Глава 7

Беспринципная нажива

Гюнтер Квандт – производитель оружия в гитлеровском рейхе

Уинстон Черчилль, бесстрашный британский премьер-министр, утверждал после Второй мировой войны: «Единственное, что меня действительно пугало, – это немецкие подводные лодки». Именно к ним Гюнтер Квандт имел непосредственное отношение.

Концерн AFA являлся производителем батарей всех видов, что, на первый взгляд, кажется не связанным с оружием. Однако продукция, производимая предприятием, во время войны применялась во многих областях. Использовались батареи для стартеров, для армейских автомобилей и даже для настольных ламп. Но самым важным, чрезвычайно важным для ведения войны продуктом AFA были аккумуляторы для подводных лодок.

Чтобы понять это, необходимо знать устройство подводных лодок того времени. Они приводились в движение как с помощью дизельного двигателя, так и с помощью электрического. При надводном плавании работал дизельный двигатель, однако под водой ему не хватало воздуха. Поэтому при погружении подлодку переключали на электродвигатели. Электродвигатели питались от огромных аккумуляторов, располагавшихся прямо под полом внутренних отсеков. От качества и мощности этих аккумуляторов зависело то, как долго лодка может оставаться под водой, и, соответственно, ее дальность. Когда аккумуляторы садились, лодка должна была всплыть, чтобы они зарядились при помощи дизель-генераторов.

К концу войны создатели немецких подводных лодок внесли в эту конструкцию одно решающее изменение. Лодки снабдили двухканальным шноркелем, с помощью которого из дизельного двигателя удалялись выхлопные газы, а свежий воздух, наоборот, поступал к нему. Благодаря этому лодкам не нужно было больше всплывать на поверхность, чтобы зарядить аккумуляторы. Достаточно было находиться на перископной глубине, чтобы головка трубки оказалась на поверхности. Это изобретение означало большую скрытность и безопасность экипажа.

Война, которую вели с помощью подводных лодок, была войной экономической. Ее первоначальной целью являлась не борьба против вражеских кораблей, а уничтожение торговых судов. В августе 1940 года Третий рейх объявил блокаду Британских островов. Любой корабль, направлявшийся в Англию, уничтожался. Британцы пытались защититься, снабжая торговые и грузовые суда конвоем из эсминцев, корветов и канонерских лодок. Однако такой защиты было недостаточно.

В 1940 и 1941 годах флот «вождя подводных лодок» Карла Деница топил один корабль за другим, все сильнее изолируя Великобританию. Черчилль заявил о необходимости выиграть битву за Атлантику. Однако положение Великобритании осложнилось тем, что немецкие подлодки начали использовать тактику группового нападения, чтобы устранять охрану грузовых судов. В период с марта по май 1941 года в Атлантике было потоплено 142 корабля. В ноябре британцы также понесли тяжелые потери из-за нападений немецких подлодок в Средиземном море.

Битва за Атлантику велась не только на море, но и на предприятиях производителей оружия, и Гюнтер Квандт играл в ней немаловажную роль. Главный завод AFA в Хагене производил батареи для подводных лодок. Кроме того, у концерна появилась новая стратегически важная фабрика в Ганновере. Ее строительством Квандт руководил лично.

В 1936 году концерн AFA получил от города Ганновер участок площадью в 850 000 квадратных метров. Участок имел прекрасное сообщение. Средненемецкий канал и железная дорога проходили вдоль всей территории завода. Кроме того, в 1938 году была торжественно открыта трасса Ганновер – Бад-Ненндорф. За короткое время специалисты спроектировали и построили новую фабрику, которая не только соответствовала передовым техническим стандартам производства аккумуляторов, но и обеспечивала возможность полностью рационализировать производство. «Я долго и упорно работал над чертежами», – писал Квандт в своих мемуарах.

Когда гитлеровский вермахт захватил Польшу, фабрика в Ганновере еще строилась, а строительного материала не хватало. Однако после первых впечатляющих успехов немецких подлодок в борьбе с британскими торговыми судами строительство новой фабрики AFA приобрело наивысший приоритет. Поэтому в 1940 году проект был передан в ведение военно-морского флота. Строительство значительно ускорилось, и уже в ноябре на заводе было налажено крупное промышленное производство батарей для подводных лодок.

На Международной автомобильной выставке 1938 года. Представитель AFA рассказывает фюреру об автомобильных аккумуляторах. Гюнтер Квандт (слева) наблюдает. На заднем плане (в очках) Герберт Квандт

В это время в центральном офисе концерна в Берлине держатель большинства акций Гюнтер Квандт забрал себе все оставшиеся бразды правления. В 1938 году Квандт сменил должность, став председателем правления компании. Таким образом, теперь он взял на себя все оперативное управление. А за год до этого промышленника провозгласили Руководителем военной экономики за заслуги в перевооружении страны. Этот национал-социалистический титул Квандт получил по праву, ведь его деятельность полностью соответствовала ожиданиям правителей. В газете Геббельса Das Reich в 1941 году появилась песня в честь главного оружейника Германии Гюнтера Квандта. В ней были такие строчки: «Сукно на шинели, аккумуляторы и сухие батареи, оружие, патроны, легкие сплавы; тот, кто все это производит, – настоящий Руководитель военной экономики».

Между тем война подводных лодок в мировом океане шла полным ходом. 8 декабря 1941 года в мировую войну вступили Соединенные Штаты. В следующем году немцы сконцентрировались на борьбе против американских судов. В ходе операции «Паукеншлаг», известной также как морская война с США, за несколько месяцев было потоплено 400 кораблей. Немецкие подлодки караулили в Карибском море танкеры, шедшие с нефтеперевалочных баз в Венесуэле и Мексике.

«Из всех напастей подлодки были самой худшей», – писал Уинстон Черчилль позднее в своих мемуарах о Второй мировой войне. То, насколько разрушительной для союзников стала первая фаза морской войны, показывает соотношение потерь. За первые семь месяцев 1942 года они лишились кораблей суммарным водоизмещением более трех миллионов тонн, из них 181 судно принадлежало Британии. При этом неприятель потерял лишь 14 подлодок.

В 1942 году немецкая военная машина работала на всех парах: в период с января по октябрь число субмарин, участвовавших в боевых походах, удвоилось. Количество подводных лодок росло настолько быстро, что военно-морской флот едва ли успевал создавать новые команды. До конца 1942 года немцы топили торговые корабли союзников быстрее, чем их верфи успевали выпустить новые.

Атлантика была одним из самых важных театров боевых действий Второй мировой войны. Если бы союзники проиграли гитлеровскому флоту, война для них, вероятно, была бы проиграна, поскольку Великобритания, во-первых, являлась базой для нападения на Германию с воздуха, а во-вторых, исходной точкой вторжения, запланированного союзниками. После вступления в войну Советского Союза немцы стремились воспрепятствовать американцам и британцам, которые понимали, что победить Гитлера можно, лишь оказывая поддержку русским через морские порты в Мурманске, Архангельске и Персидском заливе.

Фюрер и высшее военное руководство вермахта, со своей стороны, также придавали подводным лодкам большое значение. Летом 1942 года немецкая группа армий «Зюд» застряла под Сталинградом, уничтожив надежду на быструю победу на континенте. В этой связи война на море вновь вышла на первый план. В 1943 году цифры программы по постройке подводных лодок выросли еще на четверть. С весны 1943 года немецкий кригсмарине имел на вооружении 235 субмарин – больше, чем когда-либо до этого. Нападающая сторона показывала впечатляющие успехи. В самой большой битве за всю войну три группы немецких подлодок потопили 21 торговый корабль противника.

Но затем все резко переменилось. Британцы и американцы стали выслеживать и топить немецкие подводные лодки, объединив силы корветов, фрегатов и эсминцев. Грузовые корабли все чаще сопровождали авианосцы. Военно-морские самолеты летали на разведку по маршруту, которым шел караван, выявляли местоположение поджидающих его подводных лодок и уничтожали их. Охотники все чаще становились жертвами. Союзникам помогло также то, что британцам удалось расшифровать код немецкой шифровальной машины «Энигма», благодаря чему они могли читать вражеские сообщения, в том числе и донесения подводных лодок. Гросс-адмирал Дениц 24 мая 1943 года был вынужден увести фашистский флот из Северной Атлантики, дабы окончательно не потерять его.

Одной из причин роста числа потерь оказались технические недостатки подводных лодок. Из-за невысокой мощности батарей под водой они передвигались очень медленно. К тому же союзникам к тому времени удалось настолько развить сеть воздушного наблюдения, что они без труда обнаруживали всплывшие для зарядки батарей подлодки и уничтожали их.

