Венн Лувелл с остекленевшим взглядом стоял на Мейн-стрит перед музеем камней Бардли Серрета. Отвислая нижняя губа скособочилась влево, словно ее постоянно дергал рыболовный крючок. В волосах Венна торчали соломинки.

Несколько лет назад он был одним из самых сильных людей Лунной Лощины. Имел обыкновение драться со всеми подряд и в любое время, его репутация борца росла до тех пор, пока парни со всего округа не бросили ему наконец официальный вызов.

На городской площади построили ринг. В толпе бесновались ставочники, размахивая деньгами и раздавая очки. Каждую субботу бывшие звезды школьного футбола и ловцы аллигаторов мерились с Венном силой. Тот завершал каждый поединок, поднимая противника над головой и перебрасывая его через канаты.

Шэд вспомнил, как в детстве смотрел на него снизу вверх, надеясь, что однажды станет таким же.

После нескольких месяцев схваток, заработав денег, Венн задумался о переезде в Калифорнию и о карьере профессионального борца. Шериф Уинтел пообещал вложиться в это дело и найти менеджера. Но пока они собирались с духом и планировали, самогон подействовал на Венна так же, как действовал почти на всех, и это сильно его подкосило.

Воспоминания отвлекли Шэда, и он чуть не сбил Венна, когда тот выскочил на дорогу прямо перед «Мустангом».

Едва пронесло.

Щенок взвизгнул. Шэд вскрикнул и всем весом нажал на тормоз, резко крутанув руль влево. Нытик издал еще одно гортанное испуганное гавканье и ударился о спинку пассажирского сиденья. Шины взвыли разочарованной девчонкой, от горящей резины в воздух взметнулся сизый дым. Шэд ударился виском о стекло. В голове разлилась боль, мелькнули призраки двух предыдущих владельцев машины. Их невозможно было пожалеть, но, черт возьми, можно было почувствовать.

И в отличие от первого парня, у тебя не было шанса умереть с рукой, засунутой женщине между ног, или хотя бы с любовью в сердце.

Машина покачнулась и замерла, перегородив обе полосы точно блокпост.

Венн как ни в чем не бывало подошел, постучал в окно, будто хотел, чтобы его пустили в салон. Шэд, все еще оглушенный, огляделся, по его волосам стекала струйка крови.

Кругом были мертвецы, и он не понимал, пытались они войти или выйти. Венн моргнул и снова постучал по окну гигантским кулаком. Покрытое кровью стекло разлетелось вдребезги.

Кряхтя, Шэд вскинул руку, чтобы защитить лицо. Осколки дождем посыпались ему на волосы, скользнули за воротник. Он схватился за дверь, распахнул ее и вывалился наружу. Руки Венна Лувелла обхватили его и подняли, словно сонного ребенка.

Потребовалась минута, чтобы в голове прояснилось, туман рассеялся и мертвецы отступили.

– Ты не мог бы меня опустить? – спросил Шэд.

– Ты норм?

– Да.

Венн опустил его. Ноги Шэда наконец коснулись земли. Нытик шмыгнул носом и чихнул, потрясенный, но, похоже, невредимый. Щенок пару раз несмело махнул хвостом.

На тротуаре, в инвалидном кресле, которое сделал отец Шэда, сидела М’эм Лувелл, настолько закутанная в одеяла, что виднелись лишь маленькое личико и кончики пальцев. От ее набитой трубки шел запах марихуаны, приятно смешиваясь с едким запахом паленой резины.

Вот, значит, как. Бардли Серрет был тем самым поставщиком травки, к которому ходила М’эм. Никогда прежде Шэду не казалось странным, что музей камней может так долго оставаться на плаву.

– Иди сюда, – сказала М’эм.

– Нет.

– Шэд Дженкинс, делай, как я говорю.

Он уже ощущал себя болваном, но спорить со старухой посреди Мейн-стрит было хуже, чем просто повиноваться. Венн поплелся к тротуару, и Шэд проглотил проклятие, почувствовав во рту привкус меди. «Мустанг» заглох. Грузовички и легковушки объезжали его, но никто не останавливался.

