54

Звонит Чарльз. Он демонстративно избегает меня после нашего феерического рандеву на Хэллоуин, так что даю телефону прогудеть восемь раз, чтобы наказать его. Я знаю, что чувство вины ему неведомо, поэтому заключаю, что его пугает собственная тяга ко мне, смешанная с тем, что он там подозревает насчет Уилла. Надо разыграть все как по нотам. Кладу ноги на стол, прижимая к груди своего плюшевого кита, и, ответив на звонок, напускаю на себя скучливый тон.

– Чё звонишь, Медвежонок Чарли?

– Зачем ты только что прислала мне видео, как ты сосешь у Чада? – интересуется он.

Резко опускаю ноги на пол.

– Ничего я такого не посылала!

– Нет, послала. Пришло с твоего адреса.

Дергаю мышью, чтобы разбудить лэптоп, и открываю свою электронную почту, но ничего такого там нет.

– Когда пришло?

– С минуту назад… О, да тут целая куча народу в копии!

Веб-камеры. Тревор. Он все-таки записывал. Это, должно быть, с одного из тех вечеров, когда Чад приходил ко мне «позаниматься». Сажусь перед компьютером и открываю новое письмо – гнев так и переполняет грудь.

– Назови мне всех, кто в копии.

Чарльз начинает перечислять имена. Пригоршня друзей, два моих препода, один ассистент, а еще Елена с доктором Уименом. Набирая текст, диктую себе под нос: «Прошу удалить это сообщение, которое якобы отправлено мной две минуты назад. Мой аккаунт взломан, и прикрепленный файл может содержать вредоносные вирусы». Потом отправляю его.

– А разве не все вирусы вредоносные? – замечает Чарльз в трубку.

– Пришли мне это видео. Хочу взглянуть на него.

– Думаешь, это безопасно? Там в него действительно может быть что-то зашито. Сейчас как раз прогоняю антивирусом. Погоди-ка… так… По-моему, тебе лучше приехать сюда.

На лице у Чарльза пустое выражение, а возле уха телефон, когда он открывает дверь.

– Я похож на человека, только что потратившего три тысячи долларов в «Уолмарте» в Кеноше? Просто заблокируйте этот чертов счет! – Он отключается и закрывает дверь.

На моих часах появляется изображение восклицательного знака. Прикасаюсь пальцем к экрану. «Насколько ты считаешь себя шлюхой по шкале от одного до семи?» На экране тут же появляется изображение полового члена, тоже похожего на восклицательный знак, потом еще и еще. Мрачно снимаю часы с руки. Чарльз смотрит на свои, а потом выворачивает руку, чтобы показать мне. На его экранчике помигивает какое-то гейское порно.

– Зачем он это делает?

Усаживаюсь за письменный стол Чарльза перед его лэптопом. Медиаплеер уже открыт. Да, это определенно картинка с одной из моих веб-камер. Чад на экране тащится, прикрыв глаза, пока я ублажаю его.

– Что…

Но тут звонит мой телефон, и на сей раз это Джессика.

– Хло, зайди-ка на «Фейсбук»!

Открываю новую вкладку и тут чувствую, как меня накрывает новая волна бешенства. Сообщаю Джессике, что не могу сейчас разговаривать. Куча народу в Адамсе состоит в различных студенческих группах на «Фейсбуке» и регулярно постит всякую фигню на тему университетской жизни – про общаги и столовки, про белую белку-альбиноса, которую кто-то случайно заметил в кампусе… Даже у нашей общаги есть своя отдельная группа. И в каждой из тех, в которых я состою, красуется фотка со мной в голом виде. Сразу узнаю ее – наверняка вытащили из какого-нибудь старого электронного письма или из моего «облака».

Злобно шипя, начинаю печатать прямо под комментом, гласящим: «А это ваще чо???»

Копирую этот текст и вставляю во все посты с этой фоткой.

– А это правда? – спрашивает Чарльз.

– Не считая последней части, естественно.

Вся так и киплю, пытаясь собраться с мыслями. Моя основная проблема в том, что, стоит мне разозлиться, как я начинаю действовать наобум.

