83. Игры человеков и певцов
Я помню так мало из тех столетий. Я размытое пятно. Клякса на странице. Чернильный потек, который с каждым днем все больше выцветает.
В укромном уголке коридора на пятнадцатом этаже Уритиру Венли опустилась на колени. Камни шептали ей, что когда-то это место называлось Ур – в переводе с Напева Зари: «изначальный». Древний город, древние камни.
Здесь обитал спрен. Он не умер, как однажды заявила Рабониэль. Этот спрен пронизывал всю башню, каждую стену, потолок и пол; он был ее тайным металлическим скелетом и жилами из хрусталя.
Но к камням он не имел отношения, хотя когда-то они преобразились в ходе великого проекта. Преобразился весь Ур – гора, которая раньше стояла на этом самом месте. Камни помнили, что были горой. Они помнили так много вещей, о которых рассказали Венли. Не словами. Скорее, отпечатками – вроде тех, которые рука оставляет в кремной грязи, пока та еще не высохла.
Или тех, что оставили на полу руки Венли, когда погрузились в камень.
«Вспомни, – раздался в ее разуме нетерпеливый шепот. – Вспомни все, что ты забыла».
Она вспомнила, как в детстве сидела у ног матери и слушала песни. Музыка текла, словно вода, и запечатлевала в ее мозгу узоры-воспоминания, как течение времени запечатлевает каналы в камне.
Слушатели не были похожи на человеков, которые росли медленно, как деревья. Слушатели росли, как лозы, быстро и нетерпеливо. К трем годам Венли уже пела вместе с матерью. К десяти – считалась взрослой. Венли вспомнила те годы; она смотрела снизу вверх на Эшонай, которая казалась такой большой, хотя была всего на год старше. Она смутно помнила, как держала отца за палец, когда он пел вместе с матерью.
Она вспомнила любовь. Семью. Бабушек и дедушек, кузин и кузенов. Как она могла забыть? В детстве честолюбие и любовь были двумя сторонами ее лица, каждая со своим ярким рисунком. Под звуки ритмов Вражды одна сторона засияла, а другая увяла. Венли стала думать лишь о достижении своих целей – не потому, что эти цели помогли бы другим, а из-за целей самих по себе.
Именно в этот момент Венли постигла всю лживость бога ненависти. Вражда твердил, что руководит всеми Стремлениями, но куда же подевалась любовь, которую она когда-то испытывала? Любовь к матери? К сестре? К друзьям? На какое-то время она даже забыла о своей любви к Демиду, хотя та и помогла ей пробудиться.
Казалось неправильным использовать свет Вражды, чтобы упражняться в связывании потоков, но камни шептали, что все в порядке. Вражда и его тон стали частью Рошара – как и Культивация с Честью, ведь они тоже не были созданы вместе с планетой. Его сила была естественной, не более правильной или неправильной, чем любая другая часть природы.
Венли искала что-то еще. Тон Культивации. Песня Вражды могла наполнить ее, подпитывая силы и воспламеняя эмоции, но этот тон… Этот тон принадлежал ее народу задолго до того, как появился новый бог. Пока она искала его, она мысленно слушала песни матери. Каждая из них была словно цепь, одним концом вбитая в камень, закрепленная на случай бури; они тянулись, уходя в прошлое. Минуя многие поколения, она вела…
Она вела к предкам Венли, покидающим поле битвы. Слушатели ушли, прекратили бесконечную битву за земли. Не просто отвергли богов, которым поклонялись певцы, – отвергли конфликт как таковой. Выбрали семью и настроились на ритм любви, бросили войну и двинулись новым путем, пусть и в тупоформе.
Тон ворвался в ее сознание, гулкой волной прошел по телу: звуки Культивации и Вражды сошлись, образуя гармонию. Венли открыла глаза. Сила хлынула от нее в камни, которые сделались текучими и начали трепетать, вибрировать в такт ритму – в них возникали пики и впадины. Пол, потолок и стены вокруг Венли покрылись рябью, и на каменной поверхности появилась вереница слушателей. Они шагали прочь от боли, войны и убийств.
