Они повели его обратно через насыпи и вниз по тропе, которая проходила сквозь заросли акации. Дождь принес с собой холод, а вместе с ним уныние. Шэд вспоминал о тех вечерах в детстве, когда они с па приходили на могилу матери и путались, читая молитвы. Мег тогда было шесть или семь лет, иногда она присоединялась и подсказывала им правильные слова.

Реби в конце концов отпустила змей, и девушки зашагали быстрее. Дождь каскадом лил с болотных сосен, а ветви дубов трещали на ветру. Резко похолодало, изо рта шел пар. Реби тихо рассмеялась.

Шэд слышал впереди других змеиных проповедников, дети хихикали и возбужденно болтали, родители резко покрикивали, веля им быть осторожней с колючками. Джерилин положила руку на локоть Шэда, помогая ему идти по неровной тропинке.

Когда они выбрались из густого подлеска, тропа пошла под уклон к деревушке, которая выглядела иначе, чем он ожидал.

Община оказалась гораздо больше, чем представлял себе Шэд. Он думал, что она будет похожа на трущобы Поверхое, но там все выглядело куда организованнее, чем здесь. Лотти Саблетт оказалась права. Дома и хижины теснились рядом друг с другом, террасы соединялись в дощатые переходы.

Тут водились кое-какие деньги, но мужчины строили все своими руками, хотя им не хватало ни навыков, ни мастерства, чтобы выполнять работу безупречно. Отец Шэда пришел бы в ужас. Фундаменты повело, стены опасно накренились. Из-за дождей двери и оконные рамы могло в любой момент заклинить. Жители затопили свои колодцы и отстойники, от которых остались явно искусственные отметины.

Люди возвращались по домам с контейнерами, полными змей, дети спрашивали о церковной службе, мужчины жаловались на голод.

В центре небольшого поселения стоял двухэтажный фермерский дом с широкой верандой. Он был намного больше и аккуратней остальных построек, возведенных на каменистой, заросшей колючками земле, которую толком не возделать. Выходит, местные или верили в чудеса, или были безумно самоуверенными.

Фермерский дом, в отличие от остальных, которые, казалось, были построены за последние пару лет, простоял тут десятилетия.

– Он наш, – сказала Джерилин. – А еще это место собраний.

– Церковь?

– На самом деле у нас нет настоящей церкви, – ответила ему Реби. Заговорив, она обернулась и придвинулась к Шэду. Расслышать ее было трудно, даже когда она говорила ему на ухо. – Только большая комната со скамьями в задней части дома.

– Ваш отец – проповедник?

– Думаю, можно и так сказать, хотя любой может проповедовать, если хочет. Остальные прихожане, ну, они больше, чем просто соседи. Многие – родственники, другие стали частью семьи через брак. С каждым годом такое случается все чаще.

– На лове что, была вся ваша деревня?

На это Джерилин улыбнулась:

– Мама с парой женщин остались тут, чтобы приготовить ужин.

Один вопрос вел к другому. Шэда начал раздражать вопросительный тон собственного голоса, но он не унимался:

– Это для вас праздник? Какой-то святой день?

– Каждый месяц или около того мы охотимся на змей. Безо всяких особых дат, честно говоря, в любое время, когда папа и остальные будут в настроении для праздника.

– И что вы со всеми ними делаете? Со змеями.

Реби снова скользнула к его лицу. Девушка понятия не имела, что означают слова «личное пространство». Какой бы сексуальной она ни была, это все равно действовало на нервы.

– Папа немного проповедует, потом все молятся и во время службы берут в руки гремучих змей. После мы их выпускаем, а затем снова ловим. – Она откинула волосы в сторону и наклонила голову, чтобы Шэд смог разглядеть шрамы от зубов возле горла.

– Господи Иисусе, – сказал он. – Какого черта змеи делали на твоей шее?

– Мне просто нравится танцевать со змеями в волосах и на плечах.

Джерилин, нахмурившись, грубо оттащила сестру.

