66. Обреченный мучиться
Не уверена, что кто-то из богов может быть уничтожен, поэтому, возможно, я оговорилась. Однако они могут менять свое состояние, как спрены – или как различные виды света. Это и есть предмет наших поисков.Из «Ритма войны», примечание к с. 21
Далинар коснулся пальцем лба молодого солдата, затем закрыл глаза и сосредоточился.
Он видел, как что-то тянется от юноши, уходит в темноту. Чистые белые линии, тонкие, как волос. Некоторые двигались, хотя один конец оставался прикрепленным к центральной точке – тому месту, где палец Далинара касался кожи.
– Я вижу их, – прошептал он. – Наконец-то.
Буреотец зарокотал где-то в глубине его разума.
«Я сомневался, что это возможно. Честь сдерживал силы узокователей во имя общего блага. С тех самых пор, как был уничтожен Ашин».
– Как ты узнал об этой способности? – спросил Далинар, все еще не открывая глаз.
«Я слышал ее описание еще до того, как полностью ожил. Мелиши видел эти линии».
– Последний узокователь, – сказал Далинар. – До Отступничества.
«Он самый. Честь в то время умирал, возможно, обезумел».
– Что мне с этим делать? – спросил Далинар.
«Я не знаю. Ты видишь Связи, которые есть у всех людей: с другими, со спренами, со временем и самой реальностью. Все Связано, Далинар, огромной паутиной взаимодействий, стремлений, мыслей, судеб».
Чем больше Далинар наблюдал за трепещущими белыми линиями, тем больше деталей он мог различить. Например, некоторые были ярче других. Он протянул руку и попытался дотронуться до одной, но его пальцы прошли сквозь нее.
«У спренов они тоже есть, – сказал Буреотец. – И связь, которая создает Сияющих, аналогична, но гораздо сильнее. Я не думаю, что эти слабые связи для чего-то пригодятся».
– Несомненно, они что-то значат, – сказал Далинар.
«Да. Но это не значит, что их можно использовать. Я слышал однажды от Мелиши такую историю. Представь себе, что у тебя есть два куска ткани, красный и желтый. Перед тем как расстаться с братом, вы оба полезли в мешок и выбрали по одному лоскуту – но не посмотрели на них, а сразу спрятали в отдельные ящики. Вы расстались, отправились в дальние края страны. А потом – скажем, по соглашению – в один и тот же день в одно и то же время открыли каждый свой ящик и достали ткань. Найдя красный лоскут, ты сразу же поймешь, что твой брат обнаружил желтый. Вы разделили что-то – некую Связь посредством знания; она существует, но не является чем-то, годным к использованию. По крайней мере, большинством людей. А вот если говорить про узокователя…»
Далинар убрал палец и открыл глаза, затем поблагодарил молодого солдата, который, казалось, нервничал. Вернувшись на свое место у входа в здание, юноша присоединился ко все еще замаскированному Сзету. Далинар проверил наручный фабриаль: Ясна и остальные скоро должны вернуться с передовой. Битва выиграна, торжества завершены. Без него.
Это было так странно. Он беспокоился о Навани и башне, но ничего не мог сделать, пока не получит больше информации. Беспокоился об Адолине в Шейдсмаре – они с сыном были разлучены, как два брата в истории Буреотца. Общие судьбы, общая участь, но Далинар не мог помочь ни сыну, ни жене.
«Ты действительно принимаешь в этом участие, – твердо сказал он себе. – У тебя есть долг. Овладей этими силами. Превзойди Вражду. Мысли в масштабе, большем, чем одна битва или даже одна война». Это было трудно, учитывая, как медленно развивались его навыки. Столько времени потрачено впустую. Неужели именно это испытывала Ясна все годы, гоняясь за секретами, когда ей никто не верил?
Сегодня у него была еще одна обязанность, помимо практики. Он все откладывал, но знал, что больше медлить нельзя. Поэтому он взял Сзета и пошел через лагерь, направляясь к тюрьме.
Ему нужно было поговорить с Таравангианом лично.
Здание, в котором жил бывший король, не было настоящей тюрьмой. Они не планировали ничего подобного во временном военном лагере здесь, в Эмуле. Камеры у них были, конечно. Однако военная дисциплина требовала решать вопросы быстро. Сроков заключения более недели или двух не предполагалось – более серьезные проступки вели к увольнению или казни.