– Может, Тревор все-таки засек тебя, когда ты за ним следила, – предполагает Чарльз. Тон у него вроде и вправду озабоченный.

Открываю «Инстаграм», чтобы проверить, не запостил ли этот Шпилька52 и здесь что-нибудь в том же духе. Я не стала рассказывать про этот аккаунт Чарльзу и Андре – ну как я это сделаю, когда фотка, на которой я ухожу от Уилла, по-прежнему там? Тут и вправду есть новый пост с картинкой, но совершенно непонятно, что на ней – какие-то беспорядочные росчерки теней и красного неонового света.

– Да ничего он не заметил, клянусь!

Пишу эсэмэску Андре: «Тебя не взломали? Есть новости – приходи к Ч. как можно скорей». Чарльз наклоняется над моим телефоном, и я вдыхаю его аромат, пока Андре набирает ответ.

«Что? Никто меня не взламывал. Прямо сейчас прийти не могу – в самом разгаре, занимаюсь списком».

– Итак, взломали нас, но не Андре, – заключает Чарльз. – Каким еще списком?

Он тычет в кнопку на боку телефона, когда тот начинает пищать, а потом раздраженно бросает его на стол.

– Лучше он сам объяснит, когда будет здесь.

– У меня есть одна версия.

– Тогда выкладывай поскорей, – говорю я, набирая ответ Андре.

«Есть очень важные новости про Тревора. А что там со списком?»

– Тревор следит за тобой. Он типа как женоненавистник, для которого существует только черное и белое. То есть все бабы для него – либо невинные девственницы, либо шлюхи, середины не бывает. Если ему нравится какая-то девушка, то она чистая, беспорочная и стоит его внимания. А если вдруг оказывается шлюхой – а это может быть для него абсолютно любой грех, начиная с того, что ей нравится какой-то другой парень, и заканчивая тем, что она просто существует на белом свете, – тогда она для него блядь и шалава, которая сама виновата, что подняла руку на святое. Так что, наверное, он выяснил, что ты не такая уж невинная овечка.

– А с каких это пор я считаюсь невинной овечкой?

– Кто-то дергал дверь, когда мы с тобой тогда за ней развлекались, – негромко произносит Чарльз, словно Кристен по-прежнему где-то рядом. – Это наверняка он. Решил, что мы там трахаемся, и взбесился.

– Обидно расплачиваться за то, что мы даже не делали, – лукаво замечаю я. Чарльз не улыбается, но опять переводит на меня взгляд. Вздыхаю, вновь поворачиваясь к компьютеру. – Как же нам его изничтожить-то? Я бы предпочла, чтобы при этом фигурировала кислота. Впрочем, во всем этом есть и своя положительная сторона: если Елена спросит, с чего это наши часы не показывают местоположение, все можно будет свалить на него.

– Она ведь тебе пока ничего не говорила? – спрашивает Чарльз. Мотаю головой. – Не думаю, что она успела заметить. По-моему, вряд ли они так уж часто проверяют собранные данные для анализа.

– Это может позволить нам выиграть какое-то время.

Телефон Чарльза щелкает.

– Это Андре – пишет, что сейчас придет.

– А как насчет того, чтобы отправить нашего маленького друга-охотника заняться Тревором?

– Если только Тревор сам не этот охотник, – говорит Чарльз. Чувствую, как он вдруг встает прямо у меня за спиной. Протягивает руку, чтобы выйти из «Фейсбука», а потом отмечает мышкой видеофайл и перетаскивает его в «корзину».

– А ты в курсе, что вообще-то при этом ничего не стирается? – замечаю я. – Может, хочешь потом еще пару раз глянуть?

Чарльз открывает «корзину» и удаляет файл уже по-настоящему.

– Зачем мне видео, когда у меня доступ к оригиналу? – произносит он, нагнувшись мне к самому уху. Потом отходит к креслу, усаживается в него нога на ногу, упершись лодыжкой в коленку и болтая ногой. – Кстати, ты ведь переспала с Чадом не только для того, чтобы меня позлить?

– Может, я считаю, что Чад хорош в постели.

