробираясь через верхние уровни парка, Руби ищет лестницу, чтобы спуститься к воде, но густые заросли деревьев по обе стороны от нее выглядят совсем не такими, какими она их запомнила. Возможно, сегодня она вошла через другие ворота. Она все еще плохо знает Риверсайд-парк, да и погода смущает ее и путает воспоминания. Благодаря картам Руби знает, что парк тянется на несколько кварталов, вверху – улица, внизу – река, так что заблудиться не получится. Она старается убедить себя, что следует просто двигаться на юг, пока не найдется знакомый ориентир, который поможет найти дорогу. И все же ее пробирает паника.

Над ее головой слышатся раскаты грома, и Руби спотыкается и подворачивает лодыжку. Крик боли эхом разносится по парку, когда молния прорезает небо, и она подумывает о том, чтобы сдаться и отправиться домой. Женщина останавливается, вытирает глаза и разминает лодыжку, когда мимо проносятся два бегуна, направляющихся на север. Они кивают, показывают ей поднятые вверх большие пальцы, и Руби чувствует себя глупо. Как она могла забыть? Она же в Нью-Йорке, и неважно, где ты – ты никогда не останешься один.

Ей уже не так страшно, и Руби, опустив голову, бросается вперед, сквозь стену дождя. Брызги грязи поднимаются вверх, когда она бежит по мокрой дорожке. Наконец она подходит к лестнице: ступени мокрые и сделаны под таким углом, что ей приходится спускаться осторожно, стараясь не поскользнуться на истертом камне. У подножия есть короткий туннель, влажные бетонные стены испачканы граффити, пахнет застарелой мочой. Она добралась до воды! Выйдя из туннеля на прибрежную дорожку, Руби выдыхает и с удивлением обнаруживает, что тут ни души. Молния вспыхивает над ее головой, и Руби чувствует, как в ее груди расцветает тревога. Здесь, внизу, должны быть люди, они всегда здесь есть. Сегодня над Нью-Йорком бушует настоящая буря, о чем она только думала, уходя из квартиры?

Руби останавливается и в попытке успокоиться опирается на перила у кромки воды. Она не задержится в Нью-Йорке надолго, если позволит небольшой буре себя напугать. Это просто дождь, немного грома и молний, и глупая австралийка, отправившаяся на пробежку, когда всем остальным хватило ума остаться дома. Может быть, их разбудило экстренное сообщение, пришедшее на телефон: «Грядет внезапное наводнение. Держись подальше от водоемов». Так что они перевернулись на другой бок и снова заснули. Неважно, сегодня ее не унесет в мутные воды Гудзона. Вряд ли ее смерть сопроводят заголовком: «Австралийка бежала и утонула».

Однако она может замерзнуть до смерти: ледяные капли дождя стекают по ее шее и уже пропитали куртку. Оттолкнувшись от перил, Руби направляется к пирсу, который маячит впереди. Она помнит, что сразу за тем местом, где пришвартованы лодки, есть лестница. Она поднимется по ней и выйдет обратно на улицу – и не придется продираться через темные заросли, как раньше. Успокоившись, Руби входит в ритм, наблюдает, как ее ноги шлепают по мокрой дорожке. Один шаг, затем другой. Справа от нее такой же шлепающий звук издает река, ударяющаяся о камни. На воде вместе с ветром и волнами поднимаются и опускаются лодки, а за рекой сквозь густые темные облака просвечивают огни Нью-Джерси. Руби думает, что восхитилась бы видом, если бы не промокла насквозь. Редко выпадает возможность насладиться подобным пейзажем – так, чтобы тебя не пихали пробегающие спортсмены.

Она приближается к пристани для яхт, когда ее нога натыкается на что-то круглое и черное. Должно быть, она наступила на вещицу всем своим весом, потому что кусочки пластика разлетаются по дорожке. Какой-то случайный предмет, нашедший свой конец под ее ногой, – выброшенный или потерянный, – а теперь еще и разбитый вдребезги. Руби надеется, что раздавленная ею вещь не представляет большой ценности, и безмолвно извиняется перед богом потерянных вещей. Бегущие мысли, вроде медитативной бессмыслицы, проносятся в голове без следа. Руби уже не так сильно злится. Она больше похожа на себя. Или, возможно, меньше, что даже к лучшему.