Шэд снова завел тачку и медленно съехал на обочину. Нытик нервно поежился и забрался к нему на колени. Выйдя из машины, Шэд понес пса на руках. На них глазели несколько прохожих, но ни один не подошел и ничего не сказал. Вечером весь город будет гудеть, а к утру каждый узнает, что Шэд Дженкинс едва не стал очередной жертвой «Мустанга».

В голосе М’эм по-прежнему звучали озорные нотки, словно она готова была рассмеяться Шэду в лицо.

– У тебя кровь идет. – Старуха порылась в одеялах и протянула ему тряпку.

– Не хотите рассказать, что, черт возьми, это было? – спросил Шэд.

– Прогуляйся с нами немного.

– Господи Иисусе, люди.

– Если тебя волнует крошечный удар по голове, значит, ты не готов к тому, что ждет тебя впереди.

– И что же там?

– Иди следом, и мы поговорим. Удели мне несколько минут своего времени. Это не повредит тебе. И даже может помочь.

Шэд хотел напомнить, что Венн шагнул перед машиной и чуть не убил их обоих, но невероятным усилием воли придержал язык. Когда было нужно, он умел так делать – два года тренировался за решеткой. Почему же дома ему так трудно владеть собой?

Старуха искоса бросила на него быстрый проницательный взгляд.

– Иногда ты думаешь, что в тюрьме был сильнее, чем в родных краях, правда?

Шэд слишком сильно себя выдавал, но это уже не имело значения. Сейчас М’эм Лувелл просто выпендривалась. И это куда больше говорило о ее слабостях, чем о его изъянах. Старуха, прикрыв глаза, кивнула, ее неподвластное времени целомудрие заставляло Шэда чувствовать себя старше. Словно он сопровождал ребенка на пикник.

По обе стороны Мейн-стрит росли густые, могучие дубы. Ветер был достаточно сильным, и ветви деревьев бились друг о друга. Высоко в кронах сидели вороны, они не издавали ни звука, лишь время от времени пикировали, отыскивая объедки в канавах и на задворках закусочных. Тротуары хоть и растрескались, но были ухоженными, заботу о них взяли на себя владельцы магазинов.

Шэд подошел к Венну и почти ничего не увидел под озадаченной гримасой голиафа. Разве что легкую рябь волнения. Казалось, умственных усилий Венна едва хватало, чтобы заставлять конечности двигаться.

Венн махнул головой на Нытика и проговорил:

– Кореш.

Свет отразился от полированной, купленной в магазине трубки М’эм и осветил подбородок старухи. Ее грубые черты почти не менялись, даже когда на лице появлялась новая эмоция. Только губы шевелились – становились то надутыми, то недовольными, то ухмыляющимися. По губам М’эм можно было понять куда больше, чем по ее суровому лицу.

– Ну, – сказал Шэд, – чего вы хотите от меня?

Это заставило ее рассмеяться.

– Боже, а у тебя есть хребет, мальчик. Это пойдет тебе на пользу.

– Собираетесь что-то сказать или мы просто будем тут стоять? У меня такое ощущение, будто мы договариваемся о покупке наркотиков.

– Я тебя не задержу. Давай обойдем городскую площадь.

М’эм смотрела на него все так же невозмутимо. Огромные руки Венна легли на спинку инвалидного кресла и подтолкнули вперед. Нытик вполне неплохо держался на лапах и не отходил от лодыжки Шэда.

М’эм, похоже, искала, к чему прицепиться.

– Хубер видел, как ты бродил ночью, – сказала она.

– Бывает время от времени.

Старуха кивнула, будто прислушиваясь к кому-то или наблюдая то, чего Шэд не мог видеть.

– Вы из кожи вон лезете, чтобы это делать? – спросил он.

– Что «это»?

– Сами знаете. Хотите выглядеть такой отталкивающей, упиваетесь чужой тревогой. По крайней мере, мне так кажется.

Она пыхнула трубкой и показала корявые коричневые зубы.

– Это само собой получается. Прошу прощения, Шэд Дженкинс.

