Глава шестая
– Хочу, чтобы всё было как прежде, – вздохнула Дарина.
– Я тоже, – ответил я.
– Но я не хочу, чтобы Милана погибла.
– И я не хочу.
Мы стояли, обнявшись, и тихо, одними губами, шептали то, что и так знали оба.
– Я не пойду сейчас с тобой. Я останусь в Гнезде.
– Понимаю.
– В старых книжках девушки в такой ситуации молятся, – сказала Дарина и впервые едва заметно улыбнулась. – Но я не знаю, кому.
– Тоже не знаю, – согласился я.
Слишком уж много богов я повидал за эти месяцы. И никому из них молиться не хотелось.
– Просто пойду к себе и буду ждать, – решила Дарина. – Не обидишься?
Я покачал головой.
Наверное, вопрос читался на моём лице, она ответила:
– Нет, не тебя. И не Милану. Я буду ждать, что всё как-то наладится. Что случится чудо, вы сможете поладить или разойтись миром.
Я знал, что это невозможно, но кивнул.
– А я пойду домой, – сказала Наська с вызовом. – Во-первых, я позвонила и уже получила от бабушки нагоняй. Во-вторых, знаю, что всё будет хорошо.
Она, конечно, стояла чуть в стороне. Проявляла деликатность, можно сказать. Но не настолько далеко, чтобы нас не слышать. Я украдкой показал ей кулак. Наська презрительно фыркнула.
Пожалуй, только она проявляла какой-то оптимизм.
– Идите, – сказала Дарина. – А я пойду к куколкам. У нас ещё остались четыре куколки, за ними почему-то не пришли. Я буду им рассказывать про то, как устроена Вселенная.
– Что там сложного-то, – пробормотал я. – Очень много пустоты, немножко разума, а кое-где носятся сумасшедшие Высшие со своими закидонами…
Дарина кивнула и отступила на шаг.
– Идите.
– Всё, пошли. – Наська взяла меня за руку. – А то будете стоять, облизывать друг друга и проливать горькие слёзы.
Дарина повернулась и ушла первой. Я тоже двинулся к выходу, Наська тащила меня с такой энергией, словно к ней вернулись силы Изменённой.
– Заранее договорились? – спросил я, когда мы вышли из Гнезда.
– Чего? – возмутилась Наська.
– О том, что ты меня уведёшь.
Мелкая глянула искоса и явно обиделась.
– Мысли читаешь?
– Я не умею читать мысли. Я могу понять характер… в общем, это другое. Нет, ничего не читаю. Понял, и всё.
– Договорились, – призналась Наська. – Дарина сказала, что минутку с тобой поговорит, а потом я тебя должна увести. И так дольше ждала…
Минут пять мы шли молча. Вечерело, включились фонари. На Тверском бульваре, возле детской площадки, стояла тележка с мороженым. Нечестный приём, как по мне! Впрочем, детей на площадке почти и не было, лазила по сетчатым стойкам пара малышей, а в основном скамейки занимали пенсионеры: поодиночке и парочками. Они и были основными потребителями сладкого.
– Это нечестно, – решила Наська, глядя на пенсов. – Купи мне мороженого. Самого красивого! Себе тоже можешь…
Я заплатил за круглую разноцветную шайбу, зажатую между хрустящими вафлями, а себе взял обычный стаканчик с пломбиром. Мы сели на скамейку.
– Рассказывай, – вгрызаясь в мороженое, сказала Наська. – Что твой Высший говорит?
– Ничего. Я вроде как должен сам понять его смысл.
– Что тут сложного? – Наська глянула на меня с возмущением. – Ты что, не понимаешь?
Я пожал плечами.
– Ты защитник.
– Уже нет, это после второго Призыва…
– Балда. Ты им был даже до первого! С самого начала. Когда пошёл в Гнездо с Даринкой. Когда с гвардейцами дрался. Когда от наших защищал.
– Да какой я защитник!
– Такой. Это твой смысл, понимаешь?
