Глава 12
Смерть и разделение
Большой раскол в доме Квандтов
Пока Герберт Квандт спасал BMW, его брат Гаральд работал над тем, чтобы семья заняла свое место во вновь ожившей оборонной промышленности. Федеральный канцлер Конрад Аденауэр видел в вооружении средство восстановления суверенитета Германии. Благодаря политической поддержке оборонная промышленность начала активно развиваться.
Гаральд Квандт, некогда обер-лейтенант парашютно-десантных войск, ныне был председателем правления компании Industrie-Werke Karlsruhe (IWK) – самого богатого традициями военного предприятия страны. После Второй мировой войны, как и после Первой, предприятие отказалось от прежнего названия и пыталось выдержать конкуренцию на рынке товаров гражданского назначения.
Станки и прочее оборудование Mauser, дочерней компании IWK, после войны были демонтированы. Ее инженеры Эдмунд Хеклер, Теодор Кох и Алекс Зайдель основали собственную компанию Heckler & Koch по производству стрелкового оружия. А с середины 1950-х годов и сама Mauser вновь вернулась в оружейный бизнес.
Летом 1957 года федеральный министр обороны Франц Йозеф Штраус договорился со своим французским коллегой, что их страны будут совместно разрабатывать новый танк. Этот «Евротанк» должен был встать на вооружение французской и немецкой армий, а позже поставляться в страны третьего мира. Первым шагом стала разработка трех прототипов, два из которых должна была представить Германия и один – Франция. Лучшая боевая машина станет стандартным танком армий обеих стран.
В ФРГ для разработки танка сформировались две промышленные группы. Одна состояла из компаний Porsche, Zahnradfabrik Friedrichshafen, Werft Blohm + Voss, машиностроительного предприятия Luther &Jordan, локомотивной фабрикиJung и Maschinenbau Kiel (MaK). Во главе этой группы стоял Гаральд Квандт и его Industrie-Werken Karlsruhe. Во вторую группу вошли Henschel, Ruhrstahl и Rheinstahl-Hanomag.
В конкурентной борьбе победил консорциум под руководством Квандта. Решение военного руководства обеспечивало промышленнику массу будущих правительственных заказов. Более того, двигатели для обоих немецких прототипов должны были производиться на Daimler-Benz, предприятии, крупным акционером которого оставалась семья Квандтов.
В итоге, однако, из этого ничего не вышло. В 1961 году немецко-французский проект провалился. Штраус решил, что Германия будет разрабатывать новый танк самостоятельно. По традиции немецких вооруженных сил будущую военную машину окрестили «Леопардом». Речь шла об огромном заказе: Министерство обороны планировало получить 1500 танков, выделив по 1,2 млн марок на каждый. В общей сложности сумма заказа равнялась 1,8 млрд марок.
Поскольку подобный танк можно было разработать лишь в сотрудничестве с огромным количеством специализированных компаний, Министерство обороны хотело заключить договор с одним генеральным подрядчиком, а он, в свою очередь, должен был заключать договоры субподряда. Гаральд Квандт был полностью уверен в том, что на эту роль выберут его.
Но тут в игру вступил Фридрих Флик. Он предлагал производить танк в Баварии, на родине Франца Йозефа Штрауса. Связи Флика в Бонне были лучше, чем у Квандта, и в 1963 году производитель локомотивов Krauss-Maffei, контролируемый концерном Флика, получил заказ на серийное производство танка «Леопард».
Гаральд Квандт постарался наверстать упущенное. Возможность для этого он видел в проекте немецко-американского танка, переговоры о котором велись в начале 1960-х годов. С немецкой стороны к процессу разработки подключились восемь предприятий. А Квандт вновь стал всеобщим координатором. Однако его ждала новая неудача: после того как бюджет проекта увеличился в четыре раза, достигнув отметки в один млрд марок, Федеральное министерство обороны остановило проект.
Однако Industrie-Werke Karlsruhe все же удалось найти свою нишу и достигнуть успеха. Предприятие сосредоточилось на производстве другого типа вооружений – фугасов. Противопехотные и противотанковые мины являлись стандартным вооружением бундесвера. Сначала их изготавливали по лицензии. Однако инженерные амбиции Гаральда Квандта были больше, нежели простое копирование иностранного оружия. Промышленник хотел разрабатывать собственную продукцию военного назначения. Еще в 1958 году Industrie-Werke Karlsruhe запатентовала корпус для прыгающей мины. Спустя три года компания Квандта поставила бундесверу новую противопехотную мину под кодовым названием DM-31. Мина весила более 4 кг и была поистине смертоносной. Цилиндр диаметром 10 см и высотой 15 см содержал полкилограмма взрывчатки, взрыватель и от 300 до 400 стальных осколков. Действие DM-31 было (и по сей день остается) ужасающим. Если человек наступал на размыкатель или задевал растяжку, сначала взрывалась лишь часть взрычатого вещества. Силой этого взрыва мину подкидывало на высоту живота, и вот тогда взрывалась основная часть, высвобождая стальные осколки. Все, кто находился в радиусе 15 метров, умирали немедленно. В радиусе 30 метров шансы на выживание были крайне малы. Осколки поражали людей даже на расстоянии 60 метров от взрыва.
С 1962 по 1967 год Industrie-Werke Karlsruhe поставила бундесверу более миллиона мин этого типа. По данным федерального правительства, IWK также экспортировала противопехотные мины в Великобританию, Францию, Швецию и Данию. Оттуда мины, по крайней мере отчасти, перепродавались, либо они поставлялись в страны третьего мира напрямую с завода в Карлсруэ. Позже DM-31 были обнаружены в Эфиопии, Анголе, Эритрее, Замбии и дюжине прочих стран. Часто они становились причиной смерти гражданских, в том числе детей.
Между тем оружейный бизнес был лишь малой частью жизни предпринимателя Гаральда Квандта. В 1960-е годы он являлся одним из самых деятельных немецких бизнесменов. Ни один другой промышленник не занимал такого количества должностей, за исключением его старшего брата Герберта. Гаральд Квандт заседал в не менее 22 различных правлений и наблюдательных советов.
Кое-что из того, что делал промышленник, терпело крах. Провалом был автомобиль-амфибия, который Квандт в шестидесятых строил на Industrie-Werken Karlsruhe в Любеке, а затем в Берлине. «Amphicar» был сконструирован промышленником Ханнсом Триппелем, строившим автомобили-афмибии еще для вермахта. С двигателем мощностью в 38 л.с., расположенным сзади, автомобиль мог ездить по земле и плавать в воде. С помощью рычага усилие перекладывалось с приводов на два винта, расположенных сзади. «В городе машина достаточно сильно обращала на себя внимание, поскольку была громкой, – вспоминал школьный друг Квандта и его личный секретарь Гюнтер Якоб. – Однако настоящей проблемой было то, что автомобиль мог выбраться из воды только на очень пологом берегу».