У этой леди действительно имелся свой подход, из-за которого создавалось впечатление, что Шэд просто чувствительный и слабоумный. Он снова уставился на Венна и приблизился на шаг. Венн, видимо, его не узнавал.

Терпение заканчивалось. Появилось ощущение, что время уходит.

– Я ждала, что ты снова придешь ко мне, – сказала М’эм.

– Зачем? В первый раз вы не сказали ничего полезного.

Старуха задумалась, пожала плечами.

– Вполне возможно. Тем не менее тебе следует уделить мне несколько минут.

– Так говорите. А я уделю.

От смеха в ее груди застучали кости.

– Я думала о твоей проблеме.

– Какой именно?

– Той, из-за которой тебя тянет к дальним горам.

– А что, если я не пойду туда?

– Пойдешь. Я не все рассказала тебе о том дне, когда похитили мою маму.

– Я так и думал.

М’эм заерзала на стуле, скрючилась, из-под одеяла показались пальцы ноги и снова спрятались.

– Я уже рассказывала, как ходила туда с мамой и папой после воскресной службы?

– Да. Вы были в розовом платье, с красивыми бантами в светлых волосах и ехали в повозке, запряженной волами. Сказали тогда, что, возможно, кому-то будет трудно теперь это представить, но на самом деле это было так.

– Всё потому, что из-за моего роста ты видишь во мне ребенка. Многие видят. Некоторые приходят ко мне за советом и расплачиваются конфетами и шоколадом. Или куклами из кукурузной шелухи и маленькими ботиночками, которые сшивают вместе. Меня это нисколько не волнует. У всех нас свои представления и предрассудки. А теперь позволь мне закончить.

– Конечно.

Что-то коснулось руки Шэда, он посмотрел вниз и увидел крошечные пальчики старухи, обхватившие его запястье. Он не понял, что это значило, и предположил, что она, наверное, хочет вернуть свою тряпку. Что сделает ведьма с пятнами крови? Использует их, чтобы обмануть кого-то от его имени? Наложит на него защитное заклинание?

Шэд протянул ей кусок ткани, но в ответ получил взгляд, полный отвращения.

– Фу, мальчик, оставь себе.

– Я подумал, вы хотите получить ее обратно.

– Для чего, черт побери? Нет, я просто похлопала тебя по руке, как, вероятно, делала твоя мать, пусть ты этого и не помнишь.

– Ой! Простите.

Но она его уже не слышала, а это означало, что они увязли глубоко во времени. Зубы М’эм Лувелл стиснули мундштук, ее взгляд сделался отстраненным, возвращаясь назад в прошлое и встречаясь там с ужасом.

– Эта земля полна презрения, а те леса – безумны. Духи, они появились из ущелья, пронеслись словно вихрь и забрали мою маму. – Эмоции заставили ее корчиться в кресле, она попыталась подавить стон отчаяния, но в конце концов сдалась. Щенок поддержал страдания старухи жалобным воем. Венн тоже подключился. Голос М’эм утратил силу. – Они… они сначала что-то с ней сделали.

– Вы уверены, что это не были обычные мужчины? – спросил Шэд. – Сумасшедший охотник, живший там, наверху? Или медведь? Или горный лев?

– Я не была ни младенцем, ни дурой. Мне было четыре года, и я понимала, что там происходило. Кроме того, ни один мужчина не поступил бы так с женщиной.

Несколько парней из блока «С» проделывали с женщинами такие вещи, о которых писали в учебниках по психиатрии. Существовали даже психозы, названные в их честь. Один заключенный из камеры смертников провел в одиночке шесть лет из-за того, что сотворил с собственной дочерью. Про него даже сняли документальный фильм под названием «Маниакальный домохозяин».

– Видишь, какой Венн крупный? Это у него от предков по моей линии, веришь ты или нет. А мой папа даже Венна был выше на два-три дюйма. Ни один мужчина не мог ни напугать, ни превзойти моего папу. Он бы переломил пополам любого охотника, сумасшедшего или нет. Мой папа все время охотился на медведей и горных кошек. Уважал хищников, но ни одного из них не боялся.