Миновав еще одно скопление лодок и затопленный поднявшейся из-за дождя рекой пандус, Руби замечает, что доступ на верхний уровень теперь полностью перекрыт высоким сетчатым забором. Очевидно, сегодня утром она зашла на юг дальше, чем предполагала, и оказалась в строящейся части парка. Теперь путь к дому спрятан где-то за этим забором. В конце концов, придется вернуться назад.

Еще один раскат грома и вспышка молнии, на этот раз ближе. Над рекой пульсируют огни, а пожелтевшие окна зданий на противоположном берегу гаснут, как свечи. Дождь теперь льет сплошным потоком. Становится так холодно, что Руби видит парок от своего дыхания – призраки, проплывающие перед ней с каждым выдохом. Из-за этого ей почти ничего не видно, и она останавливается, чтобы сориентироваться и вытереть влагу с лица. Она почти видит обгоревшее черное строение там, за неровным рядом толстых, частично погруженных в воду, деревянных столбов. Эта часть беговой дорожки подвешена над рекой. Впереди трасса отклоняется в сторону, создавая небольшой дугообразный пляж из лежащего под ней мусора и покрытых мхом камней. Высоко вверху, по мокрой бетонной автостраде со свистом проносятся машины, но здесь, внизу, – ни души.

Дотянувшись до перил прямо перед собой, Руби наклоняется и делает несколько глубоких вдохов. Именно в момент, когда, выпрямившись, она готовится продолжить свой путь, что-то попадается ей на глаза. По ту сторону нагромождения из мокрых камней и сорняков, не более чем в шести или семи метрах от Руби, прямо там, где на камни набегает вода, лежит что-то фиолетовое. Прищурившись, сквозь стену дождя она видит, как что-то будто вытекает из пурпурно-желтых камышей, поднимаясь и опускаясь вместе с рекой.

Руби замечает и отблески ярко-оранжевого, а когда смаргивает дождевые капли и пытается сосредоточиться, то понимает, что смотрит на ногти и руку, а что-то желтоватое – это чьи-то волосы. Руби уверена, что смотрит на тело молодой девушки, прежде чем осознает это, прежде чем ее сердце сильно ударяется о грудную клетку, а ноги грозят вот-вот подогнуться под ней.

– Эй.

Руби не знает, шепчет она или кричит.

– Эй!

На этот раз это больше похоже на крик, хриплый и отчаянный. Лежащая лицом вниз у кромки воды девушка не переворачивается.

Руби слишком далеко, чтобы разглядеть, дышит ли она. Когда в ушах у нее начинает стучать кровь, Руби пытается перелезть через перила, но поскальзывается и ударяется голенью о твердый металл. Синие и зеленые электрические огоньки вспыхивают перед ее глазами, она отшатывается и едва не падает. Девушка по-прежнему не двигается. Пытаясь игнорировать пульсирующую боль в ноге и стремительно нарастающую панику, Руби достает из кармана куртки телефон. У нее так сильно дрожат руки, что она трижды набирает неправильный код, прежде чем ей наконец удается разблокировать экран.

911. По этому же номеру следует звонить? Ей нужен кто-то, способный подсказать, что делать.

– Алло? Да. Помогите. Кажется, я вижу кого-то у воды… Там девушка, и она не двигается. Я думаю… я думаю, с ней что-то случилось. Я не знаю, что делать. Алло? Да, умоляю вас. Я думаю, она ранена. Я не знаю, стоит ли мне подойти к ней. Должна ли я подойти? Пожалуйста. Скажите мне, что делать.

– Она не двигается. Не отвечает. Даже не переворачивается. Пожалуйста! Я недостаточно близко, чтобы проверить, дышит ли она. Скажите, что мне делать. Пожалуйста.

Она стоит на другой стороне пристани, слишком далеко, чтобы понять, что я не дышу.

Мой рот и легкие забиты мутной водой. Я раздета ниже пояса, а волосы мои запачканы кровью. Меня оставили биться о камни, как какую-то рыбу, пока, в конце концов, я не перестала двигаться. Мне повезло, и я смогла отгородиться, мысленно покинуть свое тело, когда он приступил к делу. Теперь же незнакомка смотрит на мой труп. Мы обе силимся понять, что именно видим, что со мной случилось.

Теперь я знаю: вы можете плакать, кричать, выть, как раненое животное, которым, по сути, и являетесь, но они не остановятся. Это их не трогает. Они продолжат калечить вас до тех пор, пока от вас ничего не останется, пока не уничтожат, не разорвут вас на части.

