12. Редкие часы досуга

В ранневикторианский период рабочий график оставлял людям не так много свободного времени. Мало кому выпадала возможность работать меньше 12 часов в сутки, а у некоторых смены были гораздо более долгими. Воскресенье, как правило, оставалось свободным и считалось днем отдыха, хотя у сельских жителей, которые ухаживали за домашним скотом и лошадьми, и в этот день всегда находились дела. Женщины в воскресенье занимались готовкой и работой по дому. При этом по понедельникам все, как правило, массово отлынивали от работы, хотя никакой официальной причины для этого не было. В понедельник утром фабричные рабочие, фермеры и даже конторские служащие нередко приходили на рабочее место с опозданием. Явившись на работу, обычный наемный работник не торопился утруждать себя в первый рабочий день – он предпочитал поработать подольше в четверг или пятницу, чтобы компенсировать расслабленное начало недели. И, как мы увидим позже, спортивные встречи в среде рабочих тоже нередко происходили именно по понедельникам.

Работодатели со временем начали все сильнее давить на рабочих, чтобы заставить их отказаться от старинного обычая лениться по понедельникам, вводили драконовские штрафы и угрожали увольнением. Деловая культура переживала расцвет. В 1825 году Банк Англии закрывался на 40 выходных дней, в 1834 году это количество сократилось до четырех. Между тем работники выступали за сокращение общего рабочего времени. Раньше решение этого вопроса зависело только от владельцев предприятий, но в начале 1870-х произошли глобальные перемены.

Экономический спад уже вынудил многие предприятия сократить часы работы, и во всех отраслях промышленности компании одна за другой соглашались ввести 10-часовой рабочий день в будни и сокращенный наполовину день по субботам. Закон о фабриках 1847 года, который ранее предусматривал столь благоприятные условия только для женщин и детей (и только в определенных местах – на ткацко-прядильных мануфактурах и в угольных шахтах), наглядно доказал, что эти меры, вопреки опасениям промышленников, не влекут за собой никакого экономического ущерба. Наоборот, после 1874 года работодатели, к своему немалому удивлению, обнаружили, что сокращенные рабочие часы вовсе не снижают их прибыль. Рабочие трудились более эффективно, машины работали на более высоких скоростях, перерывы на еду сокращались, процессы были оптимизированы. Понедельник превратился в полноценный рабочий день. Фабричный рабочий, по сути, поменял расслабленный понедельник, когда можно было найти время для игры и общения, на свободную половину субботы, которую теперь мог тратить по собственному усмотрению, не говоря уже о дополнительном часе или двух каждый будний вечер.

В 1837 году работа на мануфактуре начиналась в семь часов утра и продолжалась до восьми часов вечера шесть дней в неделю. С 1874 года рабочий мог начать смену в семь часов утра, как это делали его отец и дед, но закончить с понедельника по пятницу в шесть часов вечера и в два часа дня в субботу. Возможно, отец Альберта Гудвина выразил ощущения всего нового поколения рабочих, когда сказал, что ему приходится искать, чем себя занять в то свободное время, которое ему давал новый график работы. Естественно, в этом желании он был не одинок. Спорт, выпивка, садоводство или отдых на побережье – в это время родилась новая индустрия досуга, предлагавшая самые разные развлечения.

Впрочем, свободное время некоторых викторианцев оставалось по-прежнему неупорядоченным. Ханна Каллуик работала с шести утра до одиннадцати вечера. Судя по записям в дневнике, у нее не было установленного регулярного времени для отдыха, в которое она могла бы заниматься собственными делами. Но время от времени ей все же удавалось улучить свободный час днем или отдохнуть вечером. Например, однажды в будний день, когда она работала в доме в Брайтоне, ей удалось «прогуляться по пирсу с Эллен». В другой раз она провела несколько часов вдали от своего дома вместе со слугами из соседнего дома. Когда ей давали свободный вечер, она мыла посуду после чая, накрывала для семьи холодный ужин и уходила из дома около семи часов вечера, чтобы вернуться после десяти часов вечера. Но даже среди тех, кто, как и Ханна, в викторианский период имел крайне мало свободного времени, понятие досуга, безусловно, распространилось быстро и достаточно широко. Далее предстояло выбрать, какому занятию посвятить драгоценные часы отдыха.

Спорт для мужчин

Спорт и физические упражнения были, пожалуй, самым большим развлечением для мужчин в XIX веке. В начале эпохи огромные толпы регулярно собирались на скачках. Десять тысяч зрителей считались вполне обычным явлением для однодневных забегов, проходивших около крупных городов, а если в окрестностях появлялась железная дорога, это количество превышало 30 тысяч. Крупные события, такие как скачки Grand National или скачки в Аскоте, собирали более 60 тысяч зрителей. Богатые зрители могли без помех наблюдать за происходящим, заняв места на огороженных временных или постоянных трибунах, на безопасном расстоянии от рабочего класса, представители которого бесплатно толпились вокруг скакового круга (пока в конце 1870-х годов ипподромы не стали полностью закрытыми). Вокруг царили шум и суматоха, повсюду были разбросаны торговые и развлекательные палатки. Написанная в 1862 году песня «Скачки в Блэйдоне» (Blaydon Races) рассказывает, как это выглядело: «А вокруг лотки с пряностями, ученые мартышки, и старухи торгуют сидром». Многих привлекала возможность сделать ставки – согласно подсчетам, в 1850 году на Кубке Честера из рук в руки перешло около 1 миллиона фунтов стерлингов. И, поскольку алкоголь во время скачек лился рекой, этот день нередко заканчивался беспорядками. Обычно они принимали форму всеобщей потасовки, хотя в 1855 году, как сообщала газета Birmingham Mercury, день скачек в Астон-парке завершился тем, что 11 тысяч дебоширов разделились на две партии – «англичан» и «русских», – чтобы разыграть ход военных действий в Крыму. Разломав ограждение вокруг ипподрома, они использовали доски и стойки в качестве оружия. Беспорядки распространились на соседний город, и 16 человек попали в больницу.

Но, несмотря на безумные выходки и эффектные газетные заголовки, скачки были не единственным популярным видом спорта. Огромное количество поклонников завоевал бокс, широко известный уже в середине XVIII века. Кулачные бои можно было наблюдать у трактиров и пабов, в амбарах и на лужайках в деревнях. Когда люди начали переезжать в большие и малые города, бокс последовал за ними. Хотя изначально это был спорт рабочих людей, он приобрел множество восторженных поклонников среди джентльменов и аристократов. Существовали как неформальные, так и организованные бои, проводились региональные турниры с участием всенародно известных бойцов, спарринги между джентльменами и бои за приз среди представителей рабочего класса.

Рис. 94. День на скачках, 1850 г.

Illustrated Times, 1858.

В разных социальных слоях мужчины боксировали ради моциона, развлечения или денег. Только представители среднего класса, казалось, оставались равнодушными к очарованию боксерского ринга. Генри Лемуан в своей короткой книге «Современная мужественность, или Искусство и практика английского бокса» (Modern Manhood; or the Art and Practice of English Boxing), опубликованной в конце 1780-х годов, описал опасный и нередко преступный мир призовых боев и огромных ставок. Известные боксеры боролись за скромный приз, в то время как молодые аристократы ставили гораздо более крупные суммы на результат их поединка. Когда прославленный Том Крибб победил не менее знаменитого чернокожего Тома Молино из Америки, он смог отойти от дел с достаточным количеством денег, чтобы купить паб на Пантон-стрит, недалеко от Лестер-сквер в Лондоне. (Том Крибб в конце концов промотал свое состояние на скачках, но паб до сих пор стоит на своем месте.) Двадцать тысяч человек наблюдали за поединком между Криббом и Молино в сельском Лестершире; богатому покровителю Тома Крибба капитану Баркли бой принес 10 тысяч фунтов стерлингов (на эту сумму можно было купить не просто паб, а большое загородное поместье).

Боксерские школы, которыми нередко руководили бывшие бойцы, такие как феноменально популярный Даниэль Мендоза, в викторианский период попеременно обретали и теряли популярность. Они давали доход пожилым профессионалам и служили тренировочной площадкой как для многочисленных любителей, не собиравшихся выходить на публичные бои, так и для тех, кто регулярно в них участвовал. Богатые здесь поддерживали знакомство с бедными, бои за звание чемпиона были долгими и кровопролитными, а поведение вне ринга могло быть не менее жестоким. По мнению Генри Лемуана, бокс был тем боевым искусством, которое учило ловкости, силе и отваге, а заодно превосходно готовило англичанина к войне. Дональд Уокер более поколения спустя переработал многие технические советы Лемуана. Он воспевал «мужское искусство» как средство формирования характера, заявляя, что именно бокс развил у британцев умение играть честно. Он отмечал непреходящую популярность этого вида спорта, что также подтверждали газеты середины века, сообщавшие о массовом посещении матчей по всей стране.

Рис. 95. Боксерский поединок между мистером Мэйсом и мистером Госсом, 1863 г.

Illustrated London News, 1863.

Знакомые нам сегодня правила бокса были разработаны маркизом Куинсберри. На самом деле их написал Джон Грэм Чемберс, но они распространялись под именем самого восторженного среди аристократов поклонника бокса. До того как эти правила получили всеобщее признание, раунд мог длиться сколь угодно долго и заканчивался, только когда один или оба участника падали на землю. После этого им давали 30 секунд, чтобы подняться на ноги, подойти к начерченной на земле линии и продолжить бой. (Фраза «подойти к черте» в смысле «быть готовым к борьбе» появилась именно так.) Матч мог продолжаться часами и заканчивался, только когда один из участников терял сознание или признавал свое поражение. Некоторые приемы были запрещены, например, нельзя было бить соперника головой в лицо или бить его ногами, если он упал, но множество борцовских приемов все же допускалось. С 1867 года правила маркиза Куинсберри предусматривали трехминутные раунды с перерывами длиной в одну минуту. Они, по сути, запрещали использование любых борцовских приемов, а боксировать рекомендовали в перчатках. Перчатки надевали и до этого, но обычно только для тренировок или показательных боев. Их делали из кожи и подбивали мягкими лоскутами ткани. Ладони боксеров также были обмотаны тряпками. Поначалу правила маркиза соблюдали только любители, но со временем их приняли и профессиональные участники призовых боев. В 1892 году Джон Лоуренс Салливан решил, что будет защищать свой титул чемпиона мира только в перчатках и по правилам маркиза Куинсберри. Бой проходил на ярко освещенной арене на глазах у 10 тысяч зрителей, многие из которых были в вечерних нарядах.

Со временем бокс становился все более регламентированным и контролируемым видом спорта и постепенно превращался в городской вид спорта. В 1837 году бокс был широко распространен в сельской местности и активно развивался здесь. Чемпионаты в основном проводили в Лондоне, но сельские жители не упускали возможности посещать небольшие местные соревнования, а многие сами принимали участие в боях. Та же картина наблюдалась в 1850-х годах. Но к началу XX века боксерская традиция в деревнях почти угасла. Однако она сохраняла прежнюю силу в бедных районах крупных городов. В частности, в Лондоне этот вид спорта пропагандировали представители духовенства, стремившиеся найти подходящее занятие для мужчин и мальчиков из рабочего класса. Такие люди, как отец Джей из Бетнал-Грин, организовывали боксерские площадки и клубы, чтобы привлечь мужчин в церковь. По мнению христиан (по крайней мере, физически развитой их части), спорт укреплял общинный дух, служил достойной заменой пабам (о которых мы вскоре поговорим) и открывал дорогу к духовному перерождению для обитающего в трущобах рабочего класса. Эти представления опирались на устойчивую популярность бокса и социальный статус бойцов и, в свою очередь, создавали позитивный образ этого вида спорта, несмотря на неодобрительное отношение среднего класса. Неформальные кулачные бои и обычные драки по-прежнему оставались частью повседневной жизни; потасовка в пабе воспринималась как давняя британская традиция.

