Он направлялся на встречу с новой женой Луппи Джо Энсона вместе с Нытиком, который, тяжело дыша, лежал на пассажирском сиденье, когда зеркало заднего вида заполнила патрульная машина Дейва. Шэд притормозил, съехал на обочину, вышел, прислонился к «Мустангу» и стал ждать. Так же он себя ощущал, когда «быки» проводили свои выборочные обыски.

Когда он блокировал дорогу для перевозчиков самогона, то висел на хвосте у Таба Гаттлинга или кого-нибудь другого из парней, пока копы не выскакивали из-за мостов и рекламных щитов на шоссе. Иногда шериф Уинтел лично выворачивал из-за двадцатифутового штабеля досок у склада стройматериалов и перемахивал через реку на окраине города. В тех краях у него была девушка, и, если момент оказывался подходящим, он бросался в бой. Шерифу нравилось палить, высунувшись из окна машины.

Копы всегда могли определить тех, кто вез спиртное, поскольку от тяжести багажники сильно проседали. Когда Шэд предложил брать только половину груза и делать две ходки или равномерно распределить бутылки по всей машине, чтобы амортизаторы так не сжимались, перевозчики посмотрели на него как на психа.

Нельзя портить игру, нужно просто в нее играть. Так что Шэд выполнял свою часть работы: отстреливался и отрезал патрульные машины, принимал удар на себя и блокировал копов, пока перевозчики не убирались. Затем он уводил полицию в безрассудную погоню через весь город, а потом стряхивал их с хвоста.

Каждый исполнял свою роль. Слишком много денег от необлагаемого налогом виски поступало в округ. Если бы бизнес лишился перегонных кубов, треть населения оказалась бы без работы. В выходные Лощина сворачивала дела и снова появлялась в трейлерном парке в Поверхое.

Шериф не мог арестовать больше двух перевозчиков в месяц. Это было самое приятное – делать все возможное, чтобы не оказаться в числе задержанных.

Дейв подошел к Шэду.

– Тачка все еще в хорошей форме. Кто присматривал за ней для тебя?

– Таб Гаттлинг.

– Он что-то переделал, пока тебя не было?

– Нет, только мыл ее и заряжал аккумулятор.

– Я удивлен, что он смог себя контролировать, учитывая все те мощные тачки, которые он собрал для команды. Улучшенная ходовая и усиленная подвеска, чтобы можно было мчаться по изрытым колеями проселкам и перепрыгивать ручьи без особых поломок. У него настоящий талант. Он все время совершенствует дизайн кабин.

Любой другой коп, будь он даже другом, сыграл бы грубее. Подошел бы и тихо зашипел на ухо. «Быки» на ярусе постоянно так поступают: протискиваются с ухмылкой и грозят шепотом, просто чтобы вывести заключенных из себя. Прощупывают, давят на тебя с улыбочкой, а руку всегда держат возле дубинки на поясе. «Бык» приходит домой и узнаёт, что его шестнадцатилетняя дочь беременна, сын продает травку и завалил геометрию, жена спустила кредитки на новую мебель для гостиной, и он варится во всем этом, пока не добирается до работы. А там отрывается на какой-нибудь мелкой сошке с дурным характером.

Любой другой коп сыграл бы грубее, особенно если сила на его стороне. Но только не Дейв Фокс. Он вел себя спокойно и невозмутимо. Шэд понимал, что у него могут быть неприятности, раз Дейв тратит время на пустые разговоры, но ничего не мог сделать, кроме как пережидать.

– Чем больше денег штат выделяет полицейскому управлению на машины, тем серьезнее Таб должен относиться к своей роли.

– Я готов аплодировать там, где это заслуженно. И все же ему следует держаться своих дорожных шоу или автодерби. Если дела пойдут еще серьезнее, кому-то придется на него надавить и снова уравнять положение.

Неужели Дейв думал, что Шэд сразу по возвращении вернется в игру? Безо всякой задней мысли снова займется перевозками виски?