Как будто вас вообще никогда не существовало.

Внезапно я отчетливо понимаю, что Руби Джонс – мой единственный свидетель. Я хватаюсь за единственную вещь, в которой не сомневаюсь, нащупываю свой путь, пока не обнаруживаю, что стою рядом с Руби, там, на прибрежной дорожке. Она не могла добраться до меня, но каким-то образом я подошла к ней. В благоговейном страхе я протягиваю руку к Руби, но кончики моих пальцев превращаются в дождь и стекают по ее щеке. Еще одно чудовищное осознание: Руби видит только мою оставшуюся на камнях оболочку.

Оказывается, нужно научиться видеть мертвую девушку, узнавать ее. Сейчас я ничего не могу сделать, кроме как в ужасе ждать рядом с этой дрожащей незнакомкой. Я знаю, – она не сможет почувствовать мое присутствие, найти меня снова, пока не будет готова увидеть то, что пропустили все остальные.

Руби завернута во что-то блестящее. Два любезных полицейских продолжают называть ее «мэм», при этом по очереди задавая свои вопросы. Они буквально пробиваются через ее путаные показания и сбивчивые объяснения. Она пытается сотрудничать, пытается заставить работать свой окоченевший мозг, но все равно продолжает смотреть на их ремни, на которых висит оружие – большие, черные и тяжелые как камень пистолеты. Она думает о том, как легко кто-то может протянуть руку и вытащить один из них или схватить дубинку и…

Руби закрывает глаза: металл обрушивается на ее череп, пробивает кожу и кости, превращая их в тысячу маленьких кусочков. Она видит вырывающуюся струями кровь. Но это всего лишь мигающие сирены, пшеничные волосы девушки и медленный, ровный поток людей в форме, что спускаются к реке. Ее тело убрали из воды, как только прибыла команда криминалистов, но там, внизу, все еще кипит работа, пока полицейские огораживают место преступления.

Она чувствует подступающую к горлу тошноту.

Руби подносит руку ко рту, офицеры пристально смотрят на нее. Она чувствует вкус металла на языке, напоминающий ощущение прохладного, твердого дула пистолета, прижатого к ее лицу. Как кулак.

Она сгибается пополам, и ее рвет на гравий.

– Мэм. Вы в порядке, мэм? Принести вам немного воды, мэм?

Вопросы прекращаются, когда кто-то похлопывает Руби по плечу. Возможно, это женщина-полицейский, хотя сказать наверняка Руби не может, – дождь и слезы затуманивают зрение.

– Вы заметили что-нибудь странное перед тем, как нашли ее? Видели ли вы кого-нибудь подозрительного в этом районе? Что-нибудь вызвало у вам подозрения?

Впервые спустившись к реке, они не переставали спрашивать ее об этом. Руби использовала «нет», «да», «гм», чтобы ответить на всевозможные варианты этих вопросов, оставляя бесполезный след из слов между ней и этими людьми. Она была бы рада помочь, но она ничего не видела. Там ничего не было. Только дождь, из-за которого она ничего не видела, бурлящая река и место, где она остановилась, чтобы отдышаться, прежде чем вернуться домой.

– Что с ней теперь будет?

Единственный вопрос, который задала Руби, остается без ответа. Она дрожит в своей серебристой накидке. Еще одна пронзительная сирена приближается к реке.

Позже Руби сидит на кафельном полу своего душа. Вода бьет ее по плечам, разливаясь по коже. Она смотрит на крошечные озерца воды, что стекают с ее коленей. Руби пытается думать о чем угодно, только не о случившемся этим утром. Стоит ей закрыть глаза, как она снова оказывается там, а вода, стекающая по ее телу, становится красной, покрывая ее густой, свернувшейся кровью. Они думают, что она не видела; они думают, что ее отвели достаточно далеко от воды, но когда мое тело перевернули, на моем правом виске виднелось ярко-красное пятно, или лучше сказать, на том месте, где был мой висок. Руби не должна была видеть моего лица, но эти милые полицейские все еще задавали ей вопросы, пока остальные приступили к работе. Они приподнимали желтую ленту руками в перчатках, проскальзывая под ней, для них это была просто работа.

Руби знает, что не должна была видеть мое изуродованное лицо.

(Она не знает, но в тот момент я выглядела точь-в-точь как моя мать. Как ее раньше красивое, а теперь искалеченное выстрелом лицо, когда я нашла ее лежащей на кухонном полу. Я хочу извиниться – ох, и извинений будет еще много – за все то, с чем Руби теперь придется столкнуться. Я знаю, каково это, когда ужас преследует тебя по пятам.)