Летом 1943 года транспортный путь между США и Великобританией стал таким безопасным, каким не был с самого начала войны. Для все большего количества немецких солдат подлодки становились братскими могилами на морском дне. В январе 1944 года Дениц заявил: «Противник достиг успеха в области разведки. Однако придет день, когда я вновь заставлю Черчилля защищаться от немецких подлодок. Поражения 1943 года не сломили флот. Напротив, они сделали наш дух только сильнее. 1944 год будет успешным, хотя и сложным. Новые подлодки сумеют отрезать Великобританию от остального мира».

Слова Деница осветили ту работу, которой немецкие военные предприятия занимались уже в течение долгого времени: готовились новые типы субмарин. Они отличались более высокой скоростью под водой и более широким радиусом поражения. Дениц с восторгом сообщал Гитлеру, что на таких субмаринах можно добраться из Европы до Японии, не всплывая.

В разработке новых типов подводных лодок первую скрипку играл концерн AFA, поскольку они требовали более мощных аккумуляторов: на подлодке типа XXI они весили не менее 236 тонн. Под конец войны объемы выпуска подводных лодок достигли своего апогея, и темпы производства на заводе AFA в Ганновере также били все рекорды.

Тем не менее новые подлодки во Второй мировой войне сыграть сколь-либо значимой роли не успели. Из 350 субмарин, которые должны были поступить на вооружение вермахта в 1945 году, были готовы лишь несколько. Треть лодок была уничтожена еще на верфях.

Если бы немецкому кригсмарине удалось тогда заблокировать торговый путь через Атлантику, высадка союзников в Нормандии, скорее всего, не состоялась бы. Крупнейшая десантная операция в истории – переправка самого большого арсенала оружия и самого большого количества солдат, – благодаря которой удалось открыть Западный фронт и приблизить победу, оказалась бы невозможной.

После того как союзники высадились на континент, нацистский режим начал готовить новое коварное орудие.

16 декабря 1944 года на кинотеатр в Антверпене была сброшена ракета – 14-метровый снаряд V2. При взрыве погиб 561 человек, еще 291 получил тяжелые увечья. Название орудию придумал Геббельс, а буква V означала Vergeltungswaffe (нем. «оружие возмездия»). Боеголовка ракеты содержала 975 килограммов взрывчатки. Электроника, при помощи которой она обнаружила свою цель в центре Антверпена, питалась от специальной батареи – одной из тех, что выпускала аккумуляторная фабрика Гюнтера Квандта.

25 ноября 1944 года еще одна V2 разрушила торговый дом в лондонском районе Дептфорд. 160 человек сгорели, были убиты или оказались погребены под завалами. Два дня спустя V2 упала на перекресток в Антверпене. Погибло 128 человек.

Историк из Хагена Ральф Бланк исследовал причастность AFA к немецкой ракетной программе. Его вывод был следующим: «Как и при разработке подводных лодок и торпед, в разработке и производстве ракет концерн AFA играл ключевую роль». Согласно его исследованиям, AFA начала принимать участие в ракетной программе военного ведомства на самых ранних этапах, предположительно еще в 1937 году. Примерно 1500 ученых и техников разрабатывали новое вооружение в исследовательском центре полигона Пенемюнде на острове Узедом в Балтийском море. Этот комплекс из аэродинамических труб, лабораторий, сборочных цехов, испытательных стендов и стартовых систем являлся самой большой «кузницей» высокотехнологичного оружия в Третьем рейхе. Техническим директором центра был молодой физик Вернер фон Браун.

Разработчики тщательно спроектировали электронику, позволявшую управлять ракетами, но для нее требовались специальные аккумуляторы. В этой сфере у концерна Квандта не было конкурентов. «Если где-то в германском рейхе создавалось новое оружие с электронными компонентами, то все дороги вели разработчиков в центральный офис концерна AFA на Асканишер платц», – пишет Бланк. А из Берлина заказ обычно перенаправлялся на завод в Хагене, где располагался исследовательский центр концерна.

В 1941 году инженеры AFA получили заказ разработать специальные аккумуляторы для межконтинентальных ракет. Они должны были работать стабильно, очень мощно и супернадежно. В конце 1942 года AFA представила заказчикам первые два прототипа аккумуляторов. После того как немцы проиграли воздушную битву за Британию, создание ракет дальнего действия получило наивысший приоритет. Несмотря на бомбардировки Лондона и Ковентри в попытке подорвать промышленность страны, сломать волю британцев не удалось. И в декабре 1942 года фюрер подписал указ о начале серийного производства ракет.

Правление AFA расчитывало выпустить от 5000 до 8000 аккумуляторных блоков в 1943 году и еще 10 000 в 1944 году. Поскольку имевшегося оборудования не хватало, компания инвестировала средства в расширение парка станков. К ракетной программе присоединился завод AFA в Штёкене, Ганновер. А летом 1944 года компания открыла еще один завод в Познани. В 1944 году все три фабрики в общей сложности поставили ракетостроителям 9000 свинцовых аккумуляторов. AFA также производила источники питания для новых ракет класса «земля – воздух», которые разрабатывались в Пенемюнде. Этот реактивный снаряд, первоначально называвшийся «Водопад», длиной 8 метров мог поднимать заряд на высоту до 1500 метров, где должен был взрываться внутри неприятельского бомбардировщика.

Значение V2 к концу войны снизилось. По сравнению с бомбами, которые сбрасывали на Германию союзники, разрушительная сила этой ракеты была минимальна. В последние месяцы войны около 3000 V2 упали на территорию Великобритании и Бельгии, но лишь часть из них поразила свои цели. Тем не менее, по приблизительным оценкам, в результате погибло 12 000 человек, две трети которых – безоружные мирные жители.

Наладить столь масштабное производство оружия Германия не смогла бы без принуждения огромного числа иностранцев к труду на нацистскую военную машину. Еще до нападения Гитлера на Польшу немецкие предприятия испытывали недостаток рабочей силы. Перевооружение по желанию Гитлера не должно было проходить в ущерб гражданскому потреблению, потому рабочие коллективы всех предприятий стремительно расширялись. Безработица была полностью побеждена – чему, впрочем, способствовало и введение всеобщей воинской повинности.

Необходимость увеличения производственных показателей разбивалась о недостаток персонала. С начала войны нацистский режим использовал труд военнопленных, а также наемных работников из стран-союзниц – Италии, Испании, Венгрии и Болгарии. Когда молниеносные победы остались позади и Германия начала терпеть первые поражения в войне с Советским Союзом, проблема нехватки рабочих на военных предприятиях стала куда острее. Все больше немецких мужчин отправлялось на фронт, оставляя пробелы на «внутреннем фронте». Их можно было бы заполнить за счет русских военнопленных: немцы захватили более трех миллионов солдат Красной армии. Однако большинство из них быстро умирали в лагерях от голода и холода, либо их там попросту убивали. Тогда нацистский режим стал практиковать высылку с оккупированных территорий большей части гражданского населения и отправку их в Германию, где они должны были трудиться на военных предприятиях Третьего рейха.

Как и прочие производители оружия в условиях быстрорастущего объема заказов, Гюнтер Квандт скоро ощутил нехватку рабочей силы. Летом 1940 года к производству аккумуляторов на заводе в Хагене были впервые привлечены французские военнопленные. Здесь наличие иностранцев в качестве рабочей силы не было чем-то принципиально новым: еще в годы Первой мировой войны фабрика использовала русских и французских солдат. Использование труда военнопленных, согласно международному праву, не являлось противозаконным. Солдаты даже имели право на работу в плену, правда, при этом работа не должна была наносить ущерб их здоровью или приводить к смерти.

На заводе AFA в Обершеневайде к тяжелому труду принуждали евреев, причем их изолировали от остальных работников. В одном внутреннем документе от октября 1940 года сообщалось: «С имеющимися на предприятии евреями необходимо обращаться не как с коллегами, а как с вражескими пленными, т. е. любой разговор без необходимости либо иной контакт, в том числе со стороны надзирателей, не допускается».