Среди тех, кто предпочитал менее агрессивные физические упражнения и более благородные виды спорта, фаворитом в XIX веке был крикет. В 1860 году это был самый популярный вид спорта в стране. В него играли и городские, и сельские жители, в том числе довольно много представителей рабочего класса, но основной аудиторией крикета, в отличие от бокса, был средний класс. В сельской местности деревенские команды обычно возглавляли джентльмены-фермеры и представители духовенства, в пригородных районах этим спортом увлекались конторские служащие и лавочники. В больших городах в крикет играли реже, но в некоторых областях, особенно на севере, он тоже процветал. Один журналист из Шеффилда отмечал, что в понедельник днем на крупных производственных предприятиях, когда работы мало или нет совсем, рабочие одного завода зовут рабочих другого сыграть в крикет. У рабочих фабрики Messrs. R. Timmins & Sons в Бирмингеме был приобретенный вскладчину хороший набор спортивного инвентаря, в том числе биты, калитки и мячи.

Рис. 96. Крикет, бросок снизу, 1850 г.

Illustrated London News, 1850.

В начале викторианского периода матчи были событиями местного значения и затевались в основном не ради зрителей, а ради самих участников. Дресс-код был нестрогим, правила могли меняться. Игрок в крикет 1830-х годов был одет в брюки (не всегда белые), некоторые носили старомодные бриджи. Обычным явлением были высокие черные шляпы, хотя отдельные игроки предпочитали соломенные. Поверх обычной рубашки надевали фланелевую куртку, изредка ее могла заменить куртка армейского образца. Накладки на ноги появились в 1836 году после того, как широкую огласку получил случай, произошедший во время окружной игры, когда голени отбивающего были не просто сломаны, но полностью раздроблены. После этого защита голеней более или менее вошла в обиход, и в 1845 году в журнале Punch напечатали карикатуру, изображающую типичного игрока в крикет в военной куртке, кепке с козырьком и больших простеганных трубообразных накладках, из-за которых его ноги ниже колена выглядели как две обмотанные одеялом водосточные трубы. Существовало много видов защиты голеней, в том числе из вертикальных прутьев, соединенных между собой широкой тканой тесьмой. В 1850 году начали рекламировать щитки, набитые конским волосом и застегивающиеся на ноге с помощью ремней и пряжек, уже больше похожие на элементы формы XXI века. Перчатки вошли в обиход в 1850-х годах, примерно в это же время высокие шляпы уступили место фланелевым кепкам, а белый цвет в одежде стал обязательным. К 1860 году, когда крикет достиг пика популярности, форма и спортивный инвентарь обрели тот вид, который без труда узнали бы современные игроки.

Правила игры в крикет были впервые опубликованы в 1744 году, но регулярно подвергались пересмотрам и обновлялись. Особенно часто менялась манера броска – сначала мяч подавали снизу, затем с круговым замахом (напоминающим подачу в бейсболе), затем сверху. Долгие годы верхняя подача считалась слишком опасной – запрет был снят только в 1864 году. Пока происходили все эти технические изменения, спорт продолжал развиваться, а странствующие команды, в полной мере оценившие возможности новых железных дорог, распространили игру и интерес к ней с сельского юга, где она родилась, по всей стране.

В 1864 году в крикет высшей лиги пришел Уильям Гилберт Грейс, выступавший за лучшие команды Британии. Грейс был (и, возможно, до сих пор остается) величайшей суперзвездой крикета. Его слава и популярность были настолько велики, что билеты на матч нередко продавали вдвое дороже, если в списках команд стояло его имя. Он был вторым из трех братьев Грейс, игравших в крикет на высшем уровне. Карьера всех троих была выдающейся, играли они долго. Крикету их с раннего детства учил отец, страстный поклонник этого вида спорта: он заставлял всех пятерых своих сыновей практиковаться на лужайке перед домом с битами, мячами и воротцами, в то время как дочери исполняли роль принимающих игроков (подавать и отбивать мяч им не разрешали). Семья Грейс принадлежала к обеспеченному среднему классу, и Уильяма Гилберта отправили получать специальность в медицинское училище. Из-за этого на поле он продолжал выступать в любительском статусе, несмотря на то что личное участие и спонсорские сделки приносили хорошие деньги. (Он действительно вел прием как врач общей практики, хотя, по-видимому, список его пациентов был крайне невелик.)

До этого времени крикет был игрой, больше интересной участникам, чем зрителям, что само по себе создавало проблемы. Например, в Ливерпуле существовало более 60 клубов, и каждому из них требовались площадки и игровое поле. Команды регулярно жаловались в местные газеты на неподходящие условия для игры. В Кардиффе тоже изо всех сил пытались найти площадки для 93 городских клубов, многие из которых принадлежали к определенным общинам, как, например, Каледонский крикетный клуб, все члены которого гордились шотландским происхождением. Однако к 1860-м и 1870-м годам массовое участие переросло в массовый зрительский интерес. Свою роль в этом сыграли выступления Уильяма Гилберта Грейса. Это был запоминающийся человек с приятной внешностью и выразительной манерой игры, на поле привлекавший к себе все взгляды. Следующие строки из спортивного журнала Bailey’s дают представление о его спортивном мастерстве и о том, каким уважением он пользовался: «Однако сила Севера такова, что эти 11 игроков способны расправиться с любой командой, в рядах которой нет мистера Уильяма Гилберта Грейса… Блистательная месть великого отбивающего за конфуз, случившийся днем ранее, неотвратима. Из 300 пробежек он сделал 200, а из общих 436 очков обеспечил 268». Крикетная карьера Грейса продолжилась и в следующем столетии – он был настоящей знаменитостью и привлекал к спорту огромное внимание. О нем слышали даже те, кто никогда не ходил на крикет. Его героический имидж и статус суперзвезды вдохновляли тысячи людей на занятия спортом – или хотя бы на покупку билетов на матч.

Рис. 97. Уильям Гилберт Грейс, 1875 г. Пожалуй, самый известный игрок за всю историю крикета.

The Sunlight Yearbook, 1875.

История развития крикета как зрелищного вида спорта стала прообразом развития футбола – вида спорта, который занял господствующие позиции в конце XIX века. Те виды спорта, которые мы сегодня называем футболом и регби, существовали в разных вариантах на протяжении многих веков. У каждой группы игроков были собственные издавна сложившиеся правила. Игра могла выглядеть как грандиозное сражение, где мужчины из двух разных селений устраивали свалку, в которой периодически мелькал мяч, или как матч двух команд из шести игроков около паба. Ежегодный футбольный матч между приходом Святого Петра и приходом Всех Святых в Дерби славился потрясающим разнообразием тактических приемов – в частности, игрок мог уплыть с мячом вниз по реке или вытащить из мяча набивку и спрятать его под рубашкой. Но гораздо больше была распространена игра, в ходе которой участники просто перебрасывали мяч друг другу. Спортивная газета Bell’s Life уже в 1830-х годах писала о футбольных матчах между командами разных пабов. Другие клубы опирались на поддержку Церкви: футбол имел репутацию более безобидного вида спорта и более далекого от культуры пьянства и азартных игр, чем бокс и скачки (которые британские церкви уже давно объявили пороком). Работодатели тоже довольно быстро оценили преимущества футбола. Многие крупнейшие британские футбольные клубы возникли как раз в эпоху локального футбола произвольной формы. «Манчестер Юнайтед» когда-то назывался «Олдхем Роуд» и заседал в пабе «Три короны», а его игроков набирали из людей, которые регулярно там выпивали. «Эвертон» примерно таким же образом начал существование в пабе «Голова королевы» в деревне Эвертон. В отличие от них «Куинз Парк Рейнджерс» зародился не в пабе, а в школе – изначально это была команда муниципальной школы на Друп-стрит в Кентиш-Тауне. «Болтон Уондерерс» начал свою спортивную карьеру как «Футбольный клуб Крайст-Черч», основанный преподобным Джозефом Фарреллом Райтом (четыре года спустя они переехали в отель «Гладстон»). «Вест Хэм» был основан на верфи Арнольда Фрэнка Хиллза и назывался «Темз Айронуоркс». И наконец, клуб «Арсенал» был создан рабочими заводского комплекса Арсенала в Вулидже. Что самое удивительное, у этих клубов не было общих правил игры. Можно ли брать мяч в руки и бегать с ним? Какого размера должны быть ворота? Сколько игроков должно быть в команде? Все эти вопросы обсуждали и решали непосредственно перед началом игры. В напечатанном Bell’s Life в 1844 году отчете о матче, сыгранном между двумя взводами 13-го полка Легких драгун, говорилось, что с каждой стороны играло по 12 человек, но во время матча-реванша через несколько недель в каждой команде было уже по 15 человек.

В 1845 году трех старшеклассников из Школы Рагби попросили записать правила игры, в которую они играли в школе. После публикации эти правила превратились в эталон, к которому многие клубы обращались для разрешения спорных вопросов перед матчем. В 1863 году был опубликован еще один влиятельный свод правил, разработанный Футбольной ассоциацией. Эти две во многом не совпадающие системы, отражающие разные взгляды на игру, легли в основу того, что мы сегодня знаем как регби и футбол. В 1895 году регби еще раз разделилось на регби-юнион и регбилиг.

У обоих видов регби было немало поклонников в разных регионах страны, но популярность футбола была выше, чем у них, вместе взятых. Пока крикет постепенно становился видом спорта скорее для наблюдения, чем для игры, желание играть, казалось, перешло на футбол. Впрочем, следует заметить, что среди любителей футбола было гораздо больше представителей рабочего класса, чем среди любителей крикета в предыдущем поколении. В начале главы мы говорили, что здесь не последнюю роль сыграл изменившийся график работы. В 1850-х и 1860-х годах, в эпоху бурного расцвета крикета, белые воротнички обнаружили, что у них появилось свободное время. В середине века на рынке труда образовалось много одинаковых позиций, появились стандартные служебные часы, общая продолжительность рабочего дня тоже в основном сократилась, и довольно большая группа людей получила возможность отдыхать в одно и то же время. Введенные в 1870-х и 1880-х годах ограничения рабочих часов на фабриках означали, что у значительной части трудящихся из рабочего класса тоже появилось некоторое свободное время. 56-часовая рабочая неделя освободила для них вторую половину субботнего дня и будние вечера. В 1850-х годах белые воротнички открыли для себя недавно появившийся крикет, который обеспечивал их развлечением и некоторой физической активностью. К 1870-м годам, когда похожие запросы появились у рабочих, крикет уже ассоциировался с более состоятельными, поэтому рабочие обратились к футболу, который оставался классово нейтральным. Резкий рост популярности футбола можно проследить на примере Бирмингема. В 1870 году футбола в Бирмингеме практически не было. К 1880 году там появилось более 800 клубов. Не менее стремительный взлет наблюдался почти во всех промышленных городах Британии. Что характерно, у футболистов возникли такие же проблемы с поисками места для игры, как некогда у крикетистов, и первым футбольным клубам нередко приходилось делить площадки с любителями регби и крикета. Многие были вынуждены собираться в общественных парках до тех пор, пока им не удавалось накопить средства на аренду или покупку собственного помещения.

