108. Мгновения
Для столь заблудших созданий они поразительно гениальны.
Размышления Эла в первый из Последних Десяти Дней
Каладин вздрогнул и в замешательстве открыл глаза. Он находился в маленькой палатке. Что за чудеса?
Он моргнул и сел. Рядом оказался мальчик лет одиннадцати-двенадцати, одетый в старомодную униформу. Кожаная юбка и шапочка? Сам Каладин был одет точно так же.
– Как ты думаешь, Дем? – спросил его мальчик. – Может, сбежим?
Каладин озадаченно оглядел палатку. Затем услышал звуки снаружи. Поле битвы? Да, люди кричат и умирают. Он встал и, моргая, вышел на свет. Склон холма, поросший культяпниками. Это не Расколотые равнины.
«Я знаю это место, – подумал Каладин. – Знамена Амарама. Люди в кожаных доспехах».
Шквал, да ведь он на поле боя своей юности. Усталость взяла свое. У него галлюцинации. Лекарь в нем забеспокоился.
Подошел изможденный молодой командир отряда. Буря свидетельница, он не мог быть старше семнадцати или восемнадцати. Теперь этот человек казался совсем юным, сам Каладин был ненамного старше. Командир спорил с невысоким солдатом.
– Мы не выстоим, – сказал командир. – Это невозможно. Шквал, они готовятся к новому наступлению.
– Приказ ясен, – сказал другой юноша, сам почти подросток. – Светлорд Шелер говорит, что мы должны держаться. Отступать некуда.
– Да пошел он в Преисподнюю, – огрызнулся командир, вытирая потные волосы, окруженные струями спренов изнеможения.
Каладин сразу почувствовал родство с бедолагой. Невыполнимые приказы и нехватка ресурсов? Глядя вдоль неровной линии фронта, Каладин догадался, что этот человек по уши увяз: все вышестоящие офицеры мертвы. Людей едва хватало на три взвода, и половина была ранена.
– Это Амарам виноват, – сказал Каладин. – Играет жизнями недоучек в устаревшем снаряжении, и все для того, чтобы создать себе репутацию и добиться перевода на Расколотые равнины.
Молодой командир хмуро взглянул на Каладина.
– Ты не должен так говорить, малыш. – он снова провел рукой по волосам. – Тебя могут вздернуть, если маршал услышит.
Потом тяжело вздохнул.
– Постройте раненых на этом фланге. Скажите всем, чтобы приготовились держаться. А ты, посыльный, хватай своего друга и берите копья. Гор, поставь их в первом ряду.
– В первом? – спросил другой юноша. – Ты уверен, Варт?
– Надо пользоваться тем, что под рукой… – ответил командир и ушел туда, откуда появился.
«Надо пользоваться тем, что под рукой».
Все закружилось вокруг Каладина, и он вдруг вспомнил это поле битвы. Он понял, где находится. Он узнал лицо командира. Как же он сразу этого не заметил?
Каладин здесь уже бывал. Мчался сквозь ряды, искал… искал…
Он развернулся и увидел молодого человека – по-настоящему юного, – который приближался к Варту. У него было открытое, доброжелательное лицо и слишком бодрая походка.
– Я пойду с ними, сэр, – сказал Тьен.
– Ладно, ступай.
Тьен взял копье. Он вытащил из палатки второго посыльного и направился к тому месту, где ему было велено стоять.
– Нет, Тьен, – сказал Каладин. – Я не могу на это смотреть. Только не снова.
Тьен подошел, взял Каладина за руку и повел вперед.
– Все в порядке, – сказал он. – Я знаю, что ты боишься. Но здесь мы будем вместе. Трое сильнее одного, верно?
Он поднял копье, и другой мальчик – который плакал – сделал то же самое.
– Тьен, – сказал Каладин. – Зачем ты это сделал? Ты должен был остаться в безопасности.
Тьен повернулся к нему и улыбнулся:
– Они были бы одни. Им нужен был кто-то, кто помог бы почувствовать себя храбрыми.
– Их всех убили. И тебя тоже.
– Ну, значит, хорошо, что кто-то был рядом – им было не так одиноко, когда это случилось.
– Но ты испытал ужас. Я видел твои глаза.
– Конечно. – Тьен посмотрел на него; в тот же миг началась атака и враг двинулся вверх по склону. – Кто бы не испугался? Это не меняет того, что мне нужно было оказаться здесь. Ради них.
Каладин вспомнил, как его ударили ножом на этом поле боя… как он убил человека. А потом его заставили смотреть, как умирает Тьен. Он съежился, ожидая этой смерти, но все потемнело. Лес, палатка, фигуры – все исчезло.
Кроме Тьена.
