Адолин поднялся на круглый помост, воздвигнутый в центре арены. Сегодня сцена будет в его полном распоряжении.

Он пришел пораньше, чтобы не пробиваться сквозь толпу. Он хотел продемонстрировать самообладание и готовность к презрению спренов чести, а не спускаться по ступенькам, чувствуя на себе их взгляды. Человек, владеющей ситуацией, поступил бы именно так. Иначе он будет чувствовать себя пленником, которого ведут на казнь.

Шаллан и Узор заняли свои места, когда начали прибывать остальные. Трибуны вмещали пару сотен спренов, и когда обитатели Стойкой Прямоты – все слабо светящиеся бело-синим – расселись, Адолин заметил, что сегодня гораздо больше из них облачились в мундиры. Те, кто вчера поддержал воззвание Нотума, отсутствовали. Адолина расстроил этот красноречивый факт, хотя он и заметил, что некоторые замеченные накануне спрены толпятся на верхнем ярусе, откуда они могли наблюдать за происходящим стоя.

Спрены чести явно вознамерились заполнить трибуны его противниками.

«Не потей, – подумал Адолин, стоя со сцепленными за спиной руками. – Это твой единственный шанс постоять за себя. Твой шанс все изменить».

В идеале именно этот день должен был стать для него самым успешным. Он мог объяснить свою позицию и ответить на вопросы аудитории. Слова Келека, сказанные накануне, давили тяжким грузом; речь шла не только о спренах чести и о том, присоединятся ли некоторые из них к ветробегунам. Ставки оказались куда выше.

Стоит ли бороться за человечество? Адолин каким-то образом должен был сегодня доказать, что да. Купаж предупредила, что ему придется отбиваться от вопросов и не давать присутствующим отклониться от темы. Он не мог позволить себе взаимодействовать с толпой без опаски, не мог допустить, чтобы спрены контролировали разговор.

А потом суд соберется на последнее заседание, где спрены чести попытаются снова опровергнуть доводы Адолина, выставив еще одного обличителя, которого он сможет допросить.

Прибыл Келек, и Адолин ему поклонился. Вестник облачился в официальное фиолетовое одеяние, заметно отличающееся от вчерашнего. Значит ли это, что он теперь относится к процессу серьезнее?

Адолин почтительно ждал, пока Верховный судья займет свое место среди сановников. Оказалось, шестеро из них входили в число «десяти, чтимых бурями». Десять старейших спренов чести, не считая Сил. В Стойкой Прямоте тоже уважали иерархию.

– Ладно, – сказал Келек. – Надо побыстрее с этим разобраться. Говори.

– Благодарю, достопочтенный, – сказал Адолин и повернулся к толпе. – Не думаю, что мои сегодняшние слова для кого-нибудь окажутся сюрпризом. И все же я рискнул своим будущим ради возможности сказать их вам лично. Посмотреть в глаза и спросить, действительно ли вы считаете происходящее справедливым. Люди злопамятны. Таков один из наших величайших недостатков. Иногда семьи на протяжении нескольких поколений ненавидят друг друга из-за всеми забытого пустяка. Я не стану сравнивать вашу подлинную боль из-за предательства с чем-то незначительным, но надеюсь отыскать в вас, бессмертных осколках Чести, более совершенный способ…

– А ты знаешь, – перебил его спрен в первом ряду, – что твой отец чуть не убил Буреотца?

Адолин запнулся.

– Я отвечу на вопросы в конце, – сказал он. – Как я уже говорил, я надеялся отыскать…

– Ты знаешь об этом? – не унимался спрен чести. – Тебе известно, что он чуть не убил Буреотца?!

– Мне трудно в это поверить, – сказал Адолин.

Он взглянул на вершину трибун, где зрители переминались с ноги на ногу и перешептывались. Публика притихла, ожидая, что скажет Адолин. Вопрос был задан, но он пока не должен был отвечать. Его выступление еще не завершилось.

Поэтому он оставался сосредоточенным, как учила его Купаж, а затем целенаправленно продолжил свою речь.