Под руководством Гаральда Квандта Industrie-Werke Karlsruhe стала играть главную роль в вооружении ФРГ.В 1962 году Федеральный президент Любке посетил бывшую Deutsche Waffen- und Munitionsfabriken
За три года производства было продано лишь 3900 автомобилей, и почти все – в США. С заявленной ценой в 3400 долларов высокий автомобиль-амфибия стоил как два «жука» от Volkswagen. С коммерческой точки зрения, амфибия потерпела фиаско из-за трудоемкого производства. Часто автомобили были негерметичны и их приходилось доваривать, прежде чем провести первые испытания и отправить покупателю.
Гаральд Квандт обожал технику, и у него было много разных «игрушек». В подвале своего дома в Бад-Хомбурге он построил тир с полностью автоматическими мишенями и кегельбан. Он владел огромной моделью железной дороги площадью 80 квадратных метров, которую строил несколько лет вместе со специально нанятым специалистом: они прокладывали пути, собирали сотни домиков, создавали реки и с помощью щетины от веника миниатюрные пшеничные поля.
Гостиная на вилле Гаральда занимала примерно 300 квадратных метров, и одну из ее стен полностью занимал бар. При нажатии кнопки бар уезжал вниз, под пол. В подвале дома стояло четыре музыкальных автомата, подключенных к огромному количеству динамиков, которые находились в разных комнатах. Музыкальную программу хозяин дома выбирал сам, нажимая клавиши на телефоне. Правда, дочери Гаральда называли его музыкальную установку «коробкой-обманкой», так как часто автоматы проигрывали совершенно не те композиции, которые должна была задать нажатая клавиша.
В доме Гаральда имелось 52 телефона. А для личного пользования он придумал аппарат, который вполне можно назвать предшественником автоответчика. Входящие звонки записывались на магнитофон, когда специальный сотрудник клал трубку на зажим над микрофоном.
«Он обгонял свое время, – говорил друг Квандта журналист Петер Бениш. – Он был очень продвинутым, во всем. После войны он прежде других понял, что мы теперь живем во времена Америки». Эберхард фон Кюнхайм подтверждает его слова: «Гаральд Квандт, конечно же, был очень современным человеком». Кюнхайм, тесно сотрудничавший с обоими братьями, был знаком с ними ближе любого другого сотрудника. «Складывалось ощущение, что их разделяет несколько поколений. В отличие от Герберта, сильно привязанного к былым временам, Гаральд Квандт был человеком настоящего, – говорит Кюнхайм. – Он никогда не стоял на месте».
Семья бизнесменов: Гаральд Квандт с женой Инге и дочерьми Габриэле, Анетте и Катариной
Позже часто утверждалось, что в доме Гаральда Квандта было запрещено говорить о Геббельсах. Однако это не соответствовало действительности. Эта тема не была запретной. Старшие дочери знали, что их бабушкой была Магда Геббельс. Но родственную связь с ней девочки не чувствовали, ведь они никогда не сидели у бабушки на коленях, никогда не видели ее. Габриэле Квандт как-то спросила отца: «У меня много сестер, потому что у тебя в детстве было много братьев и сестер?» «Он отреагировал очень резко, – вспоминала она позже. – Возможно, я задела болевую точку».
Квандт, по мнению многих, не хотел нагружать дочерей историей своей семьи. «Он не любил обсуждать эту тему при девочках», – вспоминал Петер Бениш. В остальное время Гаральд говорил о прошлом без стеснения. Более того, казалось, он хотел обсуждать его. Прежде всего его никак не отпускала судьба пятерых сводных сестер и брата. «Этого он так и не смог понять», – говорит Бениш.
В доме Гаральда Квандта работали супруги Смюрек, ранее работавшие у Геббельсов. Тот же человек, который в тридцатые годы возил мать Гаральда, в шестидесятые возил в школу его дочь. Квандт даже не постеснялся взять на работу бывшего личного референта своего отчима Вернера Наумана, который и в послевоенные годы остался убежденным национал-социалистом.
Характеры братьев Квандт были настолько же разными, как и их биографии. Жизнь Герберта Квандта, несмотря на раннюю потерю матери и проблемы со зрением, протекала без особых потрясений. Он вырос в тени отца, однако считал себя предпринимателем в третьем поколении. Жизнь Гаральда Квандта можно описать как череду потрясений: развод родителей, смерть матери, потеря пятерых сводных сестер и брата. Юношеский восторг от войны сменило ясное понимание своих заблуждений, а восхищение властным отчимом уступило место горькому осознанию того, что он вырос в доме одного из самых страшных преступников в немецкой истории. После войны и плена у Гаральда Квандта не осталось ничего, к чему он был привязан. Он был вынужден жить настоящим – и полюбил это.
В отличие от интроверта Герберта, Гаральд легко шел на контакт и поддерживал разговор с любым человеком. Он любил общаться с рабочими на фабрике. Ему было легко соблюдать дистанцию и вообще отстраняться. «Он стремился к приятельским отношениям, – говорил Кюнхайм. – Он по-дружески общался даже с теми, с кем в принципе пересекался только по работе».
Гаральд Квандт казался открытым и жизнерадостным человеком. Он курил, любил выпить и шумно отмечал праздники. Он играл на органе Хаммонда, аккордеоне и барабанах. В ноябре 1961 года Гаральд отмечал свое 40-летие. Для 100 гостей он приготовил кое-что особенное. На каждом приглашении стояло определенное «счастливое» число и приписка «Neckermann сделает это возможным». На следующий день после праздника гости вновь собрались в имении Квандта. Личный секретарь предпринимателя Якоб сопоставлял номера из приглашений с каталогом Neckermann, а другой сотрудник выдавал соответствующие товары немного смущенным гостям, причем мужчинам полагались бикини, а женщинам – электробритвы.
Любовь Гаральда Квандта к самолетам была настолько велика, что рядом со своим домом в Бад-Хомбурге он решил сделать взлетно-посадочную полосу, однако разрешение на это ему получить не удалось
Хозяин дома называл свое имение в Бад-Хомбурге «Домом у лужи», поскольку посреди въезда находилось небольшое заросшее озерцо. Чуть дальше, рядом с бассейном, он поставил самолетные ангары. Однако желанное разрешение на сооружение личной взлетно-посадочной полосы Гаральду получить так и не удалось.
Имение Квандта во Франции также было открыто для друзей. Иногда промышленник приглашал весь наблюдательный совет своей компании к себе на Лазурный Берег. Его дочери тоже могли приглашать в Антиб своих подруг и друзей, отец предоставлял им полную свободу действий. Ради дочек Гаральд приглашал сюда Томаса Фритша и Михаэля Майна, кумиров девочек-подростков шестидесятых. Гости находили в своих комнатах конфеты, напитки и детективные романы. В фойе виллы стоял почтовый ящик с надписью: «Бросайте сюда. Мы отправим».