Шэд не хотел проявлять слишком большой интерес, но знал, что именно возвращения в игру от него и ждут, поскольку лишь эта тема всех объединяла.

– «Понтиаки» по-прежнему используют чаще других?

– Да, Луппи и некоторые парни по-прежнему предпочитают GTO, поскольку папаши после Вьетнама катались именно на этих тачках. Заставляет парней чувствовать себя частью мировой истории.

– Я всегда думал, что Gran Turismo Omologato звучит, возможно, слишком по-азиатски, чтобы они пошли на такую сделку.

– А никто из них не знает, что означает GTO.

Тачка твоего отца имеет такой же смысл и значимость, как и твоя первая телка. Не станешь настоящим мужчиной, пока не проедешь сквозь множество пожаров и не пересечешь дюжину линий, протертых поперек подъездной дорожки. И только одолеешь одну – тебя уже ждет другая. Тот первый раз, когда ты привез домой пьяного отца. Та первая ночь, которую ты провел в тюрьме.

Нытик забрался на водительское сиденье и принялся дергать ручку, пытаясь опустить стекло. Наконец-то па обзавелся сообразительным щенком.

– Зик Хестер был в отделении неотложки прошлой ночью, – сказал Дейв, и они перешли к этой теме.

Лицо Шэда превратилось в пустую маску блока «С».

– Даже так?

– Кажется, он снова сломал руку.

Иногда просто необходимо быть мудаком. В редких случаях это лучше любой альтернативы.

– Думаю, ему следует быть осторожнее.

Ноябрьский воздух наполнился пеплом. Наверху, в полях, фермеры жгли ветви остролиста и тополя с окраин своих садов. Дейв скрестил на груди массивные руки и сделал вид, что едва сдерживается. Раньше, до встречи с Маленьким Пепе, этот жест выглядел внушительнее.

– Думаю, и о других можно сказать то же самое.

– Разумеется. Он рассказал тебе, что случилось?

– Нет.

Шэд ущипнул себя за подбородок и притворился задумчивым, стараясь не переборщить. На самом деле пудрить мозги Дейву не особо хотелось.

– Возможно, он вернулся бухой из закусочной и опять споткнулся о ткацкий станок своей матери. Ты меня озадачил. Она раскрасила новую картину по номерам, чтобы заменить ту, с Элвисом и Иисусом на облаке?

– Нет, та ей так нравилась, что она ее просто склеила.

То, что ты не распускаешь язык, не мешает тебе слегка развлечься. В тюрьме Шэд никогда бы не повел себя подобным образом, но ему пришлось признать: дома он чувствовал себя умнее, чем следовало бы.

Дейв сверкнул глазами, и его галстук каким-то неведомым образом стал еще прямее.

– Хочешь заставить меня пожалеть о том, что ты вернулся в город?

– Какие страшные вещи ты говоришь.

– Знаю, сам от себя в ужасе.

Нытик опустил окно на четверть и, высунув морду, облизал стекло.

– Полагаю, пока остаешься дома, ты сделаешь то, что должен, – сказал Дейв, – какой бы ни была цена.

– Ты и сам поступил бы так же.

– Я считаю, что следует красться, пока не придет время прыгнуть.

– Я тоже. Но до тех пор, пока вы все не решите, что означает «смерть от несчастного случая», думаю, мне придется идти своим путем.

– Послушай, я не жду, что ты будешь раздавать соседям горячие булочки с маслом и подливку. Но шериф не собирается мириться с горой проблем.

– Если так, то почему не он разговаривает со мной, а ты?

Это был хороший вопрос. Нытик тоже его обдумывал, склонив голову набок и размахивая взад-вперед хвостом. Огромные лапы щенка выглядели так, будто они слишком тяжелые, чтобы он мог их поднять. Дейв переменил позу, и Шэд увидел, как в его глазах появилась суровость.

– Прошлой ночью у Добера произошла поножовщина. Шериф занят этим.

– Там был кто-то, кого я знаю?

– Нет. Я приехал встретиться с тобой из вежливости, так к этому и относись.