Руби отвезли обратно в ее квартиру на патрульной машине. Она села на заднее сиденье и извинилась за то, что намочила его. Ей едва удалось сдержать слезы, когда Смит, женщина-офицер, заверила, что сегодня она держалась молодцом.

– Правда, Руби, вы все сделали правильно, – согласился офицер Дженнингс, оглянувшись через плечо. Руби испытала такое облегчение, увидев, как приближаются мигающие огни, услышав вой сирен, когда полицейские машины подъехали ближе. Она не знает, как долго оставалась одна у реки, прежде чем они появились. Пять минут, а, может быть, чуть больше. Это время она провела сидя, стоя, пригнувшись, прижав телефон к уху, пока незнакомый голос на другом конце линии говорил ей сохранять спокойствие, напоминал, что помощь уже в пути. На протяжении всего разговора Руби металась по пристани, стараясь больше не смотреть на воду. Ходила, но осторожно, чтобы ничего не трогать на месте преступления.

– Постарайтесь много не двигаться, – сказали по телефону. Она знала, что под этим подразумевается.

Они оставили девушку в фиолетовой футболке, лежащую лицом на камнях. И ясно, что кто-то причинил этой девушке боль. В голову Руби приходит мысль о том, что, возможно, кто-то все еще был там, в парке, и наблюдал, как она ждет прибытия полиции. Может, кто-то слышал, как она пыталась сбивчиво объяснить, где находится, и где лежит тело. Она не могла подсказать полиции название улицы или указать дорогу, а была в состоянии только оглядеться и описать, что видит вокруг себя, столь отчаянно пытаясь оказать патрульным необходимую помощь, чтобы они нашли эту девушку.

– Тут есть эстакада. А еще я проходила мимо лодок. Из воды торчат деревянные столбы, а над ними – дорога. Я не вижу никаких указателей. Я уже пыталась найти выход!

Возможно, кто-то наблюдал за Руби все это время, или этот кто-то давно ушел, а девушка была мертва уже несколько часов. Никто ничего ей не сказал. Кстати, как эта девушка добралась до кромки воды? Руби поранилась, пытаясь перелезть через перила. К тому же, она видела, как для того, чтобы подобраться к телу, карабкались, скользя по мокрым камням и пытаясь найти опору, следователи. Была ли девушка уже у воды, когда ее убили, или кто-то стащил ее с дорожки и перебросил через перила? Насколько сильным должен быть человек, чтобы провернуть такое?

(Мы обе задаем этот вопрос снова и снова.)

Она сидит под душем так долго, что в квартире не остается горячей воды, и Руби заставляет себя подумать об Эше, потянувшись к единственной петле в ее сознании, которая кажется знакомой, к единственному надежному способу отвлечься. Руби пытается сосредоточиться на чем-то живом, дышащем и реальном, поэтому она вспоминает, когда видела Эша в последний раз. Она должна думать о нем, иначе снова начнутся тяжелые, сотрясающие до костей рыдания, те, что свалили ее с ног, когда она встала под душ прямо в грязной одежде. Вода была такой горячей, что все тело жгло. Руки Руби дрожали так сильно, что отказывались повиноваться, так что она не могла расстегнуть лифчик или снять промокший насквозь топ через голову. Когда ей наконец удалось раздеться, слишком горячая вода обожгла обнаженную кожу. Рыдания воем вырвались из Руби, – что-то животное и злое, что-то наполненное яростью, пока это что-то полностью не вылилось наружу, – и Руби не осталась сидеть голой на кафельном полу душевой. Дышала она тяжело, словно забыла, как это делается. Она все еще видела мертвое тело, все еще испытывала ужас от ожидания в одиночестве, наедине с этими светлыми волосами, кружащимися в воде, и с грохочущим над головой небом. А затем, так же внезапно, как начался плач, Руби охватило оцепенение. Она обнаружила пустоту в своей голове, о существовании которой даже не подозревала, место, куда она могла смотреть, не мигая, пока вода остывала на ее коже. Уж лучше дрожать от холода, а не от ужаса, что не оставлял ее.