– В вас, – с нажимом повторил Адолин, обращаясь к толпе, – я надеялся найти честь. Древние спрены были связаны с нами, потому что верили, что вместе мы становимся сильнее, чем поодиночке. Я признаю человеческую слабость. Не стану этого скрывать. Но я не видел, чтобы вы признавались в собственной слабости. Вы утверждаете, что сотворены из чести. Что вы лучше людей. И все же вы отказываетесь это продемонстрировать. Я знаю спренов, которые ведут себя иначе. Храбрых спренов, которые пришли на битву, чтобы присоединиться к людям. Поступая таким образом, они стали сильнее. Они выросли, как и люди, связанные с ними узами. Зачем нам нужны Сияющие? Потому что они представляют наше лучшее «я». Мы – дети Чести и Культивации. Честь даровал нам идеал. Культивация – силу, чтобы его достичь. Сам Буреотец согласен, что это правильный выбор. Люди могут не быть совершенными, но они достойны того, чтобы помогать им стремиться к совершенству. И вы достойны большего, чем сидеть в одиночестве и отказываться расти.

Все прошло хорошо. Спрены чести любили хорошие речи, как он узнал, – и те, кто стоял наверху, выглядели особенно увлеченными. Адолин глубоко вздохнул, готовясь перейти к следующему пункту. К несчастью, тот же спрен чести, что и раньше, воспользовался паузой и вскочил на ноги.

– Буреотец сделал свой выбор, – громко сказал спрен, – и тем самым подверг себя опасности – он чуть не погиб. Ты знал об этом?!

Келек наклонился вперед в своем судейском кресле. Это было опасно близко к заявлению, которое публике не разрешалось делать. Суд обличителей позволял Адолину делать заявления, но зрители могли только задавать вопросы.

– Я не знал об этом событии, – сказал Адолин спрену. – Поэтому я не могу объяснить, почему это произошло и при каких обстоятельствах.

– Как ты мог не знать? – спросил другой спрен во втором ряду. – Если ты пришел убедить нас стать Сияющими спренами, разве ты не должен знать цену того, о чем просишь? Я думаю…

– Хватит, – отрезал Келек. – Хочешь, чтобы тебя вышвырнули, Вераторим?

Спрен немедленно затих.

– Продолжай, человек. – Келек откинулся назад и сплел пальцы перед собой.

– Мой второй довод, – проговорил Адолин, – состоит в том, чтобы показать вам, что королевства мира отложили свои разногласия и объединились, чтобы противостоять угрозе. Я принес письмо от моей кузины Ясны, которое было разорвано. К счастью, я могу вам кое-что процитировать. Она доказывает, что современные королевства…

– Она пыталась убить своего спрена? – спросил спрен в первом ряду.

– Она доказывает, – продолжал Адолин, – что наши современные королевства объединены таким образом, что…

– Да, но пыталась ли она убить своего спрена?

– Слушай, – огрызнулся Адолин, – ты хочешь, чтобы я говорил или нет? Вам надо услышать мои показания, как предполагалось, или просто засыпать меня упреками?

Спрен улыбнулся. И Адолин понял, что он натворил. Задал вопрос – и пригласил к ответу.

– Я думаю, – заявил спрен, вставая, – что самый важный вопрос заключается в том, можно ли доверять этим новым Сияющим. Вот что тебе нужно доказать. Буреотец сказал нам, что Далинар Холин заставил его физически проявиться. Далинар Холин, твой отец, использовал сущность Буреотца, чтобы открыть Врата!

– Это против его клятвы! – воскликнул другой. – Ты знал о действиях отца?

– Я уверен, что у него были веские причины, – сказал Адолин. – Если бы вы могли…

– Веские причины? – перебил стоящий спрен чести. – Он убегал. Разве это похоже на поведение, которого следует ожидать от узокователя? От человека, который, как ты сказал, был идеалом, который, по твоим словам, никогда не предаст нас. Как на такое реагировать?

Адолин посмотрел на Келека.

– Могу ли я продолжить выступление?

– Ты сам спровоцировал эту дискуссию, сынок, – возразил Келек. – Ты должен дать ему отпор сейчас.

Вестник кивнул в сторону толпы на вершине амфитеатра. Те, кто вчера присоединился к Нотуму, молча ждали.

Адолин вздохнул и, прежде чем продолжить, посмотрел на Шаллан, надеясь почерпнуть у нее сил.

– Я не могу говорить за своего отца. Вам придется спросить его. Я доверяю ему; Буреотец доверяет ему; этого должно быть достаточно.