– Хорошо. – Подобные выпады и финты подрывали его решимость. – Если тебе интересно, Зик набросился на меня. Сзади. Налетел как бык. Я не искал ссоры.

– Научился в тюрьме не прибегать к насилию? Освоил принципы Ганди?

– Призна́ю, я был не против надрать Зику задницу.

– Ты сделал немножко больше.

– Да, но могло быть и хуже. Давай оставим это.

– Хорошо, пока оставим. – Он отвернулся и уставился на свое отражение в отполированном до блеска капоте «Мустанга». У отца Дейва Фокса когда-то, после возвращения из Дананга, был точно такой же. – Куда ты сейчас?

Он уже знал, куда Шэд направляется, но хотел убедиться, что тот осознаёт растущее давление и то, что за ним следят.

– К Луппи. Хочу поговорить с его новой женой.

– С Келли. Она молода, но у нее настоящее чутье. Она мне очень нравится. Джо повезло, она заставила его изменить некоторые из мерзких привычек.

– С нетерпением жду встречи с ней.

– Интересно, будут ли ее чувства взаимны?

На этом они успокоились. Когда Дейв вырулил и проехал мимо, у Шэда возникло яростное желание помчаться следом, обогнать и пускать дым ему в лобовое до самого Уэйнскросса.

Ладно, значит, все прошло не так хорошо, как могло бы. У Шэда сложилось впечатление, что он, возможно, потерял единственного друга, который действительно мог помочь ему выяснить, что случилось с сестрой.

Нытик уловил настроение и осторожно махнул хвостом, на тяжелой собачьей морде появилось горестное выражение. Окно было полностью опущено, и щенок наполовину высунулся из машины, не зная, стоит ли ему выпрыгивать. Шэд понимал его чувства. Повис наполовину внутри, наполовину снаружи и слишком напуган, чтобы прыгать.

Около десяти лет Луппи Джо был в Лощине королем самогонщиков, производя более трех тысяч галлонов в месяц. На него работали пятнадцать человек, которые развозили виски по трем округам, толкая его через бары и закусочные, стоянки трейлеров и притоны для игры в кости, где в напиток добавляли пищевые красители, превращая самогон в бурбон, ром, текилу и скотч.

Шэд проехал по разрезанной глубокими колеями проселочной дороге и, свернув к ферме Энсона, миновал заросли берез и белых восточных сосен. Большинство мужчин, которые бродили по территории, складывая в сарае коробки и пряча за спиной барабаны и мешки с сахаром, были ему незнакомы.

Он ожидал, что к нему хоть кто-то прицепится, но никто не останавливал его и не доставлял никаких хлопот. Луппи, должно быть, платил федералам и местным властям хороший откат, позволяя время от времени пощипывать одного-двух шестнадцатилетних перевозчиков. Подростки получали лишь условный срок, а департамент мог тратить деньги и выглядеть при этом так, будто выполняет свою работу. В любом случае всем было плевать на Лощину.

Джейк Хэпгуд сидел на корточках в стороне от дома, возле чана с кукурузным суслом, и возился с одним из старых перегонных кубов. Он постукивал по спиральной трубке деревянной рейкой от каркаса кровати. Во рту травинка, сапоги покрыты свиным дерьмом. Джейк обрезал бо́льшую часть опаленных волос, они нуждались в порции мусса, но лежали вполне сносно, на глаза свисал локон. Сегодня прическа больше напоминала утиный зад, чем «помпадур».

Высматривая свиней, Шэд медленно подъехал и припарковался. Джейк обернулся, на лице его появилась ухмылка.

– Только не говори, что думаешь вернуться к производству спиртного.

– Оставлю это профессионалам, – ответил Шэд.

– Значит, в перевозчики?

– Нет, я здесь только для того, чтобы навестить Джо.

– Не думаю, что он дома, хотя, может быть, и прокрался, пока я не видел. – У Джейка было слегка пристыженное выражение лица, отчего Шэда на секунду бросило в дрожь, пока он не сообразил: Джейк чувствует себя виноватым из-за того, что его видели у костра с Беккой Дадлоу. С мужчинами подобное случается, когда наступает день.

