Навани ударила по камертону и прикоснулась им к светящемуся бриллианту. Когда она отодвинула инструмент от самосвета, за ним потянулась тончайшая светящаяся линия; бывшая королева коснулась камертоном пустого бриллианта – и буресвет потек в него. Передача продолжалась до тех пор, пока камертон заставлял вибрировать второй камень.

«Иногда я думаю о нем как о газе, – подумала она, делая заметки о скорости потока. – А иногда – как о жидкости. Я продолжаю колебаться между тем и другим, пытаясь сделать выбор, но оба варианта обязаны оказаться неправильными. Буресвет – это нечто иное, обладающее некоторыми свойствами как жидкости, так и газа».

После завершения контрольного эксперимента – и подсчета времени, которое ушло на перетекание буресвета, – она поставила другой, настоящий. Она устроила его в большом стальном ящике, созданном ее учеными специально для опасных опытов; он был определенной формы, духозаклятый, с оконцем из толстого стекла. Она заставила врагов притащить его из коридора снаружи, а затем взгромоздить на стол.

Она сомневалась, что это спасет ее от потенциального взрыва, но так как у ящика не было крышки, сила разрушения должна была пойти вверх – и пока Навани находилась ниже и наблюдала через смотровое окно, это должно было послужить достаточной защитой.

Это было лучшее, что она могла сделать в подобных трудных обстоятельствах. Она сказала певцам, что принимает обычные меры предосторожности, и постаралась не показать им, что ожидает взрыва. По правде говоря, его и впрямь не стоило бояться – ведь сфера, которая убила ее ученых, была заряжена чем-то другим. Навани пока что не понимала, чем именно. В глубине души она была убеждена, что смешение пустотного и буревого света спровоцирует не взрыв, а возникновение новой разновидности света. Чего-то похожего на башнесвет.

Она начала следующий эксперимент так же, как и предыдущий: извлекла буресвет из одного бриллианта и направила к другому. Затем, взяв щипцами камень, заряженный пустосветом, осторожно поместила его в самый центр потока, между бриллиантом с буресветом и камертоном.

Буресвет вообще не отреагировал на пустосветный бриллиант. Он просто струился вокруг темного камня и продолжал перетекать к бриллианту-сосуду. Когда звучание камертона затихло, поток ослабел. Когда он совсем замолчал, буресвет, висевший в воздухе между двумя бриллиантами, вспыхнул и исчез.

Ну, она и не ожидала получить результат так быстро. Теперь новый опыт, получше. Несколько дней Навани трудилась над единственной гипотезой: если буресвет реагирует на звук, то пустосвет и башнесвет – тоже. Ей нужно было пройти ускоренный курс по теории музыки, чтобы как следует проверить эту идею.

Традиционный алетийский лад включал десять нот – или, если точнее, две квинты по пять. Он считался правильным и пристойным, все величайшие и самые знаменитые композиции основывались на этом звукоряде. Однако в мире существовали и другие лады, десятки альтернатив. Например, тайленцы предпочитали звукоряд из двенадцати тонов. Странное число, однако в математическом смысле двенадцать составляющих лада – они назывались «ступенями» – выглядели красиво.

Исследуя тон, создаваемый камертоном, Навани обнаружила нечто невероятное. В древности люди использовали трехнотную гамму, и сохранились лишь некоторые композиции, созданные на ее основе. Тон, который привлекал буресвет, был первой из трех нот этой древней гаммы. С некоторым усилием – потребовалось послать Сплавленного в Холинар через Врата, чтобы совершить набег на королевскую консерваторию, – она раздобыла камертоны для двух других нот. К ее радости, пустосвет откликнулся на последнюю из них.

Она не смогла найти в своих книгах никаких указаний на то, что люди когда-то знали о связи этих трех нот с тремя древними богами. Никто из ученых-алети, казалось, не ведал, что один из этих тонов может вызвать реакцию в буресвете, хотя Рабониэль после долгих расспросов призналась, что знала. Она удивилась тому, что Навани лишь недавно открыла для себя «чистые тоны Рошара», как их называла Сплавленная.

