31

– Да, мы знаем, что это крайне непростое время для всех в кампусе, – произнес Леонард, ощутив некоторый укол вины. Разумеется, Хлое было абсолютно неоткуда знать, что двое убитых студентов участвовали в программе. Выдавать подобную информацию психопату – далеко не лучшая мысль. Леонард и без того чувствовал себя не в своей тарелке от того, что Чарльз все-таки как-то это выяснил или, по крайней мере, подозревал – наверное, придя к выводу, что сложившиеся между ними за два с лишним года доверительные отношения дают ему право без всякого стеснения попытаться выкачать у него какие-то новые подробности.

Семь лет назад уже было одно происшествие такого рода, когда один из участвующих в программе студентов, проваливший экзамены почти по всем предметам, пытался выставить университету судебный иск за раскрытие его личности «опасным типам» посредством этой самой программы – несмотря на то что все условия прекрасно знал, все формы согласия подписал, а ни с кем из подопытной группы даже ни разу не встречался. В Адамсе предпочли спустить конфликт на тормозах, а не ввязываться в судебную тяжбу, позволив скандалисту пропустить проваленный семестр и все равно выпуститься в срок. С тех самых пор Леонард в расчете на подобные ситуации изменил некоторые формулировки форм информированного согласия, но риск все равно оставался.

Хлоя кивнула, широко раскрыв глаза. Она сидела нога на ногу в кожаном кресле, которое обычно выбирала во время психотерапевтических сеансов.

– Жаль их родителей.

Ей их действительно жаль или она просто хорошо умеет делать вид, что это так? Во время сеансов Хлоя ни разу не произнесла чего-то такого, что не выглядело бы извлеченным из консервной банки с этикеткой «Добропорядочная американская студентка». Хлоя любила поговорить про себя, но всегда держала осторожную дистанцию, которую Леонард пока что так и не сумел преодолеть. Не желала затрагивать какие-то действительно болезненные темы.

– Думаете, это из-за наркотиков?

– Давайте не будем говорить на эту тему, Хлоя. Лучше попробуем сосредоточиться на вас.

– Ой, у меня такая скучная жизнь! А можно сегодня именно я буду задавать вопросы, чтобы мы смогли получше узнать друг друга?

– Некоторые любят испытывать меня, чтобы отвлечь внимание от самих себя. Это вполне понятно, психотерапия – не для каждого. От пациента требуется эмоциональная развитость, чтобы от терапии действительно был какой-то толк. – Уимен сделал паузу, чтобы глотнуть воды. – Итак, вы хотите побеседовать о чем-то, что у вас на уме, или все-таки обо мне?

Она поерзала в кресле.

– А можно поговорить про тревожный сон, который мне недавно приснился?

– Конечно.

Хлоя отвела взгляд к окну.

– В этом сне я в общественном туалете. На спине у меня огромный синяк. И тут в туалет заходит мужчина и трогает этот синяк. – Она ненадолго примолкла, покраснев. – И это типа как эротично, каким-то непостижимым образом. Как по-вашему, что это может означать?

– Должен признаться, я не фрейдист. Я склоняюсь к мысли, что сны – это просто, так сказать, салат из отрывочных образов. А тот человек и поставил вам этот синяк?

– Не думаю, но почему я так отреагировала?

– Хорошо: что такое синяк?

– Поврежденные живые клетки под кожей.

– Синяк – это физическая отметина. Он означает: «Кто-то причинил мне боль».

Хлоя открыто встретилась с ним взглядом, и на миг по ее лицу пробежал искренний, почти неприкрытый гнев, которого тут же как не бывало. Перед Леонардом опять сидела все та же добропорядочная американская студентка.

– Я просто часто принимаю неверные решения в своей интимной жизни.

– Да?

– Ну, я просто уверена, что моя мама или мой последний психотерапевт уже успели вам рассказать, что тогда случилось с Алексеем.

Здесь она наконец бросила ему косточку, переключившись на более удобную ей тему, поскольку тот сон оказался слишком опасной территорией. Для того чтобы продемонстрировать свою «эмоциональную развитость»? Похвалиться каким-нибудь неблаговидным поступком? Завоевать его своей смышленостью?