К самым близким друзьям Гаральда Квандта еще с начала пятидесятых принадлежал журналист Райнер Гюнцлер. Их связывала любовь к технике, и прежде всего к автомобилям. Бывший гонщик Гюнцлер в 1960-е годы стал самым популярным автомобильным репортером страны. Он вел собственную передачу «Aktuelle Sport-Studio». Облаченный в меховую куртку, Гюнцлер стоял в термокамере и прямо в эфире проверял, сможет ли автомобиль завестись в условиях суровой зимы.
Через Гюнцлера Гаральд Квандт познакомился с боксером Густавом «Буби» Шольцем. «Смазливое личико», как часто называли Шольца, для многих немцев стало эталоном человека, сделавшего себя самостоятельно, так сказать, в домашних условиях. Промышленнику очень понравился этот молодой человек. Несмотря на девять лет разницы, они подружились, и Гаральд по-дружески звал Шольца «стариком».
Хотя у Гаральда и Инге было пятеро детей, они давно не были счастливы в браке. Инге обожествляла мужа, но была к нему чрезмерно требовательна. Она хотела, чтобы он все время заботился о ней. По мнению Гаральда, она не умела принимать самостоятельные решения и брать на себя ответственность. Она была рада, когда муж говорил ей, что надеть или какой десерт приготовить. Будучи предоставлена сама себе, Инге оказывалась совершенно беспомощной. Она звала Гаральда «папочкой».
В этом браке Инге Квандт явно чувствовала себя не совсем на своем месте. Ей было неловко попросить какую-нибудь из десяти домработниц заменить перегоревшую лампочку. Она рвалась починить все сама. «Для нее это все было слишком сложно, – сказала Фрида Смюрек в интервью в 2001 году. – Лучше бы она вышла замуж за врача или адвоката».
В 1950-е годы Гаральд Квандт пользовался услугами элитной проститутки Роземари Нитрибитт. Ее клиентами были влиятельные люди Франкфурта, такие как Гаральд фон Болен и Хальбах, младший брат Альфреда Круппа. Однажды Нитрибитт даже появилась на одной из вечеринок в доме Гаральда Квандта. Гюнтер Сакс, которому в то время было 25 лет, вспоминал десятилетия спустя: «Ее появление вызвало такой шок, будто она въехала на своем красном «Мерседесе» прямо в танцевальный зал. Люди шептались о ней, а некоторые предпочли покинуть праздник значительно раньше, чем он закончился».
Инге Квандт и ее дочери в 1977 году
1 ноября 1957-го Нитрибитт была найдена мертвой в собственной квартире. Слухи о политиках и бизнесменах, являвшихся ее клиентами, распространялись, словно низовой пожар. Вся Германия не отрываясь следила за их разоблачением. Для дачи показаний в полицейский участок пришлось явиться и Гаральду Квандту. Вскоре полиция предъявила обвинения одному мужчине из окружения Нитрибитт, однако процесс завершился оправдательным приговором из-за недостатка улик. Убийство так и осталось нераскрытым.
В 1960-е годы Гаральд Квандт подружился с владелицей бутика в Берлине Сигрид Фриденталь, которая была на семь лет младше предпринимателя. Тем временем Инге Квандт начала встречаться с Райнером Гюнцлером. В 1961 году журналист ушел от жены. Квандт не был против отношений между его женой и другом. Гюнцлер был частым гостем в Бад-Хомбурге.
В сентябре 1967 года Гаральд Квандт отправился в свой дом на Лазурном Берегу. Он планировал продать имение и хотел сделать фотографии. Самолет Beechcraft King Air с миллиардером, его подругой и еще четырьмя людьми на борту вылетел из аэропорта Райн-Майн в Ниццу. Во Франкфурте в тот день бушевало ненастье. Около 22:50, находясь неподалеку от Хайдельберга, пилот вышел на связь. Через 15 минут он вышел на связь из района Шварцвальда, однако авиадиспетчер не смог ничего разобрать. Служащие пытались вновь связаться с самолетом, но тщетно. Уже на следующий день стало известно, что самолет сошел с маршрута и упал в горах под Салуццо в Пьемонте. Погибли все.
Гаральду Квандту было 45 лет. Промышленник оставил 38-летнюю жену и пять дочерей возрастом от двух месяцев до 16 лет. На его похоронах на главном кладбище Франкфурта присутствовали многие главы немецких промышленных предприятий, в том числе Абс и Флик. Пришел и Буби Шольц. Для прощания с оружейником и американские власти, и бундесвер прислали высокопоставленных офицеров.
Оба менеджера Квандтов – Герхард Фивег и Хорст Павель – произнесли надгробные речи. «Смерть Гаральда Квандта стала для нас громом среди ясного неба. Его жизнь оборвалась трагически внезапно, когда он был в самом расцвете сил, – говорил Павель. – Мы часто беспокоились за него. Он любил рисковать жизнью, и в итоге она сыграла с ним злую шутку». Фивег, самый близкий коллега Гаральда, напротив, признался, что ранняя смерть предпринимателя его совсем не удивила. Он обратился к покойному с трогательными словами: «Вот и пришел тот час, которого мы всегда боялись. Час, в который судьба положила конец твоему бьющему ключом вкусу к жизни, твоей отваге и твоему существованию».
Для Квандтов смерть Гаральда стала не просто трагическим событием. Она ознаменовала начало раскола клана, который в течение трех поколений вместе управлял своим состоянием и приумножал его. В последующие годы между членами семьи шла жестокая борьба, психологическая война, которую ни один из ее участников не смог пережить без душевных увечий.
Осенью 1967 года коллегия душеприказчиков Гаральда Квандта собралась в первый раз. Ее состав отчасти был последней волей умершего в 1954 году отца-основателя империи Гюнтера Квандта. Здесь были вдова Гаральда Инге Квандт, Райнер Гюнцлер и еще один друг Гаральда, а также Хорст Павель. В глазах Инге Квандт Павель однозначно был человеком ее шурина, Герберта, и она совершенно не понимала, что он делает в коллегии, которая занимается наследством Гаральда Квандта.
Отношения между Инге Квандт и Гербертом Квандтом ухудшились, после того как вдова окончательно сошлась с Райнером Гюнцлером. Они поселились вместе в доме Гаральда. Гюнцлер посмел критиковать Герберта Квандта. Хотя он и отдавал должное успехам BMW, но считал, что как бизнесмен Герберт Квандт берет на себя слишком большие риски и это совсем не нужно наследникам Гаральда Квандта.
Гюнцлер и Герберт Квандт недолюбливали друг друга. Промышленник пренебрежительно называл спутника золовки «человеком, который работает на телевидении». Для него Гюнцлер был никем. В его вселенной таким ярким птицам места не было. Герберт предпочитал взаимодействовать с промышленниками и банкирами, а больше всего ценил потомков старых дворянских семейств.
