Посреди ночи Шэд проснулся. Он стоял голый возле кровати. Джерилин сидела рядом, положив ладонь на его гладкую спину. Комнату наполнял приглушенный розовый свет от маленькой прикроватной лампы, на которую девушка набросила свою комбинацию. Шэд задыхался, волосы на груди слиплись от пота.

Он чувствовал близость прекрасного тела Джерилин и узор высыхающей соли на ее животе и между грудями. Тонкая пленка пота все еще покрывала ее кожу. Пьянящий аромат жасмина разносился по комнате. Дыхание Шэда стало прерывистым. Он ощущал отголоски удовлетворения – нет, то была наполненность. Шэд силился вспомнить, как они занимались любовью, и не мог. Иногда твой собственный разум – злейший из обманщиков.

Джерилин улыбнулась, во мраке сверкнули ее зубы.

– Ты не он, но это ничего, нам все равно было весело вместе. – Она откинулась на подушки и растянулась на простынях. – Ты симпатичный парень. Мне нравится твое тело. И эти седые пряди.

Шэд так много пропустил из произошедшего, что чувствовал себя обворованным и изгнанным. Он должен был делать ей комплименты, ворковать нежности, но уже упустил подходящий момент.

– Кого ты ждешь? – спросил он.

– Не твоего ума дело.

Шэд попытался отыскать правду в глазах Джерилин, но увидел лишь мерцание любви, которая предназначалась другому.

– Ты действительно пишешь ему письма и отправляешь их по воде?

– Да.

– И тебя не расстраивает, что он не может их прочесть?

– Он их читает. И цитирует, когда приходит ко мне.

– Но ты же говорила, что думала, будто я – это он. Ты не знаешь, кто он?

Джерилин ответила поцелуем.

Снаружи завывала буря, порывистый ветер рвал доски и сбрасывал черепицу. Стропила яростно стонали и скрипели. Когда Таши Клайн перешел к чтению стихов, Шэду пришлось объяснять ему метафоры и символизм. Как то, что происходит в человеке, находит параллель на небесах. Что наверху, то и внизу.

Таши Клайн поразился этому и спросил: «Типа, уменьшение озонового слоя может быть символом душевного банкротства человека? Херня какая-то, разве нет?»

– Мег, – прошептал Шэд, оглядывая углы комнаты, – я тебя теряю.

– Кто эта Мег? – спросила Джерилин.

– Моя сестра.

– Ты теряешь ее? Сейчас? Но разве ты не говорил, что она умерла?

– Умерла.

– А как?

– Не знаю.

Джерилин уставилась на него в темноте, зашевелилась и подползла ближе. Взяла его за руку и попыталась притянуть к себе, но он не сдвинулся с места.

– Зачем ты здесь, Шэд Дженкинс?

– Расскажи мне все, о чем умолчал твой отец.

Джерилин сворачивалась и извивалась среди одеял, ее груди покачивались, глаза горели, и Шэду хотелось упасть на нее. Он отступил на шаг.

– Не пойму, – сказала она. – О чем, например?

– О том, что здесь происходит.

– Он рассказал тебе правду… Ну, за исключением того, что змеи вытянули отраву из ноги прапрадедушки Сола. Это не так. Он несколько дней был заперт в шахте и съел змей. Его ногу раздробило и оторвало, так что он и ее съел. Если ты считаешь того, кто поедает куски собственного тела каннибалом, то он был одним из таких.

– Проклятье.

Она перевернулась, розовый свет лампы коснулся ее кожи, и Шэд снова начал потеть.

– Но папа был прав, змеи действительно помогли Солу спастись. Во всяком случае, от голода и жажды.

Шэд больше не мог сдерживаться. Он подошел к Джерилин, она притянула его на кровать и обхватила руками спину, когда он поцеловал ее. Через минуту он стал намного грубее, а ее смех сделался резким и одурманивающим.