Как только футбол начали унифицировать, в костюмах игроков появились характерные особенности. В 1840-х и 1850-х годах на поле обычно выходили в пестрой повседневной одежде: брюки из молескина и жилеты встречались так же часто, как вязаные нижние рубашки и даже твидовые костюмы. Но примерно к 1870-м годам появилось подобие формы. Большинство игроков теперь носили трикотажные рубашки без воротника, бриджи ниже колена и гольфы, а на голову надевали кепки или мягкие шапочки без полей. На ноги поначалу надевали рабочие ботинки, хотя ни одни из них не были предназначены специально для игры. Идею командных цветов подхватили достаточно быстро после ее введения, но поначалу это правило распространялось только на трикотажные рубашки – гольфы могли по-прежнему отличаться. В 1867 году в «Футбольном справочнике Раутледжа» (Routledge’s Handbook of Football) было предложено «по возможности одной стороне (носить) полосатые рубашки одного цвета, например красного, а второй стороне – другого цвета, например синего, что позволит предотвратить путаницу». И наконец, ближе к концу столетия экипировку дополнили специализированные ботинки. Игроки могли выбрать ботинки на шнуровке или с эластичными застежками, с разными видами шипов или без них. Теперь футболиста, выходящего на поле, сразу узнавали.

Однако, даже когда был утвержден сборник правил Футбольной ассоциации, игра продолжала меняться. Так, примерно до 1870 года судья контролировал игру с помощью флага – свист вошел в обиход только около 1880 года, когда свисток Джозефа Хадсона начали с успехом применять в полиции. Испытания показали: новый свисток с горошиной слышен на расстоянии мили, что было очень полезным для полицейских, преследующих преступников по горячим следам, и для судей, изо всех сил пытающихся перекричать ревущую толпу. То, что мы сейчас называем стойками ворот, согласно правилам 1863 года представляло собой два вертикальных столба на расстоянии около 2,5 м друг от друга, при этом высота столбов не регламентировалась. Гол засчитывали, если мяч проходил между стойками «или над пространством между стойками». Это вызывало множество споров и разногласий, периодических вторжений на поле и драк между соперниками в попытках выяснить, действительно мяч прошел между стойками или нет. После бокового или навесного удара определить это было почти невозможно. Через два года правило изменили: теперь между столбами на высоте примерно 2,5 м натягивали ленту, и мяч, пролетевший выше ее, не считался забитым. Следующим шагом стала установка над столбами перекладин, а сетка появилась у ворот, только когда Джон Броди, инженер из Ливерпуля, убедил Футбольную ассоциацию опробовать свое новое изобретение, запатентованное в 1889 году.

Менялись не только ворота. Разметка поля приобрела современный вид только в 1902 году, штрафной площадки не существовало до 1937 года. Первый сборник правил не предусматривал на поле вообще никаких обозначений, за исключением четырех флагов по углам. Само поле могло быть любого размера по желанию игроков, вплоть до 200 × 90 м – сегодня размер футбольного поля, согласно рекомендациям Футбольной ассоциации, составляет 100 × 65 м, то есть поле стало примерно вдвое меньше. В 1891 году все эти требования были закреплены официально. Теперь правила оговаривали расположение и величину линий ворот, боковых линий, центрального круга и вратарских зон. Чтобы наносить линии, смотрители футбольного поля добывали разметочную машину – ее часто заимствовали у собратьев-теннисистов. Но, несмотря на то что правила игры, разметка поля, стойки и сетки ворот постепенно менялись, суть – гонять мяч по грязному полю – оставалась неизменной, и до конца викторианского периода это было самое популярное спортивное занятие трудящихся в свободное от работы время.

Как и крикет, футбол быстро превратился в вид спорта, за которым интересно наблюдать. К 1901 году на матчи приходило намного больше зрителей, чем игроков. Первый финал Кубка Англии в 1872 году собрал всего две тысячи человек. В 1888 году интерес вырос, и смотреть финал пришли уже 17 тысяч. В 1895 году на арену Хрустального дворца стеклось в общей сложности 110 тысяч человек. Роль футбола в британской жизни полностью изменилась. После окончания Викторианской эпохи и наступления Эдвардианской «пойти на футбол» означало не гонять мяч по полю, а стоять на трибунах вместе с друзьями.

Спорт для мальчиков

Фред Боутон, чье детство пришлось на 1890-е годы, прыгал по сваям и играл в «кошку» в лесу Дин в Глостершире. «Кошка» представляла собой палку длиной около 23 см, заостренную с обоих концов. «Кошку» втыкали в землю и бросали в нее второй палкой так, чтобы «кошка» отлетела как можно дальше. Победителем становился тот, чья «кошка» оказывалась дальше всех. Примерно в то же время Уолтер Саутгейт в Бетнал-Грин в лондонском Ист-Энде выходил на улицу, чтобы поиграть в футбол и крикет: «У нас не было никаких приспособлений, кроме тех, которые мы сами делали из чего попало – положенное на дорогу пальто обозначало ворота, фонарный столб служил крикетной калиткой, грубо обтесанная деревяшка – битой… а мячи делали из скомканной бумаги, обмотанной бечевкой». По всей Британии в XIX веке мальчики играли в командные игры на пустошах, на улицах и во дворах. Правила почти никогда не записывали, но здесь, как и в спорте, которым занимались отцы и старшие братья, очевидно, существовало несколько разновидностей футбола, регби, гандбола, тенниса, сквоша, бейсбола, баскетбола и крикета. В каждой области был свой стиль, нередко собственные уникальные подачи или виды разметки. В муниципальной школе Баддл в Тайн-энд-Уир была стена, разделявшая игровую площадку на две части: мальчики играли с одной стороны, девочки – с другой. Здесь, со своей стороны стены, мальчики начали играть в гандбол. Игра стала настолько популярной, что просвещенные школьные управляющие увеличили высоту стены до нынешних 6 м и укрепили ее выносными опорами. На юго-западе Англии также было зафиксировано скопление гандбольных площадок, обычно расположенных у стен церквей или пабов. Мяч били ладонью, направляя в стену, и позволяли ему один раз стукнуться о землю, потом его бил следующий по очереди игрок. Если вы пропускали мяч в свой ход или если мяч после вашего удара не попадал в обозначенный участок стены, вы теряли очко. Мальчики из Итона назвали эту игру «пятерки». Они играли в нее в перчатках у стены часовни. Особенности церковной архитектуры с ее массивным основанием, сужающимися вверху высокими стенами и мощными контрфорсами определяли характер вращения и отскока мяча.

Рис. 98. Мальчики на улице играют в футбол, 1888 г.

Illustrated London News, 1888.

Регби, как известно, возникло в английских закрытых средних школах. Само регби было изобретено в Школе Рагби, и, как мы видели в разделе, посвященном мужскому спорту, правила этой игры активно заимствовали для других видов спорта. По большому счету, вполне могло быть так, что за пределами школьного двора эти правила распространили именно бывшие ученики. Английские закрытые средние школы в начале Викторианской эпохи отличались особой внутренней свободой. Все время, кроме уроков, мальчики были, по сути, предоставлены сами себе, и взрослые принимали в их жизни крайне незначительное участие. У мальчиков были свои традиционные игры и виды досуга, передаваемые от одного поколения к другому, с собственными медленно меняющимися ритуалами, правилами, местами и часами. Все игры, сложившиеся в рамках школьной культуры, естественно, слегка отличались формой и правилами от игр, в которые играли в других местах. Подобно некоторым видам рыб, обособленно живущих в глубоких пещерах, ученики закрытых средних школ образовывали изолированные сообщества, развивающиеся по специфическим законам. Вырастая, мальчики из закрытых средних школ становились влиятельными членами викторианского общества, и неудивительно, что именно их игры были так тщательно записаны для потомков. Сведений об играх, в которые играли другие дети, осталось намного меньше.

Рис. 99. Игра в «пятерки», 1868 г.

The Home Book, 1868.

Нередко игры подчинялись строго определенным правилам. Мальчики хорошо понимали, кому можно играть, а кому нет. Например, девочки обычно могли участвовать в полевых играх, но им не разрешалось подавать и отбивать мяч или зарабатывать очки. Викторианские мальчики, не включенные в систему закрытых средних школ, обычно работали с полной занятостью. Даже после введения обязательного образования в 1880 году, когда средний возраст окончания школы еще колебался между 10, 11 и 12 годами, матчи происходили, когда у всех участников выдавались перерывы в работе. Фабричные дворы, вероятно, были свидетелями не менее оживленных игр, чем школьные.

Ключевым фактором, в конце концов определившим главное отличие между спортивными играми мальчиков из закрытых средних школ и дворовыми матчами их небогатых собратьев, было участие взрослых. С начала 1860-х викторианское общество охватило увлечение атлетикой, и учителя неожиданно обратили внимание на игры своих подопечных. Теперь они сами начали организовывать игры учеников и принимать в них участие, а директора закрытых средних школ использовали это, чтобы сформировать и усилить чувство общности и, в частности, разрушить классовые барьеры между мальчиками из высшего класса и учителями (как правило, вышедшими из среднего). Начало века ознаменовалось частыми и бурными бунтами в закрытых средних школах. В Винчестере в 1818 году ситуация накалилась до такой степени, что мальчики взяли штурмом часть школы и в течение 24 часов удерживали ее, забаррикадировавшись внутри и игнорируя призывы представителя магистрата, которого сопровождали несколько констеблей. Только после того, как к зданию школы вызвали местную милицию, мальчики сдались. В результате в 1860-х и 1870-х годах с целью общего повышения дисциплины в школах начали специально организовывать игровые занятия под руководством учителей. К 1880-м годам они стали обязательной частью учебной программы. Взрослые дорабатывали и систематизировали правила игр, в которые играли мальчики, и делали их более привлекательными для других взрослых.

Викторианские врачи теперь рекомендовали посвящать больше времени энергичным физическим упражнениям на свежем воздухе. Медицинская наука особенно подчеркивала пользу мышечного развития для мужчин: «Юноша, не уделяющий достаточно внимания физическим упражнениям, никогда не добьется полноценного роста», – утверждал некто доктор Браун. Сильные, здоровые мужчины вырастали из мальчиков, которые в детстве много и активно двигались, особенно под открытым небом, где не было недостатка в полезном свежем воздухе. Считалось, что, развиваясь физически, мальчик стимулирует развитие мозга (до тех пор, пока процесс не заходит слишком далеко и тело не начинает развиваться в ущерб уму). Идеальным вариантом представлялись командные игры на свежем воздухе. Бег способствовал всестороннему укреплению организма без риска чрезмерно развить одни группы мышц и недостаточно развить другие, а также был полезен для тренировки легких и стимуляции кровообращения. Что до синяков и шишек – они должны были закалить мальчика, то же касалось и холода.

Кроме помощи в физическом развитии, организованные командные игры, по мнению многих влиятельных мыслителей, несли нравственную и общественную пользу. Чарлз Кингсли, священник и автор популярных произведений, описывая преимущества этих занятий, отметил, что они развивают «не только смелость и выносливость, но и более выдающиеся качества: сдержанность, самообладание, стремление к справедливости, умение без зависти радоваться чужому успеху и спокойно относиться к жизненным взлетам и падениям, которые сослужат молодому мужчине добрую службу, когда он вступит в большой мир и без которых… его успеху всегда будет недоставать полноты и блеска». Командные игры способствовали развитию командного духа и поощряли мальчиков подчинять личные интересы интересам группы. Они вознаграждали мужество и выносливость и отличались ожесточенной конкурентностью, то есть прививали все ценности, которыми восхищались и проявления которых ожидали от викторианского мужчины.