Чарльз фыркает.

– Чад просто ужасен во всех смыслах слова.

– Почему это ты говоришь такие вещи?

– Исключительно из природного зловредства? – предполагает Чарльз.

– А может, просто ревнуешь?

– Господи, да у тебя натуральная мания величия!

– Нет, я просто психопатка, так что смирись с этим. Ты меня избегал!

– Нет, нисколько – я просто, знаешь ли, был малость занят одной чепуховой проблемкой – как бы меня не убили. И не помню, сколько раз тебе говорил, что у меня уже есть девушка.

– И где же эта девушка в данный момент?

Игривое выражение у него на лице сменяется холодным.

– Это я специально так себя веду, чтобы она не имела ни малейшего представления, что тут происходит, ничего не боялась и лишний раз не переживала. Вряд ли ты можешь представить, что я способен заботиться о другом человеческом существе, но я действительно люблю ее.

– Ну да, и это не имеет абсолютно никакого отношения к факту, что она сказочно богата и что ваши родители могут устроить пышную светскую свадьбу в каком-нибудь закрытом загородном клубе, – иронически замечаю я.

– Да ипать тебя…

– Никогда против такого не возражала, – жизнерадостно отзываюсь я. – Так что там у тебя в планах: школа бизнеса, потом работа на собственного папашу, брак в двадцать четыре года и жизнь за белым штакетничком с идеальной степфордской женой?

– Вряд ли. А ты что-то можешь предложить взамен?

– Например, сжечь этот мир до основания.

Его глаза неотрывно нацелены на меня, выражение их совершенно нечитаемо.

– Я подам на Тревора заявление в полицию за все, что он нам устроил; если у него будут реальные неприятности, то никому он уже больше ничего не сделает. Это лучше, чем ничего.

– Давай лучше послушаем, какие там успехи у Андре, а потом уже будем решать.

Чарльз вздыхает, глядя на очередную картинку с изображением хера у себя на телефоне, после чего встает и направляется к холодильнику. Ест что-то китайское прямо из контейнера, а мне даже не предлагает. Пользуюсь его невоспитанностью, чтобы без лишних глаз заняться кое-какой исследовательской работенкой. У Тревора есть аккаунт в «Твиттере», но тот в основном заполнен довольно бессмысленными, однако все равно почему-то грубыми и надменными твитами про компьютеры и Илона Маска.

Хотя его самый последний твит, размещенный сегодня, звучит так: «В жопу американскую систему здравоохранения!» Хм, любопытно… С того дня, посвященного слежке, знаю три предмета из его учебной программы: углубленный курс логики, сравнительная политология и история экономики США. Быстро регистрируюсь в выделенных всем им разделах университетского сайта, где преподы выкладывают учебные планы и домашние задания, а студенты иногда оставляют личные сообщения.

Едва не подпрыгиваю, увидев, что утром Тревор тут тоже отметился, адресовав некое обращение всем своим одногруппникам по курсу логики и даже прицепив к нему фотку. «Привет, сегодня у меня не выйдет сделать выступление на семинаре. Весь вчерашний день проторчал в больнице, только сейчас выписался». На предположительно его собственном запястье красуется пластиковый больничный браслет с эмблемой Вашингтонского госпитального центра. Это может быть обычное для психопата вранье, чтобы отмазаться от выступления на семинаре, но есть ведь еще и твит, в котором выражается искренний гнев по поводу медицинских счетов, которые ему неминуемо предстоит оплачивать. Ну а обращение в поисках сочувствия и внимания сразу ко всей группе, а не только к одному лишь преподавателю – это в точности то, чего можно ждать от любого психопата. Наверняка он рассчитывал разжалобить кого-то из девчонок.

Все обретает смысл. Кто-то напал на Тревора, тот угодил в больницу, вышел и, заключив, что напали на него либо я, либо Чарльз, решил отомстить. А поскольку мы тут ни при чем, тогда это может быть только Эмма, сознаю я. Закрываю все окна на экране и захлопываю лэптоп. Эмма едва не пристукнула Тревора, а мы теперь расплачивайся за ее неудачную попытку!