Свобода. Камни шептали ей о свободе. Камень казался таким надежным, таким неизменным, но если принять во внимание то, как время воспринимали спрены, он всегда менялся. Причем менялся намеренно. На протяжении веков. Венли никогда не знала своих предков, но знала их песни. Она могла петь эти песни, подражая их мужеству. Их любви. Их мудрости.
Сила, как обычно, ускользнула от нее. Тон оборвался, и ее контроль над камнем иссяк. Надо чаще практиковаться и добыть больше света. Тем не менее Венли уже не нуждалась в ободряющем пении Тимбре, чтобы приободриться. Перед ее внутренним взором все еще стоял образ предков, устремившихся навстречу неизвестности.
Более того, у нее были их песни. Благодаря усердному и настойчивому труду ее матери песни не умерли вместе со слушателями.
Час спустя Венли прогуливалась по коридорам одного из нижних уровней, ожидая Лешви.
Она встречалась с Небесной почти каждый день. Рабониэль, конечно, знала, об этих встречах. И Лешви знала, что Рабониэль знает. Но все-таки Венли и Лешви встречались тайно; это было частью политической игры Сплавленных.
Они столкнулись как бы случайно. В нужное время Лешви торжественно проплыла по коридору, ее длинный черный шлейф шуршал по камню. Венли пристроилась рядом с хозяйкой.
– Преследователь нашел родителей Ветробегуна, Древняя, – сказала Венли. – Я в этом уверена. Он разместил двух Царственных в ночеформе в лазарете Сияющих.
– Кого именно?
– Уриалина и Нистара.
– «Свет» и «тайна», – сказала Лешви, переводя их имена с древнего языка. Как и многие из Царственных, они взяли себе новые имена после пробуждения. – Да, это знак. Но Преследователь не настолько хитер; если вдуматься, я подозреваю, что этих двоих предложила Рабониэль.
– Что же нам делать? – спросила Венли в ритме тревоги.
– Пока ничего. Моя власть простирается достаточно далеко, чтобы защитить их. Это всего лишь предупреждение.
– Рабониэль грозится, что позволит Преследователю захватить их, – поняла Венли. – Вот почему она поставила этих двух охранников. Чтобы обрести преимущество.
– Возможно. – Лешви плыла над полом, заложив руки за спину. – Но не обязательно. Рабониэль мыслит не так, как другие Сплавленные, Венли. Она слышит гораздо более величественную песню. Исковерканную и извращенную, но такую, которую она стремится петь без традиционного уважения к планам Вражды или Чести, мертвого бога.
– Значит, она пытается вести собственную игру. Хочет натравить обе армии друг на друга и получить выгоду.
– Не переноси свои смертные амбиции на Рабониэль, – сказала Лешви в ритме насмешки. – Ты не в силах постичь ее замыслы своим скудным умом, Венли. Даже мне эта задача не по плечу. Как бы то ни было, ты правильно сделала, что сообщила мне. Следи за другими знаками.
Они достигли атриума; коридор сливался с ним, как река, впадающая в море. Здесь Небесные парили вверх и вниз, доставляя припасы разведчикам и Масочникам на верхних этажах. Те продолжали наблюдать за ветробегунами-разведчиками. Приближалось завершение спектакля; Далинар Холин, как считала Рабониэль, должен был догадаться, что дела в башне пошли наперекосяк.
Припасы на верхние этажи можно было возить с помощью лифтов. Однако Рабониэль заставила Небесных трудиться, ясно давая понять, что у нее для такого есть и желание, и полномочия.
Это заставило многих покинуть Уритиру и вернуться в свои убежища в Холинаре. Возможно, того и добивалась Рабониэль. Но Лешви выполняла все приказы. Она взлетела над перилами, и длинный шлейф заструился следом. Другой Небесный взмыл мимо, волоча за собой красно-золотую ткань.