– Боже, какой вы настойчивый, мистер Дженкинс, – произнесла она. – Не думала, что у вас хватит сил на еще один заход, учитывая, какой вам выпал денек.

Глубоко в груди Шэда что-то сломалось, и у него вырвался тихий стон. Шэд быстро его проглотил, боясь, что если не остановится, то завоет. Он подчинил Джерилин своей воле, зарылся лицом в ее шею, неудержимый пульс девушки яростно щелкал на его языке.

Снаружи бесновались колючие кустарники – царапали стекла, точно безумные дети, жаждавшие ворваться в дом. Ливень хлестал по окну. Струи воды сливались в призрачные лица, которые смотрели со всех сторон злобно и насмешливо. Глядели на Шэда. Испытующе. С ненавистью.

Когда Шэд снова проснулся, он опять был на ногах, а сквозь мокрые ветви, обрамленные солнечными лучами, медленно пробивался рассвет. Обнаженная Реби подползла на четвереньках ближе.

Она приподнялась, точно гремучая змея, прижав руки к бокам, и коснулась губами его живота. Затем взглянула из-под опахала темных волос, упавших ей на глаза, и поцеловала его крепче, впилась зубами. Выражение ее лица оставалось таким же, каким было в их первую встречу. Нахальным, капризным. Сейчас Шэд не особенно возражал, поскольку за этим своенравием пряталась хитрость.

Дождь перешел в морось. Реби потянулась и схватила Шэда за запястья, держа их так же небрежно, как змей накануне. Она кусала его, пытаясь пустить кровь, но пока ей этого не удавалось.

Теперь комнату наполнял мрачный синий свет от лампы, на которую девушка накинула свою юбку. Реби взглянула на Шэда, разжала зубы и спросила:

– Так ты у нас лунатик?

– Да.

Невозможно искренне изображать застенчивость, когда с болтающимися причиндалами бродишь по чужому дому.

– Чую на тебе запах моей сестры. Ты ее поимел?

– Мы были вместе. Где она?

– Не здесь. Я знала, что она быстро придет. Все в порядке. Ты не он, но можешь заполучить и меня, если хочешь.

Живой огонь ярости пронес Шэда через всю комнату и снова вернул к Реби, та покачнулась в его объятиях. Он крепче прижимал ее к себе, пока девушка не издала жаркий стон.

– Кого? Кого, черт возьми, вы, девчонки, ждете?

– Ты делаешь мне больно.

– Возможно.

– Делай. Если хочешь. Сделай мне больно, все в порядке.

– Назови его имя.

– У него нет имени, которое имело бы значение. Или которое стоило бы произносить. Здесь только мы с тобой, и я хочу тебя прямо сейчас.

Самообладание могло оберегать его лишь до поры до времени. Еще минута, и Шэду станет не до разговоров.

– Я хочу узнать о нем. О том, почему он такой особенный. О том, почему ты не произносишь его имени.

– Какое это имеет к тебе отношение? Почему тебя это так волнует?

– Это может быть как-то связано с моей сестрой, – сказал он, чувствуя, что как никогда далек от Мег.

– Как такое возможно? – спросила Реби. – Ты точно не в своем уме.

– Ты ему тоже пишешь?

– Нет, в отличие от Джерилин я не так хорошо владею пером. К тому же мне достаточно поговорить с южным ветром, и меня услышат.

Шэд издевательски усмехнулся.

– И ты считаешь, что это я спятил?

– Рискну предположить, что больше, чем другие. Но всё в порядке. Я на время заберу часть твоей боли. – Она скользнула по его обнаженной плоти, прижалась грудью, провела ногтями по коже.

– Какого черта тебе от меня нужно?

Она вскинулась, словно Шэд ударил ее тыльной стороной ладони по носу.

– Я думала, что это чертовски ясно.

– Нет, – ответил он. – Не ясно.

– Ты страдаешь? У меня тоже свои печали.

Шэд осмотрел углы комнаты, отыскивая умершую мать или утраченную сестру. Печально осознавать, что и шага ступить не можешь без того, чтобы мертвецы указали тебе путь.