Для Таравангиана пришлось подыскать более солидное узилище, с учетом его ранга. В прочном доме заделали окна, укрепили дверь и выставили охрану из лучших солдат Далинара. Приблизившись, Далинар заметил, что окна верхнего этажа теперь заполнены голыми кремными кирпичами, скрепленными раствором. Было неправильно давать Таравангиану дом вместо камеры – но, видя эти окна, показалось также неправильным оставлять его без солнечного света.
Далинар кивнул в ответ на приветствия у входа, затем подождал, пока стражники откроют замки и распахнут перед ним дверь. Никто не беспокоился о его безопасности и не делал замечаний по поводу его единственного охранника. Меры предосторожности должны были помешать сторонникам Таравангиана его выкрасть, но никто не предполагал, что престарелый сановник может причинить вред Черному Шипу.
Даже сейчас никто не подозревал, насколько Таравангиан опасен. Старик сидел на табурете у дальней стены главной комнаты, не сводя глаз с положенного в угол рубина. Когда Далинар вошел, он обернулся и даже улыбнулся. Забери его буря…
Далинар махнул Сзету, чтобы тот оставался прямо у двери, пока стражники закрывали и запирали ее. Затем Далинар осторожно приблизился к углу. Во многих битвах он меньше волновался, чем сейчас.
– Я все думал, придешь ли ты, – сказал Таравангиан. – После моего предательства прошло почти две недели.
– Я хотел убедиться, что мной не манипулируют, – честно признался Далинар. – Поэтому ждал, пока не будут выполнены определенные задачи, прежде чем прийти к тебе и позволить как-то повлиять на меня.
В глубине души Далинар признавал, что лишь ищет себе оправдание. Видеть этого человека было больно. Возможно, ему следовало позволить Ясне допросить Таравангиана, как она и предлагала. Но это был путь труса.
– Значит, «определенные задачи» выполнены? – спросил старик. – К этому времени ты уже наверняка оправился от предательства веденских армий. Вы столкнулись с силами Вражды в Эмуле? Я предупреждал Вражду, что мы должны действовать быстрее, но он был непреклонен. Он хотел, чтобы все произошло именно так.
Эта откровенность обрушилась на Далинара, как удар сапогом прямо в живот. Он собрал всю свою решимость.
– Табурет слишком неудобен для такого пожилого человека. Тебе нужно кресло. Я думал, в доме оставили мебель. У тебя есть кровать? И разумеется, освещение получше, чем от единственной сферы.
– Далинар, Далинар, – прошептал Таравангиан. – Если хочешь, чтобы мне было удобно, не спрашивай ни о кресле, ни о свете. Отвечай на мои вопросы и говори со мной. Мне это нужно больше, чем…
– Почему? – перебил Далинар.
Он выдержал взгляд Таравангиана и был потрясен тем, как больно было задавать этот вопрос. Он знал, что грядет предательство. Он знал, что за человек перед ним. Тем не менее слова причинили мучительную боль, когда сорвались с его губ.
– Почему? Зачем ты это сделал?
– Потому что, Далинар, ты проиграешь. Мне очень жаль, друг мой. Это неизбежно.
– Ты не можешь этого знать.
– И все же знаю. – Старик ссутулился на своем табурете, поворачиваясь к углу и сфере. – Такая жалкая имитация нашей уютной гостиной в Уритиру. Даже там была жалкая имитация настоящего очага, потрескивающего настоящим пламенем, живого и прекрасного. Имитация имитации. Вот кто мы такие, Далинар. Копия картины, изображающей нечто великое. Возможно, древние Сияющие могли бы выиграть эту битву, когда был жив Честь. Но у них не вышло. Они едва выжили. Теперь нам противостоит бог. Один. Нам не видать победы.
Далинар почувствовал… холод. Не потрясение. Не изумление. Он полагал, что мог бы понять рассуждения Таравангиана; они часто говорили о том, что значит быть королем. Дискуссии стали более интенсивными, более содержательными, как только Далинар понял, что сделал Таравангиан, чтобы заполучить трон Йа-Кеведа. Узнав это, он осознал, что беседует не с добродушным стариком со странными идеями, а с убийцей. Таким же, как сам Черный Шип.
Теперь он испытал разочарование. В конечном итоге Таравангиан позволил этой своей стороне одержать верх. Он больше не на краю. Его друг – а они ведь и впрямь были друзьями – шагнул в пропасть.
– Но ведь мы можем победить его, Таравангиан, – сказал Далинар. – Ты далеко не так умен, как думаешь.
– Согласен. Хотя когда-то я таким был, – ответил Таравангиан и уточнил, возможно заметив замешательство Далинара: – Я обратился к Старой магии. Я видел ее. Полагаю, это была не Ночехранительница, а та, с кем встретился и ты.
