Танака почти не пошла на действительную службу. Когда ей было шестнадцать лет и она была лучшей студенткой в своей группе на старшей университетской программе Института Имахара, она всерьез задумалась о карьере искусствоведа. Она прошла три курса обучения, и у нее неплохо получалось. Знание истории, связанной с изображением, делало интереснее и искусство, и историю.

Одно из ее последних эссе было посвящено картине Фернанды Дате под названием "Воспитание третьей мико". На картине была изображена худая женщина, смотрящая прямо на зрителя. Масляная краска, которую использовал Дате, создавала жутковатое впечатление прямого зрительного контакта. Фигура сидела на троне из черепов, а по ее левой щеке текла одна бледная слеза. Танака написал о контексте этого изображения в жизни Датэ - о не реагирующем раке, с которым художница боролась в момент создания картины, об угрозе войны между Землей и Марсом, в которой она выросла, и о ее восхищении синтофашистской философией Умоджа Гуи. Страдания третьей мико изображали последствия ее саморазоблачения и принятия своей собственной скомпрометированной природы.

Танака не думала об этой картине уже несколько десятилетий, как и о том, какой совсем другой была бы ее жизнь, если бы она приняла несколько иных решений в самом начале.

Капитаном "Деречо" был худощавый мужчина по имени Боттон. Корабль содрогался под ними, и от высокой температуры у нее немного кружилась голова. Но она еще не лежала на кушетке, как и он.

"Если мы не искренне пытаемся поймать врага. . ." сказал Боттон и тут же потерял ход мыслей. Недостаточно крови к мозгу.

Она подождала с ответом, пока он придет в себя. "Мы не поймаем их до того, как они пройдут через кольцо. Мы не поймаем их и до того, как они выйдут из кольцевого пространства. Мы устанавливаем их ожидания относительно скорости нашего преследования, чтобы максимально увеличить время, в течение которого они будут чувствовать себя комфортно, оставаясь в кольцевом пространстве. Как только они пройдут через врата Фрихолда, мы ускоримся до еще большей скорости. Почти до максимума, который может выдержать корабль. Наша цель - достичь кольцевого пространства до того, как шлейф их привода полностью рассеется. Так мы определим, через какие врата они сбежали".

"Если бы мы могли... замедлить наше нынешнее приближение..."

"Это означало бы, что потом будет сложнее сгореть".

Боттон начал кивать, но передумал. Свобода во время сильного ожога означала, что позвоночник должен быть очень аккуратно сложен. Танака подавил улыбку.

"Меня беспокоит, полковник", - сказал Боттон, - "что запасы препаратов для высоких температур могут оказаться недостаточными".

Она подняла диаграмму распределения, на которой были указаны запасы сока для экипажа. Пока Боттон наблюдал, она опустила свой собственный до нуля. Под действием силы тяжести его бедственное положение стало похоже на горе собачье.

"Я не прошу никого рисковать, на что не пойду сама", - сказала она. Это была неправда, но это подтверждало ее правоту. Она была сильнее его, лучше его и устала слушать его нытье.

"Да, полковник", - сказал он. Он привстал, повернулся и вышел из кабинета, который раньше принадлежал ему, стараясь распределить вес так, чтобы не сбить колени. Танака подождала, пока он уйдет, и позволила себе расслабиться и вернуться на свою кушетку. Или на свой трон из черепов.

Корабль "Прощение" начал свою жизнь как колониальный корабль, построенный на Паллас-Тихо в те годы, когда Транспортный союз правил кольцевыми вратами. Имея почти два миллиарда квадратных метров грузового пространства и жилые отсеки, по размерам равные внутрисистемному шаттлу, "Прощение" предназначалось для перевозки грузов, а не пассажиров. Экко подписал контракт, когда ему было пятнадцать, и, если не считать года, когда он остался на Фирдоусе, чтобы получить сертификат командира, он практически всегда был там. Его пребывание в должности капитана пережило профсоюз, который его аттестовал. Он пережил орган управления движением на станции Медина. Он пережил железный кулак Лаконской империи, более или менее.