– Он ходячая катастрофа, – отрезал спрен. – Он убийца, и сам в этом признался. Узокователь не может быть таким!

Адолин сделал вид, что не слышит, – это был не вопрос. Теоретически он мог сменить тему и продолжить.

– Письмо Ясны – это…

– Каладин Благословенный Бурей тоже чуть не убил своего спрена, – сказал совершенно другой спрен чести. – Древнюю дочь, самую драгоценную из детей. Ты это знал?

Адолин стиснул зубы.

– Я знаю, что произошло между Каладином и Сил. Это было трудное время для всех нас, переходный период. Каладин не знал, что нарушает клятвы – ему просто было трудно разобраться в конфликте между двумя сторонами.

– Значит, вы не только невежественны, но и опасны! – заявил спрен во втором ряду. – Ваши Сияющие сами не понимают, что творят! Они могут убить спрена случайно!

Келек махнул рукой – приставы схватили спрена под руки и увели прочь. Однако Адолин уже понял, в чем дело. Это была согласованная атака, с просчитанным риском выдворения ради возможности высказаться.

– Мы не убиваем наших спренов, – сказал Адолин толпе. – Эти инциденты единичны, и у нас нет подходящего контекста для их обсуждения.

– Ты можешь поклясться, что ни один из твоих Сияющих не убил своего спрена?

– Да! Такого не случилось. Они… – Адолин осекся.

Преисподняя. Он ведь встречал мертвого спрена, не так ли? Та криптик на рынке – ее убили недавно.

– Они – что? – рявкнул спрен.

Честный ответ на вопрос положит конец всему. Адолин глубоко вздохнул и сделал то, от чего его предостерегала Купаж. Он атаковал публику.

– Я мог бы ответить, но вам все равно, не так ли? Вы, очевидно, вместе планировали, как напасть на меня сегодня. Это засада. Вам наплевать на честь и на то, что я скажу. Вы просто хотите повалить меня всей толпой и запинать.

Он шагнул вперед и развел руками:

– Ну ладно. Вперед! Но знайте одно! Вы говорите, что спрены не лгут, что спрены не изменчивы, как люди? В следующий раз, когда попытаетесь притвориться, что это правда, вспомните этот день! Вспомните, как солгали, когда пообещали мне справедливый суд. Вспомните, как обращались с человеком, который пришел к вам по доброй воле!

Толпа замолчала. Даже его самые громкие соперники притихли.

– Тебя предупреждали об этом разбирательстве много раз, человек, – сказал позади Келек. – Они сделали свой выбор.

– Не все, – сказал Адолин. – Я думал, что найду за этими воротами разумных существ. Спренов, знающих толк в чести. Но знаете что? Я счастлив, что этого не случилось. Потому что теперь я знаю, какие вы на самом деле. Такие же люди, как и все мы. Некоторые из вас напуганы. Это заставляет вас бояться брать на себя обязательства. Это заставляет вас думать о вещах, которые вы когда-то считали иррациональными. Это я понимаю. Я рад, что вы похожи на людей, потому что знаю, что это значит. Это означает, что вы сомневаетесь – боитесь, испытываете неуверенность. Поверьте, мне эти чувства знакомы. Но вы не можете сидеть здесь и притворяться, что все люди одинаковы, что все люди заслуживают того, чтобы отвернуться от них, – вы несовершенны, как и мы. Этот суд тому доказательство. То, что вы на самом деле чувствуете, – тоже.

Он пристально посмотрел на них. Дерзя им. Бросая вызов.

Наконец ощутив неловкость, спрен в первом ряду откашлялся и встал.

– А ты знал…

– О, хватит притворяться, – перебил Адолин. – Хочешь продолжать этот фарс? Славно. Действуй по плану. А я поведу себя как законник и спрошу: ну и какой следующий способ дискредитировать меня предусмотрен в списке?

Спрен неуверенно оглядел собравшихся.

– Я… Ну, ты знал об этом?

Он махнул рукой в сторону верхней части трибун. Спрены расступились, и все обернулись, глядя на кого-то, кого вела вниз по ступенькам Амуна, опекунша мертвоглазых. Сегодня у нее была одна подопечная: криптик с испорченным, увядшим рисунком вместо головы.

Преисподняя. Именно этого он и боялся.