Навани пыталась петь в нужных тонах, но не смогла заставить свет откликнуться. Возможно, она не сумела достаточно хорошо подобрать высоту звука, потому что у Рабониэли это получалось – она пела, касалась пальцем одного самосвета и двигала им к другому, продолжая тянуть ту же самую ноту. Буресвет следовал за ее пальцем, как за камертоном.

Сегодня Рабониэль была занята другими делами, но Навани могла использовать камертоны, чтобы воспроизвести пение. Три тона: один для Чести, один для Вражды и один для Культивации. Однако воринизм поклонялся только Всемогущему, Чести.

Нет, теология подождет до следующего раза. А пока Навани поставила еще один опыт. Она создала потоки буресвета и пустосвета, вытягивая каждый из бриллианта в углу ящика, и заставила их пересечься. Два света натолкнулись друг на друга и закружились в месте встречи, но затем разделились и устремились к своим отдельным камертонам.

– Ладно, – сказала Навани, делая пометку в блокноте. – А как насчет этого?

Она взяла сперва частично пустой бриллиант пустосвета, а затем – полностью заряженный бриллиант с буресветом.

В фабриальной науке спрена захватывали, создавая самосвет с чем-то вроде вакуума внутри – из него вытягивали буресвет, оставляя сферу пустой и готовой всосать что угодно. Затем сфера притягивала ближайшего спрена, поскольку он состоял из света. Это действовало аналогично перепаду давления.

Частично опустошив сферу, Навани надеялась, что сможет залить в нее буресвет, который займет место, освобожденное пустосветом. Она ударила камертоном, запустила поток буресвета из первого бриллианта, затем попыталась заставить его войти во второй – с пустосветом, – вибрирующий в унисон со звучащей вилочкой.

К несчастью, когда она прикоснулась камертоном к пустосветному бриллианту, вибрация мгновенно прекратилась, тон оборвался; как будто погасла свеча, облитая водой. Она смогла заставить буресвет скопиться возле бриллианта с пустосветом, положив камертон рядом с ним; но даже когда пустосвет потек наружу – с теоретической точки зрения Навани создала в камне активный перепад давления, – самосвет все равно не желал всасывать буресвет. Это случилось лишь после того, как вместилище полностью очистилось от пустосвета.

– Действительно, как масло и вода, – сказала она, делая пометки.

Однако потоки не отталкивались друг от друга, соприкасаясь, и этот факт выглядел доказательством того, что они не противоположны друг другу.

Она встала и, отметив результаты этого эксперимента, пошла поговорить с Сородичем. Навани легко могла обмануть охранников, заставив их думать, что она просто прогуливается между книжными полками, чтобы прочесть один-два отрывка, по своему обыкновению. Сегодня она начала перебирать книги на задней полке, положив руку на жилу Сородича на стене.

– За нами следят?

«Я уже говорило тебе, – сказал Сородич. – Спрен пустоты не может быть невидимым в башне. Эта защита отличается от той, что подавляет вражеских связывателей потоков, и Рабониэль еще не испортила ее».

– Ты также сказало мне, что можешь чувствовать, если спрен пустоты рядом.

«Да».

– Так… есть кто-нибудь поблизости?

«Нет, – ответил Сородич. – Не веришь моему слову?»

– Назовем это здоровой паранойей с моей стороны, – сказала Навани. – Расскажи мне еще раз о…

«Ты продолжаешь экспериментировать с фабриалями, – перебил ее Сородич. – Нам нужно поговорить об этом подробнее. Мне не нравится то, что ты делаешь».

– Я больше не захватывала спренов, – прошептала Навани. – Я работала с буревым и пустотным светом.

«Опасная работа. Человек, который кует оружие, может утверждать, что никого не лишит жизни, но он все равно готовит смертоубийство».

– Если мы собираемся восстановить твои способности, мне нужно понять, как работает свет. Так что, если нет лучшей идеи, как это сделать, мне придется продолжать использовать самосветы и – да! – фабриали.

Сородич замолчал.

– Расскажи мне еще раз о башнесвете, – попросила Навани.

«Это начинает меня утомлять».