– Мы же не нарочно позволяем кусать себя. Мы не дураки и не верим, что Бог защитит нас от яда лишь потому, что наши души чисты. Это просто еще один способ воздать должное Господу. За годы у нас появилась устойчивость к яду, так что все не так страшно, как кажется. Говорила же, в Лощине это приняли бы за колдовство.

Блузка Реби промокла насквозь. Девушка подошла к Шэду и слегка подтолкнула его, чтобы он почувствовал вес ее груди, прижалась, стараясь обратить на себя внимание. Он оценил. Справа от его лица струились волосы Реби, а слева – Джерилин.

И все же, когда жизнь становится похожа на уже знакомую тебе историю, приходится притворяться, что ты не в курсе. Сколько парней в тюрьме рассказывали, как трахали двух сестер сзади, спереди, справа налево, и о кошачьих драках, которыми это заканчивалось? Блок «С», опьянев от браги, слушал о том, как приезжали копы и влезали между двумя размахивающими лезвиями дамочками. Как зеленого новичка полоснули по лицу и он с воплями брызгал кровью во все стороны. Как в дело вступали дубинки и наручники, как из коридора появлялись парамедики, а рассказчик просто лежал бухой на кровати и наблюдал за происходящим. В блоке «С» хохотали до упаду, истории о сестричках здесь никогда не надоедали.

Реби схватила Шэда за руку и потащила вверх по ступенькам веранды.

– Мы припозднились. Похоже, вот-вот начнут.

– Все будет хорошо, – сказала Джерилин. – Все будут рады, что мы привели нового друга.

Сестры направились к входной двери, а Шэд остановился как вкопанный и уставился в холл перед собой. Вокруг него вновь смыкались тюремные стены. Девушки потянули его сильнее, но он не сдвинулся с места.

Из холла поманила рука Меган, и Шэд наконец шагнул вперед.

В доме оказалось вовсе не темно. Шэду даже пришлось прикрыть глаза, переходя из полумрака непогоды в ярко освещенную комнату. Его внезапно окружил шум: голоса, звон столового серебра и дребезжание окон, по которым барабанил дождь.

– Присаживайся, – сказала Реби, принеся ему полотенце.

– Весь поселок собирается и обедает вместе?

– Иногда. Малышей укладывают спать сразу после лова.

– Уверена, что никого не огорчит мой приход?

– Ты совсем себя не знаешь.

– Многие скажут, что ты права.

– Думаешь, что наделаешь шуму, Шэд Дженкинс, – сказала Джерилин. – Нет. Можешь не беспокоиться. Никто тебя не обидит.

– Извините, но с тех пор, как я последний раз ужинал в кругу семьи, прошло много времени.

– А твоя собственная семья?

– У меня ее больше нет.

С небрежной грацией Джерилин повела его по коридору вглубь дома. Они шли бок о бок, словно супруги, которые так долго прожили вместе, что уравновешивали друг друга. Отчего-то это казалось гораздо более естественным, чем то, что было у Шэда с Элфи. Мысль настолько тревожила, что у него перехватило дыхание.

Джерилин едва заметно замедлилась, подстраиваясь под его шаг. Шэд вытер дождевую воду, но не смог избавиться от озноба. Чуть отставшая Реби прижалась к его спине и подтолкнула вперед.

«Ладно, – подумал Шэд, – куда заведет эта игра? Когда я смогу сразиться с гремучими змеями и доказать, что я слуга Господа?»

Он вошел в комнату. Люди уже сидели за столом, первые блюда были поданы. Шэд расположился между сестрами, и его вступление в лоно семьи не вызвало особого волнения. Он насчитал двадцать пять человек, детей действительно не было видно. Некоторые подходили пожать ему руку, хлопали по спине. Парочка знала его по имени, много лет назад они были знакомы с па.

К Шэду подлетела женщина, обняла его и что-то сказала. Он не расслышал. Вокруг звучали разные имена, но он мало кого мог вспомнить. Таскеры. Йохансены. Бернберри. После тюремной столовой Шэд впервые обедал не один.

На стене висел Иисус Адского Пламени, который не ждал от тебя сочувствия. Ему не хотелось даже твоей любви. Он просто хмурился от боли и гнева, давая понять, что находится тут с единственной целью – заставить тебя встретиться лицом к лицу с твоими злодеяниями и слабостями. Иисус Адского Пламени почти улыбался. Он хотел видеть твое падение.