– Я практически ничего про это не знаю.

– Все было не так, как говорят люди, – сухо произнесла Хлоя. – Из него делают какого-то хищника, но на самом деле он совсем не такой. Алексей был у нас самым молодым учителем, все девчонки на него западали. А я была не какой-то там невинной девственницей. Как-то меня должны были забрать из школы, но не забрали, и он подвез меня домой, и мы всю дорогу проболтали. У нас оказалось очень много общего.

– По-вашему, у пятнадцатилетней девочки и двадцатидвухлетнего мужчины может быть много общего?

– Мы оказались с ним на одной волне. У меня уже и раньше были парни, но тут я словно впервые ощутила, как меня реально тянет к кому-то. Так уж просто вышло, что это оказался мой учитель. Когда я впервые поцеловала его, он сказал, что нельзя. Я спросила: «Почему?», а он ответил: «Из-за нашего возраста». А я ему: «Почему нам обязательно надо придерживаться каких-то дурацких правил насчет того, в каком возрасте можно к кому-нибудь прикасаться?»

– Давайте попробуем проанализировать один пример – по-моему, это у вас хорошо получится. – Эти слова, естественно, подстегнули ее интерес. – Предположим, что вас не устраивает возраст согласия, установленный законом. Но ведь в мире полным-полно и других правил, которые вас тоже наверняка не устраивают?

– Ну да… – произнесла Хлоя. Судя по ее тону, она пока не понимала, к чему он клонит.

– Чем все заканчивается, когда такие правила есть, а вы вдруг попадаетесь – независимо от того, устраивают они вас или нет?

– Но я не думала, что мы попадемся.

– Задумывались ли вы, какие будут последствия для вас обоих, если вас поймают?

– Это как раз обо мне все только и говорили! – воскликнула Хлоя, царапая ногтями подлокотники кресла. – Все только обо мне и говорили, постили всякие гадости в интернете… А никто ничего и не узнал бы, если б он не был таким ослом.

– Что вы имеете в виду? Насколько я понимаю, ваша мать как-то об этом узнала и сообщила в школу?

– Это она вам так сказала? – Хлоя уже изучала свой ноготь, накрашенный ярко-лиловым лаком. – Оказалось, что Алексей встречался с какой-то другой девушкой. У них даже тихариться нормально ума не хватило, трахались прямо в школьной театральной студии – кто-то их там и застукал. – Под конец на лице у нее промелькнуло какое-то лукавое выражение. – Все родители, естественно, разбушевались.

– И каковы были последствия?

– Его уволили. Про него даже в газетах писали, так что я сомневаюсь, что он смог и дальше работать учителем. Моя мама пыталась перевести меня в школу-интернат, в чем даже не было ни малейшего смысла, поскольку на тот момент его уже и в городе не было.

– Пыталась?

– Я не хотела никуда уезжать, – сказала Хлоя. – Не хотела уезжать из своего города, бросать свою школу, тем более что у меня там было полно факультативных занятий – я все-таки и дальше учиться собиралась.

Можно было запросто принять ее за примерную девочку-отличницу, голова у которой занята теми же самыми заботами, что и у всех студентов. Но мать Хлои поведала Леонарду, что от мысли перевести дочь в какую-то другую школу пришлось в итоге отказаться, поскольку она боялась, что в этом случае та ей как-то отомстит.

Теперь Хлоя уже беззаботно болтала ногами.

– Но все забыли про этот скандал буквально через неделю. Один парень, выпускник нашей школы, приехал в гости на День благодарения – один из местных «золотых мальчиков». И попал в жуткую аварию – вылетел на своей машине на поле и врезался в дерево. Ну ясное дело – ДТП со смертельным исходом куда как интересней для городских сплетников.

– Вы с ним были знакомы?

– Типа того. Все об этом только и говорили. Автомобиль взорвался, но никого рядом не оказалось, так что он сгорел. К тому времени, как его нашли, там уже и опознавать-то было практически нечего. Одни головешки остались.