– Ты хочешь, чтобы тебя спасли, или нет?

«Ладно… Башнесвет – моя разновидность света, которую я могло создавать».

– Для этого был нужен узокователь?

«Нет, я делало его само. А мой узокователь мог его творить через нашу связь».

– И этот свет, в свою очередь, питал защиту башни.

«Не только защиту. Всё».

– Почему он больше не работает?

«Я уже объясняло!»

– Это обычный метод расследования, – спокойно сказала Навани, листая книгу левой рукой. – Моя цель состоит в том, чтобы заставить тебя переформулировать факты по-разному, объяснять вещи по-разному – и вспоминать детали, которые ты забыло.

«Я ничего не забыло. Защита больше не работает, потому что у меня нет света для нее. Я потеряло большую часть своих сил, когда утратило способность слышать два чистых тона Рошара. Я могу сделать только крошечное количество света, достаточное для питания нескольких основных фабриалей башни».

– Два тона Рошара? – спросила Навани. – Их три.

«Нет, два. Один от матери, другой от отца. Тон Вражды – незваный гость. Ложный».

– Может быть, одна из причин, по которой ты потеряло свои способности, связана с тем, что этот тон стал чистым тоном Рошара? Вражда действительно стал одним из трех богов?

«Я… не знаю», – признался Сородич.

Навани отметила эту гипотезу как любопытную.

«Мы должны найти способ восстановить мой башнесвет, – сказал Сородич, – и удалить пустосвет из моего тела».

– Именно над этим я и работаю.

Если бы она могла понять, как объединить два света, то это был бы первый шаг к созданию башнесвета.

Она явно нуждалась в эмульгаторе, посреднике. Какой эмульгатор может «прилипнуть» к буресвету и смешать его с пустосветом? Она покачала головой, убирая руку с кристаллической жилы на стене. Она пробыла здесь слишком долго, поэтому взяла книгу и вышла в переднюю часть комнаты, погруженная в мысли. Однако, подойдя к своему столу, нашла на нем маленькую коробочку.

Она взглянула на охранника у двери, и тот кивнул. Это прислала Рабониэль. Затаив дыхание, Навани открыла шкатулку и обнаружила ярко светящийся бриллиант. На первый взгляд это была еще одна сфера буресвета. Но когда она положила ее рядом с настоящей, то увидела зеленый оттенок.

Жизнесвет. Рабониэль обещала достать немного для Навани.

– Она не сказала, как приобрела это? – спросила Навани.

Охранник покачал головой.

Навани догадалась. Сородич потерял Крадунью из виду, но объяснил, что в девочке есть что-то странное. И это пробуждало в Навани надежду, что она сумеет их вытащить из передряги.

Вокруг появились спрены предчувствия, но руки Навани не дрожали, когда она использовала средний камертон на этом новом бриллианте. Сработало: она смогла вытянуть жизнесвет и направить его в другой камень.

Башнесвет был смесью света жизни и света бури. Так что, возможно, жизнесвет – свет Культивации – обладал каким-то свойством, которое позволяло ему смешиваться с другими разновидностями. Затаив дыхание, Навани повторила свои прежние эксперименты, только с жизнесветом вместо пустосвета.

И потерпела неудачу.

Она не могла смешать буресвет и жизнесвет. Ни использование камертонов, ни прикосновение к потокам, ни умное применение разницы давления в самосветах не подействовали.

Она попыталась смешать пустосвет и жизнесвет. Она попробовала перемешать все три. Она перепробовала все эксперименты, которые выдумала на предыдущих сеансах мозгового штурма. Затем она повторяла все это, пока – поскольку каждый опыт позволял толике жизнесвета испариться – не израсходовала его полностью.

Прогоняя спренов изнеможения, расстроенная Навани встала. Еще один тупик. Это было так же плохо, как утренние опыты, когда она перепробовала все, что могла придумать, включая использование сразу двух камертонов, чтобы заставить башнесвет двигаться прочь от своего камня. В этом она тоже потерпела неудачу.