Шэд слегка удивился. Он думал, только католики увлекаются распятиями. Если здесь и было распятие, то он ожидал увидеть змей, обвивших изможденную фигуру, хватавших Мессию за ноги, свернувшихся у подножия креста.

Но других идолов или изображений змей нигде не было. Верили ли змеиные проповедники в то, что святой Патрик был хорошим человеком, раз изгнал гадюк из Ирландии, или считали его поступок возмутительным?

Вот о какой ерунде начинаешь думать.

Шэд ел бок о бок со змеиными проповедниками, давая короткие четкие ответы всякий раз, когда ему задавали вопрос. Старик с загорелой лысиной оглянулся и снова произнес:

– Привет, как дела?

– Хорошо, спасибо.

– Хороша картоха!

– Да.

Шэд чувствовал себя точь-в-точь как в тюрьме. Первое знакомство с иерархией нового мира происходит в столовой. Ты узнаешь, как устроено это место, кто командует парадом. Где тебе можно сидеть, какова расстановка сил. Начинаешь с парня во главе стола. Остальные в конце концов выстроятся в ряд.

Вот он. Глава безымянной церкви, повелитель гадюк, король гоблинов, отец Джерилин и Реби, Лукас Габриэль.

Похожий на быка мужчина, одетый во все белое, за исключением тщательно завязанного узкого черного галстука-бабочки, который был в моде задолго до того, как сгорела Атланта. Галстук что-то говорил Шэду о Габриэле, но тот не понимал, что именно. Лукас Габриэль был лыс, его шишковатый морщинистый череп украшала опушка курчавых каштановых волос над каждым ухом. Закатанные рукава рубашки открывали мощные предплечья, покрытые багровыми шрамами от укусов змей. Габриэль выставлял их так, как зэки демонстрируют тюремные татуировки. Доказательство того, что тебя не заботит плоть. Значение имеет лишь то, что в крови.

Что-то в Лукасе Габриэле напоминало Шэду отца. Возможно, крепко скрученная сила, готовая вырваться наружу в нужный момент.

Патриарх. Шэд понимал, что у этого человека чертовски интересная история, и жалел, что не спросил о ней Дейва Фокса или кого-нибудь еще.

Габриэль наблюдал за Шэдом выцветшими глазами цвета гальки. В них не было ни тени недоверия. Только озорная искорка властности, дававшая понять, кто тут главный, и отбивавшая желание переходить ему дорогу. Тот же блеск был во взгляде начальника тюрьмы, пока Джеффи О’Рурк не воткнул ему в глаз кисть.

– Он пришел сюда сам, папа, – сказала Джерилин. – Это мистер Шэд Дженкинс.

– За нашим столом всегда найдется место, – ответил ей Габриэль. – Если кому-то захочется разделить с нами хлеб. – В его голосе слышалось веселье, но он не смеялся.

Ни явного признания, ни настоящего приветствия – это еще больше обострило ситуацию.

– Он раньше не имел дела со змеями, – вставила Реби. Почти с издевкой, но все же забавляясь, слегка подначивая. Шэд предположил, что местные часто так делают, оттачивая друг на друге социальные навыки будто лезвия ножей.

– Люди из Лощины, да и вообще из большинства городов, не очень-то общаются со змеями, разве что убивают их. – Улыбка Габриэля обнажила мелкие и ровные белые зубы. – Должно быть, для него это было впечатляющее зрелище, учитывая, сколько мы наловили для службы.

– Да, так и есть.

Шэд думал, что теперь его начнут обрабатывать и заговорят о росте числа спасенных Богом людей. Он собирался с мыслями, подыскивая слова, но тут Габриэль попросил кого-нибудь передать ему картошку. Остальные заговорили между собой громче, чем раньше. Большинство собравшихся были болтливы, они громко смеялись, наклонялись к Шэду, словно приглашая присоединиться к затянувшимся шуткам и разговорам. Но к нему конкретно никто не обращался.

Шэд огляделся, высматривая тех, кто держался особняком.

