107. Объединяя
Они потерянные существа, но полны решимости – и это удивительно.Размышления Эла в первый из Последних Десяти Дней
Навани удалось подняться на ноги, но через несколько шагов – бегом к колонне, подальше от Моаша, – у нее закружилась голова. Каждый вдох усиливал агонию, и она теряла слишком много крови. Она споткнулась и, чтобы не упасть, прижалась к стене, размазывая кровь по изображению спрена в форме кометы.
Она оглянулась. Моаш неотвратимо надвигался. Он не спешил. Он держал изящно изогнутый меч сбоку, оставляя в полу небольшую борозду.
– Светлоглазые, – проговорил Моаш. – Лживоглазые. Негодные правители. Твой сын в конце концов оказался трусом, королева. Плача, он умолял меня сохранить ему жизнь. Уместно, что он умер так же, как и жил.
Она сдержала дыхание, не смея ответить, несмотря на всю ярость, и двинулась дальше по коридору, оставляя за собой кровавый след.
– Сегодня я убил друга, – сказал Моаш, и его ужасный голос стал мягче. – Я думал, это будет больно. Удивительное дело, но я ошибся. Я стал собой. Свободным. Больше никакой боли. Я несу тебе тишину, Навани. Это плата за твои поступки. За твою жизнь. За то, как ты…
Навани рискнула оглянуться, когда он внезапно замолчал. Моаш остановился над телом Рабониэли. Сплавленная одной рукой вцепилась ему в ногу. Он склонил голову набок, явно сбитый с толку.
Рабониэль атаковала, впиваясь когтями в его плоть. Ее ноги не слушались, но она схватила Моаша скрюченными пальцами, рыча, и несколько раз ударила его кинжалом, который оставила Навани.
В ноже не осталось антипустосвета, но он все-таки истощал буресвет Моаша. Рабониэль перевернула полосу на клинке. Моаш, ошарашенный атакой, отвлекся и попытался своим осколочным клинком отбиться от обезумевшей Сплавленной.
«Шевелись!» – подумала Навани. Рабониэль пыталась выиграть ей время.
Но даже прилив сил не помог уйти далеко: боль стала нестерпимой. Она ввалилась в комнату с колонной, отбросив мысли о попытке сбежать в туннели под Уритиру.
Вместо этого она заставила себя подойти к колонне и рухнула на нее.
– Сородич? – прошептала она, чувствуя вкус крови на губах. – Сородич?
Она ожидала услышать хныканье или плач – единственный ответ, который получала последние несколько дней. На этот раз она услышала странный тон, одновременно гармоничный и диссонирующий.
Ритм войны.
Далинар летел, сплетенный Лин Ветробегуньей, направляясь на поиски Вестника Ишара.
Он услышал… рокот. Далекую грозу. Здесь, наверху, было светло, сияло солнце, и не верилось, что где-то царит тьма и бушует ураган. Кто-то затерялся во мгле.
Буреотец появился рядом, плывя в воздухе наравне с Далинаром – редкое явление. Облик спрена был, как всегда, неясным. Он представал как смутная фигура того же размера, что и Далинар, но простирающаяся в бесконечность.
Что-то было не так.
– Что? – спросил Далинар.
«Сын Танаваста вошел в бурю в последний раз, – сказал Буреотец. – Я чувствую его».
– Каладин? – нетерпеливо спросил Далинар. – Он сбежал?
«Нет, все гораздо хуже».
– Покажи мне.
Каладин падал.
Ветер швырял его и хлестал. Он был просто тряпкой. Просто… лохмотьями человека.
«Я забыла Слова, Каладин, – сказала Сил, плача. – Я вижу только темноту».
Когда он падал в бурю, она каким-то образом схватила его за руку.
Он не смог спасти Тефта.
Не смог спасти отца.
Не смог спасти себя.
Он надавил слишком сильно, взвалил мельничный жернов на свою душу, и она расплющилась, стала тонкой, как бумага. Он потерпел неудачу.
Это были единственные слова, которые имели значение. Единственные верные Слова.
– Я недостаточно силен, – прошептал он сердитым ветрам.
Закрыл глаза и разжал хватку, отпуская руку Сил.
Далинар был грозой вокруг Каладина. И в то же время он ею не был. Буреотец не давал Далинару столько контроля, как в прошлый раз, вероятно опасаясь, что Далинар снова захочет надавить на него. Он был прав.
Далинар смотрел, как падает Каладин. Все кончено? Никакого буресвета. Глаза закрыты. Он не сражался. Он не оседлал ветер.
Он сдался.
«Что же нам делать?» – спросил Далинар у Буреотца.
«Мы свидетели. Таков наш долг».
«Мы должны помочь».
«Ему не поможешь, Далинар. Он слишком близко к башне, чтобы использовать свои силы, и ты не можешь его направлять».
Далинар с болью наблюдал, и дождь был его слезами. Должен найтись хоть какой-то способ…
«Мгновение вне времени, – сказал Далинар. – Когда ты наполняешь сферы. Ты можешь остановить время!»
«Сильно замедлить, – уточнил Буреотец, – через Инвеституру и Связь с Духовным миром. Но только ненадолго».
«Сделай это, – сказал Далинар. – Дай ему больше времени».
Когда началась резня, Венли запела в ритме агонии.
Но убивали не Сияющих, пока нет. Горожан. Как только солдаты Преследователя двинулись к беспомощным рыцарям, наблюдавшая за ними толпа сошла с ума. Под предводительством нескольких решительных душ – включая потрепанного человека с одной рукой – люди начали сражаться. Это был полномасштабный бунт.
Бунт безоружных людей против опытных боеформ.
Венли отвернулась, когда начали убивать. Однако человеки не сдавались. Они затопили пространство между боеформами и комнатой с Сияющими, преграждая путь собственными телами.