– Культивация. Она сможет противостоять Вражде. Богов было три.
– Она не станет сражаться, – возразил старик. – Она знает. Откуда, по-твоему, я узнал о нашем предстоящем проигрыше?
– Это она тебе сказала? – Далинар шагнул вперед и присел на корточки рядом с Таравангианом, чтобы их глаза оказались на одном уровне. – Она сказала, что Вражда победит?
– Я попросил у нее способность остановить то, что надвигается. И она сделала меня гениальным. Далинар, она подарила мне безграничный интеллект, но только один раз. На один день. Я меняюсь, знаешь ли. Иногда бываю умным, но эмоционально заторможенным – не чувствую ничего, кроме раздражения. Иногда я бываю глуп, но любая сентиментальная чушь заставляет меня плакать. В большинстве случаев я такой, как сегодня. Болтаюсь посреди спектра посредственности. Только один день великолепия разума. Один-единственный день! Я часто мечтал, чтобы у меня случился еще один, но, думаю, это было все, что подарила мне Культивация. Она хотела, чтобы я сам все увидел. Не было никакого способа сохранить Рошар.
– Ты не видел никакого выхода? – спросил Далинар. – Скажи мне честно. Неужели нет абсолютно никакого способа победить?
Таравангиан молчал.
– Никто не может видеть будущее в совершенстве, – продолжил Далинар. – Даже Вражда. Я не могу поверить, что ты во всем блеске своего безупречного ума не обнаружил ни единой тропы к победе.
– Допустим, ты оказался бы на моем месте, – сказал Таравангиан. – Ты увидел отблеск будущего – лучшего из возможных. Даже лучше, чем смертные могли бы мечтать. И еще ты увидел путь к спасению Алеткара, а с ним и всех, кого любишь, всех, кого знаешь. Ты увидел очень правдоподобную, очень разумную возможность для достижения этой цели. Но ты также узрел, что путь к этой цели – спасению всего мира – лежит через такой чудовищный риск, что он кажется нелепым. И если ты потерпишь неудачу, упустишь свой неимоверно зыбкий шанс, то потеряешь все. Скажи мне честно, Далинар. Разве ты не подумал бы о том, чтобы поступить как я – совершить разумный выбор в пользу спасения немногих? – Глаза Таравангиана заблестели. – Разве не таков путь солдата? Смириться со своими потерями и сделать все, что в твоих силах?
– Значит, ты нас продал? Помог ускорить нашу гибель?
– За определенную цену, Далинар. – Таравангиан снова уставился на рубин, служивший комнате очагом. – Я действительно сохранил Харбрант. Я старался, уверяю тебя, защитить больше. Но все так, как говорят Сияющие. Жизнь прежде смерти. Я спас жизни стольких людей, сколько смог…
– Не употребляй эту фразу, – сказал Далинар. – Твои грязные оправдания ее испачкают.
– Все еще стоишь на своей высокой башне, Далинар? Гордишься тем, как далеко ты зришь, когда на самом деле видишь не дальше собственных ступней? Да, ты очень благороден. Как ты прекрасен – сражаешься до конца, тащишь за собой на смерть все человечество без остатка. Оно обречено, потому что ты никогда не идешь на компромисс.
– Я дал обет защищать народ Алеткара. Это была моя клятва как великого князя. Затем последовала еще более важная присяга – клятва Сияющего.
– И именно так ты защищал алети много лет назад, Далинар? Когда сжигал их заживо целыми городами?
Далинар резко втянул воздух, но отказался отвечать на эту колкость.
– Я больше не тот человек. Я изменился. Я сделал следующий шаг, Таравангиан.
– Полагаю, это правда и мое заявление было бесполезной насмешкой. Я хотел бы, чтобы ты был тем человеком, который сжег город, чтобы сохранить королевство. Я мог бы работать с тем Далинаром. Я бы заставил его понять.
– Понять, что я должен стать предателем?
– Да. То, как ты сейчас живешь – защищая людей, – не твой истинный идеал. Окажись оно так, ты бы сложил оружие. Твой истинный идеал – никогда не сдаваться. Какова бы ни была цена. Понимаешь, сколько гордыни в этом чувстве?
– Я отказываюсь признать, что мы проиграли. В этом-то и проблема твоего мировоззрения, Таравангиан. Ты сдался еще до начала битвы. Ты считаешь себя достаточно умным, чтобы знать будущее, но я повторяю: никто не знает наверняка, что произойдет.