Гюнцлер же был совсем из другого теста. Его друг Петер Бениш позже называл его «достаточно высокомерным типом», которого не сильно беспокоило, что о нем думают. Он был «необычайно умен». Личный секретарь Гаральда Квандта Якоб поначалу не очень ладил с новым хозяином дома, но постепенно пришел к выводу, что Инге Квандт и Райнер Гюнцлер нашли друг в друге «участливого партнера, которому можно безоговорочно доверять и на которого можно положиться». Домработница Фрида Смюрек, напротив, видела в Гюнцлере оккупанта, который оказывал плохое влияние на Инге Квандт: «Она подчинялась ему».
Летом 1970 года Инге Квандт впервые потребовала разделить состояние. Семейный разлад теперь был заметен и посторонним. На празднование своего шестидесятилетия Герберт Квандт пригласил в Бад-Хомбург важнейших немецких промышленников, других высокопоставленных лиц и, конечно, семью. Однако в застекленном зимнем саду его золовка должна была занять не одно из почетных мест, а держаться в задних рядах. «Многие на празднике – от немецкого банкира Германна Абса до руководителя концерна Daimler-Benz Йоахима Цана – заинтересовались таким выпадом против прелестной вдовы», – писал Spiegel.
Герберт Квандт позже так описал причину конфликта, указав и время его начала: «В 1970 году, то есть через три года после смерти брата, оказалось, что семейные интересы наследников Гаральда Квандта все больше и больше расходятся с моими. Напряжение появилось тогда, когда оказалось, что лишь комиссия душеприказчиков может распоряжаться наследством. Я же хотел и дальше неограниченно вести свою активную деятельность. Поэтому после моего 60-летнего юбилея в июне 1970 года мне впервые пришла мысль о разделении состояния».
В споре с влиятельным шурином и его советниками вдова решила обзавестись профессиональным союзником. Бывший финансовый директор компании Krupp Арно Зеегер работал с Гаральдом Квандтом в должности управляющего директора до самой смерти промышленника. Герберт Квандт разозлился, что золовка не посоветовалась с ним, прежде чем пригласить Зеегера. Граф фон дер Гольц все же смог успокоить Квандта. Он знал Зеегера очень давно и считал, что сможет с ним договориться. Однако он ошибался. Зеегера интересовало лишь данное ему задание. По совету Гюнцлера Инге Квандт велела Зеегеру «выбить» для наследников Гаральда Квандта лучшее из возможного. Переговоры должны были проходить так, будто разделом занимались чужие друг другу партнеры по бизнесу.
В своем бизнесе Герберт Квандт не раз шел на жесткие переговоры. Но того, что сделала его золовка и ее советник, он не мог понять по двум причинам. Во-первых, из-за династического мировосприятия. «Он, человек, до глубины души благодарный за свое воспитание и развитие почти столетней истории семьи, теперь должен был наблюдать, как из-за личной эгоистической недальновидности эта история перечеркивается», – писал в 1980 году его биограф Вильгельм Тройе.
Вторая причина заключалась в том, что состояние, которым братья до смерти Гаральда владели совместно, увеличилось в основном благодаря успехам Герберта Квандта, и он имел полное право объявить доставшиеся ему компании своей собственностью. Ведь именно он расширил унаследованную братьями долю концерна Daimler-Benz, по его инициативе была куплена доля в BMW. Кроме того, Герберт Квандт также смог увеличить находившийся в его собственности контрольный пакет акций компании Varta.
Компании, находившиеся под управлением Гаральда Квандта, в последние годы стали терпеть значительные убытки, с которыми, опять же, приходилось бороться Герберту Квандту. По сути дела, наследники Гаральда теперь претендовали и на деньги, которые заработал Герберт и его управляющие. Потому он счел черной неблагодарностью тот факт, что наследники брата подсовывают ему каких-то посредников, чтобы выяснить, что они могут получить.
Ради справедливости стоит сказать, что Гаральду Квандту достались самые сложные компании из тех, которыми владела семья. Пока
Война делает сильных сильнее, а слабых – еще слабее.
Герберт Квандт зарабатывал на автомобильном буме, Гаральд пытался вернуть к жизни некогда могущественное военное предприятие. Он также взял на себя управление и другими компаниями, оказавшимися заброшенными после войны, которые нужно было оснащать новым оборудованием. «Стартовая позиция Гаральда Квандта была куда хуже, – отметил Эберхард фон Кюнхайм в интервью 2002 года. – Предприятия, находившиеся в зоне его ответственности, помимо всего прочего, имели большие трудности с капиталом».
К началу 1970-х годов Герберт Квандт пришел к мнению, что разделение семейного состояния может иметь смысл не только из-за плохих отношений с золовкой, попавшей, по его мнению, под «постороннее влияние». Дело было и в величине обеих ветвей семьи. Гаральд Квандт оставил после себя жену и пятерых детей. Герберт Квандт однажды должен был оставить жену и шестерых детей. Можно было легко представить, с каким трудом тринадцать наследников будут договариваться о том, кто чем должен владеть.
Герберт Квандт предложил наследникам брата денежную компенсацию, однако это не сильно помогло решить проблему. С их точки зрения, Квандт предложил слишком маленькую сумму, не соответствовавшую половине состояния. Выбора не было: промышленное имущество нужно было поделить. По сути, речь шла о четырех больших предприятиях, акции которых находились в совместном владении братьев: BMW, Daimler-Benz, Industrie-Werke Karlsruhe и Varta.
К доле в BMW советник Инге Квандт относился с большим недоверием. История предприятия показывала, насколько быстро автомобильная компания может потерять в цене из-за неверной модельной политики. К тому же эта доля облагалась долгами, ведь Герберт Квандт отчасти финансировал покупку акций кредитами.
Varta также не представляла для наследников Гаральда Квандта особого интереса. В этом случае речь шла об огромном конгломерате, управлять которым должен был собственник с предпринимательским складом ума. То же самое относилось и к Industrie-Werke Karlsruhe. Предприятие требовало санации и, кроме того, представляло гораздо меньшую ценность, чем то, что могло бы удовлетворить аппетиты наследников.
В общем, оставался лишь пакет акций концерна Daimler-Benz. Это была настоящая жемчужина состояния Квандтов. Стоимость акций с момента проведения валютной реформы в 1948 году выросла более чем в 40 раз. Герберт Квандт был сильно привязан к этой доле. Для него Daimler-Benz было «самым благородным и самым прекрасным из всех немецких предприятий». Он лично купил большую часть акций в 1950-е годы, за что ему не один раз пришлось оправдываться перед «четверкой». И вот после долгих и сложных переговоров Инге Квандт и пять ее дочерей получили четыре пятых совместного пакета акций Daimler-Benz. Герберт Квандт отдал их, по собственному выражению, «с тяжелым сердцем, оно обливалось кровью». В свою очередь, он получил все акции BMW и Varta, которые находились во владении семьи.