А вот главный акционер "Прощения", похоже, будет мучить Экко до самой смерти. Маллия Курран профинансировала капитальный ремонт корабля за счет частного займа при поддержке совета управляющих, и хотя у нее не было более 50 процентов акций корабля, она могла получить коалицию, сделав два звонка и назначив свидание за чашкой кофе. К тому же она была племянницей Коми Туана, так что все полулегальные действия, которые она совершала, пресекались магистратами. Как и старые боги Земли, большую часть времени она игнорировала Экко и Прощение, а те дни, когда она этого не делала, почти всегда были плохими. Пять часов назад она запросила отчет о состоянии дел, и с тех пор он все думал, как ответить.

Он устроился в своем кабинете, проверил свое изображение на экране и начал запись.

"Всегда рад вас слышать, магистр Курран. На корабле все пять на пять. У нас полный груз руды и образцов для Бара Гаона, и я получил заверения, что обратный груз будет готов, когда мы прибудем туда. Мы просто ждем протокола о прохождении, прежде чем начнем транзит". Он попытался беспечно улыбнуться, но улыбка вышла натянутой. "Вы же знаете, как это бывает с большими грузами. Хочется убедиться, что мы все делаем по правилам и все такое. Я проверю, как только мы получим подтверждение".

Он сохранил сообщение и отправил его прежде, чем успел усомниться в себе. Четыре часа до Фирдоуса, и, возможно, сообщение дойдет до нее, пока она спит. Это даст ему еще несколько часов, прежде чем она начнет себя изводить. Что она и сделала бы.

Он уже знал, какие аргументы она приведет: Протоколы метрополитена были руководством, а не законом; инфраструктура для их поддержки была создана лишь частично; что, черт возьми, он собирался делать, если разрешение не будет получено? Просто сидеть на плаву, ожидая разрешения на полет, пока кто-то другой подкупает офицеров снабжения в Бара Гаоне, чтобы получить почву, топливные гранулы и принтеры для производства, которые нужны Фирдоусу?

Она тоже не была полностью неправа. Грузовой корабль, который не перевозил грузы, не представлял собой ничего особенного.

"Черт", - сказал он ничему конкретному и всему вообще. Он открыл канал связи с пилотской станцией двумя палубами ниже. "Аннамари? Ты там?"

"Да", - ответил пилот.

"Дай нам четверть g в сторону ворот, хорошо? Нам придется это сделать, разрешат или не разрешат".

"Понятно. Выполняю", - сказала она и отключила связь. Через несколько секунд включилось предупреждение о коррекции тяги. Если ему никто не ответит, ему придется решать: включить торможение или пройти через ворота без разрешения, зная, что там находится целая армада независимых грузовых кораблей, которые делают те же расчеты, что и он.

Но какого черта, в самом деле. Жизнь - это риск.

 

"Она уже совсем близко", - сказал Джим. "Мы уверены в этом?"

"Мы можем опередить ее", - сказал Алекс по связи и с палубы выше. "Она знает это. Если она подойдет слишком близко, мы ускоримся, тогда и ей придется ускориться. Или мы решим прорываться, и она будет знать, насколько близко мы готовы ее подпустить. Сейчас она готова сбросить реакционную массу, а я - нет. Если это изменится, все изменится".

"Ты говоришь очень философски об этом".

Он мог слышать улыбку в голосе Алекса. "Я всегда восхищался этой частью. Мне не очень нравится, когда в конце убивают друг друга, но в этой части разговора есть поэзия. И есть некоторые решения, которые нам придется принять".

Джим повернул голову. Наоми уже смотрела на него. Тереза и Амос выходили на связь из машинного цеха.

"Система Нуриэль отклоняется от нашего нынешнего курса всего на десять градусов", - сказала Наоми. "Нам не понадобится торможение. Там есть некоторые подземные ресурсы".