Осенью 1941 года в Хагене появились и первые гражданские лица с оккупированных территорий. Концерн быстро перенял практику использования подневольного труда. С начала 1943 года и до конца войны лишь на этом одном предприятии империи Квандта трудилось около 1500 человек, невольно поддерживавших немецкую военную экономику. То, откуда они прибыли, ясно отражено в документах. Согласно спискам от 7 апреля 1943 года, подготовленным отделом персонала хагенского завода AFA, в этот день на предприятии работало 475 французских военнопленных, 455 остарбайтеров, 320 французов, 176 поляков, 25 украинцев, 23 бельгийца, 22 голландца, а также несколько румын, греков и сербов.

Deutsche Waffen- und Munitionsfabriken (DWM) являлся одним из основных оружейных предприятий Третьего рейха

Региональные военные власти уделяли предприятию большое внимание, если верить записи в военном дневнике командующего вооружениями Дортмунда от мая 1943 года: «Нехватка персонала на аккумуляторной фабрике в Хагене вызывает беспокойство. После того как к концу отчетного периода прибудут дополнительные рабочие ресурсы, производство должно набрать прежний темп». В наивысшей точке производственных показателей военных предприятий (в 1944 году) на заводе AFA в Хагене работало 5800 человек. Около 40 % из них были подневольными работниками.

Дважды, в октябре 1943-го и в декабре 1944-го, предприятие пострадало от бомбежек союзников. Уже первый налет Королевских ВВС Великобритании настолько подорвал производство в Хагене, что AFA и военные власти решили перенести большую его часть на другие заводы. Теперь главными стратегическими объектами стали предприятие в Ганновере и новая фабрика в Познани, где производство было запущено как раз весной 1943 года.

Квандт лично контролировал ход строительства познанского завода и всячески способствовал его завершению. На огромное предприятие (площадь цеха составляла 42 000 квадратных метров) работало 7000 человек, в подавляющем большинстве подневольные работники.

Впрочем, предприятия Deutschen Waffen- und Munitionsfabriken выигрывали от принудительного труда еще больше, чем аккумуляторные фабрики. Число пленных, работавших на основном заводе DWM в Карлсруэ, за время войны достигло 4578 человек. Еще 803 человека трудились в этом городе на заводе Mauser, который также принадлежал DWM. В 1941 году предприятие-изготовитель оружия, в том числе противотанковых снарядов и огнеметов, обзавелось еще одной производственной площадкой в Карлсруэ. Здесь доля занятых на подневольной основе иностранцев составляла 60 % – абсолютный рекорд среди компаний, производивших вооружение.

В Карлсруэ пленников селили в разнесенные по всему городу лагеря. Барак DWM на Лессингштрассе был самым большим из всех: весной 1942 года контингент его жильцов насчитывал более 500 человек. Осенью того же года, однако, компания разбила в западной части города еще один лагерь. Там на небольшой территории разместились более 1000 поляков и русских.

От подневольных работников требовали высочайшей производительности, при этом заботились о них крайне плохо. Это подтверждается словами мясника, который выдавал подневольным работникам еду в бесплатной столовой для нуждающихся, пока это не было запрещено властями. Прежде всего туда приходили русские с оружейных фабрик Квандта, хотя они должны были получать пищу там, где работали. «Люди приходили, замученные голодом», – рассказывал повар, который из-за помощи рабочим имел проблемы с местными властями.

Принудительный труд означал не только эксплуатацию людей, но и угнетение. Если подневольные работники нарушали строгие правила поведения на предприятиях либо за их пределами, если их производительность не отвечала высоким требованиям, их в большинстве случаев отправляли в исправительно-трудовой лагерь. Такими лагерями управляли местные полициейские власти, и направление туда приравнивалось к условному сроку. Тех, кто не подчинялся правилам и там, направляли в концлагерь.

Предприятия, впрочем, были заинтересованы в том, чтобы не отдавать своих работников эсэсовцам. Скорее всего, как утверждает историк Юрген Шуланден-Кремер, именно это стало причиной появления в DWM собственного дисциплинарного отдела. Одно из писем регионального отдела занятости содержит четкое описание данной структуры. Отдел предлагал:

1. размещение в лагерях закрытого типа,

2. достаточное количество охранного персонала,

3. гарантию строгой дисциплины и порядка,

4. возможность работы в течение как минимум 12 часов.

Описывая в мемуарах данный период своего участия в военной экономике, Гюнтер Квандт умалчивает об использовании подневольного труда. Он, скорее, пытается вызвать сострадание к себе, ведь война принесла ему дополнительную работу: «Расширение предприятий повлекло за собой укрупнение рабочих коллективов. Например, в DWM число работников во время войны выросло до 150 000 человек. Такое расширение влекло за собой значительное количество дополнительной работы, особенно административной. Повсюду в управление необходимо было внедрять новые коммерческие и технические ресурсы. Специалисты знакомились с новой техникой, работников, пришедших из других отраслей, нужно было переучивать. Добавьте сюда обучение подмастерьев и социальное обеспечение. Теперь я могу сказать определенно: это было чересчур».

В 1936-м Квандт приобрел участок для строительства новой аккумуляторной фабрики в Штёкене под Ганновером. Земли было столько, что можно было построить несколько фабрик. Скорее всего, при выборе места промышленник учитывал возможность дальнейшего расширения производственных мощностей. В 1943 году участок пригодился предприятию и режиму совсем для других целей: он хорошо подходил, чтобы создать концентрационный лагерь.

Концлагерь Ганновер-Штёкен был так называемым внешним лагерем концлагеря Нойенгамме и располагался в 120 метрах от завода Квандта. В июле 1943 года из Нойенгамме в Ганновер привезли около 50 сербов, поляков и немцев. Заключенные самостоятельно возводили для себя деревянные бараки под руководством обершар-фюрера СС. Уже во время строительства эсэсовцы жестоко обходились с заключенными. Одна из жертв, выступая в прокуратуре Ганновера после войны, вспоминала, как один унтершарфюрер СС «бил деревянной палкой тех, кто, по его мнению, недостаточно быстро работал. Если рядом проходили женщины с аккумуляторного завода, он начинал вести себя с заключенными еще более жестоко, пытаясь таким образом понравиться работницам».

Судя по всему, Штёкен, в отличие от многих других концлагерей, не являлся секретным местом. Он был официально прикреплен к промышленному предприятию. Заключенные каждый день выполняли ту же работу, что свободные немецкие мужчины и женщины. Место их заключения находилось в непосредственной близости от фабрики. Многие работники AFA ежедневно проходили мимо лагеря. И они, и руководство AFA (хоть офис Гюнтера Квандта и находился в центре Берлина, так что непосредственно со страданиями заключенных он не сталкивался) с самого начала и до самого конца были в курсе творившегося беззакония.

За строительство бараков отвечала компания: это было предусмотрено договором, который AFA заключила с СС. AFA привлекла строительные организации, также работавшие на их завод, чтобы возвести фундаменты бараков и провести канализацию. Все остальные работы выполняли заключенные Штёкена, но в AFA за их ходом тщательно следили.

Привлечение к труду заключенных концлагерей стало кульминацией преступлений, которые предприятия Квандта совершили против человечества во время Второй мировой войны. При этом к 1943 году – то есть еще до того, как концлагерь был построен, – трудовой коллектив завода в Штёкене уже более чем наполовину состоял из подневольных работников. Заключенные концлагеря считались последним резервом рабочей силы системы. Их использовали только на тех предприятиях, чья продукция была наиболее востребованной.

Заключенных привозили в Штёкен эшелонами. Их число росло по мере течения войны и роста оружейной промышленности. Максимальное количество людей, одновременно содержавшихся там, составило примерно 1500 человек. Днями они работали на фабрике, а ночи проводили запертыми в концлагере. Осенью 1944 года, на пике производства предприятия под Ганновером, здесь трудились 3700 подневольных работников, не считая узников концлагеря. Вместе 5200 эксплуатируемых против 1300 немецких рабочих и служащих.

После войны ответственные лица AFA заявили британским следственным органам и государственной прокуратуре Ганновера, что концлагерь их предприятию навязали. Компания якобы сопротивлялась, пока было возможно, но затем ей пришлось принять на работу заключенных.

Как ни странно, доля правды в этом есть. Факты говорят о том, что AFA еще в 1941 году могла договориться с СС об использовании труда заключенных. Историк из Ганновера Ганс Герман Шредер изучал предысторию появления концлагеря при аккмуляторной фабрике. Согласно полученным данным, в январе 1941 года пять офицеров СС и один капитан третьего ранга из командования вооружениями Ганновера посетили руководство AFA в Ганновере, чтобы договориться о привлечении заключенных к производству. Сотрудники СС настаивали на постоянной изоляции заключенных от остальных сотрудников предприятия. Они не должны были вступать в контакт с другими подневольными работниками или немецким трудовым коллективом. Представители AFA объясняли, что подобное ограничение невозможно. В тот момент у предприятия было даже больше рук, чем требовалось, так что предложение СС руководство не особенно заинтересовало.