Она собрала все использованные бриллианты и положила их у двери, чтобы охранники забрали и отправили перезаряжать, – сегодня надвигалась Великая буря. После этого она в отчаянии принялась расхаживать по комнате. Она знала, что не должна беспокоиться из-за отсутствия результатов. Настоящие ученые понимали, что подобные эксперименты – не провалы, а необходимые шаги на пути к открытиям. На самом деле было бы замечательно – и абсолютно вопреки традициям – получить хороший результат так рано.

Проблема заключалась в том, что ученым не приходилось работать в такие чудовищно сжатые сроки или под таким давлением. Она была изолирована, с каждым мгновением приближалась катастрофа. Единственная зацепка, которая у нее оставалась, – попытка смешать разновидности света в надежде, что получится в конечном итоге создать больше башнесвета, чтобы помочь Сородичу.

Она бродила по комнате, делая вид, что изучает корешки книг на полках.

«Если я совершу открытие, Рабониэль узнает, потому что стражник всегда наблюдает. Она вытянет из меня ответ, и поэтому даже в этих попытках сбежать я продвигаю ее на пути к цели – какова бы та ни была».

Навани стояла на пороге чего-то важного. Откровения, которые она получила о буресвете, коренным образом изменили представление о нем и о мире в целом. Три типа силы. Возможность их смешения. И… возможно, что-то еще, судя по той странной сфере, которая искривляла воздух вокруг себя.

Чутье подсказывало, что это знание рано или поздно выйдет наружу. И те, кто его контролировал, эксплуатировал, выиграли бы войну.

«Мне нужен другой план», – решила Навани. Если она узнает, как сделать башнесвет, и если щит падет, понадобится способ на короткое время изолировать самосветную колонну. Защитить ее, возможно, поработать над ней.

Навани сжала блокнот в защищенной руке, как будто записывала названия книг. Вместо этого она быстро записала идею. Ей сказали, что она может получить все, что ей нужно, если это имеет отношение к ее экспериментам. Они также разрешили ей хранить оборудование в коридоре.

А если придумать фабриальное оружие и спрятать его в коридоре? Допустим, какие-нибудь с виду невинные фабриали, с помощью которых можно будет обездвижить охранников или Сплавленных, способных помешать ей поработать над самосветной колонной. Навани набросала несколько идей: она могла создать ловушки из деталей, как будто не таящих в себе никакой угрозы. Больриали, вызывающие агонию и мышечные судороги. Нагревающие фабриали, способные обжечь и ошпарить.

Да… она могла бы создать серию защитных приборов, замаскированных под плоды неудачных экспериментов, а затем отправить их на хранение «как попало» в ящиках вдоль коридора. Она даже могла бы снабдить их пустотными самосветами, поскольку таковые ей выдавали для использования в опытах.

Эти планы успокаивали; она все-таки могла сделать что-то значимое. Однако эксперименты и их потенциал все еще не давали ей покоя. Какова была истинная цель Рабониэли? Не желала ли Сплавленная сама создать оружие – вроде того, что уничтожило комнату и двух ученых Навани?

Прошло уже несколько часов, так что ничего странного, если она снова отправится в заднюю часть комнаты, к стеллажам. Она взяла книгу и устроилась в кресле рядом. Хотя охранник ее не видел, она притворилась, что читает, а на самом деле протянула руку к стене и коснулась жилы.

– Поблизости есть спрены?

«Я ничего не чувствую», – покорно ответил Сородич.

– Хорошо. Скажи, тебе известно что-нибудь о взрыве в день вторжения? При этом были двое моих ученых в комнате на пятом этаже.

«Я почувствовало. Но не знаю, в чем причина».

– Ты когда-нибудь слышало о сфере или свете, который искривляет воздух вокруг себя? Кажется пустосветом, пока не посмотришь на него достаточно долго, чтобы заметить эффект деформации?

«Нет, – ответил Сородич. – Я никогда не слышало и не видело ничего подобного, хотя это звучит опасно».

Навани задумалась, постукивая пальцем по стене.

– Мне не удалось смешать разновидности света. Тебе известно о каком-нибудь потенциальном связующем веществе, которое могло бы заставить их склеиться? Ты знаешь, как башнесвет образовался из смеси буресвета и жизнесвета?