Они обошли площадь, миновали памятники героям Гражданской войны, затем подстриженные кусты, небольшие каменные парапеты, где иногда сидели и завтракали члены городского совета и офисные клерки.

– Мой папа… мой папа… – Слезы текли по ее щекам и скатывались в складки морщин. – Мой папа, он бросил меня там. Вол понес и умчался вместе с повозкой. Папа с криком побежал за ними по Евангельской тропе. Я, не придумав ничего лучшего, тоже побежала в лес. Духи облепили меня и притворились, что хотят поиграть. Но потом начали кусать, хотя и были вялыми после того, что сделали с мамой. Они были сыты. И в конце концов отпустили меня.

– Зачем все это призракам?

– Я ни черта не говорила о призраках. Призраки – просто мертвецы, которые думают, что все еще живы. Духи – это нечто большее. Не знаю точно, что именно, но оно обитает в тех горах. Оно часть больной земли. Мне потребовались целые сутки, чтобы добраться от хребта Ионы до города. Той ночью меня никто не искал, даже папа.

– Как мне это остановить? – спросил Шэд, и серьезность в его тоне заставила Нытика вздернуть подбородок.

– Попроси помощи, – ответила старуха.

– То есть?

– Ты знаешь, что я имею в виду, мальчик. Попроси помощи у тех, с кем разговариваешь, когда бродишь по ночам.

Шэду показалось, что его огрели ледорубом.

– Что вы об этом знаете, М’эм?

– Я знаю, что у тебя талант. Решимость разозлить их еще сильнее, чем уже есть. Ах да. Возможно, тебе хватит сил на время их успокоить. Обратись к тем, кто навещает тебя, Шэд Дженкинс. Может, они помогут.

Между ними повисло тяжелое молчание, но ни один не отвел взгляда. Шэд отступил назад и уставился на крошечную старушку ведьму, пытаясь решить, кто же из них двоих сумасшедший. Он склонялся к тому, что оба.

– А что сказал ваш отец? На следующий день, когда вы вернулись в город.

– Он мне так ничего никогда и не сказал, а после того как солгал шерифу, вообще ни с кем больше не разговаривал. Шерифу сказал, что мама сама упала в ущелье. Боялся, все решат, что он спятил. Перестал разговаривать, перестал работать, а три года спустя попытался повеситься в сарае. Провисел там час или два, прежде чем тетя Тилли нашла его. Все еще живого. Вот каким сильным он был. Его увезли в больницу округа Энигма. Он дожил до восьмидесяти семи лет, не сказав больше никому ни слова, а после умер. Скатертью дорога, я считаю. Моего папы не стало в тот день, когда он поджал хвост на хребте. – Она снова раскурила трубку и выпустила струю дыма в сторону Шэда. – Вспоминай эту историю там, наверху, когда заглянешь во тьму.

– Я не сбегу.

– Верю тебе. Удачи, мальчик.

Взгляд Венна на миг сфокусировался. Гигант протянул руку для рукопожатия, но, прежде чем Шэд успел ее коснуться, Венн, казалось, потерял мысль и опустил руку. Повернулся к своей бабушке. Затем его лицо опять прояснилось, он оглянулся, сказал:

– Пока, Шэд Дженкинс, – и повез старуху прочь.

Когда судьба к тебе благосклонна, пусть даже на мгновение, можно ощутить, как она приближается и до встречи остается не больше половины пути. Судьба бесплотна, у нее нет направления, но ее напор способен указать тебе верный курс, подхватить, точно река сухое дерево.

Шэд вернулся к «Мустангу», оттер стекло, как смог, и повернул ключ зажигания. Двигатель загудел. Он звучал так, будто проголодался после аварии и был готов съесть Шэда или кого-нибудь еще.

Шэд приближался к дому па, чувствуя, как на него туманом опускается отцовская печаль. А Нытик, узнав знакомые места, завилял хвостом.

Па опять играл сам с собой в шахматы, солнечный свет заливал его золотой лавиной. Па три дня не брился – это означало, что он по-прежнему плохо спал. Но, по крайней мере, дробовика нигде не было видно. Возможно, отец перестал бояться угроз Зика Хестера или наконец принял правду о том, что Зик никогда не представлял реальной опасности.