В 1943 году СС предприняли еще одну попытку. Руководителю службы Генриху Гиммлеру очень хотелось распространить свою власть и на оружейную промышленность. Кроме того, сдавая рабочие ресурсы в аренду промышленным предприятиям, его организация получала дополнительный доход.

В марте 1943 года AFA заключила с СС договор об использовании труда 500 заключенных. За рабочий день каждого квалифицированного рабочего AFA платила СС шесть марок, а неквалифицированного – четыре. Сами заключенные денег не получали. Также компания обязалась возвести на собственном участке лагерь для размещения заключенных и установить «различные принадлежности для пребывания, такие как кровати, соломенные матрасы, шкафы, столы, скамейки». AFA должна была позаботиться об отоплении, освещении и водоснабжении лагеря, а за питание сначала отвечала заводская столовая. Таким образом, практически весь комплекс концентрационного лагеря находился в зоне ответственности предприятия. Даже обнести территорию колючей проволокой и электроизгородью должна была компания Квандта.

СС, согласно договору, предоставляла инспектора по концентрационному лагерю. В их зоне ответственности находились одежда для заключенных, «медицинское обслуживание», а также транспортировка в рабочий лагерь и из него. С самого начала обеим сторонам договора было ясно, что значительная часть заключенных не справится с нагрузками, так что они заранее позаботились и об ожидаемых потерях: «больные заключенные, непригодные для дальнейшей работы, должны быть заменены работоспособными заключенными из КЛ Нойенгамме таким образом, чтобы их число в лагере всегда составляло 500».

Руководство AFA в Ганновере к тому времени уже обладало многолетним опытом применения подневольного труда и могло вполне точно подсчитать, каким будет потребление человеческих ресурсов в производстве аккумуляторов. В одной служебной записке Министерства вооружений, составленной после встречи с представителями компании, говорилось: «Концерн AFA сообщил, что они предполагают среднемесячную текучку кадров в размере 80 человек».

В сентябре и октябре 1943 года эсэсовцы привозили в Штёкен примерно по 500 заключенных. Такое же число было привезено на аккумуляторную фабрику летом 1944 года из другого концентрационного лагеря. Среди примерно 1500 заключенных около 200 были немцами. В их число входили не только задержанные по политическим мотивам, но и гомосексуалисты, преследуемые по религиозным убеждениям, а также преступники. Вместе с ними в бараках помещались большие группы поляков, французов, русских и бельгийцев. Некоторые заключенные были из Латвии и Эстонии, некоторых привозили из Италии и Греции. Многие французские заключенные в прошлом боролись с нацистами у себя на родине.

В концлагере также был 41 датчанин. Все они являлись бойцами Сопротивления, которые весной 1944 года попали в облаву, устроенную гестапо. Их физическое состояние было лучше, чем у других заключенных, находившихся в лагере уже долгое время. Поэтому на фабрике их отправляли на самые тяжелые работы. Датчане трудились в цеху, где отливались свинцовые пластины для аккумуляторов. Условия были варварскими. У заключенных не было защитной одежды. Немецким рабочим выдавали маски, а узникам приходилось вдыхать ядовитые пары теплой свинцовой массы. Перчатки от такой работы быстро изнашивались, однако их не меняли на новые, поэтому яд проникал в организм заключенных и через кожу. Если подневольные рабочие начинали корчиться от свинцовых колик, а это происходило достаточно часто, надзиратели насильственными методами заставляли их продолжать работу, несмотря на боль.

Узник концлагеря француз Рене Баумер запечатлел в рисунках страдания, которые люди терпели в лагере компании Квандта. На рисунке изображен человек, мучающийся свинцовыми коликами

После войны один немецкий узник рассказал, как сильно были искалечены многие его товарищи по несчастью: «Вследствие выполнения опасных работ и постоянного требования работать быстрее часто происходили несчастные случаи. Заключенные касались руками очень горячих литейных форм и получали ожоги третьей степени, из-за чего в итоге руки приходилось ампутировать». Жуткие происшествия случались и на больших смешивающих валах для резины. Не раз заключенные застревали руками в незащищенном оборудовании. В результате с конечностей «снимало мясо до кости, часто до самого плеча».

Узники работали на фабрике каждый день по 12 часов. Дневная смена начиналась в шесть утра. Людей в полосатой одежде и деревянных башмаках приводили в цеха через отдельный вход. С этой целью между лагерем и предприятием был построен так называемый «тамбур» и обнесен колючей проволокой под напряжением. На входе и выходе располагались посты СС. За производство брака заключенных жестко наказывали: один из бригадиров от AFA избивал провинившихся дубинкой или шлангом в подвале под цехом.

И все-таки на фабрике заключенные были хоть как-то защищены от насилия. Из-за большого числа свидетелей эсэсовцы сдерживались, а вот в лагере царил настоящий террор. Самым грозным садистом являлся оберштурмфюрер Герберт Грим. В число его излюбленных методов входили ночные переклички с многочасовым стоянием на улице, порки и травля собаками.

На лагерной кухне бесчинствовал психопат из числа заключенных. Он был приговорен к сроку за воровство, но вместо тюрьмы попал в лечебницу для душевнобольных. В лагере он стал капо. На кухне под его надзором работали так называемые «доходяги» – заключенные, которые были настолько физически слабы, что не могли больше работать на фабрике. Жестокий надзиратель карал их за малейшую провинность.

Опасность, однако, исходила не только от мучителей. Будучи важным оружейным предприятием, завод AFA являлся целью авиаударов союзников. Во время бомбардировок снаряды часто попадали и в бараки, находившиеся в непосредственной близости от фабрики. В октябре 1944 года жертвами взрывов стали 17 заключенных, а в ноябре погиб 41 человек. Всех их похоронили в братской могиле на территории предприятия.

Количество людей, истребленных в концентрационном лагере при аккумуляторной фабрике, точно отражено в документах. Согласно книге регистрации актов о смерти, между 1943 и 1945 годами на кладбище Зеельхорста в общей сложности было погребено 403 заключенных Штёкена. В документах также отражены восемь попыток бегства – все они закончились смертью беглецов. Казнили чаще всего выстрелом в затылок, однако в лагере имелась и виселица, которую можно было видеть даже снаружи.

Летом 1944 года заключенному Гельмуту Штанцкусу удалось бежать. Но гестапо поймало его неподалеку от родного Гданьска. Гельмута вернули обратно в Штёкен, где повесили для устрашения других заключенных. 22 февраля 1945 года здесь был также казнен поляк Владислав Зюск. Все заключенные обязаны были присутствовать.

В действительности кровавая статистика концлагеря значительно превышала официальные данные о смертности. Больных и неспособных работать заключенных отправляли обратно в Нойенгамме, где многие вскоре умирали. Как и любой лагерь СС, Штёкен следовал принципу «уничтожение через работу», изобретенному национал-социалистами. Историк Ганс Герман Шредер соотнес план питания КЛ с энергетическими потребностями заключенных, выполнявших самую тяжелую работу, и установил, что они получали лишь половину того, что требовалось их организму. Вывод историка таков: «В долгосрочной перспективе подобное питание при постоянной работе должно было привести к смерти от голода. Заключенные находились в рабском положении, вынуждены были выполнять тяжелую работу, и их смерть можно было запланировать с большой долей точности».

В 1944 году AFA использовала рабский труд и на других своих предприятиях. На фабрике во Флорисдорфе под Веной работали заключенные из концентрационного лагеря Маутхаузен. В Берлине, где располагался центральный офис концерна, AFA также сотрудничала с СС. На ее дочернем предприятии Petrix, производившем аккумуляторы в Нидершеневайде, трудились заключенные из концлагеря Заксенхаузен.

Здесь подневольными работниками напрямую занимался Герберт Квандт. Как коммерческий директор Petrix, он отвечал в том числе и за вопросы, связанные с персоналом. В конце 1944 года Квандт лично участвовал в планировании нового внешнего лагеря для заключенных в Сагане, Нижняя Силезия, куда собирались частично перенести производство аккумуляторов с целью дополнительно защитить его от авиаударов. Однако до этого дело так и не дошло. Герберт Квандт использовал подневольный труд и в личных целях. В 1942 году он приобрел имение в Ниверле, Бельгия, где проводил выходные. Здесь на него работала дюжина остарбайтеров из Польши и Украины.

