92. Подарок
Узы – суть нашей жизни. Если их разорвать, мы медленно разложимся на обычные души, не имеющие действительной Связи с Физической или Духовной реальностями. Посадив кого-то из нас в самосвет на ноже, ты не получишь спрена в банке, глупец. Ты получишь существо, которое рано или поздно растворится в Потустороннем.
Венли покорно стояла рядом с Рабониэлью, исполняя роль ее Голоса, пока подчиненные приносили ежедневные отчеты. В основном Венли переводила. Рабониэль довольно хорошо изучила алетийский – она утверждала, что всегда имела способности к языкам, – однако многие из их нынешних Царственных говорили на азирском, поскольку родились в Азире как паршуны.
Сегодня Рабониэль принимала доклады, сидя на троне у входа в коридор с изразцами. Это означало, что они находились у лестницы, ведущей на первый этаж. Венли невольно вспомнились люди, погибшие в последней безнадежной попытке добраться до самосветной колонны. Эти воспоминания источали запах горящей плоти и перемежались звуками падающих на землю тел.
Венли взглянула на заново отстроенную часть лестницы – ее возвели в спешке, поставив подпорки, чтобы заменить ступени, уничтоженные во время боя. Затем она настроилась на безразличие – ритм Вражды. Приходилось уделять дополнительное внимание тому, чтобы ритмы продолжали соответствовать словам, хотя в последнее время от них она чувствовала себя так, словно глотнула масла.
– Повелительница Желаний слушает твой доклад, – сказала Венли Царственной, которая стояла перед ними, согнувшись в поклоне. – И хвалит за Стремление к поискам. Но она говорит, что ты ошиблась. Ветробегун жив, поэтому следует удвоить усилия.
Царственная – стройная вестоформа, которую часто носили разведчики, – склонилась еще ниже, а потом ушла по лестнице.
– Думаю, это был последний доклад, Древняя, – сказала Венли Рабониэли.
Рабониэль кивнула и, встав со своего трона, проследовала в коридор, ведущий в две комнаты ученых. Ее специально сшитое платье в стиле алети развевалось при ходьбе, подчеркивая изящные панцирные гребни на руках и груди.
Венли последовала за ней; Сплавленная не разрешила уйти. Хотя у Рабониэли было рабочее место в конце коридора, она всегда предпочитала выслушивать доклады рядом с лестницей. Как будто жила двумя разными жизнями. Главнокомандующая армиями певцов казалась такой непохожей на ученую, которой было плевать на войну. Венли казалось, что вторая Рабониэль ближе к истинной.
– Последняя Слушательница, – задумчиво произнесла Рабониэль. – Больше не последняя. Твой народ был единственной группой певцов, которая успешно отвергла правление Сплавленных и создала собственное королевство.
– А были… и неудачные попытки? – осмелилась спросить Венли в ритме страстного желания.
– Много, – ответила Рабониэль и запела в ритме жестокой насмешки. – Не совершай той же ошибки, что и человеки, полагая, что певцы всегда были единомышленниками. Да, формы иногда меняют наше мышление, но они лишь усиливают то, что внутри. Они выявляют различные аспекты нашей личности. Люди всегда твердили, что мы всего лишь безмозглые существа, управляемые Враждой. Им нравится эта ложь – она позволяет не испытывать угрызения совести, убивая нас. Интересно, смягчило ли это их терзания в тот день, когда они похитили умы порабощенных…
Стол Рабониэли стоял вплотную к щиту, который из ярко-синего стал темно-фиолетовым.
Древняя села и начала просматривать свои записи.
– Ты жалеешь о том, что сделала, Последняя Слушательница? – спросила она в ритме злобы. – Ненавидишь себя за предательство своего народа?
Тимбре затрепетала. Венли следовало солгать.
– Да, Древняя, – сказала она вместо этого.
– Это хорошо. Мы все дорого платим за свой выбор, и боль длится долго, когда ты бессмертен. Подозреваю, что ты все еще жаждешь шанса стать Сплавленной. Но я ощущаю в тебе вторую душу, охваченную сожалением. Рада это обнаружить. Не потому, что я восхищаюсь тем, кто сожалеет о своей службе, – а тебе следует знать, что Вражда суров к сомневающимся. Тем не менее я думала, что ты похожа на многих других – жалкая в своих страстях, честолюбивая до крайности.
– Я была такой, – прошептала Венли. – Когда-то.
Рабониэль резко взглянула на нее, и Венли поняла свою ошибку. Она сказала это в ритме утраты. Одном из тех старых ритмов, которые Царственные не должны были слышать.
Рабониэль прищурилась и запела в ритме злобы.
– А кто ты теперь?
– Я сбита с толку, – ответила Венли в том же ритме. – Мне стыдно. Раньше я знала, чего хочу, и это казалось таким простым. Но потом…
– Что потом?