Каладин упал на колени. Тогда Тьен, бедный маленький Тьен, обнял брата и прижал к себе.
– Все в порядке, – прошептал он. – Я здесь. Чтобы помочь тебе почувствовать себя храбрым.
– Я не тот ребенок, которого ты видишь, – прошептал Каладин.
– Кэл, я знаю, кто ты.
Каладин посмотрел на младшего брата, который каким-то непостижимым образом в этот момент стал взрослым. А Каладин был ребенком, прижавшимся к нему. Держащимся за него. Слезы полились из глаз, и он позволил себе оплакать Тефта.
– Неправильно, – проговорил Каладин. – Я должен обнимать тебя. Защищать тебя.
– И ты это сделал. А я помог тебе. – Тьен крепко прижимал к себе Каладина. – Почему мы сражаемся, Кэл? Почему продолжаем путь?
– Не знаю, – прошептал Каладин. – Я забыл.
– Для того, чтобы мы могли быть рядом друг с другом.
– Они все умирают, Тьен. Все умирают.
– Но ведь это неизбежно – ты понимаешь, Кэл?
– Тогда все не имеет значения, – сказал Каладин. – Все бессмысленно.
– Это неправильный взгляд на вещи. – Тьен крепче прижал его к себе. – Поскольку в конце концов мы все попадем в одно и то же место, мгновения, которые мы провели вместе, – единственное, что имеет значение и смысл. Мгновения, когда мы помогали друг другу.
Каладин задрожал.
– Оглянись вокруг, Кэл, – тихо продолжил Тьен. – Посмотри, как прекрасен мир. Если ты думаешь, что допустить смерть Тефта – это неудача, что все те случаи, когда ты поддерживал его, бессмысленны, тогда неудивительно, что тебе все время больно. А если вспомнить о том, как вам обоим повезло, что вы смогли помочь друг другу, когда были вместе, – ну, расклад выглядит намного лучше, верно?
– Я недостаточно силен, – прошептал Каладин.
– Как по мне, достаточно.
– Я недостаточно хорош.
– И опять я не согласен.
– Меня не было рядом.
Тьен улыбнулся:
– Ты рядом сейчас, Кэл. Со мной – и со всеми.
– А… – сказал Каладин со слезами на щеках, – если я снова потерплю неудачу?
– Этого не случится до той поры, пока ты не забудешь главное. – Тьен крепко обнял Каладина. Тот положил голову на грудь брата, вытирая слезы тканью рубашки. – Тефт верит в тебя. Враг думает, что победил. Но я хочу увидеть его лицо, когда он поймет правду. Это же будет восхитительно!
Каладин невольно улыбнулся.
– Если он нас убьет, – сказал Тьен, – то просто высадит там, куда мы все равно собирались. Мы не должны торопить события, и это печально. Но, видишь ли, Каладин, он не в силах отнять наши совместные мгновения – нашу Связь. И это действительно важно.
Каладин закрыл глаза, позволяя себе насладиться этим самым мгновением.
– Это правда? – наконец спросил он. – Ты настоящий? Не сотворенный Буреотцом, Шутом или кем-то еще?
Тьен улыбнулся и вложил что-то в руку Каладина. Маленькую деревянную лошадку.
– Попробуй не потерять его на этот раз, Кэл. Я очень старался.
Затем Каладин внезапно упал, и деревянный конь в его руке исчез.
Вокруг простиралась бескрайняя тьма.
– Сил? – позвал он.
Огонек заметался рядом, но это была не она.
– Сил!!!
Еще один огонек. И еще один.
И снова не она. А вон там – да! Он потянулся в темноту и схватил ее за руку, притягивая к себе. Сил прижалась к нему; в этом месте она была физически плотной и того же роста, что он сам.
Она проговорила, дрожа:
– Я забыла Слова. Я должна помочь тебе, но не могу. Я…
– Ты помогаешь, – сказал Каладин, – тем, что ты рядом.
Он зажмурился и встретил бурю; они прорвались через паузу между мгновениями и вернулись в реальный мир.
– Кроме того, – прошептал он, – я знаю Слова.
«Скажи их», – прошептал Тьен.
– Я всегда знал эти Слова.
«Скажи их, парень! Давай!»
– Я принимаю это, Буреотец! Я признаю, что найдутся те, кого я не смогу защитить!
Буря зарокотала, и Каладин почувствовал, как его омывает теплом и заполняет светом. Он услышал, как ахнула Сил.
– СЛОВА ПРИНЯТЫ, – произнес знакомый голос, но говорил не Буреотец.
– Мы не смогли спасти Тефта, Сил, – прошептал Каладин. – Мы не смогли спасти Тьена. Но мы можем спасти моего отца.
А когда он открыл глаза, небо взорвалось тысячью чистых огней.