Шэд вылез из машины, с заднего сиденья сорвался Нытик и взбежал на крыльцо.

Шэд сделал два шага и замер, почувствовав, что горы снова думают о нем. Огорченные и озлобленные, они поворачиваются, чтобы обрушиться на него.

В этот раз все было еще хуже. Движение, сокрытое за вращением мира, надвигалось и почти настигло его, прежде чем он успел заметить.

Не хватило бдительности. Слишком долго тянул. Кто-то приближался к нему крадучись, со спины. Пот выступил на лице Шэда, ему пришлось ухватиться за перила, чтобы не упасть.

Неясная фигура, знавшая, что он ее заметил, встала позади и позволила наблюдать за собой секунду, а после удалилась. Неуверенно, словно почти решилась заговорить с ним.

Не хотелось падать на землю и пугать отца, но Шэд видел, как его собственная рука сделалась пепельной, а вены – такими черными, точно его отравили. Он осознал, что сидит на нижней ступеньке крыльца.

Па вылез из кресла-качалки и воскликнул:

– Сынок? Ты заболел? Ранен? С друзьями напился?

Это дало шанс оправдаться. Шэд улыбнулся, надеясь, что выглядит смущенным.

– Наверное, перебрал с Джейком Хэпгудом.

– Всё в порядке, ты заслужил небольшую передышку после всех испытаний. Если тебя тошнит, повернись к сорнякам.

На каменном лице отца появилось заботливое выражение, словно он был рад, что у него остался хоть кто-то, в ком можно души не чаять. Сильные руки подхватили Шэда и поставили на ноги. Тот не сопротивлялся и, на миг прижавшись щекой к отцовской груди, слушал биение могучего сердца, эту яростную силу жизни.

Бревенчатый дом, который был не привлекательней могилы, манил внутрь, и Шэд с легкостью поддался. Когда он переступал порог, из темной глубины его прежней спальни махнула рукой Меган.

Па положил его на диван, как сделал много лет назад, когда у Шэда случилась лихорадка. Мег тогда принесла из кухни миску супа и кормила брата, пока тот трясся на жестких подушках. Па вечно недокладывал в них вату и перья, потому что ему нравилось чувствовать спиной струганое дерево.

– Время пришло, да?

– Думаю, да, – ответил Шэд.

– Слышал, ты расспрашивал о дальних горах. О Фарисее и хребте Ионы. Многих взбудоражил. – Грубые черты лица рассекла улыбка. – Но ты опять заставил Лощину гудеть.

Шэд ждал.

– Пойдешь туда один? – спросил па.

– Да.

– Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет.

– Не верю. – Отец казался и разозленным, и опечаленным, но сквозь все это проглядывало облегчение. У Шэда возникло внезапное, но явное впечатление, что он совсем не знает своего отца и никогда не узнает. – Иногда мне становится страшно, сынок.

– Почему?

– Не думаю, что точно знаю. Во мне просто… нарастает страх, когда я сижу на крыльце. Я беспокоюсь, что неправильно поступал со всеми своими женщинами, включая твою мать и сестру. Что мертвые не находят в Лощине покой и свои обиды не забывают. Знаю, глупо звучит, но это правда. Надеюсь только, Меган поймет, что я сделал для нее все, что мог. Поймет, как думаешь?

Шэд посмотрел на свою комнату, не подаст ли Мег знак: «да», «нет» или «может быть». Но ее рука исчезла. Шэд снова посмотрел на отца, тот пристально в него вглядывался, ожидая ответа.

– Ты сделал для всех нас все, что мог, папа, и тебе не о чем сожалеть.

Говоря это, он понимал, что заявление слишком громкое, чтобы делать его от имени других людей. Даже ради собственного отца. Па неловко заерзал, словно каркас стула был недостаточно крепким.

– Тебе надо жениться. Женись на Элфи и уезжайте куда-нибудь. На побережье, живите у океана. – Приклеенная улыбка па была такой же фальшивой, как и его слова. Шэд понял, что старик подсказывает ему выход, дает шанс сбежать от уже принятой ответственности.