Лучше подумать об Эше, о беспорядке, который творится в ее жизни, потому что это она может контролировать, может переживать уже понятную драму. Руби уже научилась быть ею – любовницей без чувства собственного достоинства. А вот как быть человеком, который обнаружил чье-то тело, она не знает. Руби понятия не имеет, как быть тем, кто стоял напротив найденного тела в ожидании полиции. Кто снова и снова считал до десяти, отвечал на вопросы оператора экстренной службы, и все это время смотрел на лежащую на камнях девушку, молясь, чтобы она просто подняла голову и ответила на ее зов. Хотя, глядя на обнаженные ноги, на позу девушки, Руби уже понимала, что слишком поздно, что смысла спускаться по камням нет, потому что незнакомка уже мертва.

Наконец выйдя из душа, Руби отправляет это сообщение Эшу. Когда слова набраны, она ставит телефон на беззвучный режим, чувствуя, как странная пустота снова разливается в ее мозгу. Все еще завернутая в полотенце, Руби забирается в постель. Она смотрит в потолок, слушая барабанящий снаружи дождь, и даже не вздрагивает, когда гром сотрясает стены.

Руби встает с кровати около трех часов дня. Она ничего не ела, пропал аппетит. Она понимает, что ей нужно что-то выпить, а конкретно – виски. Тепло, что прольет в ее горло эта янтарная жидкость, – единственное, в чем Руби уверена, словно давным-давно кто-то давал ей виски вместо лекарства. Она натягивает колготки, ботинки, толстый свитер. Все одинаково черное. Каким-то образом Руби чувствует себя в большей безопасности, завернувшись в темную зимнюю одежду, которая скрывает не только ее тело, но и ее саму. Она рада, что на улице все еще идет дождь, представить солнечный свет или голубое небо у нее не получается. Мир изменился всего за несколько часов, как он делал и прежде. Вопрос не в годах или десятилетиях – просто так мы подсчитываем смещения осей, приспосабливаемся к ним. Мы мыслим годами – как прошел этот, чего мы пообещали не делать в следующем, как радостно, что он подошел к концу, – но на самом деле нас меняют часы.

Всего несколько часов назад, проснувшись, Руби была другим человеком.

«Возможно, – размышляет она, – тогда эта девушка все еще была жива».

(Она зовет меня девушка. Первое из многих новых имен, которые мне дадут. «Меня зовут Алиса», – шепчу я, но Руби слышит лишь шум дождя.)

Взяв зонтик у стойки регистрации, Руби выходит на мокрую улицу. Она стремительно пробирается по почти пустым улицам, направляясь к полам темного дерева и волшебным огням небольшого бара, мимо которого проходила множество раз за последние несколько недель. Руби думает, что здесь сможет спокойно выпить в одиночестве, но она не будет одна. Никогда больше она не захочет быть такой же одинокой, как сегодня утром.

Когда Руби входит, все внимание бармена устремлено на экран телевизора, что висит на стене; его полностью захватил повтор баскетбольного матча. Он ставит перед ней виски, стакан, полный почти до краев. Прежде, чем Руби успевает сказать «спасибо», бармен возвращается к просмотру, так что она отворачивается, радуясь, что не придется вести вежливую беседу. Со своим напитком она идет в конец бара и замечает два потрепанных и низких, почти до пола, дивана. Выбрав тот, что в самом темном углу, Руби садится, поджав под себя ноги. Она благодарна за небольшое облегчение, что приносит обжигающее горло виски. Закрыв на мгновение глаза, она желает, чтобы ее разум был таким же тихим, как это место. Молится, чтобы этот напиток успокоил ее.

Плоть, разорванная, как раздавленный фрукт. Руки, раскинутые на камнях.

Руби открывает глаза.

Позже подъехал пожилой, серьезный мужчина по имени О’Бирн – детектив отдела убийств. Он дал Руби свою визитку и заявил, что завтра они поведут ее на официальный допрос. Тем не менее, если она вдруг что-то вспомнит, должна немедленно позвонить по указанному номеру. О’Бирн объяснил, что сначала люди могут впасть в ступор, а когда он проходит, они вспоминают важные детали.

– Вы были в парке добрых десять минут, прежде чем нашли ее, верно же? Довольно весомый промежуток времени. Возможно, вы видели что-то или кого-то. Если так, нам необходимо знать об этом. Если вдруг что-то вспомните, сразу же позвоните мне, хорошо, Руби?

Другой полицейский, молодой офицер Дженнингс, сказал, что, позвонив в 911 и указав полиции путь к телу, Руби помогла следствию. Он сказал, что она отлично справилась, не испугалась. Но детектив О’Бирн, казалось, разочаровался, словно ожидал от нее большего.