– Наська, ты понимаешь вообще, сколько я народа положил? – спросил я жёстко. Нельзя, конечно, так с десятилетней девчонкой, пусть она и прожила большую часть своей жизни в Изменении… Но какая-то злая обида внезапно проснулась во мне. – Я защитник? Убивал Изменённых, гвардейцев, тэни, лавли, людей… всех, кто на пути стоял. Я их даже жрал, понимаешь? Ням-ням! Рвал на части! Хороший у тебя братец?
Наська сжала губы, мне показалось, что она сейчас заплачет. Но она замотала головой и ответила с той же жёсткостью, что и я.
– А кто говорит, что защитник – добренький? Ты их всех что, просто так убивал, для развлечения? Нет! Чтобы других защитить и спасти. Ты убивал плохих. А защищаешь ты… хороших.
– Все так говорят, – пробормотал я.
– Ну да, можно ничего не говорить и ничего не делать, – сказала Наська. Мороженое начало таять у неё в руке и несколько капель упали на разноцветную юбку. – Многие так делают, пока их самих не трогают. Ну подумаешь, миллион детей в год превращают в монстров и отправляют воевать…
– Вы не монстры…
– Ещё какие! Всем было плевать, лишь бы их не трогали! А ты стал нас защищать!
– Многие вас защищали! Не у всех получалось.
– Потому что они не избранные, у них не было настоящего смысла. Ты его нашёл, понимаешь? Это твой Высший, потому что он защищает нас, защищает Землю.
– У Миланы тоже защищает.
– Не так! Он… – Наська запнулась, подыскивая слова. – Он уговаривает всех притереться друг к другу. А кто при этом умирает, ему всё равно. Может, это и лучше, чем Инсеки с Прежними, но… но…
Вот теперь она точно была готова расплакаться.
– Мой Высший говорил с Инсеками, – сказал я быстро, чтобы её отвлечь. – Сказал, что если Высший Миланы победит, то потом погибнут все. Звёзды погаснут, целые галактики исчезнут.
Сработало – глаза у Наськи загорелись.
– Вот! Вот! – воскликнула она. – А знаешь, почему? Я догадалась. Потому что придёт какой-нибудь супер-Высший из другой галактики. И всех поглотит. Если тебя не будет!
Она наконец-то заметила, что её мороженое тает, и откусила кусок.
– Теперь всё понятно, – продолжала она, торопливо глотая. – Ты защитник. И ты нужен, чтобы защитить всю Галактику от внешних врагов.
– Наська…
– А что не так?
Я задумался. Вспомнил гаснущие звёзды.
Блин. А может, и впрямь? Если Высший Миланы сотворит такую галактику, которую легко завоюют Высшие из другой? Ну а почему и нет? Наши Высшие перестанут друг с другом конкурировать, перестанут быть злыми и зубастыми, а тут явится какой-нибудь супер-Инсек из Магелланова Облака…
– Молодой человек…
Я поднял взгляд. К нам подошёл один из пенсионеров, вставший с соседней скамейки.
– Это моя сестра, – сказал я на всякий случай. – Мы не ругаемся, мы…
– Кино фантастическое обсуждаем! – поддержала Наська.
– Я вижу, что сестра, – миролюбиво сказал пенсионер. – Одно лицо. У вас из стаканчика мороженое льётся на штаны.
И с довольным видом вернулся на свою скамейку.
– Тьфу, ты меня заболтала… – Я отхлебнул из размякшего стаканчика холодной сладкой жижи и бросил остатки в урну. – И не сиди такая довольная, ты тоже себя закапала!
– Я не потому довольная, – сообщила Наська, проглатывая остатки и облизывая пальцы. – Я потому, что «одно лицо». Если я волосы покрашу, буду совсем похожа. Хотя нет, лучше ты крась…
– Да ну тебя, – вздохнул я. – Пошли. Родители волноваться будут.
И мы пошли.
– Ничего, что я их зову бабушкой и дедушкой? – озабоченно спросила Наська. – У меня как-то само получается…
– Ничего.
– Ты скажи, я ведь правильно придумала? Ты защитник, ты самый важный в нашей Галактике!
– Помолчи, – отмахнулся я. – Думаю.
– Ну?
Я вслушался в себя. И покачал головой.