В школах для детей рабочих возможности заниматься спортом у учеников обычно были куда более ограниченными, чем в школе Баддл, где управляющий совет всячески заботился о физическом развитии подопечных. Типичная картина представлена в воспоминаниях Чарлза Купера: «Игровая площадка была такой маленькой, что ученикам чаще всего приходилось играть на дороге… В школе не учили никаким спортивным играм и не выдавали для них никакого инвентаря – не было ни бит и мячей для крикета, ни футбольных мячей, ни хоккейных клюшек». Начало Англо-бурской войны наконец послужило стимулом для введения уроков физкультуры в школах для детей из рабочего класса. Общественность была потрясена ужасающим уровнем физической подготовки молодых людей, вызвавшихся добровольцами в 1899 году, – только двое из девяти были признаны годными для военной службы. В школьную программу поспешно ввели обязательные тренировки в армейском духе на игровых площадках, и многие школы наняли для проведения этих уроков отставных военных.

В 1880-х годах предпринимались дальнейшие попытки привнести преимущества организованного спорта в жизнь мальчиков из рабочего класса. Создавались клубы для разных возрастов, призванные хотя бы отчасти скрасить тяжелую жизнь работающих молодых людей. В этих клубах обычно были спортивные сооружения и библиотеки, в них проводили вечерние занятия. Во многих имелись «домашние» пространства для отдыха, подальше от мест распития алкоголя. В Институте Гордона в Ливерпуле, основанном в 1886 году, уже в 1887 году открылся большой спортивный зал и были организованы клубы, где играли в крикет, английскую лапту и футбол, занимались плаванием и боксом, гимнастикой и легкой атлетикой. Примерно в это же время похожий клуб для молодежи открылся в манчестерском районе Халм. В 1907 году, в эдвардианский период, 10 тысяч мальчиков посещали подобные клубы в Манчестере, еще 10 тысяч – в Лондоне, и сравнимое количество во многих других городах. И хотя основатели клубов возлагали много надежд на их образовательную роль, мальчиков главным образом привлекала возможность заниматься спортом.

Помимо командных игр, среди викторианских мальчиков были широко распространены еще два вида спорта: плавание и борьба. По словам Альфреда Айрзона, чье детство пришлось на 1860-е годы, «открытая сельская местность давала мальчикам и девочкам простор для забав и шалостей. Именно здесь я научился плавать и драться. Эти занятия занимали важное место в жизни мальчика». Многие века мальчишки сбрасывали одежду и прыгали в пруды, ручьи, озера и реки – это была давняя летняя традиция. Очень часто к ветке самого удобного из растущих на берегу деревьев привязывали веревку, чтобы раскачиваться над водой, а потом с приятным громким плюхом падать вниз, в воду, где в теплые дни уже было полно купающихся мальчишек. Альфред пишет, что в часы школьного обеда «летом обязательно убегал купаться на реку Нен [Нортгемптоншир]».

Рис. 100. Драки были привычным явлением в жизни мальчиков

The Child’s Companion Magazine, 1868.

Промышленные города в этом смысле не отставали от деревень. На ранних фотографиях доков и каналов часто можно видеть мальчиков, купающихся голышом. Очень популярным местом был мост Берлингтон-стрит, перекинутый через канал, связывающий города Лидс и Ливерпуль, поскольку здесь воду нагревали стоки с фабрики Тейта и Лайла. На снимке, сделанном в этом месте около 1890 года, фотографу позирует толпа примерно из 30 голых и еще примерно дюжины одетых мальчиков. Увы, для многих из них эти забавы заканчивались плачевно – записи коронеров свидетельствуют, что утопление служило крайне распространенной причиной смерти среди мальчиков. Со временем, когда глубоководные бассейны общественных купален (о которых мы поговорим в одной из следующих глав) стали более популярными и, как следствие, увеличились в размерах, многие ребята перенесли свои водные забавы в крытые бассейны с подогревом. Но в жаркие солнечные дни берега рек и каналов продолжали неодолимо манить к себе тех, кому была пока еще неведома стыдливость, приходящая с взрослением.

И наконец, драки, потасовки, бокс и мелкие стычки занимали немалое место в жизни многих мальчиков, начиная от сыновей высшей знати и заканчивая последними оборванцами. Взрослые, как ни парадоксально, поощряли эту традицию. Мужчина или мальчик, умеющий постоять за себя, вызывал восхищение; тот, кто избегал боя, заслуживал презрения. И хотя задиру, активно искавшего повод для драки, обычно не одобряли, от мальчика все же ожидали, что он сможет дать обидчику отпор. Существовал ряд уловок, позволяющих замаскировать вызов на бой или хотя бы придать ему социально приемлемый вид. Сложный «кодекс чести» давал изрядное пространство для маневра, чтобы принудить кого-нибудь к участию в состязании. Некоторые действия – например, сбитая с головы шляпа – были общепризнанным приглашением к драке. Бои без правил были огромной редкостью. Несмотря на то что правила нигде не записывали, всем мальчикам они были отлично известны. Использовать нож и любые виды оружия в драке считалось нечестным и недопустимым, это расценивалось как трусость. То же касалось случаев, когда бой навязывали противнику намного меньше и слабее себя. Если мальчик, сбитый с ног, продолжал лежать на земле, это сигнализировало об окончании драки. Предпочтительнее всего было бить противника кулаками, а царапаться – удел девочек, и мальчику не следовало позволять себе подобное. Драки, как правило, должны были происходить при свидетелях, лучше всего при большой группе сверстников (в числе прочего это повышало престиж победителя). Поединок между двумя равными по силам соперниками, которые соблюдали правила честного боя и применяли одобренные приемы, мог повысить статус обеих сторон. Идеальным вариантом была, конечно, встреча один на один в кругу других мальчиков, что, в сущности, очень напоминало взрослые боксерские матчи. Фред Боутон вспоминал, как приходил в жестяную лачугу Бернарда Паркера, где кроме домино и других спокойных игр «некоторые играли в бокс, а на стене сарая появлялись меловые надписи наподобие: “Большой бой сегодня вечером. Мокрый Билл против Мерзлявого Джека, 10 раундов. Не опаздывать”».

Спорт для девочек и девушек

Кроме пеших прогулок и гимнастики, социально приемлемыми видами спорта для девушек из высших слоев общества были стрельба из лука и крокет. Они не подразумевали излишней физической активности, не требовали переодеваться в «неподобающую» одежду, и ими можно было без опасений заниматься в больших группах. Тем не менее замужние женщины довольно редко принимали участие в этих забавах. Им приходилось гораздо больше заботиться о соблюдении приличий, чем незамужним, а постоянная вероятность беременности заставляла их с осторожностью относиться к занятиям, способным, согласно тогдашним представлениям, спровоцировать выкидыш.

Стрельба из лука как вид развлечения возродилась к жизни в XVIII веке, когда аристократы сэр Эштон Левер и сэр Томас Эгертон по совету секретаря сэра Эштона Левера, Томаса Уоринга, горячего поклонника этого вида спорта, создали ряд клубов для джентльменов. Практически с самого начала женщины допускались на стрельбища и могли становиться членами клубов. Они соревновались наравне с мужчинами, иногда устраивали собственные отдельные соревнования, но довольно часто выступали непосредственно против мужчин. К середине столетия число женщин-лучниц на турнирах нередко превосходило число мужчин (см. цветную илл. 22).

На стрельбище размещали на разном расстоянии соломенные мишени на подставках, и участники выпускали в них заранее оговоренное количество стрел из длинных луков, которые, пожалуй, выглядели бы вполне уместно на полях Азенкура. За попадание в цель присуждали очки – чем ближе к центру мишени оказывалась стрела, тем больше очков.

Стрельба из лука оставалась по большей части уделом аристократии – это было модное занятие, и для него существовала специальная модная одежда. В разных коллекциях сохранилось несколько лифов для стрельбы из лука – в Галерее английского костюма Платт-Холл близ Манчестера выставлен самый ранний экземпляр. Он выполнен из тонкой камвольной шерсти и шелка в ярко-зеленых цветах клуба Королевских британских лучников (в котором женщинам предоставляли полное членство уже в 1787 году). Покрой с запахом давал владелице достаточно свободы для широких движений плечами, сохраняя при этом модный силуэт, обозначенный корсетом. Очень часто на лучниках можно было видеть шляпы, украшенные задорным пером (похожий головной убор позднее будет носить Эррол Флинн в фильме «Приключения Робин Гуда» (The Adventures of Robin Hood; 1938).

Статья, опубликованная в журнале Bailey’s в 1874 году, описывала сцену сбора любителей стрельбы из лука в замке Паудерэм в Девоне. Автор восторгался нарядами всех цветов радуги, переливающихся яркими оттенками, когда лучницы прогуливались между мишенями. В отчете Bailey’s, выдержанном в основном в сардоническом тоне, целая страница посвящена обсуждению дамской моды и всего три строчки – результатам стрельбы.

Если женщине посчастливилось получить приглашение на одно из благородных собраний лучников, ей нужно было приобрести для него все необходимое – женский комплект мог стоить от двух до пяти фунтов стерлингов (по данным «Домашней книги» 1868 года), что не соответствовало финансовым возможностям большинства девушек, принадлежащих к среднему классу. Дамский лук, как правило, отличался меньшими размерами и меньшей силой натяжения, чем мужской, хотя некоторые женщины, например Куини Ньюолл, которая выиграла золото на Олимпийских играх 1908 года, использовали луки с такой же силой натяжения, как у мужчин. Кроме деревянного (обычно тисового) лука даме нужен был набор стрел, колчан, кожаный наруч, чтобы аккуратно убрать под него ткань рукава и защитить запястье от тетивы лука или перьев стрелы, а также маленький кожаный напальчник, чтобы уберечь пальцы той руки, которая натягивала тетиву.

Рис. 101. Игра в крокет, 1866 г.

The Young Ladies’ Journal, 1866.

В опубликованном в 1876 году романе Энтони Троллопа «Премьер-министр» (The Prime Minister) жена премьер-министра леди Гленкора приказывает возвести с трех сторон на газоне площадью 2000 м² земляную насыпь, чтобы организовать состязания по стрельбе из лука на домашней вечеринке, которую устраивали они с супругом. У поросшей травой насыпи, защищавшей прогуливающихся по окрестностям гостей от случайных стрел, расставили соломенные мишени. В следующие дни леди и джентльмены тренировались вместе, флиртовали и участвовали в дружеских соревнованиях.

В 1875 году стрельба из лука уже не была последним писком моды, как раньше, однако читающая романы публика по-прежнему полагала, что аристократические дамы занимаются ею.

Менее эксклюзивным времяпрепровождением был крокет. Популярность этой игры стремительно выросла: как писал The Young Ladies’ Journal, если в 1862 году о крокете практически никто не слышал, то в 1868 году он уже стал «модной и совершенно необходимой» игрой. Все, что для него требовалось, – газон и набор принадлежностей, который стоил примерно 2 шиллинга. Конечно, дела с газоном обстояли не так просто. Изобретение газонокосилки дало среднему классу возможность устраивать газоны около своих особняков, но для рабочих об этом по-прежнему не могло быть и речи. Задуманный как семейная игра, подходящий для любого пола и возраста, крокет особенно привлекал девочек, поскольку для них было слишком мало других подвижных игр. При игре в крокет не нужно было бегать и прыгать, только ходить. В него можно было играть в корсете и кринолине на свежем воздухе и не беспокоиться об излишней нагрузке на репродуктивную систему. Сельский священник Фрэнсис Килверт получал большое удовольствие от смешанных крокетных вечеринок, которые посещал в Клиффордском приорстве: «Сколько веселья на лужайке, шесть партий одновременно играют в крокет, повсюду летают мячи». Он нашел, что мисс Аллен, миссис и мисс Бриджес и мисс Освальд выглядели совершенно очаровательно на этой спортивной вечеринке. Через 15 лет популярность крокета сошла на нет. Однако эта игра подтвердила, что занятия спортом не причиняют женщинам никакого вреда, и страхи о том, что перенапряжение может травмировать женщину, постепенно ослабли.