Дверь в бар со звоном открывается. Стряхивая дождевые капли с общего зонта и спотыкаясь, в дверной проем задом вваливается парочка. Они молоды и счастливы, парень целует девушку прямо в губы, прежде чем направиться к бару. Незнакомка, не сводя глаз со своего спутника, садится на диван рядом с Руби. Даже в ее нынешнем состоянии Руби легко замечает недавно зародившуюся любовь, от которой сияет эта девушка. Она светится, согревая комнату.

Руби думает: то, что эта молодая женщина влюблена в этого молодого человека, так же ясно, как то, что сегодня идет дождь, а она, Руби, нашла мертвое тело, и теперь пьет виски. Сегодня, во вторник, пятнадцатого апреля, через четыре недели после того, как она прибыла в Нью-Йорк. Завтра эти вещи станут вчерашним днем. Завтра на улице может быть сухо, а небо может снова стать голубым. Завтра она уже не сможет сказать: «Сегодня я нашла тело девушки». И завтра эта молодая девушка с горящими глазами, сияющая от любви, скажет, что вчера была влюблена в этого молодого человека. Возможно, она любила, отдаваясь этому чувству целиком, пока какая-то случайность, неудачное слово, сорвавшееся с его губ, какая-то мелочь – или, может быть, что-то серьезное – не отобрало ее только что зародившуюся любовь, не раздавило ее, пробив ее кокон. Чтобы все изменилось, достаточно всего лишь одного удара: неосторожного слова или необдуманного признания. Чтобы завтра эта молодая девушка могла обнаружить, что смотрит в стену, удивляясь, как все вдруг стало другим, когда в этот самый момент вчера она шла под одним зонтом с молодым человеком, который целовал ее в дверях бара, молодым человеком, который приютил ее и заботился о ней. Она будет удивляться тому, как быстро исчезла вся эта забота.

Сегодня, в этот день, молодой человек садится с ней рядом, и эта девушка легко и собственнически кладет ногу ему на бедро. Они были только в начале своего пути, а Руби уже предсказала конец их любви.

«Что со мной не так», – недоумевает она.

Почему она вообще решила, что что-то знает о завтрашнем дне этой молодой пары? Конечно, некоторые люди любят постоянство и пытаются его удержать. Безусловно, некоторые находят своего человека, остаются с ним и заводят детей. На самом деле, не некоторые люди, а большинство из них.

Это Руби исключение из правил.

Опустив взгляд и стараясь не заплакать в этом грязном баре, Руби видит, как загорается экран ее телефона. Сообщения от Эша, три подряд. Первые два, должно быть, пришли, пока она шла к бару. Открыв их сейчас, Руби видит серию вопросительных знаков, а затем, через несколько минут, написанный с ошибкой вопрос о том, куда она пропала.

Последнее, самое свежее сообщение написано заглавными буквами.

Ее сообщение, когда она только вышла из душа: «Сегодня я нашла тело девушки» мгновенно прервало молчание Эша.

Свернувшись калачиком на диване в углу бара, готовая выпить новую порцию виски, Руби не знает, что ответить. Что она может сказать? Она разозлилась на него, на себя и отправилась на пробежку, а потом все изменилось. Теперь она вообще не понимает, что чувствует. Возможно, все бы прояснилось, поговори она с ним. Только Руби знает, что не может позвонить, знает, что в это время дня он не ответит, даже когда ее пальцы замирают над его именем. Поэтому Руби убирает телефон. Объяснить, что произошло, можно и позже. Эш все равно не примчится к ней, не обнимет и не успокоит ее, так что, в итоге, это не имеет значения.

В итоге.

В итоге, невозможно вернуть то, что потеряно. Мертвых вернуть нельзя. Сегодня умерла девушка, а Руби даже не знает ее имени. Она вынуждена ждать, пока полиция или газеты расскажут ей об этой светловолосой девушке в фиолетовой футболке, с оранжевыми ногтями и окровавленным лицом.

«Этой девушке, – думает Руби, – наверняка было бы что сказать. Например, о том, что мы можем потерять».

Стакан Руби пуст. Она направляется обратно к бару, проходит мимо обнимающейся, сочащейся любовью парочки. Внезапно ей хочется остановиться и сказать им, что она сожалеет. Обо всем, что обязательно встретится на их пути.