– Нет, Анастасия. Что-то не складывается. Я думаю, если… как только я пойму, кто я и для чего… Высший со мной заговорит.
– А он молчит?
– Как рыба об лёд.
Мы дошагали до дома, молча не хуже моего Высшего. Лифт работал, но мы не сговариваясь пошли по лестнице.
– Наська, если бы пришлось выбирать между Инсеками и Прежними, ты бы кого выбрала? – спросил я, остановившись у своей двери.
– Тебя, – просто ответила она.
И побежала вверх по лестнице, по-мальчишески размахивая руками.
Я дождался, пока ей открыли дверь и послышался рассерженный голос мамы вперемешку с насквозь неискренними объяснениями Наськи.
А потом тихонько вошёл к себе и запер замок.
Ничего мне не хотелось – ни есть, ни спать, ни смотреть телевизор, ни читать книжки. И даже если бы Дарина пошла со мной, ничего бы не изменилось. Ни секса, ни разговоров. Я точно так же лежал бы одетым, только плащ сбросив, на кровати, грыз зачерствевший кусочек сыра, найденный в холодильнике, и вспоминал. Не думал даже, а именно вспоминал.
Ровиан. Чш-чшш-жж. Трисгард.
Родные планеты Высших.
Странно, что люди… ладно, не сами люди, а наши предки, Прежние, оказались так непохожи внешне, но так духовно близки с Инсеками. В этом есть что-то противное, я теперь никогда не избавлюсь от мысли, что в каждом человеке таится многоногая тварь.
А вот поросята-тэни молодцы.
Всё-таки их Высший получше будет.
Почему?
Я вспомнил странный памятник Соразмерности – мужчину и женщину, которых маленький Карир твёрдо считал «одинаковыми». Не потому, что не понимал половых различий, там одного телосложения и одежды хватило бы понять разницу. Нет, он считал их одинаковыми на каком-то другом уровне, по внутренней сущности, которая важнее внешности.
Ну да, наверное, в силу такой вот «соразмерности» порождённый тэни Высший и может находить компромиссы для разных культур.
Я не такой. Мне нравятся тэни. Даже их женщины, когда первая оторопь проходит, привлекательны. Но я чётко знаю, что они – это они, мы – это мы.
И это вовсе не значит, что я считаю людей лучшими, превосходящими всех и вся. Вовсе нет. Но мы всё-таки другие, и это здорово.
Я завозился, сбросил, не вставая, кроссовки. Раздеваться не хотелось. А спать глупо. Мне не нужно высыпаться перед боем, когда Высший проявится во мне, бодрость сама придёт. Лучше подумать.
Совсем скоро все мы сойдёмся в схватке, я ни секунды не сомневался.
Придут Инсеки, не зря мой старый знакомый клонировал себя и отправил пообщаться со мной перед смертью.
Придут Прежние, я сам их позвал.
…Впрочем, Инсеков тоже я пригласил, когда был Высшим. Не напрямую, конечно, тогда бы они не пришли. Но я сделал всё так, чтобы они пришли.
Я нахмурился, глядя в потолок.
Мой Высший этого хотел.
Он сплёл паутину и даже сам в неё забрался ради того, чтобы свести всех местных игроков в одной точке и в одном времени. Это был его план.
А ведь есть и другие Высшие. Тот, кого породят Продавцы – он тоже не упустит возможности понаблюдать.
И ещё какие-то, неизвестные мне.
Неужели они упустят такое редкое событие?
Да ни за что на свете!
Другие… может быть, дело в них?
Изменённые считали, что все Высшие одинаковы, но они черпали информацию от Инсеков. Наверняка есть различия. Это у людей и Инсеков схожие методы, разумные и безжалостные. У других наверняка есть нюансы.
Ну и что это мне даёт?
Ничего.
Не мог же мой Высший всерьёз надеяться, что он соберёт всех конкурентов в кучку и передавит – в лучших целях, конечно же! Даже если он объединится с Инсеками и Прежними, всех сразу не победить, Высшие примерно равны по силе, это я уже понимал.
И всё-таки мне показалось, что я начал что-то нащупывать. Какую-то слабую ниточку к правде, к тому, что замыслил Высший… к тому, кем и чем он является.