Лаун-теннис появился в середине 1870-х годов, примерно в то же время, когда крокет окончательно вышел из моды. За двадцать лет он снова выманил на газоны представителей верхних слоев среднего класса – размеченный в собственном саду теннисный корт стал понятным символом богатства и респектабельности. Девушки с самого начала проявили к теннису большой интерес. Конечно, теннис не возник из ниоткуда. Он пришел в Британию из Франции еще в XV веке. Хорошо известно, что Генрих VIII был увлеченным игроком и тратил весьма солидные суммы на теннисные туфли (что подтверждают сохранившиеся документы). Начиная с XVII века все корты в архитектурном плане воспроизводили корт, выстроенный в 1625 году во дворце Хэмптон-Корт, что, впрочем, пагубно сказалось на популярности игры. Обустройство корта обходилось дорого – вокруг него следовало возвести высокие стены, от которых мяч мог отскакивать, как при современной игре в сквош. Кроме того, это означало, что зрители могли наблюдать за игрой только с небольшой галереи, вмещавшей не больше 30 человек. Реал-теннис изначально развивался как элитная игра для придворных и не предполагал массового участия. Чтобы обрести популярность, игре нужно было выйти на улицу и отказаться от части своих запутанных правил.

Почетное звание изобретателя лаун-тенниса оспаривают два не связанных друг с другом человека. В 1874 году майор Уолтон Клоптон Уингфилд запатентовал новую игру и начал продавать наборы для нее. А ливерпульский торговец Гарри Джем утверждал, что это он изобрел игру примерно пятнадцатью годами ранее вместе со своим португальским другом Аугурио Перерой. Они играли на простаивающих без дела крокетных газонах у дома Гарри Джема с помощью обычных ракеток для реал-тенниса (деревянных с сеткой из жил) и нового наполненного воздухом резинового мяча, который, в отличие от старых твердых мячей из обмотанной бечевкой пробки, отскакивал от травы. Кроме ракеток они позаимствовали из королевского тенниса сетку, кое-что из разметки корта (хотя и уменьшили его) и большую часть системы начисления очков. Конечно, новая игра была бы невозможна без американца Чарлза Гудиера, в 1839 году открывшего вулканизацию каучука, благодаря чему мяч мог отскакивать от земли, и Эдвина Баддинга, который изобрел газонокосилку в 1827 году.

Газоны сыграли очень важную роль во взлете популярности нового вида спорта. Во многих местах газоны остались еще со времен увлечения крокетом, и для того, чтобы превратить их в теннисный корт, требовалось совсем немного усилий. Несколько линий белой краски, сетка, пара ракеток и мячей – и вы можете заниматься новым модным видом спорта. Несомненно, теннис был намного энергичнее, чем крокет, – здесь нужно было бегать и резко менять направление (что, очевидно, заставляло потеть и тяжело дышать), но явная связь со старинной королевской забавой примирила с игрой тех, кто боялся за «хрупкое» здоровье играющих женщин. Первым девушкам, которые начали играть в теннис, советовали двигаться как можно умереннее, но к концу столетия на первый план в игре вышел настоящий атлетизм. Фрэнсис Килверт, священник и бывший любитель крокета, впервые сыграл в лаун-теннис в июле 1874 года, через несколько недель после того, как в продажу поступили первые наборы для игры. «Отличная игра, но слишком жаркая для летнего дня», – прокомментировал он.

Первые любительницы тенниса во время игры были одеты в свои обычные дневные платья – без кринолинов, поскольку они уже вышли из моды, но с затянутой в корсет талией и длинными, задрапированными сзади юбками с турнюром. В 1879 году появился обычай во время игры в теннис надевать фартук, чтобы защитить модное дорогое платье, также обязательной частью костюма стала шляпа. В 1890-х годах на теннисный корт стали надевать пояс-корсет в швейцарском стиле. Он плотно обхватывал талию, но был очень высоко вырезан на бедрах, чтобы не мешать движению ног, и очень низко вырезан под грудью (и действительно заканчивался под грудью, то есть никак не поддерживал ее и не ограничивал), чтобы не мешать энергичным движениям рук. Он позволял молодой женщине двигаться намного активнее, чем в обычном корсете, при этом не споря с общественностью, требовавшей, чтобы женщина демонстрировала тонкую талию. Вместе с таким корсетом для игры обычно надевали белые вещи с меньшим количеством оборок и украшений, чем на обычном дневном платье. Начиная с 1890 года на модных картинках в журналах можно было найти специальные платья для игры в теннис, обычно со свободным, не прилегающим лифом и жесткими тугими манжетами (см. цветную илл. 21).

Лотти Дод была пятикратной чемпионкой мира по теннису среди женщин в Уимблдонском Всеанглийском клубе лаун-тенниса и крокета. Она оставила теннис в возрасте 21 года и в 1904 году стала чемпионкой по гольфу среди женщин. Позже она получила серебряную медаль за стрельбу из лука на Олимпийских играх 1908 года. Кроме того, за свою поразительную спортивную карьеру она достигла больших успехов в фигурном катании, конном спорте, гребле и парусном спорте. Однако все началось с лаун-тенниса, и именно в этой области ее спортивные способности и талант получили первое публичное признание. К концу столетия лаун-теннис стал самым популярным среди девушек видом спорта, что способствовало популяризации других женских видов спорта, таких как лакросс и хоккей, которые стали внедрять во многих новых школах для девочек. К 1900 году в состав Ассоциации лаун-тенниса входило около трех сотен клубов, включая Уимблдонский, который, кстати, начал свое существование в 1868 году как клуб игры в крокет.

К последнему десятилетию правления королевы Виктории былые опасения, связанные с женской физической активностью, почти сошли на нет. Однако медики, педагоги и родители в большинстве случаев продолжали считать, что в период менструации девушкам и женщинам следует полностью отказаться от физической активности.

Парки и сады

Те, кто искал активного отдыха на свежем воздухе, но не слишком интересовался спортом, обращались к садоводству. В начале столетия обеспеченные люди обычно только любовались садами, но заботились о них представители рабочего класса. Кроме того, они ухаживали и за собственными небольшими участками. На участке эти люди работали, чтобы прокормить семью, но вместе с тем они получали немало удовольствия. В 1830—1850-е годы переживали расцвет многочисленные общества цветоводов – группы, состоящие в основном из городских рабочих, которые выращивали цветы высочайшего призового качества. Для многих из этих мужчин – ткачей и вязальщиков, плотников и гвоздильщиков, чья трудовая жизнь проходила в небольших домашних мастерских, – цветы стали настоящей страстью. Они выращивали новые сорта, отбирали самые сильные семена и совершенствовали выбранные разновидности, годами кропотливо ухаживая за ними. Свои растения они культивировали на крошечных участках около домов и мастерских или в горшках и контейнерах, стоявших во дворах и на подоконниках. Гиацинты, примулы, тюльпаны, нарциссы, лютики, анемоны, разные сорта гвоздики представляли для цветоводов традиционный интерес, но вскоре к ним в буйстве цвета присоединились пеларгонии и георгины, фуксии, флоксы и хризантемы. Победителям цветочных конкурсов вручали денежные призы, самые успешные цветоводы могли зарабатывать на продаже своих семян и луковиц другим садовникам. В Доудене в графстве Дарем в первые выходные августа в течение 1840-х годов и вплоть до 1890-х годов проходила цветочная выставка. Цветочное общество, занимавшееся организацией этого мероприятия, почти целиком состояло из шахтеров. Томас Купер, сын одного из членов общества, вспоминал: «Прекраснейшие клумбы невероятных цветов и оттенков – нужно было увидеть их своими глазами, чтобы в это поверить. Каждый крошечный уголок и ямка были заняты ящиками и бочками с цветами».

В сельской местности рядом с некоторыми домами имелись небольшие участки земли, а те сельские жители, у кого не было собственного сада или огорода, могли арендовать участок. В основном на них выращивали картофель и капусту, чтобы разнообразить рацион, но работа на своей земле давала мужчине, который до этого провел целый день на полях работодателя, возможность ощутить себя настоящим хозяином, и это служило для него источником огромной гордости и удовлетворения. Флора Томпсон в своих воспоминаниях о жизни в 1880-х годах в Оксфордшире с любовью отмечала: «Мужчины нередко пели или насвистывали, когда вскапывали землю или рыхлили ее мотыгой». Разведение растений исключительно для удовольствия постепенно становилось все более популярным: по краям дорожек и у стен домов сажали цветы, и в целом ассортимент фруктов и овощей в этих небольших хозяйствах был намного шире, чем казалось уместным филантропам-наблюдателям из среднего класса. Обеспеченные соседи (разумеется, из лучших побуждений) советовали трудящимся ограничить ассортимент плодовых культур ревенем, однако, как свидетельствует Флора Томпсон, на многие участки все равно проникали крыжовник и клубника, а также лакфиоль и разные виды гвоздики.

К 1850-м годам средний и высший классы тоже открыли для себя радости садоводства. Поначалу особенно сильно им увлеклись женщины и представители духовенства. В помощь им издавали разнообразные книги и журналы, создатели которых активно пользовались внезапным спросом. Можно было часами листать великолепно иллюстрированные издания, наслаждаясь изображениями изысканных ухоженных садов, прекрасных цветов, со вкусом оформленных оконных ящиков или рекламой газонокосилок и садовых инструментов.

Рис. 102. Садоводство – «слава английской девушки», 1868 г.

The Home Book, 1868.

Составление цветочных композиций долгое время считалось превосходным занятием для женщин, так как оно позволяло проявить художественные способности в домашней обстановке. Ботаника также имела репутацию вполне допустимой для девушек, женщин и священнослужителей научной деятельности. Садоводство удовлетворяло одновременно всем этим запросам и, в свою очередь, доставляло тем, кто им занимался, немало удовольствия. «Домашняя книга», изданная в 1868 году, утверждала: «Цветочный сад во всех его разнообразных формах неизменно составляет радость, заботу, гордость и славу английской девушки». Вскоре увлечение садоводством начали воспринимать как признак заботливости, любви к порядку, а кроме того, развитого вкуса и ботанического опыта. В продаже появились полные наборы садовых инструментов для леди-садовниц – они были легче и меньше тех, которыми пользовались профессионалы-мужчины. Для тех, кого судьба не одарила собственным большим садом, публиковали множество советов о выращивании цветов в оконных ящиках и уходе за комнатными растениями. Члены королевской семьи были страстными любителями садоводства. Принц Альберт настаивал, чтобы у всех его детей на территории рядом с дворцом были собственные грядки.