В общем и целом, согласно оценкам историка Йоахима Шольтюзека, на бесчисленных предприятиях Квандта трудилось от 51 000 до 57 500 подневольных работников. То, в каких условиях они были вынуждены работать, определялось, в большинстве случаев, на нижних уровнях иерархии компании. Шольтюзек, вместе с тем, не испытывает «сомнений в том, что в конечном итоге именно высшее руководство предприятия, а вместе с ним и Гюнтер Квандт, несет ответственность за то, как на предприятии обращались с подневольными работниками».

Гюнтер Квандт принадлежал к самым активным предпринимателям Третьего рейха. Во времена нацистов он поднимал одну фабрику за другой. Durener Metallwerke пополнилась производственной площадкой в мекленбургском Варене. В Любеке под его руководством был построен завод для компании DWM. Он перенес основное производство DWM на восток, как до этого поступил и с Accumulatoren-Fabrik AG, поскольку в Познани оно было лучше защищено от бомбардировок, чем в Карлсруэ и Борсигвальде.

Война обеспечила компаниям Квандта быстрое расширение. Спустя десятилетия Герберт Квандт оценивал это обстоятельство очень выгодным для себя. «Я считаю, что именно в эти тяжелейшие годы я смог научиться у отца гораздо большему в плане бизнеса, чем сумел бы в других, нормальных условиях», – писал он в семидесятые годы.

Во времена нацистов Гюнтер Квандт мыслил категориями европейского макроэкономического пространства и соответствующим образом организовывал свою группу компаний. Для него речь шла никак не меньше чем о разделе целой Евразии, и, конечно, промышленник хотел в этом поучаствовать. Квандт также сотрудничал с Обществом европейского экономического планирования и макроэкономики, основанным предпринимателем Вернером Дайтцом.

При всех своих новых стройках и расширении основных компаний неугомонный Гюнтер Квандт находил время и для спекуляций, и для поглощения предприятий. В 1940 и 1941 годах в Германии царил особый инвестиционный климат. Инфляция росла, но для биржевых курсов были установлены пороги. В этой ситуации самыми выгодными оказывались вложения в материальное имущество. Как и во времена гиперинфляции 1920-х годов, Гюнтер Квандт покупал в долг. В статье о сделках Deutsche Bank во времена нацистов историк Гарольд Джеймс писал: «Важные долговые счета росли

«Самое большое богатство – люди».

(король Фридрих Вильгельм I)

как на дрожжах – прежде всего счет табачной империи Реемтсма и Accumulatoren-Fabrik AG Гюнтера Квандта. Оба они получали от Deutsche Bank щедрые кредиты на расширение производства».

После увеличения в 1942 году доли капитала компании Deutschen Waffen- und Munitionsfabriken с 52,5 до 70 % Гюнтер Квандт утвердился в качестве ее главного акционера. Война значительно увеличила его состояние: перед битвой под Сталинградом стоимость акций оружейной компании на бирже выросла в три раза. Квандт также поднял долю своих акций в Concordia-Elektrizitat AG (Ceag), предприятии из Дортмунда, которое занималось освещением шахт и изготовлением огнетушителей.

В 1941 году Квандту удалось провернуть сенсационную сделку по слиянию в химической промышленности. Он приобрел акции Byk Gulden Werke AG, компании, которая в течение долгого времени находилась в еврейской собственности, а затем была «ариезирована» концерном AFA. Решающее заседание по вхождению Квандта в состав правления Byk Gulden проходило в Имперском министерстве экономики. Благодаря новой компании Гюнтер Квандт надеялся получать лучшее и более дешевое химическое сырье для AFA. Вместе с тем он считал, что акции предприятия, работающего в фармацевтической отрасли, обеспечат ему преимущество и после войны.

Война оборачивалась для Германии все большей разрухой, и Квандт стал задумываться о том, как ему быть дальше. Было очевидно, что восстановление немецких городов станет основной деятельностью немецкой экономики в первые послевоенные годы. Разумеется, Гюнтер Квандт собирался на этом заработать. Он начал потихоньку скупать акции строительного концерна Philipp Holzmann AG из Франкфурта. Как и всегда, сам Квандт оставался в тени. Официальным покупателем выступала компания Allgemeine Baugesellschaft Wartheland, за которой стояли AFA и DWM.

Однако план не сработал из-за правительственного предписания, согласно которому слияния, осуществляющиеся после начала войны, должны были одобряться властями. Руководство крупного строительного концерна всеми силами сопротивлялось влиянию Квандта. Имперское министерство экономики встало на их сторону и в 1944 году отказалось одобрить сделку. Квандту пришлось продать свои акции. «Это был чистый грабеж», – возмущался он позже. В действительности о воровстве не может идти и речи, поскольку предприниматель получил назад все уплаченные за акции деньги.

В те времена группа компаний Квандта расширялась не только внутри Германии. Руководитель военной экономики принимал активное участие в колонизации оккупированных стран Восточной Европы. Освоение и эксплуатация новых регионов начались сразу после Мюнхенского сговора, в результате которого Германия получила Судеты – область, где располагалась большая часть чешской промышленности. В марте 1939 года немецкие солдаты заняли бывшую территорию Чехословакии. Вслед за военными туда пришли банкиры и предприниматели.

В 1939-м Deutsche Bank поглотил богемский Union-Bank. Отныне данное учреждение специализировалось на покупке акций по заказу нацистского правительства или СС и повторном их размещении. Таким образом, в руки новых собственников в первую очередь попадало еврейское имущество. По словам историка Гарольда Джеймса, «основная деятельность богемского Union-Bank состояла в управлении имуществом жертв национал-социализма в угоду Третьего рейха». Впрочем, частные предприниматели, такие как Гюнтер Квандт, тоже пользовались услугами Union-Bank. При посредничестве этого банка в период с 1939 по 1941 год Квандт на выгодных условиях приобрел несколько предприятий.

С воодушевлением наблюдал Гюнтер Квандт за тем, как Гитлер превращался в первый год войны в «самого великого полководца всех времен». 14 июня 1940 года Париж был взят без боя. Военные успехи вдохновляли промышленника, ведь он хорошо помнил, как в течение четырех лет Первой мировой Германия безуспешно боролась с французской армией. 18 сентября 1940 года он написал письма членам коллектива AFA, находившимся в то время на фронте: «Дорогой товарищ! Пока идет это письмо, наши военно-воздушные силы наносят решающий смертельный удар по нашему первому и последнему врагу. Мы снова день за днем в напряжении сидим у громкоговорителей, снова шлем наилучшие пожелания нашим храбрым товарищам в воздухе, на земле и в воде. Мысленно мы с вами». Квандт заверял солдат, что «дома каждый также исполняет свой долг и старается внести свой вклад в победу в борьбе немцев за выживание».

В 1940 году, когда войска вермахта захватили большую часть Европы, Германия стала сверхдержавой, и практически все ее население без раздумий пошло за фюрером, 30-летний Герберт Квандт вступил в НСНРП. В том же году ему предложили войти в состав правления концерна AFA, что, разумеется, не случайно. Еще в 1935 году Квандт-младший стал почетным членом СС и уже давно входил в состав Национал-социалистического механизированного корпуса (НСМК).

Для концерна, производившего аккумуляторы, расширение территории Германии было желанной возможностью. Руководство компании видело шанс связать себя с историей своей страны. Также оно стремилось возместить убытки, понесенные в годы Первой мировой войны и вследствие условий Версальского договора – например, за счет маленьких западных соседей.

В конце XIX века в Великом Герцогстве Люксембург все тот же Анри Тюдор, изобретение которого послужило основой для создания AFA, создал компанию Societe Anonyme des Accumulateurs Tudor. Штаб-квартира предприятия позже переместилась в соседнюю Бельгию, но руководил предприятием зять Тюдора Леон Лаваль, так что управление все еще оставалось в руках люксембуржцев. Лаваль бежал из Люксембурга, когда туда вторглись немецкие войска. Когда же он захотел вернуться обратно, Гюнтер Квандт решил договориться о получении концерном AFA доли в его предприятия. Лаваль был готов продать немцам треть компании, Квандт настаивал на большем, в итоге ни к какому соглашению они так и не пришли.