За такими нужно следить внимательно. Это громилы. Мускулы.

Заметить их было нетрудно. Два крутых парня – судя по всему, братья – со звериными глазами и неподвижными унылыми лицами, покрытыми клочковатыми бородами. Застегнутые наглухо рубашки, разделенные на косой пробор густые волосы, зачесанные нелепыми детскими волнами и локонами. Возможно, в них была кровь Габриэля, но Шэд не заметил и капли похожего самообладания. Парни сидели послушно, как собаки.

Пришлось подождать, но в конце концов он услышал их имена. Харт и Хауэлл Вегги.

Они ели молча и чинно, часто вытирая рты. Держали локти подальше от стола, срезали с ребрышек мясо и делили его на маленькие кусочки. Почтительно улыбались всякий раз, когда кто-то с ними заговаривал, но почти ни слова не произносили. Они казались слишком смирными, Шэд почувствовал, что готовится к беде. Он надеялся, что это разыгралась паранойя, но на самом деле не думал, что все так просто.

Ужин выглядел старательно отрепетированным представлением, которое разыгрывали специально для него, и Шэд перестал обращать внимание на происходящее. Он отключился от большей части разговоров и обнаружил, что даже Джерилин не говорила ничего важного, хотя продолжала что-то ему нашептывать. Шэд почувствовал, что все вокруг взвинчены. Сдерживаются, но не могут унять раздражение и нетерпение. Было ли это связано с его появлением, или причиной был один из священных дней? Шэд сидел и ждал, зная, что много времени все это не продлится.

Прошло еще двадцать минут. Когда дамы принялись убирать со стола, Шэд тоже начал вставать, но Реби толкнула его обратно.

– Тут нет ничего женофобского, – сказала она, – просто наша очередь убирать. А ты сиди, расслабляйся, поговори с папой.

Габриэль поднял подбородок в сторону Шэда. Этого жеста оказалось достаточно, чтобы все успокоились. Некоторые уже ушли, другие, казалось, не были уверены, куда им идти и что делать.

– Немногие мужчины из города разделили бы с нами трапезу.

– Что так? – спросил Шэд.

– Сто лет назад ходили слухи, что мои предки каннибалы.

Итак, настало время для всяких глупостей.

У Шэда возникло ощущение, что Габриэль его испытывает. Впрочем, этого стоило ожидать. Хотя каннибалы? Он догадался, что каждый тут должен раскрыть свои темные секреты, как бы тупо это ни звучало.

Реби принесла ему на десерт кусок клюквенного пирога. Шэд не удивился бы, подбрось ему кто-нибудь из местных обрезок ногтя или пару прядей волос, чтобы посмотреть на реакцию.

– Кто-нибудь, кроме вас, помнит эти слухи? – спросил он.

– Подозреваю, что некоторые помнят.

– Никогда ничего подобного не слышал. – Он отломил ложкой кусок пирога и проглотил его, не чувствуя вкуса. Иногда ты отступаешь, а иногда подыгрываешь и взвешиваешь ситуацию.

Харт и Хауэлл Вегги тоже принялись за десерт, без малейшего намека на то, что они понимают происходящее. Реби и Джерилин вернулись и снова заняли места рядом с Шэдом, но есть не стали.

– Вы хотите узнать о нас, не так ли? – В голосе Лукаса Габриэля слышался подавленный вздох.

– Да.

– Зачем? Не потому, что вы ищете Господа.

Он был прав, но нельзя так рано раскрывать свои карты.

– С вашей стороны самонадеянно такое утверждать, мистер Габриэль.

– Думаю, это правда. У меня нет объяснений для подобной смелости.

– У всех нас свои причины.

– Тогда назовите одну из ваших, мистер Дженкинс. Зачем вы пришли к нам?

– Не могу точно сказать, – ответил Шэд.

Если переступаешь черту, никто не может предъявить тебе за то, что ты с одной или с другой стороны.

– Хорошо, я способен оценить человека, который взволнован и не боится в этом признаться.

Шэд не думал признаваться ни в чем подобном, но на самонадеянность этого типа стоило обратить внимание.