– Древняя, – сказала Венли в ритме страстного желания, подходя к перилам. – Зачем мы следим за Рабониэлью, если не для того, чтобы понять, как она пытается нас одолеть? Какова цель моего наблюдения?
– Мы наблюдаем, – Лешви опустилась на уровень глаз Венли, – потому что испуганы. Для Рабониэли что игры человеков и певцов, что их жизни – ерунда. Мы следим за ней, Венли, потому что хотим, чтобы ее интриги не привели к концу света.
Венли почувствовала озноб, настраиваясь на ритм ужасов. Когда Лешви улетела, Венли поднялась на лифте, преследуемая этими словами.
«Что игры человеков и певцов, что их жизни – ерунда…»
Зловещие речи лишили Венли ее прежнего оптимизма. Выйдя из лифта, она решила остановиться и проверить, как там Рлайн и остальные. При мысли о Царственных в лазарете она невольно настроилась на ритм мучений. По крайней мере, у лекаря и его жены хватило здравого смысла не показываться им на глаза.
Венли проскользнула в отгороженную часть комнаты, где сегодня дежурила Хесина. Жена лекаря кивнула при виде Последней Слушательницы, а потом с беспокойством глянула на остальных. Появился новый человек, которого Венли не знала; он стоял и молчал, опустив глаза.
От Лирина и Рлайна исходило напряжение. Рлайн тихо напевал в ритме предательства. Да что здесь произошло?..
– Не могу поверить, – сказал Рлайн. – Просто не могу поверить! Он же твой сын.
– Мой сын давно мертв, мостовик, – ответил Лирин, быстро закидывая лекарские инструменты в небольшую сумку. – Каладин все пытался объяснить, а я только недавно начал понимать. Он больше не хочет быть моим сыном. Раз так, мне трудно видеть в нем кого-то другого, кроме убийцы и подстрекателя. Того, кто безрассудно подвергал опасности не только мою семью, но и жизнь каждого человека в Уритиру, руководствуясь мстительностью и злобой.
– Значит, ты бросишь его умирать? – потребовал ответа Рлайн.
– Не вкладывай в мои уста слов, которые я не говорил, – отрезал Лирин. – Я пойду к нему, как пошел бы к любому раненому.
– А потом? – не унимался Рлайн. – Ты сказал…
– Я сказал – посмотрим. Возможно, мне придется перенести его сюда, чтобы обеспечить длительный уход.
– Ты отдашь его палачам!
– Если потребуется, да будет так. Я сделаю все, что положено лекарю, а потом пусть Каладин сам разбирается с последствиями своих действий. Я больше не пешка в смертоносных играх. Для обеих сторон.
Рлайн всплеснул руками:
– Какой смысл пытаться спасти его, а потом обречь на гибель?
– Тихо! – прошипела Венли, поглядывая через тонкие занавески на остальных людей в лазарете. – В чем дело?
Лирин впился взглядом в Рлайна, который снова загудел в ритме предательства.
– Наш сын пережил события того дня, – объяснила Хесина Венли. – Это один из его друзей. Он говорит, что силы Каладина не работают должным образом и его раны не заживают. Он в коме и медленно умирает – судя по всему, от внутреннего кровотечения.
– Или от инфекции, – сказал Лирин, запихивая в сумку еще несколько вещей. – По описанию непонятно.
– Мы отведем тебя туда, – сказал Рлайн, – если только ты пообещаешь не выдавать его и Тефта врагу.
Он посмотрел на новичка, и тот кивнул в знак согласия.
– Тогда он наверняка умрет, – отрезал Лирин. – Его кровь будет на твоих руках.
Они уставились друг на друга, и Венли настроилась на ритм раздражения. Как будто мало ей причин для беспокойства.
– Я пойду, – сказала Хесина, хватая со стола хирургическую сумку.