"Но Танака знал бы, что нам не нужно торможение", - сказал Алекс. "Мы можем проскочить пространство кольца от одного конца до другого за несколько минут, если я правильно выберу угол, но это будет все равно, что нарисовать стрелку, куда мы попали. Если идти медленнее, то у нас будет более широкий диапазон систем, в которые мы могли попасть".

Корабль гудел и звенел, резонанс привода играл свою долгую, знакомую музыку. На его экране лаконский эсминец двигался вперед, сокращая расстояние между ними. Перехват все равно произойдет намного позже, чем они пройдут через кольцевые врата и выйдут через другие. Паника, прочищающая горло в затылке Джима, не была основана ни на чем, кроме него самого.

"Мы также не хотим пройти так быстро, что сами станем голландцами", - сказал он, скорее размышляя вслух, чем говоря остальным то, о чем они еще не подумали. "И в зоне замедленного хода могут быть другие лаконские корабли. Мы не можем быть уверены, что их там нет".

"Я не знаю, как это контролировать", - сказала Наоми. "Но мы можем нацелиться на те системы, где за нами, скорее всего, будет меньше глаз. Это лучшее, что мы можем сделать".

Было так много рисков. Если бы у Лаконии был корабль-наблюдатель, их бы обнаружили. Если враг наблюдал с солнечной стороны любых врат, через которые они проходили, как Деречо во Фрихолде, то их поймают. Если Танака, дыша им в затылок, придумал какую-то хитрость, о которой он не подумал, их поймают. Если они пройдут слишком быстро или с большим количеством других кораблей, они погибнут. Если они слишком долго пробудут в медленной зоне и то, что было внутри врат, снова вырвется наружу из кольцевого пространства, они погибнут. А если все получится... что тогда? Мертвые или захваченные - вот состояние провала. Он не был уверен, как выглядит успех.

Возможно, следующий шаг. Неважно, знал ли он, чем все закончится, главное, что он всегда знал, что будет дальше. Ты можешь проехать тысячу километров, если у тебя есть одна хорошая фара. Матушка Элиза говорила так, когда он был ребенком. Он уже давно не вспоминал о ней. То, что ее голос донесся до него сейчас так отчетливо, было похоже на предзнаменование, но он не знал, какое.

"Кэп?" сказал Амос.

"Да?"

"Нам нужно сходить к доктору".

Он замолчал на секунду. "Система Адро?"

"Там будут только лаконийские корабли", - сказала Наоми.

Тереза ответила. "Но все они будут подчиняться доктору Окойе. И больше там ничего нет. Полковник Танака не будет этого ожидать".

"Мы только что заправились", - сказал Алекс. "Если мы собираемся куда-то долго и спокойно плыть, то сейчас самое время для этого".

"Кэп", - снова сказал Амос. Что-то было в его голосе. "Нам нужно сходить к доктору".

Джим не хотел этого делать, и он не был уверен, почему он этого не хочет. Нет. Это было неправдой. Элви была их последней надеждой против тьмы, и если он увидит, что она потерпела неудачу, у него больше не будет даже этого. Это не было достаточной причиной, чтобы оставаться в стороне.

"Алекс, проложи самый быстрый транзит, какой только сможешь, к системе Адро".

 

Кит проснулся. Жгут рядом с ним был пуст. Сначала он подумал, что Рохи кормит Бакари, но это было не так. Ребенок лежал в своей собственной маленькой спальной упряжке, глаза были закрыты, руки вытянуты вперед, словно он никогда не покидал амниотический мешок. Его сын выглядел совершенно умиротворенным. И это хорошо, потому что никто другой не был спокоен.

Как можно тише Кит расстегнул ремни и синхронизировал свой карманный компьютер с системой кабины. Он должен был следить за Бакари и предупредить его, если ребенок срыгнет. Затем, как можно бесшумнее, он выскользнул из каюты на общий камбуз.