Шэд решил не обращать на это внимания, и вскоре смущение соскользнуло с лица Джейка. Иногда людям требуется минута или две, чтобы понять: у них нет причин мучиться угрызениями совести перед бывшим заключенным.

У Джейка вырвался смешок, наполненный некоторой злобой, но не его собственной.

– Слышал о том, что случилось с твоим приятелем Зиком Хестером. Ты вроде говорил, что не хочешь отправляться обратно в тюрьму.

– Не хочу.

– Тогда, наверное, не стоило оставлять свидетеля, вроде доброго старины Гриффа. Он терпеть не может болтать, если только речь не идет о вторжении в Нормандию или о чем-то, что произошло перед его магазином.

Оставлять свидетеля. Как будто Шэд ограбил магазин и обязан был пристрелить из дробовика любого, кто это видел.

– Важно только то, что сказал Зик.

– Зик ничего не сказал, – ответил Джейк. – Но он, конечно, умеет рыдать. Совсем как маленькая девочка.

– И швыряется так же.

Тело Джейка задрожало от беззвучного смеха, но с места он не сдвинулся, ведь однажды ему, возможно, придется сделать выбор, а Зик Хестер навсегда останется его соседом. Локон упал Джейку на глаз, а ветерок откинул волосы в другую сторону. Джейк вел себя так, словно снова собирался делиться секретами. Наклонился вперед, но с минуту ничего не говорил. Затем указал на переносной холодильник, который стоял рядом на сене.

– Хочешь пива?

– Нет, спасибо.

– А я уже не могу день и ночь трескать виски, как в старые добрые времена.

– Любой, кто попытается, скоро перестает хоть чего-то стоить.

Это была правда, но то, как она прозвучала, заставило Джейка отступить на шаг, будто Шэд внезапно получил право его осуждать.

Возможно, все они растеряли гибкость. Господи, ни черта нельзя сказать, не обидев кого-нибудь. Шэд понятия не имел, когда все в городе стали такими чувствительными, и не мог определить, не слишком ли он ожесточился для самых обычных разговоров. О подобных вещах приходится беспокоиться.

Джейк, прищурившись, разглядывал его еще секунду, а затем расплылся в улыбке. У него сохранились все зубы, он еще не начал опускаться на дно.

– Господи, ты ни на полдюйма не повеселел со вчерашнего вечера. А я-то думал, что побудешь дома и оставишь все это.

– Слишком много забот, – ответил Шэд. – Извини, что это выводит меня из себя. Скажи… что ты знаешь о жене Луппи?

Пронзительно кудахтали куры, две недовольные свиньи бродили в поисках оброненных кукурузных зерен. Нытик скулил на пассажирском сиденье, попытался залаять, но был еще слишком мал для этого.

– Келли сообразительна, в ней есть что-то славное. Еще молодая, но уже созревшая. И я говорю не только про ее прекрасное тело. Ну, ты понимаешь. Она может облегчить твою ношу, просто стоя рядом. Умна и точно знает, как заставить Джо вести себя как можно лучше. Он теперь почти не пьет, а ты помнишь, каким выродком он мог быть, когда хорошенько прикладывался к бутылке.

Напиваясь, Луппи обычно сидел голышом на крыльце с помповым ружьем одиннадцатого калибра. При малейшем шорохе он палил в темноту и заявлял, что целится в сусликов. Так он ранил двух своих работников. Один лишился кончика левого мизинца, а другому достались тридцать швов на ягодицах, и он носил в медальоне на шее расплющенную дробь. Вроде талисмана на удачу.

В чем угодно можно увидеть промысел Божий, даже если его приходится извлекать из собственной задницы.

– Ты когда-нибудь видел здесь мою сестру? – спросил Шэд.

– Тут, на ферме? Мег? Какого черта ей тут делать?

– Говорят, она и эта девушка, Келли, были подругами.