– Хесина…
– Он и мой сын тоже, – сказала она. – Вперед, Рлайн. Я могу показать, как лечить лихорадку, и дать ему несколько противовоспалительных средств, а также кое-что для борьбы с инфекцией.
– А если это внутреннее кровотечение? – спросил Лирин. – Ему понадобится операция. Хесина, ты не сможешь провести ее в полевых условиях.
В его голосе звучала злость, но у ног собрались спрены страха. Не спрены гнева. Лекарь отвернулся и сделал вид, что перебирает инструменты. Но люди были так полны эмоций, что они выплескивались наружу. Он не мог скрыть от Венли своих чувств. Досаду. Беспокойство.
Лекарь мог говорить что угодно. Но он любил своего сына.
– Его нужно доставить сюда, – проговорил Лирин, и в его голосе звучала боль, столь же явная, как и в любом ритме. – Я пойду с вами, помогу ему. Затем… Выслушай мое предложение, Рлайн. Если он в коме, ему понадобится длительный уход. Мы можем поместить его в эту комнату и притвориться, что он без сознания, как и остальные.
– Он скорее умрет, – прошептал новенький.
В его голосе было что-то странное, чего Венли никак не мог понять. Он невнятно произносил слова.
Воцарилась тишина.
Не молчало только одно существо. Тимбре внутри Венли вибрировала от возбуждения. Маленький спрен издавал такой громкий звук, что Венли была уверена, что остальные слышат. Как они могли не слышать?
– Это должно было рано или поздно случиться с Кэлом, – мрачно проговорил Лирин. – Большинство солдат умирают не на поле боя, ты же знаешь. Гораздо больше людей погибают от ран через несколько дней. Мой сын научил вас сортировке раненых, не так ли? Что он говорил о людях с такими ранами, как у него?
Двое бывших мостовиков переглянулись.
– Устраивай их поудобнее, – сказал тот, что невнятно произносил слова. – Дай попить. Обезболивающее, если есть. И пусть они спокойно… отходят.
В комнате снова воцарилась тишина. Молчали все, кроме Тимбре, которая практически лопалась от звука.
«Время пришло. Время пришло. Пора!»
Когда Венли заговорила, она почти поверила, что это Тимбре говорит за нее.
– А что, если… я знаю про гранетанцора, чьи силы все еще действуют? И мне кажется, что мы можем ее спасти.
Объяснения не заняли много времени. Венли размышляла об этом уже несколько дней; ей нужно было только немного попрактиковаться со своими силами и получить кое-какую помощь от Рлайна.
Девочку-гранетанцора держали в той же камере, которую не так давно занимал Рлайн. Венли с легкостью могла пройти сквозь стену; она достаточно контролировала свои силы. Настоящая сложность заключалась в том, чтобы вызволить узницу, никак не выдав своего участия.
Тимбре раздраженно заколотилась, когда Венли и Рлайн поспешили к камере. Человек, Даббид, шел другим путем. Венли не хотела, чтобы его видели рядом.
– Откуда у тебя осколочный клинок? – тихо спросил Рлайн в ритме любопытства. – И почему никто не знает, что он у тебя есть?
– Долгая история, – сказала Венли, которая еще не придумала подходящую ложь.
– Это ведь клинок Эшонай, не так ли? Ты знаешь, что с ней случилось? Я знаю, ты сказала, что она мертва… Но как?
«Она погибла под контролем спрена пустоты, – подумала Венли, – потому что я обманом заставила ее пригласить его в свое светсердце. Она упала в ущелье, сражаясь с человеком-осколочником, а затем утонула. Одна. Я нашла ее труп и – под руководством спрена пустоты – осквернила его, похитив осколки. Но у меня их нет».
Она многое могла сказать…
– Нет. Я получила его от мертвого человека. Я связалась с осколками узами во время путешествия в Холинар, еще до того как Сплавленные нашли меня и остальных.
– Это было, когда они… они…
Рлайн настроился на ритм потерь.
