Кровавые сны вернулись, багровые и раскаленные.

В тюрьме они часто посещали Шэда. Он просыпался и обнаруживал себя голым, стоящим у решетки. Весь тюремный блок бодрствовал, но лишь молча глядел в полумрак. Даже арийцы и кореша не произносили ни слова. Джеффи О’Рурк утыкался лицом в подушку, забивался в угол койки и притворялся спящим.

Шэд так и не узнал, что говорил или делал, пока ходил во сне. Никто ему об этом не рассказывал, и какое-то время его сторонились. А мусульмане не оставляли попыток обратить его в свою веру, хоть он и был белым, заявляли, что у Мухаммеда и Аллаха есть на него планы.

Итак, это снова началось.

Он моргнул и понял, что стоит на заднем дворе миссис Райерсон и смотрит в светлеющее небо. Было примерно пять утра, судя по фиолетовому оттенку рассвета. Сквозь заросли доносился гул грузовиков, проносившихся по шоссе.

Шэд ждал, надеясь понять причину, по которой оказался здесь. В одной футболке и спортивных штанах. Он замерз. Ветер наполнял кроны деревьев над головой, ясени и дубы поводили плечами, листья слетали ему на колени. Трепавший заросли ветер заставлял Шэда поворачиваться то в одну, то в другую сторону. Его руки были разведены и развернуты ладонями вверх. Колени согнулись в готовности побежать или отскочить. Лучше и не придумаешь, когда не знаешь, с какой стороны нападут.

Если он кому-то нужен, он здесь. За ним по-прежнему наблюдали, его рассматривали, о нем размышляли. Он ощущал в ночи некоторую тревогу, но не был уверен, свою ли собственную.

Шэду захотелось заговорить, но он сдержался. Чем больше говоришь, тем сильнее враг. Вообрази семидесятилетнюю женщину, которая вылезает из постели, спускается по лестнице, проходит через кухню и с грохотом открывает сетчатую дверь, держа в руках чугунную сковородку.

Как будто у него мало забот.

Ноги онемели, по коже побежали мурашки. Он отступал шаг за шагом, гадая, сможет ли этим заставить горы сделать ответный ход.

Возможно, сработало. Шэд хотел вернуться в дом, но внезапно почувствовал себя ужасно уставшим. Конечности охватила странная слабость. Он ссутулился и присел под елью, а когда почувствовал себя бодрее, встал и направился обратно к дому. И почти у самой двери понял, что его тело осталось позади.

Шэд вернулся к дереву, а там его ждали мать и дьявол, оба они запыхались.

– Шэд?

Мама снова начала звать, словно его или ее самой там не было. Что будет, если он не ответит? Есть ли у него выбор? Уйдет ли она, наконец?

Рядом с ней стоял Ашторет, произошедший от древней финикийской богини плодородия Астарты, которая в своем мужском воплощении была учителем наук, хранителем тайн прошлого и будущего. Великим герцогом ада, командующим сорока легионами, одним из верховных демонов.

Ашторет ласково улыбнулся сквозь покрывавшие его лицо жуткие шрамы. Шэду потребовалась секунда, чтобы вспомнить, где он видел дьявола раньше.

Татуировка на крестце Глайд Лувелл.

– Ну вот, – сказал Шэд.

Мама пыталась вслепую его нащупать. Красный дьявол отошел от нее и присел на корточки перед телом Шэда, которое по-прежнему лежало под деревом, выдохнул ему в лицо и что-то зашептал на ухо. Ашторет почти с раскаянием взглянул на приближавшегося Шэда, быстро договорил и встал.

Затем дьявол, одетый в лучший костюм начальника тюрьмы, шагнул вперед и поправил узел шелкового галстука. Шэд подумал, что стоит схватить мать и покончить со всем этим прямо сейчас. Проснуться, повернуться в сторону и отхаркаться кровью.

Ашторет заговорил голосом отца.