– Они все умерли, Древняя. Люди, которых я… нежно любила, не осознавая глубины своих чувств. Моя сестра. Мой бывший брачник. Моя мать. Все просто… исчезло. Из-за меня.
Тимбре успокаивающе пульсировала. Но Венли в этот момент не нуждалась ни в утешении, ни в прощении.
– Я понимаю, – сказала Рабониэль.
Венли подошла ближе и опустилась на колени рядом со столом.
– Почему мы сражаемся? – спросила она в ритме страстного желания. – Древняя, если это так дорого стоит, зачем сражаться? Зачем так страдать, чтобы получить землю, которой мы не сможем наслаждаться, потому что все, кого мы любим, умрут?
– Мы сражаемся не ради себя, – сказала Рабониэль. – Мы разрушаем не для нашего удобства, а для тех, кто придет после. Мы поем ритмы боли, чтобы они знали ритмы мира.
– А он когда-нибудь позволит нам петь в ритме мира?
Рабониэль не ответил. Она перебрала несколько бумаг на столе.
– Ты хорошо послужила мне, – сказала она. – Возможно, немного рассеянно. Я приписываю это твоей истинной преданности Лешви – необходимость отчитываться перед ней мешает твоим обязанностям передо мной.
– Простите, Древняя.
Рабониэль загудела в ритме безразличия:
– Надо было организовать для вас регулярные встречи, чтобы ты передавала ей свои донесения. Может быть, я могла бы написать их вместо тебя, чтобы сэкономить время. Во всяком случае, я не могу винить тебя за то, что ты сохранила ей верность.
– Она… не очень-то вас любит, Древняя.
– Она боится меня, потому что близорука. Но Лешви – одна из лучших, кто у нас есть, потому что она сумела не только вспомнить, почему мы сражаемся, но и почувствовать это. Я очень люблю Лешви. Она заставляет верить, что, как только мы победим, найдутся Сплавленные, которые смогут эффективно править. Даже если она слишком мягкосердечна для жестокости, которую мы вынуждены увековечить.
Рабониэль взяла со стола бумагу и протянула ее Венли.
– Вот. Плата за услуги. Мое время в башне истекает; я закончу изменять Сородича и займусь другими делами. Так что я тебя отпускаю. Если переживешь то, что будет дальше, есть шанс, что ты найдешь свой собственный покой.
Венли взяла лист, напевая в ритме страстного желания.
– Древняя, – сказала она, – я слабая служанка. Из-за того, что я так запуталась в желаниях, я не заслуживаю вашей похвалы.
– Отчасти это правда, – согласилась Рабониэль. – Но мне нравится смятение. Слишком часто мы принижаем его как малозначимое Стремление. Но смятение заставляет ученого стремиться к тайнам. Ни одно великое открытие не было сделано фемаленой или маленом, которые были уверены, что знают все. А еще смятение может означать, что ты осознала свои слабости. Иногда я забываю о его ценности… Да, оно может привести к ступору, но также к истине и лучшим Стремлениям. Мы воображаем, что великие люди всегда были великими, ни в чем не сомневались. Я думаю, что они бы запели в ритме насмешки, заслышав такое. Как бы то ни было, возьми этот подарок и уходи. У меня много дел в ближайшие часы.
Венли кивнула и, вставая, взглянула на лист. Она ожидала увидеть грамоту о дополнительных полномочиях, которые Сплавленные давали привилегированным слугам. Действительно, на лицевой части было именно это. Но на обороте оказалась наспех набросанная карта.
Это еще что?..
– Я надеялась найти хорошие карты башни, – проговорила Рабониэль в ритме ярости. – Но Навани кое-что сожгла и спрятала остальное, хотя и делает вид, будто ни при чем. И все же мне удалось обнаружить сообщение от человека-разведчика, который летел вдоль восточного края Расколотых равнин.
«При ближайшем рассмотрении, – было написано на странице женским человеческим алфавитом, – оказалось, что группа, которую мы сочли натанскими мигрантами, на самом деле паршенди. Их несколько тысяч душ, очень много детей».
Венли перечитала еще раз.
– Кто-нибудь из твоих сородичей ушел? – рассеянно спросила Рабониэль. – До прихода Бури бурь?
– Да. Мятежники, не желавшие новых форм, вместе с детьми и стариками. Они… сбежали в ущелья. Незадолго до того, как сошлись бури и началось наводнение. Они… должны были погибнуть…
– «Должны были». Какая ненавистная фраза. Она причинила мне больше горя, чем ты можешь себе представить. – Рабониэль начала что-то писать в одном из своих блокнотов. – К тебе, возможно, эта фраза будет благосклоннее.
Венли схватила лист и убежала, не попрощавшись с Рабониэлью как следует.
Назад: 91. Тот, кто заслуживал спасения
Дальше: 93. Достаточно сильна