После этого первого разделения, состоявшегося в 1973 году, война в клане Квандтов продолжилась. Вдова создала «Общество управления состоянием семьи Квандт» и отдала его в руки Райнера Гюнцлера. Герберт Квандт вскипел от ярости. Такое название, по его мнению, было недопустимым, ведь посторонние люди могли подумать, что за этой компанией стоит он. Поэтому ее переименовали в «Общество управления состоянием наследников Гаральда Квандта».
После этого изможденный советник Инге Квандт Зеегер сдался. Герберт Квандт надеялся, что теперь отношения между двумя ветвями семьи улучшатся. Однако «некоторые разрушительные силы», на которые спустя много лет он намекнул своему биографу, продолжали действовать: «В семье было все меньше взаимопонимания».
В планах управляющих имуществом наследников Гаральда Квандта акции Daimler-Benz AG были лишь промежуточным звеном. С точки зрения разделения рисков вложить все в одну компанию было не лучшим вариантом. Более разумным оказалось разбить состояние на части, а также вложить деньги во что-то еще, например в недвижимость и государственные облигации.
Герберт Квандт тоже решился сократить свою долю в Daimler-Benz. Ухудшение экономической ситуации на фоне нефтяного кризиса и высокие процентные ставки существенно ограничивали ему поле для деятельности. В банковских кругах ходили слухи о том, что группа компаний Квандта должна два миллиарда марок кредитным учреждениям внутри страны и за рубежом. Квандт «уже давно находился в затруднительном положении», говорил в то время банкир Вальтер Хессельбах. Покупку акций BMW он финансировал в том числе с помощью кредитов, для получения которых необходимо было представить обеспечение. В качестве такого обеспечения выступали другие части промышленной империи. При покупке Milupa и косметической компании Mouson Герберт Квандт также пользовался помощью банков. Да и Industrie-Werke Karlsruhe требовала дополнительных кредитных средств. Квандт был влиятельным, но в тот момент он оказался связан долговыми обязательствами по рукам и ногам.
В июле 1973 года обе ветви семьи искали покупателя для акций Daimler. Они предложили свой пакет концерну Флика, самому крупному акционеру компании, владевшему 40 % ее акций, но их это не заинтересовало. Deutsche Bank, владевший долей в 28,5 %, тоже отклонил предложение. Из политических соображений банк не считал увеличение своих промышленных активов разумным.
28 ноября 1974 года в СМИ появилось сообщение о том, что семья Квандтов продала пакет акций компании Daimler-Benz AG. Сообщение стало настоящей сенсацией. Как ни странно, в нем не было ни слова о том, кто купил долю в самом уважаемом немецком автомобильном концерне. Было лишь указано, что покупателя представлял Dresdner Bank. Немногим позже телефоны в кабинетах членов правления банка и в центральном офисе Квандта в Бад-Хомбурге начали буквально разрываться. Журналисты хотели узнать, кому же достались акции. Но ответа на этот вопрос им никто не дал. Позже Герберт Квандт даже сказал одному члену наблюдательного совета Daimler-Benz, что сам не знал, кто был покупателем. Данной информацией владел только Юрген Понто, глава правления Dresdner Bank.
Большая сделка взволновала общественность. Квандтам принадлежало около 15 % акций Daimler-Benz. При курсе в 250 марок за штуку их доля оценивалась примерно в миллиард марок. Продажа такого пакета стала на тот момент самой большой транзакцией в истории немецкого бизнеса.
Давление на Dresdner Bank росло с каждым днем. 2 декабря 1974 года банк, наконец, раскрыл тайну: покупателем акций был эмират Кувейт. Речь шла просто о вложении денег, сообщил банк в попытке сгладить углы. Ближневосточная страна не собиралась оказывать влияния на внутреннюю политику Daimler-Benz. Новый крупный акционер даже не потребовал для себя места в наблюдательном совете.
Несмотря на это, реакция Бонна была негативной. «Это все очень плохо», – заявил государственный секретарь Федерального министерства экономики Детлев Карстен Роведдер. В глазах многих представителей немецкой общественности, в то время симпатизировавшей социалистическим идеям, эта миллиардная сделка свершилась по капиталистическим правилам, которые нужно искоренять.
Франц Йозеф Штраус выручил промышленника. «Решающим фактором явилось то, что группе компаний Квандта за целый год не удалось найти покупателя ни в Германии, ни в Европе, ни в Америке», – отметил он. Премьер-министр Баварии обвинял в этом социал-либеральное правительство, ставшее врагом самому себе: «Все зашло так далеко, что акции автомобильных предприятий покупают только те, кому не важен их фактический доход, то есть арабы».
В то же время продажа акций немецкого концерна эмирату Кувейт не была первой сделкой подобного рода. За полтора года до этого персидский шах приобрел долю в концерне Krupp, хотя она являлась лишь малой частью пакета акций Daimler. То, что за обеими сделками стояли страны Ближнего Востока, – не случайность, а следствие преобразования мировой экономики. Страны-экспортеры нефти на Аравийском полуострове к началу 1970-х годов нарастили значительный капитал и стали более влиятельными. В октябре 1973 года организованная ими ОПЕК подняла цены на нефть и снизила объемы добычи, потребовав, чтобы Израиль освободил занятые им области. Для Запада это был шок. В один момент все вдруг поняли, в какой зависимости находятся промышленные страны и как уязвимы стали их экономики.
Герберт Квандт и представители наследников Гаральда Квандта внимательно следили за развитием «нефтяного эмбарго». Из-за нефтяного шока и последовавшего за ним экономического спада перспективы их инвестиций в автомобильную отрасль значительно ухудшились. В это же время перед нефтедобывающими странами стояла задача направить быстро увеличивающуюся прибыль от продажи нефти в более безопасные и высокорентабельные вложения. Подходящих для этого возможностей в самих этих странах не было. Таким образом, совершенно логично, что пакет акций Квандтов перешел в собственность эмирата Кувейт. И покупатель, и продавец реагировали на одно и то же событие в мировой экономике.
Продажа доли в Daimler стала важным событием и для истории семьи. Связь между Гербертом Квандтом и наследниками его сводного брата продолжала ослабевать. Теперь семью держала последняя большая скрепа: Industrie-Werke Karlsruhe/Augsburg (IWKA). Предприятие, производившее станки, орудийные стволы, мусоровозы и швейные машинки, переживало упадок. Концерн IWKA принадлежал к числу избранных поставщиков бундесвера, который в одном только 1974 году закупил товаров военного назначения на сумму в 104 миллиона марок. Однако из-за ошибок руководства и медлительности при проведении сделок в том же году компания получила убытки на сумму в 32 миллиона марок. Концерну срочно требовалось оздоровление, и прежде всего новый капитал.