– Не то чтобы я когда-нибудь это замечал.

– Они вместе участвовали в Молодежном служении проповедника Дадлоу.

Имея дело с такой тесной компанией, поневоле пройдешь полный круг. Все равно что пытаться домчать до границы округа – какую проселочную дорогу ни выбери, в конце концов окажешься у реки, возле ущелья или на шоссе. В Лощине минут десять выжимаешь девяносто, а потом приходится разворачиваться и ехать обратно.

Джейк закурил. Пар из чана поднялся высоко вверх, и в воздухе заметалась вспышка голубого пламени. По всему городу можно было встретить мужчин, брови которых никогда не отрастут заново.

– Я знаю, что Келли иногда туда заходила – помогала миссис Свузи печь пироги для церковных распродаж. Ходила прибираться в лачугах у реки и продавала лишнее барахло на блошином рынке у парковки.

Нытик со всхлипом запрыгнул на водительское сиденье и положил лапы на руль, как будто хотел врубить четвертую передачу и рвануть отсюда к чертовой матери. В самом деле умный пес.

Свиньи визжали и кружили все ближе и ближе, что-то их взбудоражило.

Поле зрения Шэда начало сужаться. Он моргнул, но ничего не изменилось, за исключением того, что ночь надвигалась, наседала, словно шла следом за ним. Весь мир начал темнеть. Это было нечто новенькое. Шэд глубоко вздохнул, и струйка дыма от сигареты Джейка полетела тому прямо в лицо. Шэд почувствовал рядом с собой чье-то присутствие, возможно, даже наблюдателя с полей.

Нытик дважды ударил по клаксону, и в глазах у Шэда прояснилось. Он вытянулся по стойке смирно, будто ему в почку заточку воткнули.

– Заходи, – сказал Джейк. – Дорогу ты знаешь. Келли не из нервных.

Шэд пересек двор, заметив примятую траву в том месте, где на этой неделе приземлялись вертолеты федералов. Остальные мужчины бросали на него взгляды, кивали и возвращались к работе – грузили пластиковые бутыли в багажники, а блокировщики возились с двигателями.

Приди сюда Мег, что бы она подумала обо всем этом? Жар усиливался и медленно расползался по затылку, челюсть начала болеть. Неужели именно отсюда за Мег отправилась смерть? Что привела ее на Евангельскую тропу.

Он шагнул к двери дома Энсонов и внезапно захотел поговорить с отцом, отложить на время этот визит и вернуться к старику. Он и сам не знал почему.

Нытик снова посигналил.

Дверь Луппи всегда была открыта. Шэд просунул голову в дом, огляделся.

За кухонным столом корпела над бумагами девушка, очень напоминавшая Меган, когда та была занята уроками.

Лет восемнадцати, тонкие светлые волосы многослойными кружевами украшали ее плечи. Напряженные темные глаза притягивали внимание, даже если не смотрели на тебя. Они сияли черными драгоценными камнями. На девушке были джинсы и белый вязаный свитер, который тоже напомнил Шэду о Мег. Даже больше, чем следовало, но, возможно, сейчас полезно было вспомнить мертвых.

Келли Энсон встала и прошла с чековой книжкой и счетами через кухню, хмурясь, как будто ей не нравились цифры, которые она постоянно придумывала. С раздраженным вздохом Келли все бросила.

Шэд мог себе представить банковский счет Луппи. Долгие годы тот следовал традициям своего деда и закапывал наличные в стеклянных банках по всей ферме. Обычно он хранил замысловатые карты, нарисованные на миллиметровой бумаге, но однажды в сезон дождей половину его земель затопило, и восемнадцать тысяч утонули в грязи. Раз теперь Луппи Джо хранил деньги в банке, у него, скорее всего, имелось с дюжину разных счетов, средства на которые поступали и уходили без всякого порядка.

Девушка засуетилась в холле, обошла гостиную и тут заметила в дверном проеме Шэда. Легкий ветерок окутал его и взметнул ее волосы.