– Да, – ответила Венли в том же ритме. – Когда они забрали остальных наших друзей. Они оставили меня, потому что Вражда хотел, чтобы я странствовала, распространяя ложь о нашем народе, «вдохновляя» вновь пробужденных певцов.
– Мне очень жаль, – проговорил Рлайн. – Должно быть, тебе пришлось нелегко.
– Я выжила. Но если мы хотим спасти эту девочку, надо убедиться, что Сплавленные не выявят наше участие в ее побеге. Ты не можешь вмешиваться, Рлайн. Человек должен сам справиться с отвлекающим маневром.
Рлайн запел в ритме задумчивости.
– Что? – спросила Венли.
– Даббид не тот, кому я поручил бы такое дело, – признался он. – До сегодняшнего дня я думал, что он немой.
– Ему можно доверять?
– Абсолютно. Он из Четвертого моста. Но… мне хотелось бы знать, почему он так долго молчал. Я знаю, что на войне ему пришлось несладко, и все же тут явно кроется что-то еще. – Он загудел в ритме решительности. – Я вмешаюсь, только если что-то пойдет не так.
– Если ты так поступишь, нам всем придется удирать, – заметила Венли в ритме скепсиса. – Так что убедись, прежде чем что-то решать.
Рлайн кивнул, все еще напевая в ритме решительности, и на следующем перекрестке они разошлись. Венли пробралась в особо тихую часть коридора, где не было других источников света, кроме ее сферы. Большинство людей держались подальше от этого места; войска Преследователя располагались неподалеку. Редкие приказы Рабониэли, направленные на поддержание спокойствия в башне, едва сдерживали этих солдат.
Она настроилась на ритм мира, иногда используемый слушателями для измерения времени. За стеной находилась камера. Когда приблизилась четвертая доля такта, Венли прижала руку к камню и втянула в себя пустосвет, реквизированный чуть раньше, взамен использованного. Шквал, хоть бы Рабониэль не узнала, что она взяла так много…
Тимбре начала успокаивающе пульсировать. Этот камень, как и предыдущий, откликнулся на прикосновение Венли. Он дрожал и колыхался, как шкура на спине животного, которое как следует почесали.
Камень прошептал: «Сдвинься».
Он направил ее в нужное место, откуда проще было проникнуть в камеру. Тимбре испускала волны, от которых стена пульсировала в ритме надежды. Прозвучала четвертая доля такта в ритме мира – Рлайн должен был в этот момент подать знак Даббиду, чтобы тот вошел к стражникам с их обедом. Просто еще один слуга, выполняющий свою работу. Ничего необычного, просто сегодня еду прислали немного пораньше.
Венли воткнула руку в камень, и ритм надежды Тимбре зазвучал ликующе. Он был приятным, теплым и обволакивающим. В отличие от Глубинных, Венли изменяла камень. Он становился мягким, как глина.
Ей не хватало опыта, чтобы заставить его двигаться самостоятельно, принимая нужные формы. Если она давала камню свободу, он следовал собственным желаниям – например, творил крошечные фигурки, как случалось на верхних этажах. Поэтому сейчас Венли просто толкала руку вперед, пока не ощутила с другой стороны пустоту. Затем она пустила в ход другую руку и раздвинула камень, образовав отверстие. Материя, обычно твердая, от ее прикосновений скручивалась и складывалась.
Из дыры на Венли в изумлении уставилась пара человечьих глаз.
– Я собираюсь вытащить тебя отсюда, – прошептала Венли в ритме мольбы, – но ты должна пообещать, что никому не расскажешь о том, что я сделала. Ты не расскажешь им о силе, которую я использую. Даже другим Сияющим. Они думают, что я вызволяю тебя осколочным клинком.
– Кто ты? – прошептала девочка на языке алети.
– Обещай.
– Хорошо, обещаю. Договорились. Поспеши. Стражники обедают – а мне даже не предложили.
Венли продолжила раздвигать камень. Ушло очень много света, и Тимбре затрепетала в ритме утешения, – очевидно, она считала усилия Венли грубыми, лишенными изящества и мастерства.