Мрачный синий свет, пробивавшийся сквозь ткань, лишь придавал Реби жизни, наполнял ее облик зловещим очарованием. Шэд посмотрел на пол и заметил следы в пыли у дальней стороны кровати. Он туда не наступал.

Схватившись за спинку, Шэд отодвинул кровать в сторону.

Тело Джерилин лежало на полу, как будто она всего лишь уснула. На ее губах была легкая улыбка.

– Господи, нет, – простонал Шэд.

Он опустился на колени и коснулся ее шеи. Того места, куда всего несколько часов назад утыкался лицом. Он настолько замерз, что на мгновение Джерилин показалась ему гораздо теплее его самого. Там, где Шэд к ней прикоснулся, ледяная голубая плоть стала жутковато-красной.

– Это ты сделал? – с животным возбуждением прошептала Реби. Ни печали, ни страха, только учащенное дыхание. – Ты убил ее?

– Нет.

– Наверняка ты.

– Говорю тебе, нет, – удивленно и отчаянно произнес он.

– Ты уверен в этом, Шэд Дженкинс? – Реби прижалась губами к его уху и лизнула.

– Ради Христа, Реби, заткнись.

– Не указывай мне. Я не слушаю чушь от убийц.

Шэд оттащил кровать еще дальше в сторону, заметив в пыли и другие следы. Это оказались слова:

БЕГИ

НЕМЕДЛЯ

– Это от него? – спросил Шэд. – От того, кого ты ждала?

– Не знаю. Мне он никогда не пишет. Хотя, похоже, это для тебя. Может, ты сам написал.

Шэд проверил, не испачканы ли его пальцы. Но не смог определить в тусклом свете. Даже после того, как сорвал с лампы юбку и вытянул руки вперед.

Реби придвинулась, провела тыльной стороной пальцев по его голой заднице. Шэд чуть в стену не врезался. Девушка снова попыталась прижаться к нему губами. Он схватил ее за плечи и оттолкнул, но Реби лишь продолжала тянуть его к себе.

– Хочу тебя, – произнесла она.

– О Господи Иисусе.

Он должен был взять себя в руки, сосредоточиться. Восстановить в себе блок «С». Собраться с духом, пока не заблевал весь пол. Шэд заставил себя успокоиться. Нужно решать по одной проблеме зараз.

Как будто ты не мог позволить двум шикарным девушкам желать тебя в любой другой чертов день. Нет, обязательно вот так – с покрытым твоей засохшей слюной трупом под кроватью.

Ярость придала сил, всколыхнулась внутри, двигая его вперед. Шэд схватил Реби и швырнул ее поперек кровати. Девушка издала резкий смешок – шутливо, уступчиво, извиваясь и пытаясь затащить Шэда на себя.

Учишься обращать внимание на дыхание мертвеца на твоей шее.

Шэд схватил штаны и начал одеваться. Он услышал, как в доме распахнулись двери, и внезапно понял, что его жизнь в опасности. Мило, что горы с ним так играли.

Он схватил сапоги. Хотел убедиться, что если придется бежать, то хотя бы не босиком. Отпер и открыл окно, думая: «Да, это действительно кульминация». Коммивояжер поимел дочек фермера и вынужден прыгать со спущенными штанами в окно. Только вот деревянная рама с годами рассохлась и до конца не поднималась.

– Кто-то идет, – сказала Реби. – Тебе лучше выпрыгнуть.

В комнату ворвался Лукас Габриэль в одних белых кальсонах и толстых хлопчатобумажных носках, выглядевший так, словно за ночь не уснул ни на минуту. Он едва взглянул на труп Джерилин. Его рука покоилась на рукояти старого армейского револьвера 45-го калибра, который вонял как задницы в Дананге.

– Я не был уверен, он ты или нет, – сказал Габриэль. – Просто с другим лицом.

– Что это значит? – спросил Шэд. – Что за ерунда про лица?