– Недавно у меня умерла сестра.

Над столом пронесся ропот – обычные добрые слова и выражения сочувствия. Братья Вегг продолжали пялиться, бессмысленно, но покорно. Реби облизнула губы – жест и сексуальности, и девичьей непоседливости.

Габриэль начал теребить подбородок, шрамы на его руках извивались на свету точно змеи.

– Тогда, возможно, вы действительно стремитесь облегчить свою ношу.

– Все ведь к этому стремятся?

– Думаю, вы правы.

– Она состояла в Молодежном служении проповедника Дадлоу.

– Прекрасный человек. Я время от времени встречался с преподобным в городе и на некоторых палаточных собраниях, когда в гости приезжали странствующие проповедники.

– Мне было интересно, видели ли вы когда-нибудь мою сестру? Семнадцать лет, длинные светлые волосы. – Шэд не мог поверить, что лишь так и способен описать сестру. Он даже не был уверен, что волосы у нее по-прежнему были длинными. – Ее звали Меган.

– Нет, – ответил Габриэль. – У нас редко бывают гости, и я хорошо помню каждого. – Он оглядел сидевших за столом, и все покачали головами. Никто из них ее не встречал. – Мы могли что-нибудь для нее сделать?

– Не знаю. Меня какое-то время не было. Грустно говорить, но я уже не так хорошо ее знал.

Лукас Габриэль громко хмыкнул.

– Потеря члена семьи – одно из самых болезненных испытаний. А если остаются сожаления или неразрешенные моменты, все становится намного хуже.

Пришло время изменить ход разговора, позволить собеседнику высказаться. Шэд видел, что Габриэль начал слегка дергаться в ожидании развязки.

– У вашей секты есть название?

Проповедник зацепился за слово «секта», прозвучавшее очень похоже на «культ», и глаза его, казалось, вспыхнули.

– Нет, мы считаем, что поименование церквей и религий больше связано с человеческой гордыней, чем со служением Господу. Рассказать вам о нас? О нашей истории?

– Конечно.

– Вам знаком восемнадцатый стих шестнадцатой главы из Марка?

– Нет, – ответил Шэд, хотя и сообразил, что речь там, должно быть, шла о змеях. Что-нибудь про возложение рук. Если не можешь процитировать отрывок слово в слово, то нельзя говорить, что знаешь его. Так было заведено в библейском классе Бекки Дадлоу.

– Это основной пассаж, который стал ядром нашей веры. «Они будут брать в руки змей, и, если даже выпьют смертельную отраву, это не повредит им; они будут возлагать руки на больных, и те будут выздоравливать». От этого стиха пошла вера змеиных проповедников.

– У каждого должно быть свое благословение, – сказал Шэд. – Это позволяет чувствовать, что Бог уделяет тебе особое внимание.

– Что ж, я бы сказал, что по большей части вы правы. Мы хотим заслужить внимание. Мой прадед Сол был одним из основателей церкви Святости в Восточном Теннесси. Возил змей с собой в поселки и шахты.

– И как это воспринимали другие?

– Сначала не очень хорошо.

– Догадываюсь.

Остальные уже слышали этот рассказ, но в воздухе по-прежнему витали ожидание и любопытство, настроение менялось, как будто никто не знал окончания истории.

– В конце девятнадцатого века по Югу распространялись индустриализация и фабрики Молоха. Богатые хозяева стали поворачиваться спиной к Богу и восхвалять лишь серебро. Они вытеснили наше фермерство и изменили наш образ жизни. Грошовая оплата рабского труда, дорогая аренда жилья и антисанитария – все, что они могли дать рабочим. Людьми овладела злоба, они стали жестокими.

– Расскажи, что случилось, папа, – попросила Реби. Джерилин тихо фыркнула, и только Шэд ее расслышал.

– Змеи спасли нас, – сказал Габриэль. – Бог явил нам знамения своей силы. Мы последовали его воле. Мы стали свидетелями, боролись со змеями, и иногда нам удавалось ядом исцелять умирающих.