Свет был приглушен до ночного режима, и Рохи освещала свое лицо снизу. Флаг их будущего дома был тенью над ее правым плечом. Ее глаза были прикованы к маленькому экрану, и выражение ее лица было пустым. Ему не нужно было спрашивать. Он знал, на что она смотрит. Кадры из системы Сан-Эстебан.

Он остановился рядом с ней, его магнитные ботинки были сняты и парили в воздухе. Она посмотрела на него и улыбнулась с сожалением. С сожалением и, может быть, немного обиженно.

"Мы почти у ворот", - сказал Кит. "Еще несколько часов."

Рохи кивнула, но на экране ее портативного компьютера появилось что-то новое, и он задержал на ней взгляд. Ужасы системы, состоящей из множества мертвых людей, воспроизводимые снова и снова, с комментариями на десяти языках и сотней политических ортодоксов. Научные материалы о способах смерти. Религиозные материалы о ее духовном смысле и о том, что она говорит о воле Божьей. Политические материалы о том, почему в этом виновата какая-то другая идеология. Она смотрела их все, словно искала что-то в изображениях трупов. Смысл, возможно. Или надежду.

"Тебе нужно поспать", - сказал Кит. "Малыш скоро проснется, а я его не так впечатляю, как ты".

"Он не видит, что с тобой что-то не так", - сказал Рохи. "Он ребенок, и он уже знает, что у меня стресс".

"Между нами двумя, мы - его вселенная".

"Что, если мы не должны этого делать?"

"Что делать, детка?"

"Все это? Отправляться на другие планеты. Полет к другим звездам. Что, если Бог не хотел этого?"

"Ну, тогда им надо было раньше высказаться, я думаю. Сейчас уже поздно поворачивать назад".

Она усмехнулась и отключила портативный телефон. Он почувствовал облегчение. Он не знал, что бы он сделал, если бы она отказалась от просмотра телепередач. Наверное, вернулся бы в хижину один.

"Как мы это сделаем?" - пробормотала она. "Они все только что умерли, и все равно все продолжают делать то, что делали".

"Никаких вариантов. Мы продолжаем, потому что продолжаем". Он вытер пленку слез, образовавшуюся вокруг ее глаз. "Все будет хорошо", - сказал он, слыша, как мало веса имеют эти слова. Как мало он в них верил. "Иди в постель".

С одной стороны, погоня выглядела просто. Роси тормозил, все еще устремляясь к воротам Фрихолда, но все медленнее и медленнее. К тому времени, когда он пройдет через них, скорость будет достаточно низкой, чтобы он мог отклонить траекторию полета на тридцать четыре градуса, необходимые для того, чтобы выскользнуть из врат Адро или любых других сотен врат. Лаконский разрушитель "Дерехо" имел большую скорость и только сейчас начал тормозить. Он должен был проскользнуть через врата Фрихолда, двигаясь быстрее, тормозя сильнее, раскаляя свой мощный лаконийский привод настолько, что рисковал гибелью некоторого процента экипажа. Возможно, он сможет найти врата, через которые прошли Роси. Может быть, он ошибется. Может быть, он сгорит, чтобы сбросить всю свою скорость и остановиться в кольцевом пространстве, чтобы можно было поискать следы прохода Роси. Или, черт возьми, может быть, он выйдет из строя, закрутится в неповерхностном пузыре между кольцевыми вратами и будет уничтожен. Джиму и раньше везло.

С другой стороны, погоня была до невозможности сложной. Одним движением глаз он мог переключить дисплей на вероятностную трехмерную карту, показывающую все возможные траектории полета "Роси", сложные точки принятия решений, где уравнение со значениями времени, вектора, дельта-v, упругости человеческого кровеносного сосуда и положения корабля в пространстве определяло момент, когда возможное будущее ускользало. Джим перемещался между двумя видами - кривой предполагаемого пути "Роси" и взвихренного, лилиевидного конуса, который представлял собой возможные пути "Деречо". Затем перешел к запутанной паутине событий, которые могли произойти, но еще не произошли, сужающейся с каждой секундой и оставляющей за собой тонкую нить, называемую историей. Его челюсть болела от замедления. Никто не разговаривал уже несколько часов, и его головная боль, вероятно, была просто головной болью. Инсульты так долго не проходят.