Не выказывая ни малейшей тревоги, девушка заглянула Шэду через плечо и увидела, что Джейк по-прежнему возится с деревянной рейкой, а остальные мужчины ходят по двору к сараю. Это ее обнадежило.

Девушка выпрямилась во весь рост – она была почти шести футов, такая же высокая, как Луппи, – и спросила:

– Ты кто?

– Я – Дженкинс. Шэд Дженкинс. – Он попытался изобразить обезоруживающую улыбку, но не был уверен, что получилось так, как он надеялся.

Взгляд темных глаз смягчился.

– Брат Меган?

– Точно.

– Ты был в тюрьме.

– Да.

– И только что вышел.

– Да. – Так все и должно было происходить.

– Ты не Джо ищешь? – На самом деле это был не вопрос, а скорее тема для разговора, но Келли отвергла ее в ту же секунду, как затронула. – Ты хотел поговорить со мной.

– Да.

Милый голосок девушки был словно топленое масло среди зимней стужи – мягкий, густой, гладкий и какой-то воздушный. Голос напомнил Шэду, насколько Келли молода, и он ощутил странную обиду на Луппи.

– Чтобы поговорить о ней. Ведь тебя так долго не было.

Можно без конца кивать, пока не почувствуешь себя идиотом, поэтому Шэд просто ждал приглашения сойти с придверного коврика.

– Не знаю, чего ты от меня ждешь.

– Я тоже, – ответил он.

– Что ж, заходи.

На каминной полке стояла большая фотография, на которой были запечатлены Луппи Джо и Келли в день их свадьбы. Луппи выглядел счастливым, но чувствовал себя неловко в рубашке с коротким рукавом и галстуке «боло». Огромный живот нависал над поясом, пуговицы едва не расстегивались. На Келли была короткая вуаль, которая опускалась до середины переносицы, скрывая ее глаза, хотя их все же можно было различить – черные, как прорехи в ткани. На ней было длинное белое шелковое платье допотопного фасона. Такие носили, прогуливаясь по плантациям, перед Гражданской войной. На фотографии Келли была по меньшей мере на шестом месяце беременности.

Шэд не заметил поблизости никаких детских игрушек. Ни кроватки, ни бутылочек, ни баночек с детским питанием. Возможно, о ребенке заботились ее родители или она его потеряла. Некоторые вопросы лучше не задавать.

– Это же ты купил «Мустанг», в котором погиб двоюродный брат Джо?

– Да, – сказал Шэд.

– Джо говорит, что парня убили его волосы.

– Его убила мать Чаки Иглклоу, хотя можно сказать, что причиной смерти действительно стала его залысина.

На губах Келли мелькнула улыбка, и сейчас этого было достаточно.

– То есть?

– Он постоянно гляделся в зеркало заднего вида и не следил за дорогой.

Келли схватилась за спинку стула и сжала так, что напряглись мышцы на шее. Шэд старался не пялиться на аппетитную линию ее шеи, на четкие изгибы тела, упакованного в ладно сидящую одежду. Это было нелегко.

– Я слышала, ты нарываешься на неприятности, – сказала Келли. – Вызываешь беспокойство, куда бы ни пошел.

Ее тон охладил Шэда.

– Кто такое говорит?

– Все и так знают. Думаешь, у людей в Лощине есть о чем потрепаться, кроме бывшего зэка, который вернулся домой и узнал, что его младшая сестра мертва?

Вот тебе и ходьба на цыпочках. Слова Келли доказывали ее проницательность, она уже настроилась на разговор и не возражала выложить все.

– Полагаю, других тем у них нет.

– Ты же не собираешься навлечь на мой дом все эти неприятности и беды, Шэд Дженкинс?

– Я лишь хочу поговорить.

– Хорошо. Садись.

Прогулка по дому ничем не отличалась от путешествия по собственному прошлому. Шэд вспомнил, как возвращался сюда поздно вечером, после развозки спиртного по придорожным барам и приходским базарам. Парни играли в покер, ставя на кон брелоки от карманных часов и серебряные доллары, как делали их отцы и деды. Шэд понимал, что связан с ними реальной, хоть и неосязаемой, нитью, которая вела назад сквозь смутные мили его родословной.