– Она хочет предупредить тебя.

– Она всегда так делает.

– Ты должен выслушать.

– Сомневаюсь.

Но в этом был еще один его недостаток. Шэд лелеял надежду, что призрак матери, которую он никогда не встречал, на самом деле ищет его и любит в своей нелепой манере. От мамы тебе никогда не освободиться.

Она блуждала среди зарослей, запутываясь в камфорных лаврах, кленах и акации. Медленно осознала, где стоит сын, оглянулась и протянула одну руку дьяволу, а другую – Шэду. Тот потер морщины на лбу и вздохнул. Мать уставилась куда-то ему за спину и произнесла:

– Сын?

– Я здесь, мама.

– Сынок?

– Я рядом с тобой. Я всегда рядом с тобой.

– Шэд?

– Да.

– О, привет.

– Привет, мама.

Ашторет сказал:

– Подойди ближе. Она хочет, чтобы ты подошел ближе.

– Умолкни, ты.

Дьявол Глайд Лувелл изобразил на лице разочарование:

– Поверь, ты хочешь услышать то, что я скажу.

– Правда?

Внезапно пришло осознание, все стало яснее и разумнее, будто он уже много раз читал об этом.

Вдохновитель одержимости демонами, особенно известный по делу монахинь французского городка Луден. В шестнадцатом веке они обвинили отца Урбена Грандье в нечестивых и порочных деяниях. После жестоких пыток Грандье сломанными руками написал признание и был сожжен на костре за общение с сатаной.

«Так вот какое руководство я получаю», – подумал Шэд.

Мать грустно улыбнулась, словно тоже хотела, чтобы все это закончилось как можно скорее. Хотела вцепиться в него, чтобы Шэд проснулся, продолжил жить своей жизнью и позволил ей вернуться в могилу. В этот раз он, казалось, интересовал ее еще меньше, чем несколько ночей назад.

– Шэд? Послушай, сынок.

– Ш-ш-ш, мама, я хочу поговорить с твоим спутником.

– Сын? Мне нужно сказать тебе… Держись подальше от дороги. – Пытаясь найти его, она двинулась не в ту сторону, и ее черты исказило смятение.

Шэд подумал: «Какого черта!», схватил Ашторета за галстук и дернул к себе.

– У тебя есть то, что действительно мне поможет, или нет?

– Есть. Я здесь лишь для того, чтобы доставить к тебе друга.

Это остановило Шэда.

– Какого друга?

– Того, кого тебе не хватало.

Дьявол исчез, и тут же неподалеку появился Джеффи О’Рурк в костюме от Армани. Во взгляде Джеффи светилось что-то новое, чего не было в тюрьме, а улыбка у него стала понимающей и немного задиристой. Убийство любовника придало ему уверенности.

– Куда ты девался? – спросил Шэд.

– Бродил там и сям, – ответил тот, приблизившись на шаг. Шелковый костюм за три тысячи долларов слегка зашелестел. Шэд заметил на руках Джеффи то ли засохшую кровь, то ли краску, она забилась под обкусанные ногти. – Много времени провел на пляжах, писал морские пейзажи.

– Как начальник тюрьмы.

– Да, совсем как он. Он всегда говорил, что это успокаивает, но мне так не кажется.

– Тогда тебе, наверное, лучше бросить.

– Подожду еще немного. Может, просто нужно время.

– Может, и так.

Джеффи хмуро усмехнулся, будто был рад оказаться здесь и прибыл как раз вовремя.

– Дженкинс, я понимаю, что этот город – дыра дырой, но хочешь сказать, что ты на самом деле вот так здесь ходишь? Без обуви и пальто. Ты молодой, но не тянешь на Гека Финна.

Медленно разгорающийся в затылке жар снова дал о себе знать. Этот жар никогда его не покидал – он был такой же частью Шэда, как биение сердца, – но забывался, пока не превращался в бушующее пламя. Он становился все сильнее, но пока был не слишком болезненным. Шэд посмотрел под ель и не увидел своего тела. Теперь он не был уверен, спит или бодрствует.