Примерно в то же время, когда средний класс открыл для себя все радости рыхления, прополки и обрывания с веток увядших цветов, начало набирать обороты движение за общественные парки. Лидером в этой области оказался Ливерпуль. Парк Биркенхед был задуман для того, чтобы уравновесить худшие проявления городской среды и отчасти смягчить ее пагубное влияние на жизнь рабочих семей. Доки Мерсисайда с некоторых пор переживали бурный подъем, люди стекались к ним в поисках работы, и вскоре ряды тесно прижатых друг к другу домиков стандартной застройки оказались переполненными. В скромных двухэтажных зданиях с одним или двумя помещениями на каждом этаже, рассчитанных не больше, чем на пару домохозяйств, теперь селилось сразу несколько семей. Одна за другой тянулись улицы, где не было ни единого дерева или клочка травы, но зато повсюду были пабы. Создатели парка надеялись, что он даст людям возможность дышать чистым воздухом и посвятить время рациональным развлечениям и отдыху подальше от мест распития алкоголя. Уникальность парка Биркенхед заключалась в том, что он был первым парком, созданным общественной организацией на общественные деньги (в отличие от королевских парков Лондона, которые были подарком нации, часто переданным в качестве компенсации королевского долга). Парк Биркенхед с его извилистыми дорожками, огибающими живописные рощи и озера, был спланирован по образцу лучших аристократических садов. Его создатели надеялись, что успокаивающее влияние природы и спокойная упорядоченность садового ландшафта послужат моральным и социальным ориентиром для тех, кто жил поблизости. Мне доводилось гулять по его тропинкам, и могу сказать, что и в наши дни парк остается прекрасным местом. В кои-то веки люди, создававшие это пространство для менее обеспеченных членов общества, не пытались экономить и обойтись чем-то второсортным.

Парк Биркенхед с самого начала был довольно большим и располагал условиями для самых разных видов деятельности. В нем были широкие, открытые пространства для занятий спортом, в том числе площадка для крикета; дикие участки, засаженные деревьями и кустарниками для тех, кто хотел вспомнить свое детство в сельской местности; ухоженные цветники и клумбы для любителей цветов; альпийская горка; озера с мостиками и беседками; широкие бульвары для прогулок в компании и узкие извилистые тропинки, чтобы бродить в одиночестве и предаваться тихим размышлениям. Биркенхед послужил образцом для создания ряда новых парков по всей стране и за ее пределами (в частности, по его подобию был создан Центральный парк в Нью-Йорке). В Ливерпуле и других городах парки оказались чрезвычайно популярными. Только за первую неделю в Биркенхеде побывало 40 тысяч посетителей. На ранних кинопленках Викторианской эпохи, снятых в городских парках, можно видеть огромное множество гуляющих, одетых в лучшую одежду и явно с удовольствием проводящих время в этих новых социальных пространствах. Прогулка в парке была совершенно бесплатной, а природные виды особенно радовали глаз после тусклых и грязных, переполненных людьми городских улиц. Во многих парках устанавливали открытую сцену, довольно часто устраивали бесплатные концерты и спортивные соревнования. Парки оказались тем местом, где представители разных социальных классов могли стать ближе друг к другу и разделить досуг.

Однако при всей популярности парков, садоводства и занятий спортом самым распространенным видом досуга среди викторианских мужчин, а также некоторых женщин и даже мальчиков оставалась выпивка.

Пабы

Если бы вы зашли в викторианский паб, вас в первую очередь поразило бы, насколько там тепло. Как бы викторианцы ни старались экономить топливо дома или на работе, в пабе всегда жарко горел камин. Тепло, мужская компания и пиво были главным достоинством таких заведений. В сельской местности деревенский паб (а в большинстве деревень их было несколько) снаружи ничем не отличался от любого другого дома. Только вывеска над дверью сообщала о том, что это он. Внутри тоже не было ничего особенного. Одна комната в передней части дома (обычно самая большая) служила общественной зоной, но ничего похожего на бар в ней не было.

До наших дней в первозданном виде сохранилось несколько викторианских деревенских пабов, разбросанных по разным уголкам страны. Из них мне лучше всего известен паб Drew Arms в Девоне. Крытый соломой дом стоит рядом с церковью. Если вы войдете в переднюю дверь, общественная комната будет слева – это небольшое помещение размером примерно 3,5 × 2,5 м. Камин находится у дальней стены и очень быстро прогревает комнату, так что в ней становится душно. Пол выложен каменными плитами, стены обшиты деревянными панелями на высоту около 1,8 м и выкрашены в белый цвет. Вдоль стены идет деревянная скамья, перед ней стоит пара простых деревянных столов и стулья, за которыми могут разместиться в общей сложности не более дюжины человек. По одну сторону от двери, через которую вы вошли в помещение, находится маленькое окошко – через него подают пиво. Это непритязательное место словно специально создано для промокших фермеров, которые приходили в конце долгого рабочего дня, обивали грязь с башмаков и без сил падали на скамейки. Мужчины выбирали, в какой паб идти, главным образом исходя из того, кто еще в них регулярно выпивал, – в каждом из таких пабов складывался, по сути, небольшой клуб, члены которого хорошо знали друг друга.

Многие городские пабы выглядели почти так же: они располагались в передней комнате чьего-нибудь дома и просто были лучше натоплены. В них подавали пиво и, может быть, джин через окошко или двустворчатую дверь, за которой находилась кладовая. Как и в деревнях, эти заведения были очень маленькими, но весьма многочисленными. В рабочих районах один паб на каждые 30 домов был вполне обычным явлением. Отчаянная теснота собственных жилищ делала пабы привлекательными для рабочих: здесь можно было отдохнуть от плачущих шумных детей и холода неотапливаемых комнат, а также избежать домашней работы. Еще один девонский паб, The Welcome Inn в Эксетере, сохранился почти без изменений с викторианских времен. Он был построен в рабочем квартале, и освещение в нем до сих пор дают только оригинальные газовые лампы и несколько масляных. Стены окрашены в темно-коричневый цвет, на котором не так заметна грязь, чтобы людям, возвращающимся с фабрик, не приходилось чувствовать себя неловко из-за перепачканной одежды. Помещение все так же обогревает камин.

Но такими были отнюдь не все викторианские пабы: некоторые из них, величественные и роскошные, выглядели как настоящие народные дворцы. 1840—1860-е годы были временем расцвета сверкающих, отделанных изысканной плиткой и роскошно обустроенных городских пабов. Те пивоваренные заводы, у которых было достаточно средств, изо всех сил старались сделать свои пабы максимально привлекательными для потенциальных клиентов. Внутри и снаружи сверкала яркая плитка, большие окна пропускали много света, гостеприимно горели лампы, поблескивала металлическая отделка и сияли полированные деревянные поверхности. Нередко пабы становились первыми в районе зданиями, где проводили газовое, а позднее и электрическое освещение. Из тех пабов, в которых мне довелось побывать, лучшим примером может служить паб отеля The Stork в Биркенхеде – кстати, недалеко от парка, созданного с целью отвлечь людей от алкоголя. В центре здания расположен деревянный бар, и от него наружу расходятся ряды маленьких комнат, в каждой из которых есть большой ярко горящий камин. Сам бар представляет собой закрытое пространство с чередой маленьких заслонок, через которые подают напитки. Повсюду богатая отделка: матовое стекло, узорчатая плитка на полу и на стенах, бумажные обои и даже лепнина на потолке. Такие пабы требовали крупных капиталовложений и чаще всего появлялись в недавно построенных районах, где еще не успели утвердиться неформальные домашние пабы и существовала неплохая возможность заработать на растущем рынке.

В пабе можно было не только выпивать, он выполнял и социальную функцию, например служить дискуссионным клубом, местом встречи спортивной команды или общества цветоводов. Во многих пабах существовали накопительные программы того или иного рода. Об одной из таких программ узнает Шерлок Холмс в рассказе «Голубой карбункул» (The Adventure of the Blue Carbuncle): хозяин паба учредил для постоянных клиентов гусиный клуб – они еженедельно уплачивали небольшую сумму и в обмен получали на Рождество целого гуся. В Беркли, что в графстве Глостершир, несколько пабов служили местом встречи дружеских обществ, собиравших средства для оплаты больничного и других пособий для своих членов. Раз в год эти общества распределяли прибыль. Первая среда мая была «днем парада», и члены клубов, собиравшихся в пабах Berkeley Arms, White Heart и Mariner’s Arms, с духовым оркестром и шелковыми знаменами маршировали по городу и останавливались у домов состоятельных горожан, где им в качестве приветствия наливали сидр и пиво.

Рис. 103. Недобросовестные пивовары добавляют в пиво патоку и соль, 1850 г.

Illustrated London News, 1850.

Однако у викторианской питейной культуры были и темные стороны. Пивовары и владельцы пабов славились тем, что добавляли в напитки огромное количество посторонних веществ, от простой воды до наперстянки, белены, рвотного ореха (все эти растения ядовиты даже в малых дозах – с их помощью усиливали одурманивающее действие разбавленного пива) и гарцинии индийской с Малабарского берега полуострова Индостан, имеющей похожие на почки ягоды (самая распространенная примесь, которую использовали вместе с патокой и водой). И разумеется, пабы были связаны с алкоголизмом, нищетой и насилием. Многие из тех, чьи воспоминания о викторианской жизни мы читали на страницах этой книги, упоминали о том, какую роль алкоголь играл в жизни их семьи. Голодное детство Элис Фоули было отмечено отцовскими запоями и дикими пьяными выходками: «Я помню, как он неотступно ходил за матерью по кухне и монотонно скулил: “Одолжи пенни, Мэг, одолжи пенни, в горле совсем пересохло”». Наконец в порыве отчаяния мать бросала на стол пенни, после чего Элис должна была идти в паб, чтобы принести оттуда в кувшине четверть пинты пива, и все это повторялось снова и снова, пока у семьи не оставалось денег даже на еду. Бабушка Альберта Гудвина страдала алкогольной зависимостью в 1870-х годах: все мало-мальски ценные вещи, попадавшие в дом, закладывались, закладные продавались, и начиналось безудержное пьянство. Одежда, одеяла, сковородки и чайники исчезали тем же путем.

Богатый викторианский мужчина обычно пил не меньше – и часто даже больше, – чем бедный, но он делал это дома или в клубе. Постоянные посетители, в основном исключительно мужчины, и комфортная обстановка, по сути, делали такие клубы подобием частного паба. Алкоголь всегда присутствовал в мужском социальном пространстве. Изгнать этот порок из жизни британцев активно пыталось Движение за трезвый образ жизни, но, хотя Band of Hope и другие организации, пропагандировавшие воздержание, привлекали огромное количество сторонников из числа женщин и детей, взрослые мужчины были гораздо восприимчивее к теплу и чувству товарищества, которые предлагали питейные заведения.

Игры

Детский досуг неизбежно подстраивали под часы работы и учебы. Зайдите сегодня на любую игровую площадку в Британии, и вы своими глазами увидите викторианские игры в действии. Разные виды салочек, «Британский бульдог», «Бабушкины шаги» и «Который час, мистер Волк?» до сих пор занимают очень важное место среди детских подвижных игр. В тихих уголках все еще играют в стеклянные шарики марблс, все так же популярны «Пять камешков» и бабки, а многие девочки по-прежнему очень ловко прыгают через скакалку. Но некоторые викторианские развлечения бесследно исчезли – например, обручи и волчки. В обоих случаях суть игры заключалась в том, чтобы поддерживать игрушку в движении. Обруч катили вниз по улице, подгоняя палкой, а самые опытные игроки могли даже проскочить сквозь обруч на ходу. Играть с волчком было еще проще. Деревянный конус приводили в движение, резко потянув за обмотанную вокруг него длинную веревку. Поддерживать волчок в движении можно было, подхлестывая его веревкой в направлении вращения.