Прежде чем воспользоваться ключом, который выдал ему Чарльз, Андре деликатно стучит в дверь.

– Ты уже закончил с диссертацией? – тут же спрашиваю я. Лично я – нет. Все никак не могу найти время – целый день убила на слежку за Тревором, а тут еще и промежуточная сессия не за горами…

– Закончил. В самом деле очень интересно. Не исключено, что Джон мог и сам опрашивать Рипли, но он этого не уточняет.

Андре перехватывает недоумевающий взгляд Чарльза – мы еще не посвящали его в подробности наших приключений на складе.

– Мы с Хлоей обнаружили все это добро в боксе на складе временного хранения, который некогда использовался одним из бывших аспирантов Уимена. Нашли там диссертацию и этот список и сначала подумали, что это какие-то новые жертвы, но потом я их всех пробил в интернете. Оказывается, все они – литературные агенты, по крайней мере, были литагентами в то время, – объясняет Андре, после чего берет предложенное Чарльзом пиво, благодарно кивнув; мне это не нравится. Что-то больно уж они скорешились.

– В общем, Джон Фиола писал книгу про это дело – в отличие от Уимена и любого из работавших над ним детективов. Что довольно странно, если учесть, сколько денег на такой книге можно срубить, когда ее пишут люди, имевшие непосредственное отношение к следствию. Он, видно, хотел продать ее подороже, расписал, что это будет реально бомба, и некоторые агенты клюнули. Короче, не знаю – может, это незаконно, но я зарегистрировал на «джимейле» адрес от имени Джона Фиолы и всем им написал – всякую фигню типа того, что у меня были серьезные семейные проблемы, но теперь у меня опять есть время заняться этим проектом, и, типа, не могли бы вы еще раз отправить мне все замечания, которые раньше присылали. Большинство не откликнулось, но одна тетка ответила! Просто перекинула мне последнее письмо, которое ему тогда отправила, вместе с «прицепом» – а это книга целиком.

– Перешли ее нам, – требую я. – Можем прямо сейчас ее посмотреть, разделив на три части.

Андре кивает, пересылает на наши адреса письмо литагентши, и мы втроем начинаем быстро просматривать прикрепленный текст. Книга не закончена – здесь около двухсот страниц готового текста плюс наброски еще одной главы. Когда я заглядываю в тело письма, становится ясно, почему книга так и не была опубликована.

«Мы с немалым интересом изучили вашу заявку и приложенные в качестве образца отдельные главы. Насколько я представляю, у вас уже есть несколько агентов, которые глубоко заинтересованы получить это произведение, однако качество его написания, которое не делает данную книгу конкурентоспособной при нынешнем непростом состоянии книжного рынка, вызывает у нас некоторые опасения. Предлагаем следующее: передать текст какому-нибудь литобработчику, который помог бы его причесать. У нас есть несколько кандидатур на примете, и это значительно облегчит вам процесс. Если это предложение вас заинтересовало, свяжитесь со мной, пожалуйста, по нижеуказанному номеру, и мы всё обсудим».

Предложение насчет литобработчика вполне имело смысл – писатель из Джона Фиолы никакой. Страницы буквально пестрят высокопарными речевыми оборотами и попытками задавить читателя собственным интеллектом.

Бегаю глазами по строчкам со всей возможной быстротой. В доставшемся мне куске Джон начал с детских лет НДР и постепенно продвинулся к моменту его первого убийства. Я в сомнениях. А не могло ли случиться так, что НДР и вовсе не казнили? Это вполне имеет смысл: он сбежал из тюрьмы – ну, или в последний момент получил помилование от мямли-губернатора, а потом вернулся, чтобы превратить жизнь Уимена в ад. Быстро запускаю поиск на компьютере Чарльза. Нет, все верно: НДР казнили при помощи смертельной инъекции в конце две тысячи шестого, а за казнью наблюдали прокурор, надзирающий за делом, и родственники некоторых жертв.

– О боже, – вдруг тихо произносит Андре.

– Что? – спрашивает Чарльз, когда тот больше ничего не говорит.

