Вторник, 18 июня, 20:12
— Нет! — снова выдавил Броган. — Так неправильно. Нечестно!
Он встряхнул Мартина за плечи. Хлестнул по лицу.
Черт, черт, черт, черт!
Колетт билась на стуле, пытаясь вырваться из пут.
— Нет! Он не мог умереть. МАРТИН!
— Тихо! — Броган подскочил к ней и зажал рот ладонью. — Заткнись. Мне надо подумать.
Он расхаживал по комнате, дергая себя за волосы. Колетт всхлипывала.
Се ля ви!
И ты заткнись тоже.
Уймись уже. Он умер. Все мы смертны в конце концов.
Вот именно! Но это был еще не конец, а только начало.
Ну и ладно. Теперь Колетт в нашем распоряжении. Можно делать с ней что угодно.
Ты ведь знаешь, так оно не работает.
Вдруг получится.
Так будет… неправильно.
Ну да, не совсем по обычному сценарию. Неидеально, конечно. Но деваться некуда.
Броган глянул на Колетт. Та уронила голову, плечи у нее тряслись, будто она плакала. Вид был донельзя жалким.
Я не могу ее убить. Не так.
Почему нет?
Сам знаешь, почему. По той же причине, по которой я не тронул Элси.
Потому что она тебе нравится?
Нет, не поэтому. То есть да, нравится, но не только поэтому.
Что еще?
Потому что их должно быть двое. Сам ведь знаешь! Должна быть пара. И они должны страдать вместе, мучить друг друга. Если б Элси была с мужем, я бы не думал ни секунды. Выпотрошил бы обоих. Но так…
— Ты убьешь меня, да?
Он снова посмотрел на Колетт. Заглянул в ее большие, полные тоски глаза.
— А ты хочешь, чтобы я тебя убил?
— Наверное… Я заслуживаю смерти.
— То есть ты признаёшься? Что планировала убить Мартина?
— Нет. Но он умер из-за меня — значит, я виновата. Такая у меня судьба. Хочу я того или нет, но мужчины, которые мне изменяют, гибнут. Видимо, это моя карма.
Слышишь? Она сдалась. А не должна. Остальные держались до последнего.
Да, до самого конца. Все. Лишь бы избежать боли. Делали что угодно, исхитрялись как могли, умоляя оставить им жизнь. Но Колетт не из таких.
Какая разница! Давай веселиться.
Я… не знаю, с чего начать.
Господи… Слушай меня. Я же всегда тебе помогал?
Да.
Вот и славно. Давай так. Включай музыку. И погромче.
Броган запустил песню с самого начала. Колетт уронила голову, будто в ожидании удара гильотины. Броган прибавил громкость, но Колетт даже не шелохнулась.
Отлично. Теперь иди к ней.
Броган встал прямо перед Колетт. Она не поднимала головы.
Начни с одежды. Раздень ее.
Броган наклонился, схватил ее за ворот блузки. Просунул нож между двумя пуговицами, ловко взмахнул им, срезая верхнюю. Потом еще одну и еще, пока пуговицы не легли на пол. Подцепил ножом лямки бюстгальтера и вспорол их тоже.
Замечательно. Отойди-ка. Полюбуйся.
Броган сделал шаг назад. Посмотрел на Колетт.
Глянь на нее. Разве она не чудо? Такая красотка!
Броган заставлял себя пялиться на грудь Колетт, хотя видел только слезы, бегущие по ключицам.
Ты слишком напряжен. Почувствуй музыку. Посмотри на нежную кожу, на дивные изгибы. Ты так долго этого ждал. Целыми днями торчал на чердаке и наблюдал за ней со стороны. А теперь она твоя. Вся как есть. Можешь делать с ней что угодно.
Да. Что угодно…
Помнишь, как она тебя дразнила? Как мучила? Девки всегда так делают. Амелия, например. Или Лола — та вообще тебя предала. Надо отомстить им всем. Показать, что не всякую обиду можно спустить с рук.
Да.
Теперь иди к ней.
Хорошо.
Броган придвинулся. Занес нож. Музыка заполонила уши.
Колетт подняла голову. Сказала что-то, но он не расслышал.
— Что?
— Давай быстрее.
Ха! Кем она себя возомнила — отдает тебе приказы! Ну-ка покажи, кто здесь главный. Режь ее. Кромсай на части!
Колетт, мельком покосившись на нож, снова посмотрела на Брогана.
— Пожалуйста, — шепнула она.
Ну же. Режь! Покажи, что не шутишь.
Броган поднес нож к ее лицу.
Вот так. Думай про Лолу и Амелию. Про своих приемных родителей. И одноклассников. Никто не смеет так с тобой обращаться. Нужно всем им преподать урок.
Броган отмер. Отошел от Колетт.
Ты куда?..
Он выключил приемник. Наступила тишина.
Шею вдруг пронзило болью. Свело судорогой, не желавшей отпускать. Броган прижал руку, и на пальцы полилось что-то мокрое. Он посмотрел на ладонь и увидел, как по ней стекают алые струйки.
Резко обернулся. Колетт сидела на прежнем месте, привязанная к стулу.
А рядом с ним, держа в трясущейся руке кухонный нож, стояла обманчиво хрупкая, почти невесомая Элси.