Инге Квандт не хотела участвовать в повышении доли капитала. Тогда Герберт Квандт выкупил ее акции, увеличив свой пакет до 60 %. Он вложил в группу компаний 35 миллионов марок, и одновременно в ней должны были пройти сокращения, которые были частью плана по оздоровлению. Это была попытка начать все заново.
Поскольку с отношениями владения изменились и возможности, в 1976 году предприятие получает свой самый большой закрытый заказ на производство оружия после Второй мировой. Дочернее предприятие Mauser получило заказ на постройку бортовых орудий для боевого самолета «Торнадо» – заказ стоимостью в несколько сотен миллионов марок.
Покупка Гербертом Квандтом компании IWKA не означала полного разделения имущества семьи. Все еще существовало огромное количество акций различных предприятий меньшего размера, которыми Герберт Квандт и наследники его брата владели вместе. Между апрелем и августом 1976 года Герберт Квандт и комиссия душеприказчиков вели переговоры о честном разделе имущества. В некоторые дни совещания длились до двенадцати часов. Материал был непростым. Многие доли, о которых шла речь, не котировались на бирже, и их стоимость необходимо было высчитывать по особой сложной формуле.
11 августа 1976 года обе ветви семьи заключили второй договор о разделе имущества. Герберту Квандту доставалась семейная доля в Internationale Spedition Gunther Lohmann KG, Wup- permetall GmbH и Busch-Jaeger Durener Metallwerke GmbH. Инге Квандт и ее дочери получили 50 % акций Waggon Union GmbH, а также доли в UTB-Teilzahlungs-Bank, IWK Pressen GmbH и в DWM Copeland GmbH. Кроме того, наследники Гаральда Квандта получили 40 % акций Contrans Gesellschaft fur Containerverkehr и долю в GVL KG в Любеке.
Завершающим аккордом стало то, что наследницы Гаральда Квандта письменно обязались не появляться в Gunther-Quandt-Haus, который до этого использовался обеими ветвями семьи. Они сразу же построили по соседству новое офисное здание, назвав его Harald-Quandt-Haus.
Наконец, битва, местами безжалостная, в которой все стороны получили серьезные травмы, завершилась. Квандты подписали договор о разделении имущества. Важным актором со стороны Герберта Квандта был его поверенный Ганс граф фон дер Гольц. В первые годы на этом посту он не занимался ничем иным, кроме как разделом имущества. «Все-таки, с моей точки зрения, эти годы не были потрачены впустую», – вспоминал он позже. Поведение Герберта Квандта его тогда очень впечатлило: «Я увидел собственными глазами, чего может добиться человек, который решил держаться вопреки всем неприятностям, быть тверже всех угрожающих ему разрушительных сил, которые посылает в его жизнь судьба. Я увидел, что стойкость и воля во времена уныния защищают от глубоких душевных ран, а величие человека в том, чтобы постоянно находить в себе новые силы и не утратить при этом теплого участия к своему окружению».
Герберт Квандт считал, что напряжение и переполох в семье, связанные с разделом имущества, отняли у него два или три года жизни. Промышленник говорил об этом, когда ему было 66 лет. Ему предстояло прожить еще шесть лет и пережить свою золовку, а также двоих ее важнейших соратников.
Вскоре после продажи пакета акций Daimler в 1974 году Райнер Гюнцлер ушел с поста управляющего унаследованной компании. Его отношения с Инге Квандт охладели, хотя связь и не оборвалась полностью. Важнейшим советником вдовы стал банкир Ганс-Хильман фон Халем. Летом 1976 года Инге Квандт вышла за него замуж. Фон Халем происходил из состоятельного семейства. Во времена Гитлера его отец был дипломатом, а мать принадлежала к семье банкиров из Дюссельдорфа по фамилии Вальдтхаузен. Фон Халем ранее участвовал в продаже акций Daimler в качестве генерального уполномоченного Инге Квандт.
Когда Буби Шольц познакомился с Квандтами в конце пятидесятых, Инге показалась ему «жизнерадостной и общительной». Ее берлинский акцент звучал очень естественно. У нее были прекрасные манеры, впрочем, она часто ими пренебрегала. Ее любили как женщины, так и мужчины. Она много курила и играла в скат. На самом деле в глубине души Инге Квандт была неуверенной и пугливой. «Она просто не могла владеть собой», – говорил о фрау Квандт Петер Бениш. В новых отношениях Инге также не могла обрести покой. Она переживала частые перепады настроения и страдала от депрессий. Таблетки стали ее манией. Она мало ела, выкуривала до сотни черных сигарет без фильтра в день и в конце концов совершенно разрушила свое здоровье. В рождественский сочельник 1978 года Ганс-Хильман фон Халем обнаружил жену мертвой. Прибывший на место врач констатировал остановку сердца. Инге Квандт было 50 лет.
Халем сообщил об этом старшим дочерям Гаральда Квандта, и те сразу приехали в Бад-Хомбург. Около четырех часов утра на второй день Рождества Халем написал прощальное письмо и оставил его рядом с телом супруги в гробу на первом этаже. Затем он взял револьвер и выстрелил себе в рот. Никто из находившихся на огромной вилле не слышал выстрела. Лишь несколько часов спустя, когда Халем не появился на завтраке, Габриэле Квандт отправилась искать его и обнаружила тело.
После смерти Инге Квандт ее брат Йоахим Бандеков взял на себя опеку над обеими ее малолетними дочерьми – Колин-Беттиной и Патрицией. Однако и взрослые дочери – Катарина, Габриэле и Анетте – в то время еще не могли принимать решений относительно своих долей в наследстве. В своем завещании Гаральд Квандт определил, что каждая из них сможет самостоятельно распоряжаться наследством лишь по достижении 30 лет. Девушки могли присутствовать в качестве приглашенных на заседаниях комиссии душеприказчиков, однако, как и во времена своего детства, должны были вновь всецело полагаться на своих советников.
В 1978 году их состояние, по оценкам того времени, составляло около 1,5 млрд марок. Хотя за пакет акций Daimler, проданный эмирату Кувейт четыре года назад, семья получила примерно миллиард марок, из этой суммы еще необходимо было выплатить налоги и долги. Часть прибыли наследники Гаральда Квандта вложили в землю. При этом управляющие их имуществом не ограничивались покупками только в Германии, они также приобретали элитную недвижимость в США. Семье было даже предложено купить небоскреб Chrysler в Нью-Йорке, правда, Инге Квандт так и не смогла решиться на такую покупку.
