115. Кредо
Да, я с нетерпением жду возможности править человеками.
Размышления Эла в первый из Последних Десяти Дней
Шаллан сидела при свете свечи и что-то тихо писала в блокноте. Адолин придвинул свой стул к ней.
– Она выглядит лучше, чем при нашей встрече на рынке. Но… я не знаю, Шаллан.
Шаллан отложила перо, затем взяла его за руки, взглянув в ту сторону, где – в их маленькой комнате в Стойкой Прямоте – ее первый спрен сидела на стуле, а Узор стоял рядом и напевал. Распрямились ли вялые волокна ее головного рисунка?
В разговоре с Узором они выбрали для предыдущего криптика Шаллан алетийское имя. То, которое соответствовало, насколько они могли судить, смыслу ее индивидуального рисунка.
– Кредо действительно выглядит лучше, Адолин, – сказала Шаллан. – Спасибо, что поговорил с ней.
Майя сидела на полу, скрестив ноги, в позе воина. Она не совсем оправилась, но ей точно стало лучше. И хотя она по-прежнему молчала, Шаллан сомневалась, что многие существа – люди или спрены – когда-либо произносили такие ценные слова, как Майя на суде. По любым прикидкам выходило, что Майя была одним из лучших ораторов в истории. Если не собираешься говорить много, то каждое слово должно иметь вес.
Это давало им надежду на исправление последствий того, что Шаллан сотворила с Кредо.
– Я постараюсь объяснить, что мы с Майей сделали, – сказал Адолин, когда где-то рядом зазвонили колокола спренов чести. – Но, по правде говоря, не думаю, что кто-то из нас понимает, что произошло. И я не знаток этих дел.
– Учитывая недавние события? Я думаю, ты единственный знаток. – Шаллан потянулась к Адолину и обхватила его лицо ладонями. – Спасибо.
– За что?
– За то, что ты такой. Прости меня, что многое скрывала от тебя.
– Ну, ты же мне все рассказала. В конце концов.
Он кивнул в сторону ножа с самосветом, все еще неиспользованного, который лежал рядом с ее открытой тетрадью на краю стола. Куб, присланный Мрейзом, лежал с противоположной стороны.
– Колокола звонят. Пора?
Она убрала руку и села за стол. Адолин замолчал, ожидая и наблюдая, как Шаллан поднимает крышку куба Мрейза. С помощью Келека они открыли его, не причинив вреда тому, что находилось внутри: спрену в форме светящегося шара, со странным символом в центре. Никто здесь не знал такой разновидности спренов, но Шут называл их сеонами.
– С тобой все в порядке, Ала? – спросила Шаллан.
Имя звучало как А-лей.
– Да, – прошептал спрен.
– Можешь выйти из куба. Тебе больше не нужно там жить.
– Я… должна остаться. Я не должна говорить. Ни с кем.
Шаллан взглянула на Адолина. Странный спрен сопротивлялся попыткам освободить ее. Ала вела себя… как обиженный ребенок.
«Еще одно в списке преступлений Мрейза», – подумала Сияющая.
«Согласна», – ответила Шаллан.
Сияющая осталась. Они договорились, что, как только найдут правильный путь, она в конце концов будет поглощена, как и Вуаль. Сейчас раны Шаллан были еще свежи. Практически она истекала кровью. Но то, что она сделала, наконец-то позволит ей начать исцеляться. И она знала, почему Узор всегда был так уверен, что она убьет его. И почему он вел себя как недавно связанный спрен, когда она начала замечать его на корабле с Ясной. Простой ответ был истинным. Их узы действительно возникли недавно.
А у Шаллан был не один осколочный клинок, а два.
У нее все еще оставались вопросы. Многое в ее прошлом по-прежнему не складывалось, хотя целостность памяти восстановилась. Они многого не понимали. Например, она была уверена, что в течение многих лет между убийством Кредо и обретением Узора ее силы частично функционировали.
Кое-что из этого, сказал Келек, было связано с природой мертвоглазых. До Отступничества они не существовали. Келек считал, что именно поэтому Мрейз охотится за ним. Его интересовало нечто, связанное с падением певцов и Сияющих рыцарей – и заключением в тюрьму определенного спрена.