Вскоре после переговоров Лаваль был задержан гестапо. К аресту несговорчивого промышленника AFA отношения не имела, тем не менее компания не постеснялась начать переговоры о покупке его акций. Через Имперское министерство экономики AFA получила разрешение на контакт с Лавалем. Представитель AFA Вернер фон Хольтцендорфф даже навещал Лаваля в тюрьме в сопровождении сотрудника гестапо. Вскоре люксембургский промышленник сдался. Лаваль написал письмо одному из своих партнеров, руководившему компанией Sogeco и владевшему частью акций, на которые нацелился Квандт. В письме преследуемый заявлял о готовности продать свои акции, правда, в тексте было столько ошибок, что партнер сразу понял истинную суть дела. Но выбора не было.

Концерн Квандта пытался мобилизовать многих представителей власти, чтобы заполучить компанию в Люксембурге. В одном из писем под грифом «секретно» от 7 мая 1943 года, которое Гюнтер Квандт адресовал лично рейхсминистру вооружений и боеприпасов, а также Главному управлению экономики и финансов, говорилось: «В полном согласии с господином рейхсминистром экономики, господином рейхсминистром авиации, господином командующим войсками в Бельгии и северной Франции, а также Главным управлением имперской безопасности Accumulatoren-Fabrik Aktiengesellschaft, SW 11, Берлин, Асканишер платц, 3, собирается приобрести контрольный пакет акций компании Accumulateurs Tudor SA, Брюссель, шоссе да Шарлеруа, 60».

Далее Квандт объяснял министерству, почему компания должна стать немецкой: «Большая часть продукции завода будет поставляться немецкому вермахту. Согласно распоряжению господина рейхсминистра авиации, недавно был запущен цех по ремонту авиационных батарей». В вежливо-обстоятельном тоне промышленник попытался донести свои интересы до Министерства вооружений: «…мы хотели бы почтеннейшим образом попросить вас проверить наличие возможности для того, чтобы господин рейхсминистр вооружений и боеприпасов, проверив все обстоятельства, нашел повод связаться с руководителем гражданской администрации в Люксембурге и попросил его распорядиться о передаче компанией Sogeco 3000 акций компании Tudor в Имперский банк или в концерн AFA». Однако в то время у рейхсминистра вооружений Шпеера были другие заботы. Он не видел особых причин, чтобы становиться посредником в махинациях Квандта. В итоге все усилия промышленника, направленные на то, чтобы подмять под себя аккумуляторную фабрику Тюдора, оказались напрасными.

Во время войны Гюнтера Квандта также очень интересовала покупка химического предприятия в Бельгии, некогда принадлежавшего AFA. В начале 1941 года предприниматель в сопровождении троих сотрудников AFA посетил завод этой компании. Вскоре Квандту стало известно, что большая часть акций предприятия находится в руках барона Касселя, банкира, предположительно еврейского происхождения. Данное обстоятельство Квандт планировал обернуть в свою пользу.

6 марта 1941 года Квандт и Павель официально обратились к руководителю банковского департамента Бельгии, назначенному немецкими оккупантами, заявив, что «еврейская собственность уже сейчас должна быть передана в руки арийцев». Ответ расстроил руководство AFA: поскольку барон был «полукровкой», его собственность не могла быть экспроприирована.

В течение нескольких лет AFA пыталась получить контроль в общей сложности над семью предприятиями в захваченных вермахтом землях, которые находились в собственности евреев. Успеха, однако, она добилась всего однажды, получив в начале 1943 года две трети акций французской компании Dreyfus & Co.

После нападения Германии на Советский Союз руководство AFA решило организовать снабжение немецкой армии аккумуляторами в Восточной Европе. В служебной записке от 27 октября 1941 года, озаглавленной «Подвоз стартерных аккумуляторов для частей вермахта на востоке», утверждалось, что AFA уже открыла базы в Риге, Кракове и Львове, а вскоре собиралась открыть их также в Киеве и Одессе. Помимо этого, в руководстве концерна размышляли о перспективах расширения на еще не захваченных территориях.

Летом 1941 года Гюнтеру Квандту исполнялось 60 лет. Готовясь к приему по этому случаю, поверенный промышленника Павель спрашивал, нужно ли приглашать Геббельса. «Ну, он, скорее всего, не придет, но если узнает, что были Функ и Мильх, а его даже не пригласили, он обидится», – писал ему Квандт, находясь в отпуске в горах. В результате Геббельс получил приглашение, но не явился, отправив вместо себя государственного секретаря Леопольда Гуттерера.

На прием к Квандту прибыли делегации от всех трех ветвей вермахта. Рейхсминистр экономики Вальтер Функ, с которым Квандт познакомился еще во времена, когда Функ работал главным редактором газеты Borsenzeitung, передал предпринимателю поздравление от нацистского правительства. Банкир Герман Йозеф Абс произнес торжественную речь, похвалив деловые успехи промышленника: «И после наступления нового времени в 1933 году вы продолжили успешно применять свои таланты на блага нашей страны. А самой вашей выдающейся особенностью является вера в Германию и фюрера».

Абсу, конечно, было хорошо известно, что прежде всего Квандт верил в себя и заботился о собственных интересах. Расширяя оружейные предприятия, промышленник стремился вкладывать в это как можно меньше собственных денег, предпочитая брать кредиты и займы. В 1941 году долг DWM вырос настолько, что Абс в письменной форме настаивал на «объединении кредитов». Создавалось впечатление, что Квандт совсем утратил связь с реальностью, вгоняя предприятие в долги. Однако руководитель концерна не собирался останавливаться. Он даже не побоялся пригрозить Абсу, указав на то, что НСНРП весьма критически относится к крупным банкам: в одной служебной записке Абс жаловался на попытку Квандта «пустить сплетни о крупных банках». Несмотря ни на что, банкир остался тверд, так что Квандту нужно было искать новые источники средств. В конце концов, они нашлись в государственных кредитных организациях.

Личная жизнь Гюнтера Квандта во времена нацизма также не отличалась скромностью. Свою виллу в Потсдаме он заполнил произведениями искусства, в том числе картинами Карла Шпитцвега, Франца Ленбаха и Клода Моне. Он приобрел некоторое количество престижной недвижимости в Берлине, например здание на Корнели-усштрассе, 8, в котором раньше размещалось венгерское посольство. Чтобы обставить новый дом, промышленник закупил антиквариат и картины – среди прочего работу Тинторетто.

Через 70 лет телеканал NDR представил богатство семьи Квандт следствием деятельности Гюнтера Квандта во времена нацистов. Ключевые «показания» NDR предоставил управляющий поместьем и бывший депутат бундестага от партии левых Герберт Шуи. «Если обобщить, то Квандты сделали себе состояние на подневольном труде, Второй мировой войне и военных целях Германии, – говорит Шуи в фильме. – То есть именно это и явилось основой для их состояния». Данное утверждение прежде всего стало причиной, по которой фильм так сильно разозлил потомков Гюнтера Квандта. Габриэле Квандт призналась, что чувствует себя так, будто обвинили лично ее: «Ложь, направленная против нашей семьи, заставляла нас сторониться общественности. Якобы мы совершали преступления и получали средства обманным путем! Эти заявления мучительны для меня – и просто невероятны».

Шуи, высказывая столь громкое обвинение, упустил, однако, одну деталь: Гюнтер Квандт являлся ведущим немецким промышленником еще во времена Веймарской республики. Основой его богатства была вовсе не деятельность во времена нацистов, а текстильные фабрики в Бранденбурге, игра на бирже и успешные поглощения в период гиперинфляции 1920-х годов. Сразу после Первой мировой войны Квандт, будучи председателем правления компании Wintershall, способствовал формированию самого большого калийного концерна в Германии. Таким образом, не подлежит сомнению тот факт, что предприниматель принадлежал к немецкой экономической элите еще до прихода нацистов к власти.

Хотя во времена нацистской диктатуры Квандты расширили свою промышленную империю, в сегодняшнем их состоянии это не играет большой роли, ведь оно, по большей части, состоит из акций BMW, куда семья вошла лишь в 1950-е годы. Причем в те времена автомобильная компания стояла на пороге банкротства. Тот концерн, каким мы знаем BMW сегодня, является результатом нескольких десятилетий упорного труда. Второй составляющей богатства Квандтов стал подъем фармацевтической компании Altana, который произошел в 1980-е годы благодаря успешной исследовательской программе.