Между тем Герберт Квандт тоже озаботился вопросом о том, что будет с его состоянием после его смерти. Ссора с золовкой стала для него наглядным примером опасности, которая поджидает и его наследство. Еще при жизни он хотел устроить все наилучшим образом и для своих наследников, и для предприятий, за которые он нес ответственность. В своем бидермайеровском кирпично-оливковом кабинете в Gunther- Quandt-Haus Герберт Квандт вместе с несколькими специалистами обдумывал решение одного из самых больших и сложных дел наследственного права в истории немецкой промышленности. В отличие от своего отца, Герберт Квандт, в конце концов, решил не передавать свою империю следующему поколению целиком. Вместо этого он решил разделить ее.
В 1970-е годы почти все свое время и усилия он тратил на то, чтобы грамотно распределить компании между женой и шестью детьми. При этом его положение сильно отличалось от того, в котором находился его отец. У Герберта Квандта не было сына-наследника, который уже работал бы с ним. То, будет ли кто-либо из его наследников в принципе претендовать на пост преемника, также было непонятно. Старшему из его сыновей, Свену, в 1970 году исполнилось только 14 лет.
Было понятно, впрочем, что Сильвия Квандт, самая старшая дочь Герберта от его первого брака с Урсулой Мюнстерманн, не имела бизнес-амбиций. Она занималась искусством, одна воспитывала ребенка и жила в Мюнхене. Художник-график по образованию, в 1966 году, когда ей исполнился 31 год, Сильвия начала писать картины. В следующем году она приняла участие в большой выставке в Мюнхене и получила множество призов. Как-то она даже попала в газеты. В 1970 году на персональной выставке Сильвии в Дюссельдорфе журналисты обратили внимание на картину, названную «Большой бизнес», на которой красовалась обезьяна в костюме. Мюнхенская газета Abendzeitung писала, что таким образом дочь миллиардера хотела «показать больших боссов, к числу которых относится и ее отец». Художница ответила, попросив не воспринимать ее сюрреалистические картины как прямое отражение ее внутреннего мировосприятия.
Герберт Квандт договорился со старшей дочерью о доле в наследстве. Он переписал на нее большой пакет ценных бумаг и, предположительно, множество разной недвижимости. Но управление имуществом Сильвию не интересовало. Ее деньгами распоряжался банк Reuschel.
Прежде чем передать свои предприятия детям, Герберт Квандт стремился навести в них порядок. Вместе с личным поверенным графом фон Гольцем он занялся реструктуризацией бывшего концерна AFA. Компания, которая с 1962 года стала называться Varta, теперь производила не только аккумуляторы. Благодаря покупке всевозможных компаний предприятие разрослось до непонятного конгломерата, подразделения которого производили множество товаров – от фармацевтических средств до воздушных фильтров, от шахтерских светильников до детских каш.
Квандт решил сделать из Varta три независимые друг от друга компании. Одна из них должна была по-прежнему называться Varta, а производить и продавать только аккумуляторы и пластик. Второе предприятие под названием Altana должно было работать в сфере фармацевтики вместе с двумя подразделениями: компанией Milupa, производящей детское питание, которую Квандт приобрел в период с 1971 по 1974 год, и парфюмерной компанией Mouson, приобретенной им в 1973 году. В третью самостоятельную компанию под названием Ceag выделялось производство фильтров и промышленных ламп.
Граф фон дер Гольц хвалил столь мудрый подход к разделу имущества. Спустя пару десятилетий он станет настоящим трендом в немецкой промышленности, но в то время, по выражению поверенного, это был «единичный случай в немецкой послевоенной истории». Без сомнений, расформирование группы компаний Varta стало первым в своем роде. Данное решение противоречило духу времени. Общественность привыкла, что концерны только разрастаются, а их руководство думает лишь о том, как получить еще больше власти и построить еще большую империю.
Мысли Герберта Квандта изначально шли в этом же направлении. В начале 1970-х годов владелец империи активно размышлял над тем, не пришло ли время создать настоящий концерн Quandt, чтобы всеми его компаниями и долями можно было управлять централизованно. Такая модель имела определенные преимущества. Если бы, например, в BMW случился кризис, его было бы легче преодолеть именно в концерне. Однако разделение предприятий служит доказательством дальновидности Герберта Квандта. Вместо того чтобы передать наследникам колосса без головы, которым некому было бы управлять после его смерти, он разбил его на несколько самостоятельных предприятий. Технически концерн Varta поделили таким образом, чтобы его акционеры получили за 10 старых акций 6 акций нового уменьшенного предприятия Varta AG и Altana AG, а также одну акцию компании Ceag. Аккумуляторная компания с 13 000 сотрудников была самым большим предприятием из преемников концерна.
При подготовке наследства Герберту Квандту очень помогало то, что ему совершенно не приходилось заботиться о BMW. Под управлением Эберхарда фон Кюнхайма автомобильная компания прекрасно развивалась. В 1977 году ее оборот впервые превысил отметку в пять миллиардов марок. Крупный акционер получил дивиденды в размере 45 млн марок. Благодаря высокой прибыли Кюнхайм мог действовать независимо от Квандта.
«Фон Кюнхайм настолько же свободен, как и любой член правления публичного акционерного общества», – сказал как-то Квандт. Однако промышленник не отказывался от предостережений: «Я даже не помышляю о том, чтобы снять ответственность с правления». Контакты между правлением BMW и Квандтом ограничивались его присутствием на 4–5 заседаниях в год и нескольких встречах. Трижды в месяц они созванивались, «но только по поводу», как подчеркивал Квандт. Кюнхайм, со своей стороны, свидетельствовал о долговременном воздержании крупного акционера от участия в политике предприятия: «За прошедшие пять лет нами не было принято ни одного решения по инвестициям, которое господин Квандт хоть на йоту поменял бы».
Фактически представление о том, что BMW тогда развивалась под непосредственным влиянием Герберта Квандта, не соответствовало реальности. В шестидесятые годы он, правда, очень постарался, чтобы символом новых моделей BMW стала решетка радиатора в форме боба. Однако сразу после того, как в 1970 году Кюнхайм занял должность главы компании, Квандт перестал вмешиваться в ее деятельность. «Правила игры были абсолютно понятны, – отметил в 2002 году тогдашний председатель правления. – Правление решало».
Под руководством Кюнхайма и с одобрения Квандта в середине семидесятых годов BMW бросила вызов Daimler-Benz. Еще до этого баварский автомобильный концерн покинул нишу спортивных автомобилей. В 5-м и 3-м модельных рядах предлагались комфортабельные машины, которые нравились богатым покупателям. Затем Кюнхайм замахнулся на премиум-класс. Производство больших и рентабельных седанов долгие годы было вотчиной Daimler-Benz. В 1977 году BMW представила 7-ю модель. Со своим шестицилиндровым двигателем она могла конкурировать с большими автомобилями от Mercedes. А салон седана из Мюнхена был даже больше, чем в автомобиле S-класса от Daimler.