– Но ты же не он, да?

– Я говорил вам, кто я, мистер Габриэль.

– Ты просто очередной городской ублюдок, перевозчик виски, травящий наших людей!

Шэд не понимал, почему эти слова так сильно его задели. Он начал было сыпать ругательствами, но передумал. У этого человека убили дочь, хотя в данный момент, казалось, ему все равно.

Странная ситуация, которая становилась все хуже и хуже и порождала все более и более странные вещи.

Габриэль сгорбился, словно собираясь броситься вперед, выставил шишковатый безволосый череп. Он выпускал на волю сжатую внутри силу, и та не собиралась униматься, пока не прольется кровь. Горло Габриэля, не спрятанное больше под воротничком и галстуком, тоже оказалось покрыто шрамами от змеиных укусов.

Блеклые глаза цвета песка и камней смотрели на Шэда с недоумением и болью.

– Я ничего не сделал, мистер Габриэль.

– Сделал. Ты и сам не знаешь, что натворил.

– Позвоните в офис шерифа. Вызовите сюда Инкриса Уинтела или Дейва Фокса. Нам нужно тут разобраться.

– Я их не знаю, и нам не нужны чужаки из Лощины. Сам с этим разберусь.

Прозвучало с оттенком угрозы, но за ней не стояла сила. Шэд подумал, что сможет преодолеть расстояние между ними, прежде чем Габриэль успеет выхватить пистолет, но тот, казалось, и не собирался этого делать.

Даже в комнате с открытой дверью и приоткрытым окном можно оказаться загнанным в угол. Шэд не мог разрядить обстановку. Или хотя бы попытаться. Ведь тут были обе дочери Габриэля – одна на кровати, другая под кроватью.

Глаза Габриэля сузились, он пошевелил губами, глядя на обнаженную Реби на перепачканных простынях. Та потянулась за блузкой и оделась. Подошла, встала рядом с Шэдом и сделала вид, что прислонилась к его плечу. Ее кожа по-прежнему горела. Кого она дразнила – Шэда или своего старика? И ради чего?

– Она не для тебя, – сказал Габриэль.

– Неужели? – отозвался Шэд. – Для кого же тогда? Скажите мне, как его зовут.

Вот он и вернулся к тому же вопросу, звучавшему как крик совы. И не мог ничего поделать, кроме как твердить: кто, кто, кто, блядь, кто.

– Он не проявит к тебе милосердия. – В голосе Габриэля появились жалобные нотки.

– Кто не проявит?

– Он утащит тебя в ущелье вместе с другими обреченными.

– Довольно злобные речи для божьего человека.

– Ты ждал чего-то большего от змеиного проповедника?

– Да.

Что бы ни происходило в этом доме, началось все давным-давно. Шэд знал, что стал катализатором, вынудил кого-то другого действовать, а заплатила за это Джерилин. Он хотел спросить Габриэля, почему тот не плачет. Почему этот ублюдок не выказывает ни сожаления, ни настоящего гнева. Чего он действительно боится. И кого, кого, кого, блядь, кого!

Но выводить Габриэля из оцепенения Шэд не собирался. Он повернулся к Реби, надеясь, что та скажет что-нибудь успокаивающее и ободряющее, снимет напряжение, но девчонка лишь медленно расплылась в улыбке. Иезавель провинциальная. В другое время это заставило бы его замурлыкать, но сейчас Шэд мог только стонать.

Габриэль сделал еще шаг, повернувшись боком, чтобы продемонстрировать рукоятку пистолета. Он согнул пальцы, медленно поднес руку ближе к оружию.

– Не делайте этого, – сказал Шэд. – Я не чувствую запаха масла. Вы уже много лет не чистили револьвер. Он оторвет вам руку. Или вашу чертову голову.

– Зачем ты здесь?

– Я же вам говорил.

– Ты не сказал ничего важного! Что ты делаешь в моем доме? Ты мне не друг. Ты не слышишь Слово.