Пожалуй, викторианский ребенок без труда смог бы присоединиться почти ко всем подвижным играм на современной школьной площадке. Футбол на школьном дворе напоминает неорганизованное перекидывание мяча раннего викторианского периода гораздо больше, чем та официальная игра, которой сегодня учат на уроках физкультуры. Повсюду до сих пор бросают о стены небольшой мяч, сопровождая его удары считалкой. Даже региональные правила школьных игр, отличающиеся от одной школы к другой, непосредственно связывают детей XXI века с детьми, жившими в викторианский период, до того как многие виды развлечений, которые мы сегодня считаем спортом, подверглись систематизации и стандартизации.

Рис. 104. Игра с обручем, 1868 г.

The Home Book, 1868.

Описание игры «Апельсины и лимоны», появившееся в издании «Домашней жизни» (Home Life) 1868 года, ничем не отличается от той игры, в которую я сама играла в детстве. Дети выстраиваются друг за другом и по очереди пробегают под аркой, которую образуют, подняв руки, двое их друзей. При этом декламируют стишок, заканчивающийся словами: «Вот лесник идет, тебе голову снесет». В этот момент два ребенка, которые держат арку, пытаются поймать того, кто проскакивает между ними. Совсем недавно я видела, как в эту игру играли на площадке рядом с домом моего друга. Дети соблюдали те же правила и повторяли те же стихи, но мне также доводилось видеть, как при этой игре декламируют стихи с именами поп-звезд. Дети обладают сверхъестественным даром модифицировать игры, сохраняя их первоначальную основу. В 1877 году в журнале школы Милл Хилл была записана считалка, которую дети повторяли во дворе: «У трубочиста денег мало, от него жена сбежала, он опять хотел жениться – не смог от копоти отмыться». Тот же стишок был записан почти сто лет спустя со слов одиннадцатилетней девочки в Уэлшпуле. Еще одну песенку («Королева Каролина пообедала малиной и гуляла по долине в преогромном кринолине») пели в Эдинбурге в 1888 году, также она упоминается в книге Флоры Томпсон «Из Ларк Райза в Кэндлфорд» (Lark Rise to Candleford), написанной по воспоминаниям писательницы о собственном детстве в сельской местности близ Банбери в Оксфордшире. Королева Каролина на самом деле жила гораздо раньше викторианского периода, а кринолины носили в 1850-х и 1860-х годах, но текст сохранился и даже дошел до наших дней, хотя в XX и XXI веках у него появились новые версии. Еще один викторианский детский стишок снова напоминает мне о моем детстве:

 

Мама, ой, болит живот!

Мама доктора зовет.

Доктор, доктор, я умру?

Очень скоро, поутру.

Все умрут, и я, и ты.

После принесут цветы,

будем их с тобой считать —

раз, два, три, четыре, пять…

 

Он был опубликован в 1864 году в декабрьском выпуске Notes and Queries, а я помню, как прыгала под эту считалочку в начале 1970-х годов в Ноттингеме.

В конце Викторианской эпохи, когда технический прогресс уже позволял снимать неформальные кадры, множество фотографов запечатлевали на улицах импровизированные детские игры. Везде от лондонского Ист-Энда до деревень Йоркшира на стенах домов можно было увидеть нарисованные мелом крикетные калитки. Доски от ящиков или грубо обтесанные палки служили битами. Скомканные тряпки, обмотанные бечевкой, исполняли роль мяча, который пинали, били ладонью или бросали об стену. Игры, для которых в сельской местности нужно было чертить разметку на земле, без труда переселялись на мощеные городские улицы – здесь чертили мелом или куском угля из камина. Игру в классики можно увидеть на фотографиях, сделанных во всех уголках страны, – это была одна из немногих уличных игр, в которые больше играли девочки, а не мальчики, хотя на фотографии из Глазго в спиральную версию играет как раз группа мальчиков-подростков. Двое молодых людей при этом лежат на животе, внимательно следя за тем, по какую сторону от линии окажется брошенный камень, а еще один запечатлен в момент прыжка.

Покупные наборы для игры в шары и кегли были доступны далеко не каждому ребенку, но обе игры сохраняли популярность в импровизированном варианте: чтобы бросать камни в разнообразные мишени, не требовалось никакой сложной подготовки, и это занятие было весьма популярно среди озорных мальчишек. Всевозможные предметы, от гнилых яблок до пивных бутылок, устраивали сверху на заборах или на каменных оградах. Пивные бутылки, если их удавалось достать (их можно было сдать за небольшие деньги, поэтому они редко оставались лежать без дела) конечно, подходили для игры в кегли лучше всего. На многих викторианских фотографиях, запечатлевших большие группы детей, можно видеть мальчиков, которые стоят со смущенным видом и часто с зажатыми в руках камнями, ожидая, пока фотограф с камерой уйдет, чтобы продолжить игру.

Найти большие круглые мячи для игры в шары было очень трудно, а самые очевидные заменители (яблоки, капуста и т. д.) скорее бы съели, чем отдали для игры детям. Намного легче было добыть шарики для миниатюрной версии игры в шары – марблс. Поиски камешков или каштанов подходящего размера составляли половину веселья, а у городских детей начиная с 1850-х годов появился еще один источник отличных стеклянных шариков – бутылки с газированными напитками. Огромный всплеск интереса к безалкогольным газированным напиткам, подогреваемый Движением за трезвый образ жизни, привел к значительным коммерческим инновациям, направленным не только на сами напитки, их этикетки и рекламу, но и на дизайн бутылок. Пожалуй, самым успешным был вариант со стеклянным шариком в горлышке, исполнявшим роль пробки, которая не давала газу выйти из бутылки. Чтобы выпить напиток, нужно было резко надавить пальцем сверху вниз на стеклянный шарик, ломая печать. Бутылки можно было мыть и использовать повторно, и компании, производящие напитки, охотно платили за их возврат, чтобы сэкономить на производстве новых. Эта экологически дружелюбная инициатива может служить ранним примером переработки отходов в Викторианскую эпоху, однако стеклянный шарик в горлышке бутылки обладал неодолимой притягательностью для мальчика, увлекающегося игрой в марблс. Разбив бутылку, вы получали идеально круглый, прочный и очень красивый шарик, которому завидовали все ваши друзья.

Общей чертой всех играющих на улице детей был их возраст. Викторианского ребенка старше 11–12 лет крайне редко можно было застать за легкомысленной игрой – большинство играющих были намного младше. У шестилетних и семилетних детей еще было время для игр, но чем старше они становились, тем меньше у них оставалось свободного времени. Иногда детям постарше удавалось улучить свободную минутку, но гораздо чаще их дни были с утра до вечера заполнены работой и учебой. Работа была необходима для выживания семьи, и в некоторых случаях дети даже предпочитали ее другим занятиям. Одна девочка, опрошенная Генри Мэйхью в 1860-х годах, рассказала, что работать уличной продавщицей намного интереснее, чем просто сидеть дома и скучать. Дома у нее не было ни игрушек, ни друзей. На улице в часы работы эта девочка хотя бы видела какую-то жизнь, разговаривала с людьми и иногда присоединялась к играм других детей. Игра для нее была заключена в рамки работы. Ей было семь лет.

Игры в помещении были свойственны скорее среднему классу. Дети рабочих обычно стремились на улицу в поисках света, свободного пространства и товарищей для игр. В их крошечных домах было слишком тесно и многолюдно. В большинстве случаев дома у такого ребенка было только одно развлечение – сидеть под столом и играть с куклой или игрушечным солдатиком. Однако для детей из семей, принадлежащих к среднему классу, особенно для девочек, об играх на улице не могло быть и речи. Мальчики еще могли выйти побегать в саду с братьями или кузенами, но от девочек даже это открытое пространство бдительно оградили заботливые родители.

Рис. 104. Игра с обручем, 1868 г.

The Sunlight Yearbook, 1887.

Игрушки были и нужнее этим детям, и гораздо доступнее. Из викторианских игрушек, дошедших до наших дней, чаще всего встречаются многочисленные деревянные куклы и домашние кегли. Обычно они выглядели очень просто. Очищенную от коры толстую палку делили на отрезки длиной от 5 до 15 см. Иногда их обтачивали на токарном станке, придавая нужную форму, иногда просто шкурили, а затем покрывали краской. У небогатых деревенских детей кегли могли быть не обточенными и не окрашенными и походили скорее на простые палки, в которых никто, кроме их владельцев, не опознал бы игрушку (из-за чего они не раз оканчивали свою жизнь в топке). Большинство сохранившихся кукол выполнены по тому же образцу: это сглаженный деревянный брусок весьма приблизительной формы, иногда с углублением, отделяющим голову от тела, расписанный краской. Игрушечных солдатиков распиливали снизу вверх до середины, грубо обозначая две ноги, в результате чего кукла приобретала сходство со старинной прищепкой для белья (поэтому такие куклы обычно называют куклами-прищепками). И кегли, и куклы такого типа довольно часто проваливались между половицами – для того чтобы быть найденными много лет спустя и превратиться в семейные реликвии и музейные экспонаты.

У многих детей были деревянные волчки и простые игрушки в виде животных, а позднее в виде паровозов. Эти игрушки были по средствам многим семьям, а у представителей среднего класса и самых обеспеченных слоев рабочего класса они обычно были раскрашенными. Жестяные и оловянные игрушки стоили намного дороже – если сын или дочь колесного мастера или мелкого лавочника могли играть с расписной деревянной коровой, то подарить ребенку жестяной поезд могли только в семьях, где держали двух и более слуг. О богатстве семьи также свидетельствовали оловянные солдатики вместо деревянных и куклы с восковыми или фарфоровыми головками.

Массовое производство товаров удешевило изготовление игрушек и сделало их доступными для более широких групп детей. Новые технологии позволяли игрушкам выполнять больше действий, ярче выглядеть, выше подпрыгивать и сильнее растягиваться. Открытие вулканизации каучука в 1839 году сделало многие игрушки более привлекательными – особенно это касалось мячей, которые теперь стали очень прыгучими. Немалую пользу вулканизация каучука принесла изготовителям катапульт и заводных игрушек. Приводимые в действие натянутой резинкой, небольшие лодки переплывали водоемы и домашние ванны, миниатюрные карусели вращались, винтокрылы с мельничными лопастями медленно спускались по воздуху. С 1860-х годов викторианская жизнь заиграла яркими цветами благодаря новым краскам и красителям. Бурное развитие печатных технологий позволило применять новые пигменты в производстве относительно дешевых книжек с картинками, а также печатных этикеток и наклеек на игрушки. Такие наклейки очень оживляли простые деревянные или даже картонные игрушки. В результате технических инноваций появились первые головоломки-пазлы и игрушечные настольные театры. Традиционным игрушкам эта яркая и дешевая отделка тоже пошла на пользу. Грубо вырезанный деревянный кораблик становился гораздо привлекательнее, если на него с обеих сторон наклеивали бумажное изображение красиво нарисованного корабля.

Революция в области цветной печати вызвала новый виток увлечения декоративными альбомами (скрапбуками). Детям, особенно девочкам, давно советовали сохранять газетные и журнальные вырезки и любопытные мелкие вещицы, чтобы использовать их для украшения предметов или наклеивать их в альбомы и потом разглядывать как коллекцию сувениров. Доступность цветной печатной продукции сделала это занятие намного интереснее, что, в свою очередь, побудило издателей выпускать листы с яркими рисунками специально для этой цели. Сегодня многим маленьким детям нравится собирать наклейки в особые альбомы; викторианские дети тоже очень любили аккуратно вырезать и наклеивать картинки в альбомы, на коробки и даже на каминные экраны.