В их нынешних обстоятельствах наступила безмятежность, которая не могла продлиться долго. Каким-то образом, сами того не желая, они достигли благоразумного равновесия. Шэд не мог ни подталкивать, ни тянуть отца. Любое давление свело бы этот момент на нет. Ему так много хотелось услышать от отца, но Шэд боялся, что рассказанные секреты окажутся слишком банальными, чтобы иметь сколько-нибудь реальный вес.

Даже если мужчина не знает об этом, он всегда будет частью мифов своего сына – легендой, отчаянной выдумкой, такой же, какой оставалась для Шэда мать. Чары традиций и личных историй навсегда ушли в прошлое.

Его отец вырос в Лощине, в семнадцать лет уехал и вернулся, когда ему было тридцать пять. Некоторые вопросы лучше не задавать, но не этот.

– Почему ты уехал из города? На восемнадцать лет. Ты никогда не говорил.

– Что? – произнес па с ужасом в глазах.

Все они постоянно переспрашивают. Им нужно получить лишнюю секунду, чтобы подобрать возражения, придумать ложь и найти щель, в которую можно забиться.

Шэд позволил своему вопросу повиснуть в воздухе.

– Ты же на самом деле не об этом спрашиваешь. Ты хочешь знать, почему я вернулся сюда.

– Да.

Отец нахмурился и уставился сначала на Шэда, потом на пса и, наконец, снова на комнату Меган, будто решение проблем его жизни лежало где-то посередине.

– Мне не было смысла оставаться в других местах.

– Почему?

– Потому что, куда бы ни шел, я всегда нес с собой Лощину. Она слишком глубоко засела в моем сердце и в моем образе жизни. Поэтому я вернулся. Вот и все.

Теперь Шэд лишился последнего угла, куда можно было бы спрятаться. Это место имело над ним власть, проникло ему в кровь.

Ярость словно вцепилась в его спину, обвилась вокруг горла, сдавила. Слова прозвучали жалким шепотом:

– Келли Энсон сказала, что Меган могла быть влюблена.

– В кого?

– Об этом я тебя и спрашиваю. – Мышцы Шэда напряглись. Наконец он сорвался с места на грани истерики, каждый нерв взбунтовался. – Ты должен был это заметить!

– Заметить что?

– Перестань заставлять меня повторять одно и то же!

– Я ничего особенного не замечал. Вокруг нее никогда не крутились парни. Она ни разу и словом не обмолвилась мне ни о чем подобном.

– Под конец ты все-таки обратил на нее внимание?

– Не вешай это на меня, сынок.

– Или что?

Мощный кулак отца прижался к груди Шэда. Возможно, оба они искали ссоры, становились первобытными, как бывает, когда твоей ненависти некуда деваться, кроме как обрушиться на собственную плоть и кровь. Но глаза отца оставались ясными, печальными и ласковыми, и гнев Шэда испарился.

Так близко – еще немного, и он заплакал бы в объятиях старика, выпуская на волю все, что было заперто внутри.

Шэд отстранился и отошел в другой конец комнаты.

– По словам Келли, Мег считала, будто в нее кто-то влюблен. И возможно, придет за ней.

– Это был тот самый Зик Хестер?

– По ее словам, нет. Она сказала, Зик держался на расстоянии.

– Ты, должно быть, поспорил с ней об этом, судя по тому, что сделал с ним на днях.

– Я не был против драки, но не искал ее. Зик сам набросился на меня, а я его уложил. Но не думаю, что после той первой ссоры он создавал Меган проблемы.

– Тогда не знаю, кто это мог быть. Думаешь, я бы не заметил чего-то подобного? Думаешь, что я тебе лгу?

Отец подыгрывал ему, начиная с телефонного звонка в тюрьму. «Твою сестру убили. Возвращайся домой, прежде чем начнешь жить своей жизнью». Па было нужно, чтобы он послушался и довел дело до конца, потому что Карл Дженкинс не способен был сделать это сам.

Шэд не особо возражал. Это скорее было связано с преданностью па дочери и верой в сына, чем с желанием отомстить или довести дело до развязки. Возможно, в какой-то степени это должно было стать подарком.