– Кто ты? – спросил я.
Нет, ответа не было.
Только ироничная мысль: «А кто ты?»
– Я Максим Воронцов, – сказал я упрямо. – Я человек. Надеюсь, неплохой, но человек. Я не умею всех любить, я знаю, что все разные и не все достойны любви.
«Кто ты?»
– Я твоя основа, – произнёс я в полутьму. – Но не знаю, почему.
«Тогда меня не будет. И ничего не будет».
Вот так я с Высшим ещё не разговаривал. Я уже не сомневался, что это он, что это его голос звучит во мне. Но теперь он не приказывал, не требовал, он говорил негромко и спокойно, как я с Кариром, когда мы слились.
– Ты уже есть.
«Я есть и меня нет. Я лишь вероятность. Шрёдингеровский Высший. Квантовая пена на ткани бытия».
– Как это?
«Слишком сложно. То, что я говорю тебе, лишь аналогии».
– Почему ты не можешь просто объяснить? Кто я, кто ты? Что за опасность грозит всему живому, если Милана победит?
«Если я скажу, возникнет парадокс. Слишком значительный даже для меня. Я исчезну, а может быть, исчезнет вся Вселенная».
Я подумал.
– Но ты вмешивался.
«Защищая себя, а не помогая себе родиться».
– Защищая… Наська думает, что ты защитник.
Высший молчал. Тогда я собрался с духом и спросил:
– Лихачёв жив?
«Ты мог бы отправить его на смерть?»
– Нет!
«Значит, он жив».
– Верни его!
«Вернул».
– А все остальные?
«Большая их часть не была достойными людьми».
Да уж, хорош защитник…
Я лежал и разговаривал с голосом в своей голове. Обычно такие вещи повод для визита к врачу, но в моём случае всё ещё хуже. Как там спрашивал Андрей, «голос изнутри или снаружи»? В моём случае изнутри. Интересно, что хуже…
– Мне всегда помогало поговорить с Андреем, – сказал я, размышляя. – Он как-то так читает стихи, что начинаешь понимать…
Высший не ответил.
– А в этот раз ничего не прочитал, – продолжил я. – Даже Агнию Барто…
Хотя нет! Он же прочитал пару строчек! Этого, индуса… Тагора или Тахира…
Я прошептал, слова вспомнились неожиданно легко:
– О, всеединство разума, духа и бренной плоти!
Тайна жизни, которая в вечном круговороте…
Высший молчал.
Сердце застучало в груди. Я сглотнул пересохшим ртом. И начал дальше читать стихи, которых никогда в жизни не слышал:
– От века не прерывается, исполненная огня,
В небе игра волшебная звездных ночей и дня.
Вселенная воплощает тревоги свои в океанах,
В скалах крутых – суровость, нежность – в зорях багряных.
Сплетенье существований, движущихся повсюду,
Каждый в себе ощущает, как волшебство и чудо.
Сквозь душу порой проносятся неведомых волн колебания,
Каждый в себе вмещает вечное мироздание…[15]
Высший молчал.
Мне должно было стать легче?
Я должен был понять, что и к чему?
Да что «неведомых волн колебания», что «квантовая пена» – это лишь слова, они ничего не объясняют!
– От века не прерывается исполненная огня, в небе игра волшебная… – произнёс я.
Высший молчал.
– Я знаю, кто я такой, – прошептал я. – И кто такой ты.
Будто что-то вздохнуло во мне: огромное, могущественное и одинокое.
– Не бойся, – сказал я. – Теперь мы вместе. Мы справимся. Будет трудно, но справимся. Только… не смей больше никогда меня отключать! Ясно?
«Договорились», – ответил Высший.
Я встал. Глянул на скомканный плащ, увидел информационный канал, тянущийся в глубины космоса – к коллективному разуму Продавцов. Погрозил плащу пальцем.
На том конце запаниковали. Плащ вздрогнул и попытался уползти под кровать. Я дотянулся, набросил его на плечи. Пусть смотрят.
Я переместился на два этажа выше, в свою старую детскую, теперь отданную Наське.