На барной стойке расположились бутылка самодельного виски, вино и свежеприготовленный кофе, но Келли ничего ему не предложила.

– Я не знаю, о чем спрашивать, – признался Шэд.

– Не уверена, что смогу подсказать.

Теперь, когда у него появился кто-то, способный помочь, каждый его вопрос казался слабым и жалким.

– Как ты и сказала, последние пару лет я был вне пределов досягаемости. И пропустил бо́льшую часть жизни Мег, пока она превращалась из девочки в женщину. Я пытаюсь выяснить то, чего может не знать мой отец.

– Ладно.

– Что вы делали? Куда ходили?

Келли сурово нахмурилась.

– Что, черт возьми, это за вопросы?

Она была права, ему следовало сосредоточиться.

– Вы вместе участвовали в Молодежном служении.

– Мы ездили по округе. В одной только Лощине четыре христианские церкви, включая зал преподобного Соу в подсобке его галантерейного магазина, где стоит пара скамей. Где-то любят вино и танцы, где-то предпочитают более пуританское поведение с редкими ночными посиделками под евангельские песни. А есть те, кто придерживается старых привычек. Ты же знаешь, как это бывает. Преподобный Дадлоу просил нас разговаривать с такими, раздавать литературу, стараться, чтобы они почаще приезжали в город и слушали его проповеди.

В фильме парень, играющий Шэда, сейчас протянул бы руку. Возможно, коснулся бы ее запястья или тыльной стороны ладони, и зрители вцепились бы в кресла, чувствуя, как на экране нарастает сексуальное напряжение.

Господи, он был таким же испорченным, как Зик, который постоянно думал, что на него направлена камера. И она берет крупный план.

Слишком легко месть превращается во что-то вроде надежды. Шэд слегка поскреб подбородок, пытаясь сфокусироваться.

– То есть вы, девочки, наносили визиты.

– Не называй меня девочкой, пожалуйста. Возможно, ты не хотел, чтобы прозвучало оскорбительно, но вышло именно так. Я чувствительна к подобному тону. Моя мать часто этим пользуется.

– Прошу прощения. Итак, вы обе, э-э, что именно делали? Стучали в двери?

– Раздавали брошюры. Иногда забирались далеко – до Энигмы, Поверхое и Уэйнскросса.

По воротнику Шэда стекала струйка пота.

– Вы ходили на ферму Ласк?

– Это которая?

– Местечко на шоссе – восемнадцать в Уэйнскроссе. Жалкие несколько акров с умирающим вишневым садом и больными детьми. Двое с ластами вместо рук, еще один с гидроцефалией. Мальчишка с большой головой, похожей на тыкву.

– Я понимаю, что значит это слово, Шэд Дженкинс. У нас было несколько остановок на шоссе – восемнадцать. Но я не помню название Ласк или похожих детей.

– Уверена?

Она снова нахмурилась, на переносице появилась морщинка.

– Я бы запомнила ребенка с головой как тыква, тебе не кажется?

То, что Меган бывала там, где жила ее мать, и не повидалась с ней, не могло оказаться совпадением.

– Случались какие-нибудь неприятности, когда вы раздавали брошюры проповедника Дадлоу? Две юные девушки все-таки.

– Иногда нас прогоняли. Люди не всегда готовы восхвалять Господа непривычным для них способом. Или хоть каким-то, как часто выясняется. Толпа перевозчиков из Суитуотера однажды устроила нам веселый денек – они кричали, доставали и тому подобное, но ничего такого, с чем женщине не приходилось бы сталкиваться тут почти каждый день.

– А Зик Хестер?

– А что с ним?

– Он когда-нибудь беспокоил Меган?

– После того как она расквасила ему губы, а ты его избил? Нет. Он обходил нас десятой дорогой.