– Почему ты так боишься тех мест? – спросил Шэд. Он был бестолковым детективом. В конце концов все сводилось к тому, чтобы задавать одни и те же вопросы и надеяться, что кто-то его пожалеет и даст прямой ответ.

– Мы всегда были такими. Твоя мама тоже. Я толком не знаю почему, просто так было всегда.

– М’эм Лувелл…

– Догадываюсь, что она тебе рассказала. Она думает, что ее родных украли призраки и злые духи. Я не говорю, что она ошибается. Все, что ты слышишь о том месте, может оказаться так же правдиво, как закат, – вот в чем дело. Это плохая дорога. Чего еще ждать, если там оставляли умирать бедных больных людей? Там, наверху, смерть. – Взгляд темных, как сланец, глаз па упал на Шэда. – Ты слышишь меня, когда хочешь, так что послушай сейчас. Если тебе придется отнять чью-то жизнь, чтобы спасти свою, то отнимай.

Шэд вздернул подбородок.

– Па?

– Слушайся отца и не перечь. Я горжусь тобой, сынок. Всегда гордился. Ты справляешься со своей ношей лучше, чем я хоть когда-нибудь справлялся со своей. – Он встал и отошел в тень дома. – Переночуй в своей старой комнате. Как у любого из нас, у тебя есть причины поступать так, а не иначе. Мои духи иногда посещают меня во сне. Может, этой ночью ты тоже вспомнишь какие-то из своих.

На рассвете Шэд поднялся с кресла на крыльце. Снаружи он почему-то чувствовал себя ближе к Меган. Здесь можно было смотреть в ночное небо и на дорогу, которая вела к могиле сестры.

Вспомнив, что Дейв Фокс говорил о полосатых гремучниках, Шэд отыскал в шкафу свои сапоги. Он услышал, как проснулся отец, но из спальни тот не вышел.

Когда Шэд отъезжал от дома, Нытик вприпрыжку побежал за машиной. Возможно, стоило взять в горы собаку, пусть даже щенка, но Шэд боялся, что с приближением беды тот может пострадать, и не хотел быть в этом виноват. Того, кто рядом, нужно оберегать, даже если это всего лишь пес.

Шэд подъехал к спускавшейся с холма, освещенного лучами рассветного солнца, тени от надгробия матери.

Охваченный неудержимым порывом, он замедлил ход и припарковался прямо на пути тени. Повернулся и посмотрел на пустынное поле, где были могилы мамы и Мег.

В который раз стараясь вернуть хладнокровие, Шэд закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Он должен был следовать за водоворотом, снова найти нарастающий поток. Шэд искал в темноте признаки присутствия сестры, изо всех сил прислушивался, пытаясь различить хоть какой-нибудь шепот в голове.

Кровь застучала в ушах, сердце, принимая новый ритм, замедлилось, будто билось на холостом ходу.

Конечно, так ты растворяешься и рассеиваешься.

Только когда перед глазами вспыхнули синие пятна, он понял, что задержал дыхание. Пот струился по шее и скапливался на воротнике, пока Шэд старался глубже погрузиться в себя. Спокойствие возвращалось, коварное, льстивое и невидимое. Поток с ревом увлекал его вниз по течению.

Шэд не позволял себе дышать, пока не услышал то самое слово.

«Иона».

Он судорожно вдохнул и откинулся на сиденье. Высунул голову наружу, позволяя шуму ветра наполнить уши. Капли пота упали на землю.

Иногда приходится почти умереть, чтобы сделать следующий шаг по пути, который тебе предстоит пройти.

«Ничего не изменилось, кроме того, что Мег умерла», – напомнил себе Шэд, чувствуя сладкое воодушевление, которое придавала ему ярость.

Он завел «Мустанг» и направился к Евангельской тропе, зная, что его враг – будь то горы, призраки или кто-то, спрятавшийся там и тоже жаждущий крови, – ждет и ухмыляется, подталкивает его вперед, чтобы наконец встретиться и смешать их неудачи в новое адское варево.