– Пожалуйста, свяжись с Мрейзом, спрен, – прошептала она светящемуся шару. – Время пришло.
Шар взмыл в воздух и миг спустя превратился в лицо Мрейза, которое обратилось в ней его голосом.
– Здравствуй, маленький нож. Надеюсь, дело сделано?
– Я сделала это, – сказала Шаллан. – Мне было так больно. Но она ушла.
– Отлично. Тот… Она? Ты о ком, маленький нож?
– Мы с Вуалью теперь одно целое, Мрейз. – Шаллан положила руку на блокнот, в котором содержались удивительные вещи – Келек поведал ей много о других мирах, других планетах. Местах, которые он отчаянно хотел увидеть.
Как и другие Вестники, Келек был не совсем стабилен. Он был не в состоянии посвятить себя каким-то идеям или планам. Однако одно он твердо решил: покинуть Рошар. Он не сомневался, что Вражда скоро полностью захватит мир и снова начнет пытать всех Вестников. Келек сделал бы практически что угодно, лишь бы избежать этой участи.
Последовала долгая пауза.
– Шаллан, – наконец сказал Мрейз, – мы не выступаем против собратьев.
– Я не одна из вас, – возразила Шаллан. – Никто из Троицы никогда не был одним из вас, во всяком случае, полностью. А теперь мы уходим.
– Не делай этого. Подумай о цене.
– Мои братья? На них намекаешь? Тебе, должно быть, уже известно, что их больше нет в башне, Мрейз. Узор и Шут вывели их еще до того, как началось вторжение. Кстати, спасибо тебе за этого сеона. Шут говорит, что свободных трудно найти, но они обеспечивают чрезвычайно удобную связь между мирами.
– Ты никогда не узнаешь того, что хочешь знать, Шаллан.
– У меня есть то, что мне нужно, большое спасибо, – сказала она, когда Адолин успокаивающе накрыл ее руку своей. – Я говорила с Келеком, Вестником. Он, кажется, думает, что причина, по которой ты охотишься на него, заключается в Несотворенной. Бо-Адо-Мишрам. Той, которая давным-давно Связалась с певцами, дав им формы власти. Той, которая попала в ловушку, – и это лишило певцов разума, превратило их в паршунов. Зачем тебе самосвет, который содержит Бо-Адо-Мишрам, Мрейз? Что ты собираешься с ним делать? Какую силу ищут Духокровники, если им понадобилось нечто, способное поработить умы целого народа?
Мрейз не ответил. Сеон, подражая его лицу, завис на месте. Без всякого выражения.
– Я скоро вернусь в башню, – сказала Шаллан. – Вместе с теми спренами чести, которые решили – в свете недавних откровений – сблизиться с людьми. Когда я это сделаю, рассчитываю увидеть, что ты и твои друзья исчезли. Возможно, если ты хорошо спрячешься, я не смогу тебя выследить. В любом случае я найду этот самосвет раньше тебя. А если ты встанешь на моем пути… Что ж, это будет веселая охота. Разве нет?
– Это плохо кончится для тебя, Шаллан, – сказал Мрейз. – Ты нажила себе врага в самой могущественной организации во всем космере.
– Думаю, мы с тобой справимся.
– Ты справишься с моей хозяйкой? А как насчет ее хозяина?
– Ты про Тайдакара? – догадалась Шаллан.
– А, так ты о нем слышала.
– Шут называет его Повелителем Шрамов. Когда в следующий раз встретишься с этим Повелителем Шрамов, передай ему мое послание.
– Здесь он появляется только в виде аватара. Мы для него слишком низменны, чтобы быть достойными большего.
– Тогда скажи его аватару кое-что от моего имени. Скажи ему… мы покончили с его вмешательством. Его влиянию на мой народ пришел конец. – Она поколебалась, потом вздохнула – Шут просил быть вежливой. – А еще Шут сказал следующее: «Разберись со своей дурацкой планетой, идиот. Иначе мне придется снова туда заглянуть и надавать тебе по физиономии».