Раздался протяжный гудок – это Нытик нажал на клаксон. Джейк крикнул:

– Я серьезно думаю, что этот пес, наверное, хочет наняться в перевозчики. Парни, как считаете: дать ему пробный заезд?

Ладонь Шэда скользнула по столу, и он понял, что тянется к Келли, словно имеет на это право. Он встал, сунул кулаки в карманы и прислонился к стене.

– Вы когда-нибудь бывали на Евангельской тропе?

– Нет. Незачем подниматься по той дороге.

– За хребтами ведь живут несколько семей. Йохансены, Таскеры, Бернберри и Габриэли.

– Никогда о них не слышала. Кроме того, это слишком далеко, а мы обычно передвигались пешком.

– Пешком до Уэйнскросса и Энигмы?

– Нет, конечно. В такие дни Джо давал мне свой грузовичок.

Наконец до Шэда дошло. И тут же в нем всколыхнулась волна раскаяния в собственной несообразительности, но он не подал вида.

– Чтобы сбросить товар. Ты не просто раздавала церковную литературу, а доставляла виски.

– В некоторые дни я делала и то и другое. Думала, ты догадаешься, учитывая, за кем я замужем.

– Мне стоило догадаться. Меган часто была с тобой на таких вылазках?

– Она только пыталась привлечь людей в церковь. Если мне нужно было сделать доставку, я просто подвозила ее на грузовичке. В остальное время мы ходили по домам, помогали с базарами, с распродажами выпечки и тому подобными вещами. Она была старомодной, чистой душой.

– Проповедник Дадлоу сказал мне, что Меган навещала его за три дня до смерти.

– Миссис Свузи любит выпить виски под свои пироги. Я попросила Меган забрать деньги, которые нам причитались.

– Она знала, что это за самогон?

– Она же не была дурой. Конечно, знала. Иногда ее тревожило то, что так много людей пьет. Даже старые церковные дамы, вроде миссис Свузи. Но Мег никогда ни на кого не держала зла. Так принято в Лощине.

Шэд хотел расспросить Келли о ребенке, узнать, нет ли там какой-нибудь истории, которая могла бы привести его к сестре. Это казалось до глупого важным и могло реально иметь отношение к делу.

Секс? Подпольная торговля детьми? Шэд встретил в тюрьме пару парней, которые заработали на этом большие бабки, прежде чем попались. Но он не мог придумать, как подступиться к вопросу.

– А у нее не было парня?

– Нет.

– Почему? Она была красавицей. Неужели никто не ошивался рядом?

– Нет, – прошептала Келли так тихо, что он едва не пропустил ее слова. – Она уверовала.

– Как это? Уверовала?

– Да.

– Во что? – Они явно не понимали друг друга. – В Бога?

Келли Энсон некоторое время смотрела в сторону, размышляя над ответом. Атмосфера сгущалась и давила. Со всей этой неразберихой, неназванными трагедиями и общей бессмыслицей, вроде парня, который погиб, поправляя прическу, и семнадцатилетней девушки, умершей от сердечного приступа.

Келли неуверенно оглядела Шэда, словно прикидывая, сможет ли он справиться с тем, что она скажет, подумала, но решила продолжить:

– Она думала, что кто-то… любит ее.

– Кто?

– Я говорила с ней о браке. Рассказывала, как иногда тяжело бывает обуздать Луппи и его пьянство. Упоминала трудности, которые у нас случались. Говорила, что ей повезло, раз не приходится беспокоиться о проблемах, которые постоянно возникают у жены. Она ответила: «Может, я и не замужем, но меня любят».

– Не понимаю.

– Возможно, я ошибаюсь. Возможно, преувеличиваю.

Он пожал плечами.

– Всё в порядке, говори то, что думаешь.

Черные камни ее глаз на мгновение утратили часть своего блеска, а затем обратились к нему, сверкнули.

– Последние дни, прослышав, что ты вернулся домой и поднял шум, я снова начала думать об этом. Казалось, она говорила о мужчине. Как будто мужчина желал ее, понимаешь? И ей это нравилось.