Как ни странно, старик кивнул:
– Да-да, возможно. Я могу ошибаться. Это было бы замечательно, не так ли, Далинар? Я бы умер счастливым, зная, что ошибся.
– В самом деле?
Таравангиан задумался. Затем он резко повернулся – от этого Сзет вздрогнул и шагнул вперед, положив руку на меч. Таравангиан, однако, просто повернулся, чтобы указать Далинару на ближайший табурет.
Таравангиан мельком взглянул на Сзета и застыл. Далинару показалось, что он заметил, как сузились глаза старика. Преисподняя. Он все понял.
Это продлилось всего лишь миг.
– Вон тот табурет, – Таравангиан снова потыкал пальцем. – Я принес его сверху. На случай, если ты придешь. Может, посидим вместе, как когда-то? Вспомним старые добрые времена?
Далинар нахмурился. Он не хотел садиться из принципа, но это и впрямь была гордыня. Он посидит с этим старцем в последний раз. Таравангиан был одним из немногих, кто действительно понимал, каково это – сделать тот выбор, который пришлось сделать Далинару. Он пододвинул табурет и сел.
– Я бы умер счастливым, – повторил Таравангиан, – если бы понял, что ошибся. Если бы ты победил.
– Я так не думаю. Я думаю, для тебя немыслимо потерять роль всеобщего спасителя.
– Как мало ты меня знаешь, несмотря ни на что.
– Ты не пришел ни ко мне, ни к кому из нас. Говоришь, что стал чрезвычайно умным? Понял, что должно было произойти? Каков был твой ответ? Он заключался не в том, чтобы сформировать коалицию; не в том, чтобы возродить Сияющих. Ты подослал к другим королям убийцу, а потом захватил трон Йа-Кеведа.
– Чтобы быть в состоянии вести переговоры с Враждой.
– Не аргумент, а кремная грязь, Таравангиан. Тебе не нужно было убивать людей и становиться королем Йа-Кеведа, чтобы достичь всего этого. Ты хотел стать императором. Ты был не прочь захватить и Алеткар. Ты послал Сзета убить меня, вместо того чтобы поговорить со мной.
– Извини, Черный Шип, но, пожалуйста, вспомни, каким человеком ты был, когда все начиналось. Ты бы не стал меня слушать.
– Ты настолько умен, что можешь предсказать, кто победит в войне, прежде чем она начнется, но ты не видел, что я меняюсь? Неужели ты не понимаешь, что я более ценен как союзник, чем как труп?
– Я думал, ты падешь, Далинар. Я предсказывал, что ты присоединишься к Вражде, если останешься в живых. Либо так, либо ты будешь препятствовать мне на каждом шагу. Вражда был того же мнения.
– И вы оба ошиблись. Значит, твой грандиозный план, твое мастерское «видение» будущего было просто неверным.
– Я… я… – Таравангиан потер лоб. – У меня сейчас не хватает ума объяснить. Вражда устроит все так, что победит независимо от того, какой выбор ты сделаешь. Зная это, я принял трудное решение спасти хотя бы один город.
– Я думаю, ты увидел шанс стать императором и воспользовался им. Ты хотел власти, Таравангиан, чтобы потом отказаться от нее. Ты хотел быть славным королем, который пожертвовал собой, чтобы защитить всех остальных. Ты всегда видел себя человеком, который должен нести бремя руководства.
– Потому что это правда.
– Потому что тебе это нравится.
– Если так, зачем я сдался? Почему позволил заточить себя в эту тюрьму?
– Потому что ты хочешь, чтобы тебя считали спасителем.
– Нет, – ответил Таравангиан. – Это потому, что я знал, что мои друзья и семья могут бежать, если я позволю тебе забрать меня. Я знал, что твой гнев обрушится на меня, а не на Харбрант. Уверен, ты уже выяснил, что те, кто знал о моих занятиях, больше не участвуют в управлении городом. Если бы ты напал на Харбрант, ты бы напал на невиновных.
– Я бы никогда так не поступил.
– Потому что у тебя есть я. Признай это.
Шквал его побери, все правда – и это разозлило Далинара настолько, что у его ног вскипел спрен гнева. Он не был заинтересован в возмездии в адрес Харбранта. Горожане, как и веденцы – как и сам Далинар, – оказались лишь пешками в замыслах Таравангиана.
– Я знаю, это трудно принять, – заметил старик. – Но моей целью никогда не была власть. Я всегда думал только о спасении тех, кого мог спасти.