– Так тому и быть, – сказал Мрейз. – Знай, что тем самым ты повела себя в отношении Духокровников самым оскорбительным образом. Мы теперь в состоянии войны, Шаллан.
– Ты всегда был на войне. А я наконец-то выбрала сторону. До свидания, Мрейз. Конец связи.
Парящий спрен превратился в шар, лицо Мрейза исчезло. Шаллан откинулась назад, стараясь не чувствовать себя подавленной.
– Кем бы они ни были, – сказал Адолин, – мы с ними справимся.
Оптимистичен, как всегда. Что ж, у него были на то веские причины. Предводители спренов чести опозорились, Стойкая Прямота снова открыла ворота для гостей – значит, Адолин выполнил поставленную задачу. Он был прав с самого начала, как в отношении спренов чести, так и в отношении самой Шаллан.
Шаллан протянула руку и открыла следующую страницу в своем блокноте, где рисовала, используя описания Келека. Это был узор из звезд в небе, с перечислением множества миров среди них.
Шаллан слишком долго не поднимала головы. Пришло время воспарить.
Слушатели нацелили на Венли стрелы. Она подошла к их лагерю одна, после того как настояла, чтобы остальные удалились на несколько сотен футов.
Она не винила слушателей за то, что они обратили оружие против нее. Они решили, что она пришла закончить начатое. Поэтому она подняла руки и запела в ритме мира. Стала ждать.
И ждать.
Ждать…
Наконец из-за укрепления из нагроможденных камней появился Тьюд. Буря свидетельница, как приятно было его видеть. Судя по подсчетам, сделанным с воздуха, почти все преодолели узкие ущелья и вышли с этой стороны. Тысяча взрослых слушателей и много детей.
Тьюд – в боеформе – приблизился, но остановился на расстоянии удара. Венли продолжала стоять и петь, чувствуя, что на нее нацелены сотни луков. Эта восточная равнина за холмами была странным местом – таким открытым и заросшим травой.
– Шквал. Венли?! – Тьюд повернулся и бросился обратно за укрепления.
Она поняла, что он, должно быть, только сейчас рассмотрел ее узоры. Она была одета в форму, которую он никогда не видел, поэтому, конечно, он не узнал ее на расстоянии.
– Тьюд! – крикнула она, вбирая в себя достаточно буресвета, чтобы светиться днем. – Тьюд, пожалуйста!
Он остановился, увидев ее свет.
– Моя мама здесь? – спросила она в ритме тоски. – Она жива?
– Жива! – крикнул он. – Но разум ее покинул.
– Думаю, у меня есть способ исцелить ее.
– Предательница! Думаешь, я тебе верю? Ты хотела нас убить!
– Я понимаю, – мягко сказала она в ритме утешения. – Я заслуживаю всего, что ты можешь мне сказать, и даже больше. Но я стараюсь, как никогда раньше. Пожалуйста, выслушай меня.
Он поколебался, затем снова приблизился к ней.
– А остальные знают, где мы? Знает ли об этом враг?
– Я не уверена, – призналась Венли. – Вас обнаружили человеки. Одна Сплавленная знала, но теперь она мертва. Мне неведомо, кому она рассказала.
– Что такое «Сплавленная»?
– Ты многого не знаешь. Наши боги вернулись, и они ужасны, как нас и предупреждали. Я в значительной степени ответственна за это, даже если Рлайн говорит, что они все равно нашли бы дорогу сюда.
Услышав имя Рлайна, Тьюд оживился.
– Мы должны что-то предпринять, чтобы защитить себя, – продолжила Венли. – Что-нибудь, что заставит всех оставить нас в покое.
Она вытянула руку, и маленький спрен в форме кометы взлетел из травы и начал виться вокруг нее.
– Она новичок в этом мире и немного растеряна. Но она ищет кого-то, чтобы связать и превратить в Сияющего. Как я и мои друзья.
– В прошлый раз ты пришла к нам со спренами и узами, – с упреком произнес Тьюд. – И что из этого вышло?