В последние несколько лет Викторианской эпохи развитие точной механики достаточно продвинулось для того, чтобы в магазинах появились игрушки с часовым механизмом. Приобрести такую игрушку мог врач или юрист. В 1838 году движущиеся механические фигуры аниматроники, крайне хрупкие и быстро изнашивающиеся при частом заводе, были развлечением для взрослых и очень богатых людей. А в 1901 году аккуратному ребенку вполне могли подарить заводной паровозик, с которым он благополучно играл бы еще много лет.

Отдых на побережье

И наконец, одним из последних видов досуга, которым к концу столетия могла наслаждаться вся семья и который развился в викторианский период благодаря изменениям в общем графике работы, был аналог современного отпуска.

В начале столетия только обеспеченные люди могли позволить себе несколько недель отдыхать и поправлять здоровье на берегу моря. Многие города британского побережья, от Брайтона до Скарборо, развивались именно как курорты, предлагавшие множество возможностей для отдыха. Их посещали небедные, хорошо одетые люди. Традиционная курортная мода предусматривала для женщин светлые хлопковые платья, часто в широкую яркую полоску, а для мужчин костюмы с элементами военно-морской униформы.

Первоначально людей привлекало на побережье именно море. Богатые приезжали сюда, чтобы дышать целебным воздухом и неторопливо прогуливаться по берегу. Более крепкому здоровьем путешественнику могло пойти на пользу купание в морской воде – считалось, что эта тонизирующая процедура стимулирует кровообращение и помогает выводить из организма вредные вещества. Морское купание в те времена выглядело так: вы просто заходили в воду по пояс и два-три раза окунались, а затем выходили, вытирались и снова переодевались в обычную дневную одежду. Мужчины обычно купались обнаженными, а для защиты женской скромности существовала специальная одежда – купальный костюм. Обычно его надевали буквально на 10–15 минут. Он очень сильно ограничивал движения, и плавать в нем было невозможно. В идеале вас не должен был увидеть в нем ни один важный для вас человек, поэтому купальные костюмы 1850-х годов были дешевыми и очень простыми: их главной задачей было полностью закрывать тело, и их было не жалко испортить морской водой. По сути, купальный костюм представлял собой мешок из шерстяной ткани с горловиной на шнурке и простыми прорезями для рук по бокам. Это объемное и длинное одеяние обычно шили из темной фланели.

Когда железные дороги снизили стоимость проезда, курорты значительно демократизировались. Первыми к богатым отдыхающим присоединились семьи среднего класса, которые могли позволить себе летом снять дом на несколько недель. Затем, когда цены на железнодорожные билеты упали еще больше, удовольствие от первых однодневных поездок на пляж смогли получить представители рабочего класса.

В середине XIX столетия на пляжах вдоль побережья появились купальные кабинки. Это были маленькие деревянные домики на колесах со ступенями спереди. В первые 30 лет правления королевы Виктории полностью одетый купальщик заходил в кабинку в верхней части пляжа. Затем кабинка, обычно запряженная парой ослов, направлялась в море и останавливалась там, где вода доходила человеку примерно до пояса. За это время купальщик успевал переодеться. Облачившись в соответствующий наряд, он или она выходили на ступеньки и спускались в воду. Помощница – принадлежащая к рабочему классу хозяйка купальной кабинки – стояла в море полностью одетая и помогала им на несколько минут погрузиться в воду, после чего они возвращались в кабинку, чтобы переодеться в сухую одежду. Затем кабинку оттаскивали обратно на пляж, где купальщик выходил из нее, сухой и полностью одетый. Самым полезным для здоровья считалось купание во время прилива, поскольку это позволяло окунуться в чистую воду, не смешанную с пляжным мусором и выделениями других купальщиков.

В начале 1870-х годов многие мужчины и женщины плавали в море для удовольствия и физического развития, и купание постепенно перестало считаться медицинской процедурой. На самых популярных пляжах ввели разделение по половому признаку, а в курортных городах начали продавать карты, показывающие отдыхающим, какие участки побережья предназначены только для мужчин, а какие только для женщин. Валлийский священник Фрэнсис Килверт с восторгом описывал, какое удовольствие получил, раздевшись догола и бегом устремившись в море во время отдыха в Уэстон-сьюпер-Мэр в 1872 году: «Я ощутил удивительное чувство свободы, когда разделся под открытым небом и побежал к морю, где на волнах играли завитки белой пены, а красное утреннее солнце освещало обнаженные тела других купальщиков».

Впрочем, купание в обнаженном виде быстро привлекло к себе внимание публики, не вызвав одобрения, и просуществовало недолго. Мужчин заставили прикрыться, и, когда они освоились с этой задачей, на побережье постепенно вернулось смешанное купание. В 1873 году, всего через год после первых беспечных похождений, Фрэнсис Килверт попал в неловкое положение из-за своей наготы и вынужден был надеть пару полосатых красно-белых кальсон. В своем дневнике он вспоминал, что его вид вызвал глумливый интерес у группы маленьких мальчиков, которые назвали его «невоспитанным голым дядькой», но также отметил: «Молодые дамы, которые прогуливались рядом, казалось, не имели никаких возражений».

Рис. 106. Купальные кабинки. Женщины в воде одеты в старые мешковатые купальные костюмы, а женщина на ступеньках красуется в новом двухчастном костюме, 1873 г.

Punch, 1873.

Рис. 107. На пляже было принято отдыхать в одежде, 1876 г.

Good Words Magazine, 1876.

Неподалеку от пляжа быстрыми темпами развивались другие виды развлечений, для которых вовсе не нужно было раздеваться. Дальновидные городские власти устраивали новые променады, сады и зоны отдыха. Возникали рестораны и кафе, готовые принять растущий поток отдыхающих, а театры, варьете и открытые сцены обеспечивали развлечения для вечернего времени.

Несмотря на новизну, концепция путешествия во время отпуска довольно быстро укоренилась в сознании викторианцев. В прошлые века досуг обычно ограничивался однодневной вылазкой на ярмарку или на скачки. Высшие классы в зависимости от сезона традиционно переезжали из Лондона в загородные имения и обратно. Но идея выделить определенное время и уехать в обособленное место, чтобы, забыв о делах и социальных обязательствах, посвятить себя исключительно удовольствиям, была совершенно новой. Побережье стало как раз таким обособленным местом, и жизнь здесь требовала особых правил поведения. Можно было носить более яркую и легкую одежду, не такую строгую, как обычно. Можно было вести себя легкомысленно и даже флиртовать.

Купание постепенно все больше напоминало веселое барахтанье в воде, а в 1870-е годы традиция ненадолго погружаться в воду и почти сразу выходить совсем исчезла. Нравы на берегу становились все свободнее, при этом мужчины, как правило, вели себя смелее, чем женщины, и меньше заботились о скромности. Они проводили больше времени в купальных костюмах, не чувствуя необходимости как можно быстрее переодеваться и наслаждаясь свободой движений. Благотворное воздействие морского воздуха и солнечного света не вызывало у мужчин никаких сомнений – в конце концов, им не нужно было беспокоиться о веснушках или загаре, которые считались некрасивыми только для женщин. Многие молодые люди, похоже, с удовольствием щеголяли в достаточно откровенных купальных костюмах, с виду напоминающих разные виды гимнастических трико, – они плотно облегали фигуру, имели короткие рукава и штанины выше колен. В таком костюме подтянутый молодой человек в конце столетия мог чувствовать себя вполне уверенно и мужественно, когда вышагивал по пляжу, заходил в воду или выходил из воды под взглядами наблюдающих за ним молодых, полностью одетых женщин.

Женские купальные костюмы тоже изменились. Бесформенный мешок сменили туника длиной до колена и пара панталон ниже колена из подходящей ткани, отделанной контрастной цветной тесьмой, с поясом на талии. На смену фланели пришла саржа. Это тоже шерстяная ткань, но сотканная из сильно скрученной пряжи и намного более плотного переплетения, поэтому она не так хорошо впитывала воду. Однако свободный широкий покрой новых костюмов приводил в недоумение многих женщин, которые всю свою жизнь провели в корсете. В 1868 году в The Englishwoman’s Domestic Magazine появилась статья о недавно изобретенном корсете для купания – «очень маленьком и укрепленном вместо стали китовым усом для удобства во время купания». В 1877 году на вопросы о новых купальных корсетах отвечал модный журнал The Queen. Очевидно, некоторые женщины по-прежнему предпочитали чувствовать корсет даже под свободным купальным костюмом. Однако подавляющее большинство все же носило купальные костюмы из туники и панталон, иногда дополненные съемной юбкой. Купальные костюмы закрывали тело чуть ниже колен, но оставляли руки обнаженными. На талии купальный костюм перехватывали поясом, чтобы придать фигуре некоторую форму и, что еще важнее, чтобы ткань не мешала в воде.

Я носила двухчастный купальный костюм Викторианской эпохи, описанный во многих модных публикациях того периода, и это был потрясающий опыт. Мне очень понравилось, что средняя часть тела в нем остается закрытой, и, хотя намокший костюм был несколько тяжелее, чем современный купальник, он все же был не таким тяжелым, чтобы доставлять серьезное неудобство или мешать двигаться. Он дольше сох, поэтому я, как, вероятно, многие викторианские женщины, старалась побыстрее сменить его на сухую одежду. Но в сухом виде, до того как зайти в нем в воду, он оказался очень удобной пляжной одеждой и отлично защищал от капризов британской погоды. Сделанный из тканого полотна, этот костюм легко и удобно носить, в нем приятно плавать, и он одинаково хорошо сохраняет форму в сухом и мокром виде. Разумеется, для тех, кого интересует ровный загар, он не годится. Но викторианских женщин мысль о загаре вообще приводила в ужас. Женщина старалась сохранять белизну кожи, поскольку это отличало ее от тех, кому приходилось добывать себе пропитание работой под открытым небом. И, поскольку никаких солнцезащитных кремов тогда не существовало, носить закрывающий кожу купальный костюм было вдвойне разумно.

В 1890-х годах купальные домики окончательно ушли в прошлое. Вместо этого по берегу протянулись ряды кабинок и палаток для переодевания. Переодевшись, люди просто спускались к воде. И их становилось все больше, поскольку теперь отдыхом на море могли наслаждаться даже рабочие (не все, но самые обеспеченные из них). Курорты переживали эпоху расцвета. Конкурирующие города, стремясь максимально увеличить свои доходы, старались привлечь свою аудиторию. Например, Блэкпул вкладывал средства в аттракционы и ярмарки, чтобы привлечь фабричных рабочих, в то время как расположенный в нескольких километрах Саутпорт делал ставку на поля для гольфа и ухоженные улицы с магазинами, надеясь привлечь владельцев фабрик, а не их работников. Шоу Панча и Джуди, странствующие труппы пьеро (артистов в костюмах клоунов с набеленными лицами), катание на ослике, мороженое за пенни – все это можно было найти на пляжах, где отдыхали представители рабочего класса. На пляжах, где собирались отдыхающие среднего класса, обычно не было никакой торговли – она была ограничена более дорогими магазинами вдоль променада. Трамвайные линии, регулярные и ботанические сады, катки, танцевальные залы и спортивные сооружения манили отдыхающих от побережья обратно в города, для которых главным источником дохода стал туризм. Считается, что к 1900 году половина британского населения могла позволить себе иногда отдыхать у моря.