«Они не смешиваются. Они собираются вместе, как одно целое. Как я – продукт моих родителей, так и башнесвет – продукт меня. И перестань задавать одни и те же вопросы. Мне плевать на „методы расследования“. Я рассказало все, что знаю. Перестань заставлять меня повторяться».

Навани глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.

– Ладно. Тебе удалось подслушать Рабониэль?

«Немного. Я могу слышать только то, что говорят рядом с несколькими людьми. Я вижу ветробегуна. Я думаю, что девочка-гранетанцор окружена ралкалестом и потому невидима. Кроме того, я вижу одну Царственную».

– Есть идеи почему?

«Нет, в прошлом в башне не часто бывали Царственные, и никогда – такая разновидность. Она говорит на всех языках; может быть, поэтому я и вижу то, что рядом с ней. Хотя иногда она исчезает, так что я не могу видеть все, что она делает. Я также могу видеть происходящее вблизи колонны, но с установленным полем слышу только эхо того, что говорят снаружи».

– Тогда расскажи мне об этом эхе.

«Ничего существенного. Рабониэль пробует свои собственные эксперименты со светом – однако она не продвинулась так далеко, как ты. Это, кажется, расстраивает ее».

Любопытно. Навани приободрилась.

– Она действительно хочет заполучить гибридный свет. Интересно… может быть, фабриали, сделанные с помощью гибрида буревого и пустотного света, сработают в башне, даже если защита снова обернется против нее. Может быть, именно поэтому она так жаждет результата.

«Глупо предполагать, что ты знаешь, чего хочет одна из Сплавленных. Ей тысячи лет. Ты не сможешь перехитрить ее».

– Тебе лучше надеяться, что смогу. – Навани перевернула несколько страниц в своем блокноте. – Я думала о других выходах из ситуации. А если мы найдем тебе кого-нибудь, с кем можно связать себя узами, сделать его или ее Сияющим? Мы могли бы…

«Нет, больше никогда».

– Выслушай меня. Ты сказало, что никогда больше не свяжешь себя с человеком из-за того, что мы делаем со спренами. Но как насчет певца? Могло бы ты теоретически связаться с кем-то из них?

«Мы говорим о сопротивлении, а теперь ты предлагаешь мне связаться с кем-то из них? Это какое-то безумие».

– Может, и нет, – сказала Навани. – В Четвертом мосту есть паршенди. Я встречалась с ним, и Каладин поручился за него. Он утверждает, что его народ давно отверг Сплавленных. Как тебе такой вариант? Не человек. Он никогда не создавал фабриали, зато знает ритмы Рошара.

Спрен башни молчал, и Навани подумала, что разговор окончен.

– Сородич? – позвала она.

«Я о таком не думало. Певец, который не служит Вражде? Мне нужно поразмыслить. Это, конечно, удивило бы Рабониэль, которая думает, что я мертво или сплю… В любом случае я не могу создать связь сейчас, пока защита действует. Мне нужно, чтобы кто-то прикоснулся к колонне».

– А если бы он был здесь? – спросила Навани. – Готовый попробовать, когда щит упадет? И с некоторыми отвлекающими факторами, чтобы дать тебе время поговорить с ним.

«Я не могу установить связь с кем попало. В прошлом я тратило годы, оценивая оруженосцев-узокователей, чтобы выбрать того, кто мне точно подходит. Даже они в конце концов предали меня, хотя и не так сильно, как другие люди».

– Можем ли мы позволить себе разборчивость в такую пору?

«Это не разборчивость. Такова природа спрена и его связи. Человек должен быть готов дать правильную клятву: объединять, а не разделять. Он должен сказать правду, и клятвы должны быть приняты. Дело не только в том, чтобы швырнуть мне первого встречного. Кроме того, поскольку я не могу создать башнесвет, узокователь тоже не сможет. Узы ничего не дадут, если мы не решим проблему с моими силами. Было бы лучше, если бы ты сосредоточилась на этом».