Герберт Квандт с удовлетворением наблюдал за развитием BMW. В 1974 году ему пришлось отказаться от своей доли в Daimler-Benz – предприятии, с которым он чувствовал сильную эмоциональную связь. Сразу после этого он стал председателем наблюдательного совета в BMW. Для промышленника Daimler навсегда остался образцом благородного бизнеса. И теперь глубокое удовлетворение ему дарил тот факт, что BMW тоже производит автомобили премиум-класса.
Зрение Герберта Квандта в те годы настолько ослабло, что ему приходилось записывать деловые письма на диктофон. Он не мог посмотреть ни одну диаграмму, ничего не читал, и все самое важное ему приходилось держать в голове. Это было удивительно: в тот момент, когда промышленнику нужно было реорганизовать свою империю и подготовить ее для наследников, важную информацию ему приходилось воспринимать исключительно на слух.
Квандт любил, чтобы сотрудники, приходя в его кабинет, становились напротив окна, потому что так он мог видеть хотя бы силуэт. Он слышал больше, чем большинство других людей. «С течением времени слух все больше заменял ему зрение. Он слушал тембр голоса точно так же, как другие слушают музыку. Он делал выводы, исходя из изменений громкости, скорости речи, пауз между вопросами и ответами, выбирал людей на руководящие должности, ежедневно общался с руководящими сотрудниками, посетителями и участниками заседаний по всему миру», – писал его личный биограф Тройе.
Один раз Кюнхайм присутствовал на собеседовании кандидата на один из высших руководящих постов, которое проводил сам Герберт Квандт. Под конец Квандт спросил у интервьюируемого, когда тот в последний раз брал отпуск. «Три или четыре года назад», – ответил соискатель. Квандт посоветовал ему отдохнуть несколько месяцев перед вступлением в новую должность. Когда кандидат ушел, Кюнхайм спросил Квандта, почему он задал столь необычный вопрос. Квандт ответил, что по голосу и манере говорить сразу понял, как этот человек перегружен.
Постепенно привязанность Герберта Квандта к звуку стала носить характер навязчивой идеи. Так, промышленник записывал на диктофон телефонные переговоры, чтобы затем внимательно переслушать их и получить более подробную информацию о намерениях и личности своего собеседника. Данная практика не единожды спасала и его брата.
Кроме графа фон дер Гольца, фон Хойзингера и фон Кюнхайма практически никто не имел личного доступа к Герберту Квандту. Промышленник чувствовал себя «на одной волне» прежде всего с графом фон дер Гольцем и часто брал его «в заложники», как поэтично описывал такие моменты последний. «Он любил вечерние разговоры по душам, когда дневные заботы остаются позади; обмен мыслями в темноте, когда собеседник становится практически неосязаем, когда остаются лишь голоса с их тонкими вибрациями, высокими и низкими нотами – только лишь слово, без примеси света, контраста и цветов».
В 1978 году Герберт Квандт переписал на Соню, Сабину и Свена Квандтов по одинаковой доле своих акций компании Varta AG. Он хотел исключить возможность того, что после его смерти наследникам от второго и третьего браков достанется общее состояние. В этом случае они оказались бы связанными друг с другом так же, как он в течение многих лет был связан с наследниками своего брата Гаральда. Герберт Квандт заявил, что хочет дать всем своим детям возможность построить собственное будущее «независимо от меня и остальной семьи». Предполагаемое наследство было свободно от долгов.
Уже в следующем году 23-летний студент-экономист Свен Квандт вошел в наблюдательный совет самого большого в Европе производителя аккумуляторов. В газете Zeit экономический журналист Михаэль Юнгблут критиковал это событие: «То, каким образом Свена готовят к будущей должности, очень напоминает времена феодализма. Как когда-то в княжеских домах, здесь наследуется не только богатство, но и власть». Заслуженным руководителям пришлось подвинуться ради студента, «которому случайно выпало родиться в семье Квандт».
Наследство семья Герберта Квандта получила раньше, чем ожидалось. Страдавший от аритмии предприниматель неожиданно умер вечером 2 июня 1982 года в Киле, в доме своих родственников. Ни его жены, ни детей рядом не было. Семья уехала обратно в Бад-Хомбург после отпуска, который они провели вместе на яхте.
Герберт Квандт скончался при запоминающихся обстоятельствах. Эта смерть до сих пор не дает покоя его дочери Сюзанне. «В конце Кильской недели, которую мы провели вместе, отец сказал мне: я еще останусь здесь. Это было очень необычно. Он не мог обходиться без мамы. Она была нужна ему, чтобы видеть». Она считает, что отец догадывался о скорой смерти и сознательно хотел несколько дистанцироваться от близких, чтобы было легче попрощаться.
К моменту своей смерти промышленник значительно увеличил имущество, доставшееся ему в наследство от отца. К тому времени в его империю входили десятки компаний, где трудилось 70 000 человек, а их общий оборот составлял 13 млрд марок. На одно только BMW, предприятие, в котором он самостоятельно смог стать по-настоящему крупным акционером, работало 45 000 человек.
22 июня 1982 года, в день, когда Герберту Квандту должно было исполниться 72 года, в здании Старой оперы во Франкфурте состоялся памятный вечер. В зале Моцарта собралась вся его семья, коллеги, главы немецких промышленных предприятий. Руководитель BMW Эберхард фон Кюнхайм сказал, что Герберт Квандт совсем не соответствовал тем представлениям, которые складывались о нем у посторонних. «Он не был диктатором, заставлявшим подчиненных денно и нощно отчитываться перед ним, он не был князем, держащим в страхе свой двор. Он не жаждал деспотического влияния, когда все подчинялось бы лишь его воле и соответствовало его собственным стремлениям к абсолютной власти. Я слышал, как это говорили о нем, но он не был таким человеком». Лишь годы спустя, в разговоре с хроникером BMW Хорстом Меннихом, Кюнхайм рассказал о темной стороне личности промышленника: «Был и другой Герберт – резкий, жесткий, если не сказать жестокий. Его присутствие расстраивало первого Герберта, но в то же время он был от него зависим, ведь все мы так или иначе зависимы».
Самую трогательную речь на поминках произнес генеральный поверенный Квандта и его близкий друг Ганс граф фон дер Гольц. «Ключом к тайне его успеха в бизнесе, конечно же, была его способность служить примером другим, а также теплое, но решительное, всепобеждающее и захватывающее влияние. Он знал, как поддержать, умел это делать».
Гольц отметил и любовь Герберта Квандта к своим близким. Он знал о том, что промышленник видел себя звеном цепи. «Его успех превысил дела его отца и деда. Однако он не придавал этому никакого значения. Ему и в голову не приходило сравнивать себя с предыдущими поколениями, ведь он питал к ним трепетное уважение. Он всегда оставался сыном, который гордится тем, что оправдал ожидания отца».