Не все утверждения в фильме корректны, но этого уже не изменить. Связи семьи с нацистами активно обсуждают в Интернете. Сами Квандты позаботились о том, чтобы разъяснить свое отношение к ситуации. Спустя несколько дней после выхода фильма представители семьи объяснились: «Мы признаем, что период с 1933 по 1945 год в истории нашей семьи немецких предпринимателей остался неосвещенным. Между собой мы пришли к согласию, что хотели бы с полной открытостью и ответственностью проанализировать его». Квандты объявили о начале расследования с целью выявить все факты об их нацистском прошлом, а также дать им надлежащую – с научной точки зрения – оценку. Также они сообщили, что до публикации результатов этого проекта они не станут возвращаться к данной теме.

Несомненно, столь важный шаг был сделан слишком поздно. Сенсационный фильм NDR стоил семье репутации. После показа трое приглашенных шеф-редакторов отказались вручать журналистскую премию имени Герберта Квандта, пока его нацистское прошлое не будет проанализировано. Габриэле Фишер из Brand eins, Маттиас Мюллер фон Блюменкрон из Spiegel и Кристоф Кеезе из Welt am Sonntag сложили с себя полномочия попечителей фонда Йоханны Квандт. Несмотря на это, вручать премию продолжили.

Во время выступления на вручении премии в июне 2008 года Штефан Квандт выразил сочувствие жертвам нацизма. Впервые представитель семьи публично затронул ее прошлое. Он назвал «исторически доказанным, что иностранные работники, подневольные работники, а также заключенные из концентрационных лагерей трудились на наших фабриках», и заявил: «Вся наша семья испытывает глубочайшее сочувствие к жертвам, к людям, которые были вынуждены жить, трудиться и страдать вдали от дома и в нечеловеческих условиях».

Квандты также связались с бывшим заключенным концлагеря Серенсеном. В полной версии фильма, показанной после того, как семья завершила научно-исторический анализ и опубликовала его результаты, Серенсен говорит: «Квандтам не нужны историки. Им нужен только я. Я прошелся бы с ними по бывшему лагерю и рассказал о том, что происходило там, на фабрике». Габриэле Квандт несколько раз писала датчанину, надеясь договориться о встрече, однако Серенсен отказался, сославшись на ослабленное здоровье.

Документальный фильм NDR получил множество премий, вместе с тем некоторые историки раскритиковали его. Ральф Штреммель, приват-доцент Рурского народного университета и руководитель исторического архива Круппов в Эссене, указал на ошибки, неточности и упущения, допущенные в фильме. Он пришел к выводу, «что документальный фильм о Квандтах является манипулятивным материалом. Основная информация была из него выкинута, большинство утверждений ничем не аргументированы, а представленные источники не дают достаточного контекста». Его статья о фильме появилась в 2010 году в журнале Vierteljahreshefte fur Zeitgeschichte.

Однако на критику тоже нашлись критики. В статье Вилли Винклера в Suddeutsche Zeitung говорится, что в своем так называемом опровержении Штреммель упускает из виду важные записи из дневников Геббельса. Историк цитировал старый, неполный, вариант дневника, между тем в новой редакции содержатся ранее неизвестные доказательства того, что Гюнтер Квандт пытался подольститься к Геббельсу не только после прихода нацистов к власти, но и до, а также искал с ним контакта. В ней было окончательно опровергнуто и утверждение, высказанное Гюнтером Квандтом относительно того, что Геббельс в 1933 году грозил отнять у него сына, если он не вступит в партию.

Для научного анализа своей истории Квандты пригласили историка из Бонна Йоахима Шольтюзека. При поддержке коллег Шольтюзек объединил информацию из 40 архивов и изучил ее. Семья оплатила исследование, заверив, что не будет вмешиваться в его ход, и сдержав это обещание.

Осенью 2011 года Шольтюзек выпустил книгу. На почти 1200 страницах он рассказал историю семьи с самого ее начала – возникновения текстильных фабрик – и до смерти Гюнтера Квандта в 1954 году. Если молодое поколение Квандтов надеялось на то, что историкам удастся как-то оправдать темное прошлое их предков, то их надежды оказались тщетны. Шольтюзек представил множество новых свидетельств, доказывающих прочную связь семьи с нацистами. По оценкам историка, Гюнтер Квандт хотя и не был идейным национал-социалистом, однако также несет ответственность за преступления против человечества, будучи промышленником, который вооружал вермахт. «Отец-основатель семейства являлся неотъемлемой частью нацистского режима», – писал Шольтюзек. Предпринимательская деятельность Гюнтера Квандта «неразрывно связана с преступлениями нацистов».

Его сын, Герберт Квандт, тоже «непосредственно ответственен за совершенные преступления», заключает историк. Шольтюзек указывает, что Герберт Квандт был руководителем отдела персонала на дочернем предприятии AFA, компании Petrix, соответственно, имел непосредственное отношение к судьбе трудившихся там подневольных работников. Более того, Шольтюзек обнаружил документальные свидетельства того, что молодой Квандт в конце войны лично отвечал за строительство барачного лагеря для заключенных, работавших на заводе в Силезии. Шольтюзек сообщил, что число трудившихся на предприятиях Квандтов подневольных рабочих в общей сложности превышало 50 000 человек. Он пришел к выводу, что Гюнтер Квандт заботился исключительно о собственной выгоде и не был порядочным человеком. В переговорах с Deutsche Bank о кредите с пониженной ставкой Квандт даже не постеснялся привести в качестве аргумента тот факт, что его предприятие использует труд «неквалифицированных» подневольных работников.

Шольтюзек нашел и подтверждения тому, что Гюнтер Квандт, поддерживавший деловые отношения с евреями во времена Веймарской республики, в 1933 году ратовал за их исключение из сообществ предпринимателей Берлина. То есть промышленник поспешил избавиться от коллег сразу, как только появилась такая возможность. Если он мог присвоить предприятие, находившееся в собственности евреев, то действовал бесцеремонно. Яркий пример – поглощение машиностроительной фабрики Генри Пельса в 1937 году. Общий вывод историка о Квандте как о предпринимателе и человеке довольно очевиден и однозначен: «Приоритет мышления в категориях увеличения состояния был настолько высок, что для основных вопросов права и морали места не осталось».

Что касается вопроса о том, являются ли кровавые деньги и подневольный труд основой сегодняшнего состояния Квандтов, либо же для их послевоенных успехов хватило состояния, заработанного до 1933 года, книга Шольтюзека внятного ответа не дает. Исследователь не смог точно определить, насколько труд заключенных был выгоден Квандту, из-за нехватки источников, как он сам об этом написал. Тем не менее достаточно, вероятно, и того, что известно наверняка: Гюнтер Квандт никогда не делал ничего, что не приносило бы ему прибыль. Во времена нацизма владелец концерна смог значительно расширить сферу своего влияния, утверждает Шольтюзек, и продолжал «неудержимо» увеличивать свое состояние. И хотя этот рост невозможно доказать, он как минимум ожидаем. Впрочем, с таким выводом не каждый может согласиться.

После публикации исследования двое членов семьи Квандт впервые объявили о готовности дать интервью о нацистском прошлом. Разговор с представителями младшего поколения семейства вели Рюдигер Юнгблут и Джованни ли Лоренцо. Интервью вышло в еженедельной газете Die Zeit в 2011 году.

Прежде всего свою позицию пожелал разъяснить Штефан Квандт. Он согласился с некоторыми оценками историка: «Мне очевидно, что наш дед перешел границы допустимого, границы нормального поведения честного бизнесмена. Для него успех его предприятия был высшей целью». Впечатляющее «желание создавать и развивать свое дело», присущее Гюнтеру Квандту, «не удержалось в границах морали». Также Штефан Квандт сказал: «При управлении и приумножении большого состояния мы не должны уходить от ответственности».

По одному важному пункту Штефан Квандт, однако, пришел к несколько иному выводу, нежели Шольтюзек. Историк назвал Квандта «частью нацистского режима». Его внук отметил следующее: «Я бы назвал деда частью нацистской системы. Слово «режим» в моем понимании относится к политическому руководству, которым он не занимался. Да, дед использовал возможности, которые предлагались системой, но от идеологии режима он был далек».

Во время интервью Штефан Квандт также выразил глубокое сожаление о том, «что люди, подневольно работавшие на предприятиях Квандта, погибли». Когда разговор зашел о принуждении к труду и недостаточном питании заключенных концлагеря в Штёкене, он обратил внимание на то, что целью его деда не было «умерщвление людей».

Фактически оценка Штефана Квандта верна. Разумеется, при этом он руководствовался чувством сопричастности, глубокой связи со своей семьей («Прошлое деда навсегда в моем сердце, ведь я его внук»). Потому он явно упустил из виду тот факт, что его дед в течение 12 лет занимался промышленным производством всевозможных средств уничтожения для нужд преступного режима и его наступательных войн. В одной только Mauser, дочерней компании DWM, было произведено более 10 миллионов короткоствольных винтовок (карабинов) типа Mauser 98k. Они являлись стандартным оружием вермахта и, без сомнения, применялись именно для умерщвления людей.