– Ты знаком с этим криптиком? – спросила Амуна со ступенек.

– Если это та самая, которую я видел, когда впервые высадился на этих берегах, то нет. Я встретил ее только один раз, на рынке, где пересекаются караваны.

– Ты знаешь ее историю?

– Мне… рассказал лавочник.

– Ее убили всего несколько лет назад, – сказала Амуна. – Это доказательство твоей лжи. Современным Сияющим нельзя доверять.

– Нет никаких доказательств, что это сделал Сияющий. Мы столкнулись с людьми – не имеющими ничего общего с моим народом, – которые напали на Нотума. Возможно, они напали и на нее.

– Такая атака дает спрену возможность в конце концов исцелиться при наличии достаточного количества буресвета, – парировала Амуна. – Единственная истинная смерть для спрена, единственный способ создать мертвоглазого – это нарушенные клятвы Сияющего.

Амуна указала на мертвоглазую:

– Она погибла не во времена Отступничества. Ее убили меньше десяти лет назад. И это сделал один из твоих Сияющих.

– Скорее всего, кто-то новый, непроверенный, – сказал Адолин. – Кто-то, о ком мы ничего не знаем. Не один из наших; бедный новый Сияющий, который не понимал, что делает. Если бы вы просто…

Но весы качнулись не в его пользу. Толпа всколыхнулась, отодвигаясь от криптика, ерзая на местах. Еще один спрен из первого ряда встал и начал выкрикивать вопросы Адолину, присоединилась дюжина других, перебивая друг друга. Сколько спренов должно умереть, прежде чем он признает, что Сияющие – плохая идея? Известно ли ему, что древние Сияющие убили своих спренов, потому что беспокоились о чем-то более опасном?

Адолин сдался перед этой атакой. Купаж старалась подготовить его как можно лучше, но он не был экспертом в юридической защите. Он позволил манипулировать собой, словно новичок на дуэли.

Явление мертвоглазой затмило все, что он мог сказать, любые другие доводы, которые он мог выдвинуть. Он посмотрел на Келека, тот кивнул и жестом велел ему идти. Гневные вопросы терзали Адолина, пока он поднимался по ступенькам со всем достоинством, на какое был способен. Он понимал, что такое подстроенная дуэль. Его с самого начала предупреждали, что так и случится. И все же он верил, что сможет убедить их.

«Идиот».

Через несколько часов после второго испытания Адолина Шаллан закрыла глаза, положила голову на его обнаженную грудь и прислушалась к биению его сердца.

Она никогда бы не подумала, что этот звук способен так ее утешить. Большую часть жизни она не задумывалась о том, что значит быть так близко к другому человеку. Она и представить себе не могла блаженное тепло чужой кожи; то, как защищенной рукой тянется к его лицу, запускает пальцы в его волосы. Разве по силам ей было предвидеть эту чудесную близость, его дыхание на своих волосах, его сердцебиение, более громкое, чем ее собственное? Ритм его жизни…

Когда она вот так лежала, все казалось – на мгновение – совершенным.

Адолин положил руку на ее обнаженную спину. В комнате было темно, шторы задернуты. Она не привыкла к темноте; обычно хоть одна малая сфера давала немного света. Но здесь у них не было сфер.

Кроме той, которую Шаллан спрятала в сундуке. Рядом с кубом, творящим связь между мирами. И очень особенным ножом.

– Любовь моя, – прошептал Адолин в темноте. – Что я сделал, чтобы заслужить тебя?

– Богохульствовал, наверное. Или жестоко подшутил над братом. Я не знаю, что должен натворить человек, чтобы Всемогущий проклял его мной. Возможно, ты просто замешкался и не успел удрать.

Он провел рукой по ее обнаженной спине, заставляя ее трепетать, а потом наконец положил ладонь на затылок.

– Ты великолепная, – прошептал он. – Решительная. Забавная.

– Иногда.

– Иногда, – признался он, и она расслышала в голосе улыбку. – Но всегда красивая.

Он так и думал. Он говорил искренне. Она пыталась поверить, что заслужила, но это было трудно. Она так увязла во лжи, что в буквальном смысле не знала, кто она.

А вдруг он узнает? Поймет, кто она на самом деле?

– У тебя ужасный вкус по женской части, – прошептала Шаллан, – и это одна из вещей, которые я люблю в тебе больше всего.