Она сидела на кровати при свете бра и, высунув язык, красила ногти на ногах ярко-алым лаком.
При моём появлении Наська одновременно вытаращила глаза, попыталась спрятать пузырёк с лаком и негодующим шёпотом спросила:
– Тебя стучаться не учили? Между прочим, это моя комната, а я – девочка! Вдруг я была неглиже?
– Я же знал, что нет, – садясь на край кровати, ответил я. – У мамы лак спёрла?
Наська кивнула и с гордостью произнесла:
– «Шанель»! Он засох, я его сама ацетоном развела… Ты сейчас Высший?
– Раз уж появился из ниоткуда… – уклончиво ответил я.
– Высший, – кивнула Наська. С гордостью сказала: – У меня подруга – Высшая, и брат – тоже Высший. Во мне обязательно прорежутся неслыханные таланты, вот увидишь… Ты защитник?
– Ну… более-менее… – опять ушёл я от ответа.
– Колись! – потребовала Наська.
– Не скажу.
– Я сейчас позову ма… бабушку!
– Не позовёшь, тебе за лак попадёт, – усмехнулся я. – Ацетоном всё провоняла, окно открой.
– Кто ты?
Я загадочно улыбнулся, поцеловал её в лоб. Сказал:
– В любом случае ты помогла, спасибо. Ложись спать.
И переместился очень, очень далеко от Медвежьего переулка, Москвы и вообще родной земли.
Собственно говоря, земли здесь никакой не было.
Только вода.
Зато здесь был день и ярко светило солнце.
Я прищурился. По привычке, конечно. Не думаю, что меня сейчас ослепил бы свет ядерного взрыва.
Если бы я был географом, сказал бы, что нахожусь в точке с координатами 48 градусов 52 минуты южной широты и 123 градуса 23 минуты западной долготы.
Будь я романтичным географом, сказал бы, что нахожусь в точке Немо – самом удалённом от людей месте на планете Земля. До ближайшего островка под названием Дюси было две тысячи шестьсот восемьдесят восемь километров, впрочем, даже этот остров являлся необитаемым.
Будь я космонавтом из прежних времён, пролетал бы над этой точкой на высоте четыреста километров и грустно вздыхал, глядя на просторы Тихого океана – в точке Немо люди затапливали космические станции, грузовые корабли и спутники.
Будь я биологом, отметил бы, что в этом месте крайне мало живности. Океан на самом деле очень густонаселён, но из-за кольца течений в точке Немо мало пищи и здесь не любят селиться ни рыбы, ни акулы, ни киты.
Будь я литературоведом, то отметил бы интереснейший факт: именно в этой точке писатель Лавкрафт когда-то поселил космическое чудовище Ктулху, спящее на дне океана в ожидании момента, когда оно сможет разрушить мир.
Я всего лишь Максим Воронцов, но во мне сейчас был мой Высший, и я знал все эти забавные факты.
Тихий океан вовсе не тихий, но сейчас он был спокоен. Я стоял на воде, что совсем не сложно, если изменить закон поверхностного натяжения, и смотрел в тёмную чистую бездну. Подошвы кроссовок оставляли на воде рубчатые, медленно затягивающиеся отпечатки. Пахло солью, но почти совсем не пахло йодом, как на берегу. Нагнувшись, я коснулся воды.
Холодная…
Кстати, Ктулху там, в глубине, действительно был. Боевая биоформа, в которой воплотился один из Высших ещё в предыдущие циклы существования, очень и очень давно, во тьме веков. И это на самом деле его имя – если попытаться озвучить его человеческим голосом.
Он вторгся на Землю, сражался с Высшим, который владел нашей планетой до Прежних, проиграл и погрузился на дно в надежде отлежаться и продолжить схватку.
Но ему не повезло. Лавкрафт ошибся, Ктулху сдох, его органические части разложились, кристаллические структуры окаменели. Лишь остатки энергетической составляющей угасали до сих пор, временами выплёскивая в пространство информацию, которую улавливали особо чувствительные люди.
Покойся с миром, космический монстр, мы теперь и сами чудовища.
[15] Рабиндранат Тагор (Тхакур) «О, всеединство разума, духа и бренной плоти…».