Несмотря на множество порочащих деда свидетельств, Штефан Квандт не захотел менять название здания центрального офиса своей империи, которое носит имя Гюнтера Квандта. «Мы не можем и не хотим стирать имя Гюнтера Квандта из истории. Мы будем помнить как о его светлых, так и о темных сторонах. Все остальное слишком просто», – заявил он. Также Квандт не стал упразднять медиапремию, носящую имя его отца. Он согласен с тем, что Герберт Квандт участвовал в преступной системе использования подневольного труда. Однако, по его мнению, тот временной промежуток слишком мал, «чтобы делать выводы о личности на основании поступков. Тем более тогда он находился в тени своего отца».

Второй участнице интервью, Габриэле Квандт, было столь же непросто дистанцироваться от своих предков, как и ее двоюродному брату. «Разрыв между реальностью и нашими представлениями оказался огромным и болезненным, – сказала она. – Гюнтер Квандт – наш дедушка. Было бы нам лучше, если бы у нас был другой дедушка? Наверное, правильнее будет сказать, что мы хотели бы, чтобы он был другим». Габриэле отметила, что ее сильно взволновала судьба подневольных работников, которых эксплуатировали на предприятиях Квандта. «Конечно, когда видишь это, слышишь об этом и представляешь это себе, становится просто страшно, – сказала она. – Стыдно».

Штефана Квандта спросили и о высказывании Свена, потребовавшего забыть о нацистском прошлом семьи, на камеру телеканала NDR. Штефан так прокомментировал слова кузена: «Я не думаю, что наступит время, когда мы могли бы сказать, что больше не должны вспоминать о временах национал-социализма, не должны думать о том, что же произошло, анализировать события. Однако верно и то, что эту страну не могут определять лишь 12 лет нацизма».

В интервью семья объявила о намерении оказать финансовую поддержку Центру документации нацистского принудительного труда в Берлине. В Шеневайде находятся два барака, в которых когда-то жили подневольные работники компании Petrix. Один из них будет переоборудован под центр встреч с молодежью, а другой будет использоваться для проведения выставок и семинаров на тему подневольного труда. Кроме того, Квандты планировали финансировать дальнейшие исследования подневольного труда.

Одним из тех, кто с большим интересом прочитал интервью с наследниками Квандта, был Карл-Хайнц Герлах. В прошлом он руководил отделом по работе с налогами в Gunther-Quandt-Haus и до сих пор чувствует причастность к делам семьи. Герлах внимательно изучил исследование Шольтюзека и раскритиковал его. Он осудил историка за голословное утверждение о том, что состояние Квандтов увеличилось благодаря нацизму и войне. С точки зрения Герлаха, выявить правду можно, лишь сравнив справки и налоговые декларации до- и послевоенного времени и не забыв вычесть из записанного в них имущества все долги. Эксперт по налогам отметил: «Доказательства того, что после войны Квандты стали богаче, чем были до нее, не могут быть предоставлены, поскольку произошло прямо противоположное».

Герлах написал статью, в которой подробно разъяснил свои выводы. После ее публикации во Frankfurter Allgemeine Zeitung (FAZ) Шольтюзек публично заявил, что вместе с коллегой, специалистом по истории экономики, проверил данные из налоговой отчетности за 1930-е годы, однако они «едва ли заслуживают доверия». Гюнтер Квандт мастерски скрывал собственность и прибыль, поэтому эти цифры «нельзя назвать достоверными».

Шольтюзек наставивал на выводах, к которым пришел в результате исследования: вопрос о том, было ли Квандту выгодно эксплуатировать подневольный труд, «не имеет количественного ответа». В этой связи его работа разочаровала и заказчиков, которые хотели бы получить ясный ответ. «Мы бы действительно хотели знать точно», – сказала Габриэле Квандт в интервью изданию Zeit. «Его ответ нас не удовлетворил», – прокомментировал Штефан Квандт.

Все эти споры говорят лишь об одном: до сих пор у нас нет документальных сведений о том, увеличили ли Квандты свое состояние во времена нацистов, и если да, то насколько, а также как на это повлияло использование подневольного труда. При этом абсолютно очевидно, что во времена гитлеровской диктатуры Гюнтер Квандт испробовал почти все средства, стремясь увеличить свое состояние, а также власть в деловом сообществе. То, что поражение Германии в войне перечеркнуло все его планы, не снимает с него моральной вины.

Квандт, разумеется, рассчитывал на полную победу немцев. В результате поражения он потерял часть своего имущества, в том числе текстильную фабрику своего отца и деда, находившуюся теперь в советской зоне оккупации. С другой стороны, у него остались значительные производственные активы и акции предприятий в Западной Германии, что обеспечило ему и его сыновьям неплохую стартовую позицию для начала бизнеса уже в послевоенной Германии. Таким могли похвастаться очень немногие люди в стране.

Профинансировав исторический анализ нацистского прошлого своей семьи, дав интервью и сделав пятимиллионное пожертвование на памятники подневольным работникам в Берлине, наследники Квандта сумели хотя бы частично избавиться от тени позора, брошенной на них предками. Тот факт, что они так поздно решились на это, конечно же, связан еще и с тем, что представители четвертого поколения предпринимателей едва ли имели возможность поговорить со старшими родственниками о временах нацистов. Сюзанне Клаттен и Штефану Квандту было 20 и 16 лет, когда умер их отец Герберт Квандт. Своего деда Гюнтера Квандта они даже не знали.

Между тем их предки – и лично, и с помощью наемных писателей – в течение многих лет пытались фальсифицировать историю. Ныне известно, что Гюнтер Квандт своими высказываниями и письменными свидетельствами намеренно создал огромный массив ложной, вводящей в заблуждение информации о временах нацистов. В своих мемуарах он представил себя противником нацизма. Его сыновья прекрасно знали о том, что это неправда. Тем не менее в 1961 году именно они занимались печатью и распространением данных мемуаров. По случаю семидесятилетия Герберт Квандт поручил историку и экономисту Вильгельму Тройе написать его биографию. В ней деятельность Квандтов во времена Третьего рейха оказалась приуменьшена и искажена. Тройе оспаривает даже тот факт, что Гюнтер Квандт принадлежал к числу приближенных Гитлера и тех, кто оказывал фюреру финансовую поддержку. В хронике компании Byk Gulden, дочернего предприятия концерна Altana, в 1998 году связь Герберта Квандта с нацистским режимом описывалась как «незначительная и маловажная». Автор умолчал о членстве промышленника в партии и утверждал, что Герберт Квандт даже не был подвергнут процедуре денацификации, что не являлось истиной.

Сюзанна Клаттен и Штефан Квандт, прежде всего, унаследовали от отца акции предприятия, к которому семья во времена нацистов не имела никакого отношения. Однако в 1940-е годы BMW тоже была военным предприятием, производила авиационные двигатели. Компания использовала подневольный труд и труд заключенных концлагерей. И хотя эта часть истории BMW не была связана с историей их семьи, молодым Квандтам пришлось с ней столкнуться, после того как они присоединились к наблюдательному совету автомобильного предприятия в 1997 году.

С середины 1990-х годов жертвы национал-социалистов и их адвокаты из США стали подавать коллективные иски против немецких банков, страховых компаний и промышленных предприятий. Звучали даже призывы к бойкоту немецкого бизнеса. Хуже всего пришлось тем концернам, которые имели лучшие показатели продаж на американском рынке. Тогда несколько влиятельных предпринимателей пришли к общему решению, что в этом вопросе немецкие компании должны занять активную позицию. Их поддержал Герхард Шредер, избранный в 1998 году канцлером от СДПГ. В 1999 году двенадцать компаний основали Фонд немецкого бизнеса, который должен был позаботиться о выплате компенсаций бывшим подневольным работникам. Компания BMW вошла в число инициаторов и попечителей фонда.

Участие в этом проекте позже приняли компании Altana, Delton, Varta, а также непосредственно потомки Гаральда Квандта – через собственную инвестиционную компанию. 6500 немецких предприятий в общей сложности внесли в казну фонда около 5,1 млрд евро, которые затем были выплачены бывшим подневольным работникам в качестве единовременных компенсаций. Самая большая сумма равнялась 7670 евро.