Она снова прижалась головой к его груди, чувствуя, как светлые волосы щекочут щеку.

– И я действительно люблю тебя. Это единственное, что я поняла в своей жизни.

– После сегодняшнего дня я должен согласиться с тем, как ты оценила идею насчет суда. Это был ужасный план.

– Я была бы величайшей лицемеркой в мире, если бы не могла любить тебя, несмотря на твои случайные глупые идеи.

Он провел рукой по ее волосам:

– Они собираются посадить меня в тюрьму. Они уже строят камеру. Я буду для них символом, который можно показывать другим спренам.

– Я тебя вытащу, – сказала Шаллан.

– Как?

– Я украла немного буресвета. Возьму своих агентов и Годеке, и мы организуем спасательную операцию. Сомневаюсь, что спрены чести бросятся в погоню, они слишком параноики для такого.

Адолин вздохнул в темноте.

– Ты не собираешься мне запретить? – спросила Шаллан.

– Я… не знаю, – признался он. – Здесь есть те, кто хочет выслушать меня. Некоторых я могу убедить. Но они боятся смерти, а я чувствую себя неуверенно. Не все подходят для войны, я же пытаюсь их на нее завербовать. Я не могу честно обещать им, что они выживут, что Сияющие не предадут их. Может быть, неправильно требовать, чтобы они присоединились к нам.

– Келек говорил тебе, что их лидеры подумывают перейти на сторону врага, – напомнила Шаллан. – Если так случится, спрены все равно свяжутся с людьми, независимо от того, что они думают сейчас. И люди, с которыми они свяжутся, не из тех, кто беспокоится о безопасности своих спренов.

– Верно, – согласился Адолин. – Буря свидетельница, как бы мне хотелось достучаться до всех присутствующих. Может быть, завтра. У меня есть шанс опровергнуть их показания, задать свои собственные вопросы…

– Адолин! Ты сказал, это ужасный план. Изменит ли последний день хоть что-то?

– Может, и нет. Но, по крайней мере, этот план позволяет мне вступить с ними в бой. Пусть увидят человека, пытающегося быть честным. Даже если у него это плохо получается.

– Быть честным у тебя получается совсем не плохо.

Адолин поморщился.

– Кто-нибудь поумнее мог бы победить, – тихо проговорил он. – Ясна заставила бы их прозреть. А вместо этого – только я. Я… хотел бы я знать, Шаллан. Что делать. Как заставить их понять.

Она крепко зажмурилась, пытаясь вернуться к тому более раннему моменту совершенства. Ничего не вышло. В его голосе звучала слишком сильная боль. Его сердцебиение ускорилось. Его дыхание теперь казалось ей не безмятежным, а расстроенным.

Ее разрывало на части, когда она слышала его в таком состоянии. Этот человек удержал их от эмоционального срыва, когда пал Холинар; он обычно был таким оптимистом. Он пришел сюда с твердым намерением доказать отцу, а может быть, и самому себе, что способен на свершения. Дурацкое испытание отнимет у него все.

Если только…

«Нет, – подумала Сияющая. – Мы не можем выполнить план Мрейза. Он манипулирует тобой».

«Мы сделаем то, на что согласны две из трех, – сказала Шаллан. – И я решила, что пришло время поступить так, как хочет Мрейз. Мы заберем душу Келека и будем подражать ему на суде. Вуаль и я…»

«Нет», – подумала Вуаль.

У Шаллан перехватило дыхание. Что?!

«Я передумала, – продолжила Вуаль. – Я на стороне Сияющей. Не пойду убивать Келека. Двое против одного, Шаллан».

Что-то шевельнулось глубоко внутри Шаллан.

– Я… – прошептал Адолин. – Жаль, что я не могу узнать, кто убил несчастного криптика. Вот что погубило нас сегодня. Все испортило.

Час пробил.

– Суд еще не завершился, – сказала Бесформенная Адолину. – Знаешь, чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что идея была не такая уж плохая. Ты прав. По крайней мере, у тебя есть шанс продемонстрировать, как выглядит благородный человек.

– Толку от этого, – проворчал Адолин.

– Ну, не знаю, – ответила Бесформенная. – Верховный судья все-таки Вестник. Может, в конце концов он тебя удивит…