– Можем ли мы предотвратить это? – спросила Венли у Лешви, которая устроилась рядом с ней после того, как ее оттолкнул Благословенный Бурей.
– Мне понадобится авторитет Рабониэли, чтобы отменить приказ, – ответила та в ритме смущения. – Преследователь имеет законную власть в башне. Я уже послала спросить Рабониэль.
Венли вздрогнула от криков.
– Но Рабониэль сказала, что Сияющих надо сберечь!
– Уже нет. Ночью что-то случилось. Рабониэль нуждалась в Сияющих для опытов, которые собиралась провести, но ей принесли одного из них, и после этого она сказала, что не нуждается в дальнейших проверках. Остальные теперь обуза и будут представлять опасность, если проснутся.
Венли посмотрела на умирающих и отпрянула, когда мимо пробежали несколько боеформ с окровавленными топорами.
– Это… прискорбно, – продолжила Лешви. – Я не пою в ритме радости в таких конфликтах. Но мы поступали так раньше и поступим снова, чтобы отвоевать наш мир.
– Разве мы не можем измениться к лучшему? – взмолилась Венли в ритме разочарования. – Разве не существует какого-нибудь способа?
Лешви посмотрела на нее, склонив голову набок. Венли снова использовала один из неправильных ритмов.
Венли оглядела комнату, где было полным-полно спренов гнева и страха. Некоторые из солдат-певцов не участвовали в избиении. Она заметила Ротана и Малала, солдат Лешви. Они колебались и наблюдали. Лешви подбирала хороших бойцов.
«Покажи ей, – затрепетала Тимбре. – Покажи-покажи-покажи!»
Венли собралась с духом. Затем она втянула буресвет из сфер в кармане и позволила себе начать светиться.
Лешви тут же запела в ритме уничтожения и схватила Венли за лицо мощной хваткой.
– Что? – спросила она. – Что ты наделала?!
Каладин очутился вне времени.
Он встретил здесь Буреотца в ту ужасную ночь, когда его вздернули перед началом бури и когда Сил отчаянно старалась его защитить.
На этот раз он дрейфовал в темноте. Ветер больше его не швырял, и вокруг царили невероятное спокойствие и тишина. Он словно плыл один в океане.
– ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПРОИЗНОСИШЬ СЛОВА? – спросил Буреотец.
– Я их забыл, – прошептал Каладин.
– ВОВСЕ НЕТ.
– Будут ли они что-нибудь значить, если я их не почувствую, Буреотец? Разве можно произнести Идеал – и солгать?
Тишина. Изобличающее молчание.
– Он хочет заполучить меня, как хотел Моаша, – сказал Каладин. – Если продолжит давить, то преуспеет. Значит, мне пора уйти.
– ЭТО ЛОЖЬ, – сказал Буреотец. – ЭТО ЕГО ПОСЛЕДНЯЯ ЛОЖЬ, СЫН ЧЕСТИ. ЛОЖЬ, КОТОРАЯ ВНУШАЕТ, ЧТО У ТЕБЯ НЕТ ВЫБОРА. ЛОЖЬ О ТОМ, ЧТО БОЛЬШЕ НЕТ НИКАКОГО ПУТЕШЕСТВИЯ, КОТОРОЕ СТОИЛО БЫ ПРЕДПРИНЯТЬ.
Он был прав. Где-то в самой глубине души, куда не достигал самообман, Каладин знал, что это правда.
– А если я слишком устал? – прошептал Каладин. – Если больше нечего отдать? Может, именно поэтому я не могу произнести твои Слова. Это слишком для меня…
– ТЫ СНОВА ОБРЕЧЕШЬ МОЮ ДОЧЬ НА СТРАДАНИЯ?
Каладин поморщился, но правда есть правда. Мог ли он так поступить с Сил?
Он стиснул зубы и начал бороться. Начал пробиваться сквозь ничто. Сквозь неспособность думать. Он сражался с болью, мучениями – все еще невыносимыми – от потери друга.
Он закричал, затрепетал, а затем обмяк.
– Чересчур слаб, – прошептал он.
Ему просто нечего было отдать.
«Этого недостаточно», – сказал Далинар. Он ничего не видел в бесконечной тьме, но чувствовал, что внутри кто-то есть. Два разума. Каладин и его спрен.
Шквал. Им было больно.
«Нужно дать им больше времени», – сказал Далинар.
«Мы не можем, – упрекнул Буреотец. – Уважай его слабость и не дави на меня, Далинар! Ты можешь сломать то, чего не понимаешь, и последствия будут катастрофическими».
«Неужели у тебя нет сострадания? – спросил Далинар. – Неужели у тебя нет сердца?»
«Я – буря, – ответил спрен. – Я выбрал этот путь».
«Тогда выбирай лучше!»
Далинар поискал в темноте, в бесконечности. Он был полон буресвета в месте, где это не имело значения.
В месте, где все было Связано. Месте за пределами Шейдсмара. За пределами времени. Месте, где…
«Что это? – спросил Далинар. – Это тепло».
«Я ничего не чувствую».
Далинар притянул тепло ближе и понял.
«Это место, где ты вызываешь видения, не так ли? В них время иногда двигалось странно».
«Да, – сказал Буреотец. – Но для видения должна быть Связь. У тебя должна быть на то причина. Смысл. Оно не может случиться просто так».
«ХОРОШО», – сказал Далинар, выковывая узы.
«Что ты делаешь?»
«СОЕДИНЯЮ ЕГО, – сказал Далинар. – ОБЪЕДИНЯЮ ЕГО».
«С чем?» – прогрохотал Буреотец.
Назад: 106. Сотня диссонирующих ритмов
Дальше: 108. Мгновения