– Ладно, – сказала Навани, почуяв брешь. – Но мне нужно время, чтобы все это изучить. Трудно работать, чувствуя, что к шее приставлен нож. Если бы я знала, что узлы защищаются, это сняло бы с меня бремя. Скажи мне, где один из них. У меня есть список планов по его защите. Я могу прочитать их тебе.

Сородич молчал, и Навани продолжила:

– Мы можем заставить Каладина начать поиски – громкие, демонстративные – на другом уровне, уводя врага в погоню в неправильном направлении. Тем временем, пока они отвлекаются, мы могли бы подкрасться к узлу и усилить его оборону. У нас есть кремная глина, которая еще не затвердела и хранится в запасниках башни. Мы могли бы полностью запечатать расположение узла. Может быть, натыкать в глину что-нибудь – ну хоть тренировочные ножны для осколочных клинков, – чтобы ее было особенно трудно разрезать. Это может дать нам несколько дополнительных часов на случай, если его обнаружат и понадобится помощь. Или, если бы я знала, где находится один из узлов, я могла бы заставить Каладина начать вливать в него больше буресвета. Это может противодействовать пустосвету, который Рабониэль использовала на тебе. Если она может испортить тебя через узел, разве мы не можем очистить тебя через него? Я думаю, что стоит попробовать, потому что мои усилия по созданию башнесвета зашли в тупик.

Она ждала, крепко сжимая блокнот. Другие ее идеи были более поверхностными. Она не стала бы их использовать, если бы доводы не сработали.

«Так хорошо на словах. Люди подобны спренам убеждения. Я не могу говорить с вами, не будучи измененным».

Навани продолжала ждать. Сейчас лучше всего было молчать.

«Ладно, – сдался Сородич. – Один из двух оставшихся узлов находится в колодце в центре рынка, который вы называете Отломком. Он рядом с другими фабриалями. Скрыт среди множества».

– На первом этаже? – спросила Навани. – Это такой населенный район!

«Все узлы находятся низко. Поговаривали о том, чтобы установить другие повыше, но у моего узокователя не было ресурсов – моя размолвка с людьми мешала работе. Проект не был завершен. Только четыре узла на первых этажах были закончены».

Навани нахмурилась. Впрочем, спрятать фабриаль в колодце – это был хитрый ход. Многие устройства башни оставались для современных ученых загадкой, так что скопление самосветов-насосов действительно могло замаскировать еще один фабриаль. На самом деле Навани сама изучала чертежи этих насосов. Неужели механизм все время там был и остался незамеченным?

«Это хороший узел для твоего агента, – сказал Сородич. – Потому что туда можно попасть с черного хода. Пусть ветробегун доберется до него через систему водоснабжения, и мы посмотрим, сможет ли он, наполнив узел буресветом, противодействовать порче. Скорее всего, это не сработает, так как я не просто принадлежу Чести или Культивации. Но… можно попробовать».

– А последний узел? – спросила Навани.

«Мой секрет. Докажи свою полезность, человек, и тогда поговорим опять».

– Справедливый компромисс, – сказала Навани. – Я прислушаюсь к тебе, Сородич.

Она отошла от стены и взяла несколько книг, чтобы почитать и скрыть свои истинные занятия. В конце концов, ей нужно учиться. Она хотела бы иметь больше книг по теории музыки, но в этом архиве не было ничего более конкретного на эту тему. У нее были записи Калами о найденных ими самосветах, которые издавали определенные жужжащие звуки, когда вибрировали, и заменяли буквы. Возможно, они пригодятся.

Навани просматривала эти заметки, лениво прогуливаясь между стопками книг, когда увидела, как мигает огонек Сородича. Она поспешила к нему, нервничая из-за яркого света. Она взглянула на охранника, надеясь, что он не заметил, и приложила руку к стене.

– Тебе нужно…

«Они нашли узел в колодце. Мы опоздали».

– Что?! Уже?

«Я покойник».

– Свяжись с Каладином.

«Узел уже у них, а он слишком далеко. Мы…»

– Свяжись с Каладином, – перебила Навани. – Немедленно. Я найду способ отвлечь Рабониэль.