– Теперь будет иначе, – сказала Венли, сияя от буресвета. – Я изменилась. Можешь проверить мои слова, не спеша. Принять решение без нажима. А сейчас, пожалуйста, позволь мне увидеть маму.
Наконец он запел в ритме ветров, дал ей знак следовать за ним и пошел обратно в лагерь. Венли настроилась на ритм радости.
– Есть еще такие спрены, которые превратят слушателей в Сияющих? – спросил он.
– Да.
– Сколько их?
– Сотни.
Ритм радости стал громче внутри Венли, когда она вошла в лагерь – хотя многие, кто видел ее, напевали в ритме тревоги. Ее интересовало только одно. Старая певица сидела у тростникового шалаша.
Сердце Венли подпрыгнуло, и ритмы зазвучали чище. Живее. Джакслим действительно не погибла. Венли бросилась вперед и рухнула на колени перед мамой, чувствуя себя снова ребенком. В хорошем смысле.
– Мама! – позвала она.
Джакслим посмотрела на нее. В глазах старой слушательницы не было узнавания.
– Без нее, – сказал Тьюд, подходя к Венли, – мы теряем песни. Никто из тех, кто их знал, не спасся…
– Все в порядке, – сказала Венли, вытирая слезы. – Все будет хорошо.
Тимбре внутри ее испустила славную трель.
Венли протянула руку, и маленький огонек медленно поднялся в воздух, а затем начал вращаться вокруг ее матери. Странники искали людей, которые олицетворяли бы их Идеал – свободу. И слушатели были ее безупречным воплощением.
Однако узы требовали волеизъявления, а ее мать не умела говорить на языке Идеалов – хотя странники твердили, что для начала соединения это не нужно. Они также думали, что превращение в Сияющую исцелит ее мать, хотя и не могли сказать наверняка. Они объясняли, что душевные раны очень тяжелы, и исцеление в значительной степени зависит от человека.
Джакслим могла хотеть исцелиться, не так ли? Она еще могла выбирать?
– Послушай, мама, – взмолилась Венли в ритме мира. – Слушай меня. Пожалуйста.
И она запела Песню Рассветов. Первую песню, которую выучила. Любимую песню матери. Пока она пела, слушатели собрались вокруг, опуская оружие. Они начали напевать ритмы, ей в такт.
Когда она закончила, Тьюд опустился рядом с ней на колени. Маленький спрен проскользнул в тело Джакслим, чтобы найти ее светсердце, но пока никаких изменений не произошло. Венли достала сферу буресвета, но мать не стала его пить.
– Это было прекрасно, – сказал Тьюд. – Я так давно не слышал песен.
– Я верну их вам, – прошептала Венли, – если вы меня примете. Я пойму, если не захотите, но я привела с собой других Сияющих, моих друзей. Вместе с некоторыми из врагов, которые решили дезертировать и стать слушателями.
Тьюд загудел в ритме скепсиса.
– Опять же, если вы меня отвергнете, это понятно, – продолжила Венли. – Но послушай хотя бы моих друзей. Вам понадобятся союзники, чтобы выжить в этом новом мире, мире связывателей потоков. Мы не можем продолжать жить одни, как раньше.
– Мы не одни. Думаю, ты скоро поймешь, что для нас многое изменилось, как и для тебя.
Венли запела в ритме задумчивости. Потом она услышала скрежет, словно камень о камень. Или… когти о камень?
Тень упала на Венли, она посмотрела вверх – и вздрогнула, увидев мощную длинную шею и жуткую башку, по форме напоминающую наконечник стрелы. Ущельный демон. Здесь. И никто не паниковал.
Шквал.
– Так вот… – прошептала она. – Вот как вы выбрались из ущелий той ночью, во время бури?
Тьюд запел в ритме уверенности.
Прежде чем Венли успела потребовать объяснений, ее прервали.
– Венли? Венли, это ты?
Венли посмотрела вниз и встретила взгляд матери, сосредоточенный на ней.
Джакслим ее… увидела!
«Твои слова, Венли, – произнес далекий фемаленский голос в ее голове, – теперь приняты».