– Держись подальше от леса, – сказал Джеффи. – Во тьме обитают змеи.

– Господи, люди, вы со всеми этими предупреждениями о гребаном лесе. – Шэд почувствовал, что начинает поддаваться. – Ты говоришь о змеиных проповедниках? Об общине в горах? Кто-то из них убил Меган? Неужели ее сердце остановилось из-за яда гремучей змеи?

– Откуда мне знать? Я никогда раньше тут не был.

– Тогда зачем явился?

– Ты сам этого захотел.

Слегка сутулый Джеффи держался теперь развязно – еще одна черта, перенятая у начальника тюрьмы. Он нарочито ухмыльнулся и захихикал, стоя так, словно в нем было двенадцать футов роста, на лице его отражалась сила. У Шэда напряглись плечи, когда Джеффи протянул руку и коснулся его шеи. Красные пятна скользили по коже бывшего сокамерника. Куда ни взглянешь, везде можно найти чертовы символы.

– Ты должен это отпустить. Ты стараешься не из благих побуждений.

– Да неужели? – спросил Шэд. Ярость проникала все глубже, разжигала огонь под кожей, заставляла сердце биться быстрее. – Я собираюсь выяснить, что случилось с Мег.

– Нет, – сказал Джеффи О’Рурк с непривычным весельем в глазах. – Не думаю, что ты это собираешься сделать. Не совсем это.

Когда теряешь хладнокровие, изо всех сил стараешься его изобразить. Джеффи продолжал играть на нервах, как иногда делал в тюрьме. Мертвые кленовые листья танцевали вокруг их лодыжек и уносились прочь по широкой лужайке, гонимые утренними ветрами, которые вырывались из зарослей и исчезали обратно.

– Весело тебе на воле? – спросил Шэд.

– Не так сильно, как ты думаешь.

– То, что ты беглый преступник, может испортить настроение.

– Не особо, на самом деле. ФБР никогда меня не выследит. Эти придурки бо́льшую часть времени спотыкаются друг о друга и вляпываются в еще большее дерьмо, чем весь блок «С», вместе взятый. Машина работает против самой себя. Я почти год был шестнадцатым в списке самых разыскиваемых. А ко мне ни разу даже близко не подобрались.

– Так в чем же проблема? – с искренним любопытством спросил Шэд.

Наконец наружу просочилось немного от прежнего Джеффи. Разбитое сердце отразилось на его влюбленном, но страдающем лице.

– Я скучаю по нему.

– По начальнику тюрьмы?

– Да. Без него все иначе.

– Но, похоже, деньги у тебя водятся.

– У меня было припрятано. Хотя даже с наличными в моей жизни нет… смысла, если ты сможешь поверить в такое дерьмо.

– Понятно.

Мутно-оранжевой дымкой забрезжил над горами рассвет, и двор миссис Райерсон начал обретать более ясные очертания.

– Ты мертв? – спросил Шэд.

– Черт возьми, нет. Я взял себе фамилию Прескотт Пламбер и неплохо устроился в Восточном Голливуде. Забочусь об Альберте Херрине. Раньше он был режиссером. Довольно популярным в пятидесятые, снял кучу фильмов о войне, парочка стала хитами. В шестидесятые он снимал кино о байкерах и наживался на рынке кинотеатров под открытым небом, когда тот разросся. Я вложил деньги в продюсерскую компанию, купил права на DVD, и мы сколотили целое состояние. Теперь ему семьдесят восемь, и у него по-прежнему нет проблем с этим делом.

– Преимущества праведной жизни, – сказал Шэд, немного удивленный прозвучавшей в его голосе горечи.