– Пардон, тут кое-что больно уж натуралистично, – бормочет Андре, не отрываясь от чтения.

Я уже дошла до места, где полиция наконец прищучила НДР, привязав его ДНК к местам совершения преступлений. Дело вот-вот получит широкую огласку в прессе. Мои глаза быстро проглатывают страницу за страницей.

И тут у меня невольно вырывается сдавленный вскрик.

– Что? Что такое? – переполошившись, спрашивает Андре.

– Цитирую: «Я сам, мой консультант и детективы, работающие по делу, уже поняли, что, стоит нам объявить о прорыве по делу, как в средствах массовой информации сразу же разразится настоящая буря. А между тем в дополнение к названным и неназванным жертвам имелись еще три: жена Грегори и две его дочери-близнецы».

Для большего эффекта делаю драматическую паузу. Брови у Чарльза взлетают вверх, а Андре комически разевает рот.

– «И все же все самое страшное далеко не закончилась, когда НДР оказался за решеткой. Марша…» – это его типа жена – «…покончила с собой еще до начала слушания об избрании меры пресечения. И все мы сошлись в одном: в лучших интересах девочек – надежно защитить их личные данные».

– Думаешь, что Эмма и Меган могут быть детьми убийцы с Рок-Крика? – скептически замечает Чарльз. – Да мало ли у кого есть дочки-близняшки!

– Они как раз в том возрасте, чтобы быть дочерьми Рипли, – возражаю я. Буквально через секунду я уже в интернете, открываю фото Грегори Рипли – посмотреть, нет ли какого сходства.

– Да как такое возможно? Все это широко освещалось в прессе. Пара поисков в «Гугле» – и у тебя имена и жены, и детей, – говорит Андре.

Чарльз все еще проглядывает рукопись.

– Помогла полиция – им сразу же дали другие имена и отправили жить к каким-то друзьям Марши в Калифорнию.

– Тогда как же они опять оказались здесь?

Андре вскакивает на ноги.

– А вот как! Они жили-поживали своей идиллической жизнью на калифорнийском пляже, а потом стали понемногу сознавать, что с Эммой что-то не то. Позвонили доктору Уимену, и тот сказал, что ей требуется лечение.

– Потому что так хорошо лечил их папашу? Погоди-ка минутку… – медленно произносит Чарльз. – А вы, ребята, получали какую-то поощрительную премию за участие в программе?

– Премию?

– Ты хочешь сказать, помимо платы за обучение?

– Двадцать тысяч долларов, – объявляет Чарльз. Мы с Андре смотрим на него, как на чокнутого. Он медленно прищуривается. – Когда я ходил с Эммой в ресторан, она упомянула, что и она, и ее сестра – обе получили по двадцать тысяч поощрительной премии.

– Что?!

– Ни хера я не получала! – выкрикиваю я. – И ты только сейчас нам про это сказал?!

– Ну, я просто забыл. Я думал, что она всем полагается – не знаю, сам-то я не помню, чтобы мне что-то выплачивали…

– Как это можно не помнить про двадцать тысяч долларов?! – ужасается Андре.

– Портмонты слишком заняты протиркой своих моноклей! – ору я, а Андре многозначительно прокашливается. Он разозлился так же, как и я.

– Ну разве непонятно? – перебивает Чарльз. – Он предложил премию, чтобы заполучить их, – и не просто потому, что они близнецы, а потому, что они дочери Рипли.

– А разве это типа как не нарушение врачебной этики – работать с пациентами, с которыми тебя связывают какие-то личные отношения? – задумчиво произносит Андре.

– Это как раз та деталь, которой нам и не хватало! – встреваю я.

Чарльз, похоже, по-прежнему полон сомнений.

– Ладно, может, они и впрямь дочери Рипли, но я что, должен считать Эмму серийной убийцей только потому, что серийным убийцей был ее папаша? Вы ее не видели. Она… она…

– Все сходится, – говорит Андре. – Сейчас двадцатилетняя годовщина первого убийства НДР, но все это фигня, поскольку в тот год наверняка еще и родились эти близняшки. Может, Эмма хотела это как-то по-своему отметить. Уимен хорошо знает эту семейку, так что он в отчаянии – думает, что может остановить ее, но он слишком глубоко во все это влез, чтобы сохранять объективность. Он ходил с ней в ресторан! Она вроде как пациент, а не друг семьи!