– Я не могу спорить с этим, поскольку не знаю, что у тебя на уме, Таравангиан. Так что вместо этого я расскажу тебе кое-что, что знаю наверняка. Все могло сложиться иначе. Ты мог бы по-настоящему присоединиться к нам. Буря свидетельница, мне нетрудно представить себе мир, где ты дал обет Сияющего. Я представляю тебя лучшим правителем, чем я когда-либо сумел быть. Я чувствую, что ты был к этому очень близок.
– Нет, друг мой. Монарх не может давать такие клятвы и ожидать, что сможет их сдержать. Он должен понимать, что в любой момент может возникнуть нужда важнее.
– Если это так, то король не может быть нравственным человеком.
– Или можно быть нравственным и все же нарушать клятвы.
– Нет, Таравангиан, – сказал Далинар. – Нет, клятвы – это часть того, что определяет мораль. Хороший человек должен стремиться к цели, которую сам себе определил.
– Ты говоришь как истинный сын Танаваста, – заявил Таравангиан, сложив руки. – И я верю тебе, Далинар. Я верю, что ты думаешь именно то, что говоришь. Ты – человек Чести, воспитанный в соответствующем духе, сообразно религии, которую, быть может, и перевернул с ног на голову, но она сохранила власть над твоим разумом. Хотел бы я это похвалить. Возможно, был и другой путь. Возможно, было и другое решение. Но оно не связано с твоими клятвами, друг мой. И с коалицией благородных монархов – тоже. Оно связано с теми делами, в которых ты некогда знал толк.
– Нет, – сказал Далинар. – Есть справедливый путь к победе. Цели и средства должны соответствовать друг другу.
Таравангиан кивнул, как будто ждал именно такого ответа. Некоторое время они сидели молча, глядя на крошечный рубин. Далинару претила сама мысль о том, куда все зашло, – ведь этот спор подвел его к самой догматичной версии убеждений. Он знал, что в каждой позиции есть нюансы, но все же…
Согласование методов и целей было в самой основе того, чему он научился и кем пытался стать. Он должен был верить, что есть способ править, оставаясь при этом нравственным.
Далинар уставился на рубин, на мерцание красного света, напоминающее молнию Бури бурь. Он пришел сюда, ожидая схватки, но с удивлением понял, что скорее опечален, чем разгневан. Он чувствовал боль Таравангиана, его сожаление о том, что произошло. О том, что они оба потеряли.
Наконец Далинар встал.
– Ты всегда говорил, что быть королем – значит принимать боль.
– Признать, что ты должен делать то, чего не могут другие, – согласился Таравангиан. – Мучиться из-за решений, которые тебе пришлось принять, чтобы другие могли жить с чистой совестью. Знай, что я попрощался со всеми и намеренно сделал себя бесполезным для Вражды и моих бывших соотечественников. Ты не сможешь использовать мою жизнь как повод для торга.
– Зачем ты мне это говоришь? Как пленник ты бесполезен. Хочешь, чтобы тебя казнили?
– Просто хочу быть откровенным. У меня больше нет причин пытаться манипулировать тобой, Далинар. Я добился того, чего хотел. Можешь убить меня.
– Нет, Таравангиан. Ты жил своими убеждениями, какими бы ошибочными они ни были. Теперь я буду жить своими. И в конце, когда я столкнусь с Враждой и выиграю, ты это увидишь. Это будет мой тебе подарок.
– Боль от осознания своей неправоты?
– Ты недавно говорил, будто хочешь оказаться неправым. Если ты искренен – и речь никогда не шла о том, чтобы доказать свою правоту или обрести власть, – то в тот день мы обнимемся, зная, что все кончено. Как старые друзья.
Таравангиан посмотрел на него, и в его глазах стояли слезы.
– Значит, увидимся, – прошептал он. – И обнимемся.
Далинар кивнул и удалился, подхватив Сзета у двери. Задержался ненадолго, чтобы приказать стражникам принести Таравангиану побольше света и удобное кресло.
Когда они уходили, Сзет заговорил у него за спиной:
– Не верь его лжи. Он делает вид, что перестал интриговать, но это не так. Он всегда что-то замышляет.
Далинар взглянул на своего стойкого телохранителя. Сзет редко высказывал свое мнение.
– Я ему не доверяю, – признался Далинар. – Всякий разговор с этим человеком заканчивается тем, что я не могу выкинуть его слова из головы. Это была одна из причин, по которым я и не хотел сюда приходить.
– Ты мудр, – сказал Сзет и на этом, похоже, решил закончить беседу.
Назад: 65. Гипотеза
Дальше: 67. Песнь камней