Что ж, все получилось. Ей удалось сотворить отверстие, достаточно большое для девочки. Когда Венли убрала руки, камень мгновенно затвердел – пришлось стряхнуть с пальцев несколько кусочков. Узница пощупала край дыры, а потом выскользнула в коридор.
Оставалось надеяться, что стражники решат, что какой-то камнестраж выжил и вызволил девочку. Венли жестом велела гранетанцовщице следовать за ней, но та медлила. Казалось, она собирается удрать в противоположном направлении.
– Пожалуйста, – сказала Венли. – Ты нам нужна. Чтобы спасти жизнь. Если ты сейчас сбежишь, он умрет.
– Кто?
– Благословенный Бурей. Пожалуйста, идем быстрее со мной.
– Ты одна из них, – проговорила девочка. – Откуда у тебя способности Сияющей?
– Я… я не Сияющая, – соврала Венли. – У меня силы Сплавленных, которые подобны силам Сияющих. Я подруга Рлайна – слушателя, который был мостовиком. Прошу! Я бы не стала освобождать тебя только для того, чтобы подвергнуть опасности, но нам нужно идти, немедленно!
Девочка склонила голову набок, потом кивнула Венли, чтобы та шла первой. Гранетанцовщица последовала за ней бесшумно, держась в тени.
«Эшонай раньше так ходила, – подумала Венли. – Чтобы не потревожить дикую природу». Однако эта девочка не казалась похожей на ее сестру.
Тимбре удовлетворенно пульсировала в ритме надежды. Венли не могла чувствовать то же самое, пока не убедилась, что Рлайн и Даббид не пойманы. Она отвела маленькую Сияющую в соседнюю комнату, чтобы подождать.
– Значит, ты предательница? – спросила гранетанцовщица.
– Не знаю, кто я, – сказала Венли. – Но мне невыносимо было смотреть на ребенка в клетке.
Когда наконец появились Рлайн и Даббид, Венли чуть не взвилась до потолка. Мостовик-молчун подбежал к девочке и обнял, она улыбнулась ему в ответ.
– Эх, мули, странные у тебя нынче друзья. Ты не видел курицу? Большую, красную? Я потеряла ее, когда пыталась удрать…
Даббид покачал головой и опустился на колени перед Крадуньей.
– Исцеление. Оно работает?
– Ого! – воскликнула она. – Ты можешь говорить!
Мостовик кивнул.
– Скажи «истреблять». Обожаю, как звучит это слово.
– Исцеление? – повторил Даббид.
– Да, я все еще могу исцелять, – сказала она. – Вроде бы. Наверное, я сумею помочь ему.
Он настойчиво взял ее за руку.
– Я пойду с вами, – сказал Рлайн.
Он взглянул на Венли, и она запела в ритме скепсиса, показывая, что не пойдет. Ей пора было к Рабониэли.
– Я не задержусь надолго, – пообещал ей Рлайн. – Не хочу навлечь подозрения.
Двое других ушли, но он остался и запел в ритме одобрения.
– Сожалею о том, что сказал, когда мы встретились в камере. Ты не эгоистка, Венли.
– Да. В последнее время меня многое сбивает с толку, но в этом я уверена.
– Сегодня ты герой, – продолжил Рлайн. – Я знаю, что у тебя были тяжелые времена, но сегодня… – Он ухмыльнулся и снова запел в ритме одобрения, а затем ушел вслед за остальными.
Если бы он только знал всю историю. Тем не менее Венли почувствовала прилив сил.
– Теперь я могу произнести слова? – спросила она у Тимбре, направляясь в сторону подвала и комнат, где содержались ученые.
Спрен просигналила отрицательно. Еще рано.
– Когда же? – спросила Венли.
В ответ раздалось простое и недвусмысленное: «Ты поймешь».
Назад: 82. Нож
Дальше: 84. Ученая