– Что весьма подозрительно. – Джеффи поправил узел галстука тем же жестом, что и Ашторет. Так же всегда делал начальник тюрьмы. – Не поднимайся на хребет. Удача может тебе изменить. Есть вещи, в которые ты не поверишь.

– Так расскажи мне.

– Не могу. Понятия не имею, что там такое.

Никогда точно не знаешь, что в твоей голове, а что за ее пределами.

– Я должен довести дело до конца.

– А может, она этого не хотела. Твоя сестра. Ты когда-нибудь задумывался об этом?

– Нет.

На лицо Джеффи вернулась сальная ухмылка.

– Ты ведь знаешь, что, скорее всего, сошел с ума?

– Конечно, – ответил Шэд. – Но, наверное, это меня и поддерживает.

– Да, но все же то, что я тебе сказал, – правда. Можешь проверить.

– Нет необходимости.

Перевозчики виски начинали рано, визг их моторов разносился над грунтовыми дорогами и летел к шоссе. Ветерок доносил запах самогона.

Самодовольство в глазах Джеффи сделалось отталкивающим и более смелым, а когда он улыбнулся, его рот был полон крови.

– Хочешь знать, что ты обычно кричал по ночам?

– Нет.

Обливаясь потом, Шэд развернулся, чтобы пойти к дому, и услышал в подлеске пьяный хохот. Он продрался сквозь заросли и увидел Бекку Дадлоу и Хубера Лувелла. Сгорбившись и склонившись друг к другу, они сидели на пне и распивали виски из одной бутылки. Заметив Шэда, они вскинули головы и ухмыльнулись.

Хубер поднял на него блестящие красные глаза, беззубая улыбка придавала его лицу простодушное выражение. Некоторые считали Хубера умственно отсталым, а потому никогда не приближались и старались держаться противоположной стороны улицы. Он был настолько одутловатым, что его смуглая кожа, казалось, готова была лопнуть в любую секунду.

Злобный оскал и враждебные соски Бекки нацелились на Шэда, и тот почувствовал себя как в детстве, когда сидел на ее уроках Библии, не зная правильной главы и стиха. Над верхней губой Бекки белело пятнышко кокаина.

Потребовалась минута, чтобы Хубер прочистил мозги и заговорил. Это явно давалось ему с трудом, и Шэд гадал, зачем тот вообще старается.

Черные десны раздвинулись, кончик языка скользнул из стороны в сторону.

– Мои соболезнования, – произнес Хубер.

– Спасибо.

– Не мог уснуть?

– Думаю, я спал.

– Лунатишь, да? Ноги коварные.

– Бывает.

– У меня тоже, иногда. – Хубер не мог полностью открыть глаза, но его голос звучал трезво и разумно. – Некоторые из нас слышат зов, на который должны ответить.

Бекка Дадлоу кивнула так, словно ей сухожилия на шее перерезали. Ее губы задрожали, будто она хотела что-то сказать, но затем жена проповедника снова закрыла рот. Медленным, отработанным движением она соскользнула с пня, свернулась калачиком на траве и захрапела.

– Тебе не холодно? – спросил Хубер.

Стоило Шэду об этом задуматься, он начал дрожать.

– Да. Ты слышал, как я недавно разговаривал?

– Нет.

– Чувствуешь запах краски?

– Краски? – Хубер фыркнул. Его ноздри были забиты грязью и кокаином. – Нет.

– А крови?

– Черт, тебе, должно быть, жуть снилась.

Или что-то еще. Шэд по-прежнему чувствовал на шее липкое прикосновение Джеффи О’Рурка, но теперь не видел на коже никаких красных пятен. Его трясло все сильнее, и он направился к задней двери пансиона.

Шэд прошел мимо телефона в холле. На миг он задумался, не выяснить ли в справочной номер Альберта Херрина в Восточном Голливуде. Можно было бы позвонить и спросить Прескотта Пламбера. Но что, черт возьми, он будет делать, если Джеффи ответит.