В тюрьме Шэд разговаривал с парочкой наркоторговцев, которые поднялись со дна. Их отцы работали старателями в этих самых горах. На воле наркоторговцы разъезжали на «мерседесах» и «порше», владели домами в Майами и все же по-прежнему баловались возней со змеями. На это их толкала не бедность, а примитивное желание испытать себя и поиграть с судьбой.

Стекла в окнах вибрировали мягким стаккато.

– Дело в том, что все они на самом деле боялись змей. – Лукас Габриэль заерзал в кресле, пока полностью не повернулся к Шэду. – И Сол больше остальных. Гремучие змеи пугали его. Его младший брат умер в колыбели после укуса одной такой. Эти люди не понаслышке знали, через какие муки придется пройти человеку. Все они видели, как погибали члены общины. Они ходили в церковь, их посещал дух Господень, и все же они не знали, выйдут ли оттуда живыми. Но, по крайней мере, они бы умерли во время службы.

Это звучало настолько старомодно и консервативно, насколько только можно было себе представить.

– А при чем тут каннибализм?

– В одно лето непросушенные балки шахты подломились, произошел обвал. Бо́льшую часть людей благополучно вытащили, но спасателям потребовалось семь дней, чтобы откопать Сола. Он был заперт в дальней выработке. Один – если не считать змей. Когда его вытащили, у Сола не оказалось половины левой ноги. Люди решили: он так проголодался, что на самом деле съел ее.

Настало время для еще более тонкой проверки. Шэд позволил себе подставиться и спросил:

– Он дошел до такой крайности всего за неделю?

– Нет. Конечно нет, но так рождаются легенды. Солу раздавило ногу, началась гангрена. Он, несомненно, умер бы от ран, но утверждал, что змеи питались его гниющей плотью и спасли ему жизнь.

– Возможно, это правда.

– Может, и так. – Шэд понимал, что от него ждут улыбки, но не насмешки над чудесным поворотом событий, поэтому он улыбнулся. На миг Габриэль к нему присоединился. – После этого Сол приехал сюда со своей женой и сыновьями, среди которых был и мой дед, вместе они построили этот дом. А вокруг веры выросла деревушка.

Шэд собирался отломить еще кусок пирога, но посмотрел вниз и увидел, что его тарелку убрали вместе с остальными. За столом оставалось всего несколько человек, некоторые переговаривались и бо́льшую часть времени выглядели погруженными в беседу. Он слишком сосредоточился на Габриэле.

Снаружи было темно, на Шэда накатила усталость. Он не спал с рассвета и прошел не меньше пятнадцати миль по бездорожью. С одной стороны к нему прижималась плечом Джерилин, а с другой – Реби уткнулась в него носом. От обеих слегка пахло жасмином, чего он раньше не замечал.

Габриэль поджал губы и, казалось, обдумывал свои слова.

– Вы останетесь на ночь? Выглядите измотанным, и я сомневаюсь, что найдете в темноте обратную дорогу к хребту Ионы. Простите, что так говорю, но вы не похожи на опытного горного туриста.

– А я и не такой.

– Один неверный шаг по Фарисею – и вы встретитесь с Господом раньше, чем, как я полагаю, намереваетесь.

– Разве сегодня вечером службы не будет?

– Нет, она будет завтра днем. Лов и буря растревожили змей. Хочу дать им немного успокоиться.

Ладно, теперь это была уже не сказка, а начало скабрезного анекдота. Коммивояжер заночевал у двух юных и очаровательных дочек фермера. У подобных шуток так много концовок, что Шэд не мог выбрать одну.

– Значит, вы останетесь? – спросил Габриэль.

– Да, если вы не против.

Куда еще он мог пойти?

– Конечно, мы не против. Джерилин приготовит для вас одну из гостевых комнат. Хотя это своего рода центр общины, тут еще много свободного места. Если хотите, утром мы снова поговорим о вашей сестре.

Этот огромный дом предназначался только для семьи Габриэля и змей. Шэд слышал, как рептилии шуршат и стучат в контейнерах где-то в глубине дома.

– Спасибо.

Сестры смотрели на него, а он оглядывался по сторонам, гадая, как глубоко в преисподнюю успел спуститься и сколько еще ему осталось пройти.