– Или, может, это Меган, – предполагаю я. Мне совсем ни к чему, чтобы эти двое следили за Эммой, словно ястребы, – только не тогда, когда я хочу двинуть по доске оставшиеся фигуры. Это точно Эмма. Она и есть объяснение этой связи с НДР. Она напала на Тревора, который решил, что это я или Чарльз, потому что ничего не знал про Эмму. А еще она втюрилась в Чарльза, так что, наверное, жутко разозлилась, когда я с ним трахнулась, и выложила в «Инстаграме» эту фотку с тэгом #шалавы. То, что мне сейчас надо от Чарльза и Андре, – это чтобы они пару-тройку дней походили кругами, пока я не успею еще кое-что подготовить. Для этого потребуется как-то заманить Эмму на эту водоочистную станцию, чтобы на крайняк хотя бы пристроить ее в том же месте, что и Уилла.

Не совсем понимаю, почему ей впёрлось убивать именно участников программы – может, она затаила злобу на Уимена или еще чего, – но если в числе убитых будут всего лишь Майкл, Келлен и Уилл, я все равно сумею подать это так, что целью ее были просто студенты Адамса, обитающие в кампусе – чисто из соображений удобства, чтобы далеко не ходить. Причем все мужского пола – может, получится сработать и под этим углом.

– Меган совершенно нормальная, – напоминает Чарльз.

– А кто может сказать, что считать нормальным? – возражаю я. – Вообще-то это просто идеальное преступление. Убивать людей направо и налево, а если кто тебя прищучит, невинно пропищать: «А вы и вправду думаете, что это я? Вы уверены, что это не моя сестра-близняшка, которая диагностированная психопатка?»

– Господи, и впрямь идеальное! – кричит Андре. – А если даже найдут ДНК, то не смогут доказать, кому именно из близнецов она принадлежит, так что Эмма однозначно оказывается за решеткой.

Я-то знаю, что с ДНК у близнецов все далеко не так просто – все равно остается проблема случайных мутаций, которые могут у них различаться, но, к счастью, Чарльз с Андре не посещают лекции по углубленному курсу биологии.

– Нам нужно действовать – найти достаточно улик, чтобы остановить их, – говорю я. – Предлагаю разделить обязанности. Я сажусь на хвост Эмме. Чарльз, попробуй выяснить, где живет Меган, а ты, Андре, проследи за Тревором.

Андре явно разочарован – ведь это именно он обеспечил прорыв по части НДР и явно хочет заняться Эммой лично. Чтобы пресечь подобные поползновения, делаю большие глаза и в красках расписываю, как этот мерзкий Тревор зациклился на мне. Когда лицо Андре немного смягчается, на лице у Чарльза, стоящего у него за спиной, появляется понимающая ухмылочка.

– А что насчет этого Уилла? – интересуется Андре.

– За ним присмотрит Чарльз. Они состоят в одном братстве.

В конце концов Андре согласно кивает – он на удивление неконфликтен для психопата. Но на данном этапе я уже пришла к заключению, что покладистость Андре – необычная для любого из нас – является частью его тактики вести себя так, чтобы нравиться людям. Она прекрасно сочетается с его ямочками на щеках и наверняка будет неоднократно окупаться, пока он не будет выглядеть постарше.

Чарльз присматривается ко мне. Он понимает, что я что-то затеваю, и сейчас мне меньше всего надо, чтобы он начал цепляться с расспросами. Встаю.

– Не теряем бдительности, господа!

Спешу поскорей убраться, почти ожидая, что Чарльз остановит меня, дабы и дальше пытать про Эмму или Уилла.

Но, к моему удивлению, он помалкивает. Мне не нравится, что эти двое будут шушукаться тут без меня, но теперь, когда я наконец практически точно знаю, кто этот загадочный охотник, в моем списке первоочередных дел появляются новые неотложные пункты.