Словно все это было в шутку, Габриэль действительно положил руку на пистолет и начал его вытаскивать.

Как будто ты должен просто стоять и ждать, пока оружие освободится от кобуры.

– Не надо!

Если собеседник болтлив, позволь ему болтать. Пока он выделывается, ты сможешь вклиниться. Но когда он молчалив и медлителен, ты знаешь, что он уже отключился.

Шэд выбил револьвер левой рукой, размахнулся правой и врезал Габриэлю в лицо. Мужчина опрокинулся на дверь, створка сорвалась с верхней петли. Изо рта Габриэля брызнула слюна, а по стене потекла струйка крови.

Реби обвилась вокруг Шэда, обхватила его руками и произнесла:

– Убей его. Убей моего папу.

В глазах их Иисуса горело адское пламя. Этого было не забыть.

В коридоре раздался крик. Должно быть, миссис Габриэль. Шэд не помнил ее лица и не мог разглядеть женщину в темных закоулках дома. Некоторые люди присутствуют в твоей истории, но не становятся ее частью.

– Я был прав, – сказал Габриэль. – Ты пришел сюда не с открытым сердцем в поисках Господа.

– Ты просто упрямый ублюдок – знаешь об этом? Почему бы тебе не заняться собственным домом?

– В конце концов он тебя найдет.

– Найдет? – Шэд решил спросить в последний раз, прежде чем забыть обо всем этом. – Кто тот змей, что ползает по твоему саду, Габриэль?

Он заметил среди деревьев размытые темные фигуры, приближавшиеся к дому от соседней лачуги. Шэд понял, что это идут вооруженные до зубов братья Вегг. Он протиснулся мимо Габриэля, но Реби потянулась к нему и обняла за спину.

– Не нужно суетиться из-за ерунды. У тебя нет причин бояться обычных дураков.

Шэд оттолкнул ее и снова направился к двери, но встревоженные криком Харт и Хауэлл были уже в доме. Харт держал винтовку. Хауэлл тащил один из плексигласовых контейнеров, наполненных змеями.

Принесли с собой змей, словно посыпанный крошкой пирог.

На лицах братьев не было ни малейшей неприязни. Ничего от Маленького Пепе, когда тот неуклюже приблизился, собираясь исполнить задуманное.

Контейнер из оргстекла открылся, гремучие змеи кучей посыпались на пол, переплетаясь, проскальзывая друг под другом и расползаясь во все стороны. Затем развернулись, и несколько из них метнулись прямо к Шэду, точно всегда его ненавидели.

Харт поднял винтовку и шагнул вперед.

– Нет! – крикнул Габриэль.

«Ну вот, снова», – подумал Шэд.

В тюрьме его называли Ионой, поскольку насилие окружало его, но даже плеча не касалось. Пролетало мимо и попадало в кого-нибудь другого.

Пуля пробила грудь Реби с левой стороны. Короткий крик, похожий на имя Шэда, сорвался с ее губ. Кровь и кусочки плоти обдали его шею теплой волной. Влажные волосы Реби хлестнули Шэда по лицу, когда девушка боком упала в его объятия, выскользнула и замертво рухнула на кровать.

Каждому мужчине хочется стать для женщины героем, даже если уже слишком поздно. Поэтому он выпрямился во весь рост. Ярость заставила его взреветь. Змеи зашипели и бросились вперед. Две вцепились в сапоги и повисли на них. Харт и Хауэлл продолжали пялиться, их лица по-прежнему ничего не выражали. В доме снова закричала женщина.

Шэд поймал взгляд Лукаса Габриэля, мгновение длилось дольше, чем должно было. Проповедник с огромным сожалением поморщился и начал поднимать пистолет. Шэд, подавив приступ боли, фыркнул, что было не совсем вздохом. Гремучие змеи приближались, скользили по телу Джерилин, стирая улыбку с ее губ.

Винтовка дернулась. Шэд заслонил лицо руками и вылетел в приоткрытое окно, откуда ему махала Мег.