ПОДГОТОВКА К ТРАНЗИТУ Алекс передал сообщение всему экипажу. На внешних телескопах тысячекилометровый диаметр врат был еще почти слишком мал, чтобы его разглядеть. Джим наблюдал, как они медленно росли, пока не стали размером почти с ноготь его вытянутого большого пальца, а затем все звезды во Вселенной разом сорвались, пройдя через них в кольцевое пространство.

Весь пузырь со всеми воротами был чуть меньше объема звезды системы Сол. Миллион землян не смог бы его заполнить. При их скорости они не пробыли бы в нем долго.

Роси сдвинулся под ним, поворачиваясь по идеальной дуге, соединяя врата Фрихолда и врата Адро в логической взаимосвязи, определяемой сложной математикой, которую огромная мощность корабельного привода с трудом пыталась преобразовать в физическую реальность. Если подача реакционной массы застопорится, они собьются с курса. Если они пропустят врата Адро, все, что последует за этим, будет чьей-то проблемой. Джим не мог понять, колотится ли его сердце от страха или просто от усилий по поддержанию притока крови к мозгу.

Слева от него Наоми хрюкнула, и это прозвучало как тревога. У него внезапно вспыхнуло воспоминание о медицинской тревоге, когда Фред Джонсон умер в той же кушетке, в которой находилась она, и его сердце забилось быстрее. Тревога не прозвучала, но на его экран пришло личное сообщение от нее.

СЛИШКОМ МНОГО КОРАБЛЕЙ.

Он снова переключил дисплей. Схема движения в кольцевом пространстве. Дюжина транспондерных кодов, переданных из Сола, Таиф из Хонгдэ, Прощение из Фирдоуса, и вдвое больше пингов неопознанных приводных шлейфов. Он попытался переключить анализ, чтобы учесть их все, но не успел - пришло еще одно сообщение от Наоми.

ЭТО БЕЗУМИЕ. ОНИ ПРОВАЛЯТ ТРАНЗИТ. ЧТО ОНИ ДУМАЮТ, ЧТО ДЕЛАЮТ?

Но она знала, что они делают. То же, что и они. Смотрят на риск, и каждый по отдельности решает, что имеет смысл бросить кости. И некоторые, конечно, потерпели неудачу. Некому было следить за тем, сколько кораблей вошло в кольцевые ворота и не вышло с другой стороны. Если "Роси" будет потерян, он не знал, сколько времени пройдет, прежде чем кто-нибудь это поймет. Возможно, никогда.

Он переключил систему на оценку угрозы, и ответ пришел сразу же. Два корабля должны были выйти из кольцевого пространства до того, как "Роци" достигнет Адро: корабль-колония, работающий без ретранслятора, который находился почти у ворот Беренхолда, и "Прощение", огромный грузовой транспортник из Фирдоуса, который пройдет в Бара-Гаон за несколько минут до того, как "Роци" достигнет ворот Адро. Если предположить, что кольца были в базовом состоянии, "Роси" переживет переход. Предполагая, что за это время никакие другие корабли не войдут через врата кольца.

Если предположить, то есть предположить многое из того, на что у него не было никаких оснований.

 

Звезды вернулись. Те же звезды, что и дома, только в несколько иной конфигурации. Экко позволил своей голове упасть обратно в гель кушетки. Какое-то время он ничего не говорил, почти ничего не чувствовал, а затем глубокое облегчение прокатилось по нему, как волна, подняв его сердце и заставив его снова засмеяться.

Он понял, что его коммуникаторы открыты, по мягкому ритму ругательств Аннамари на французском. Она говорила не с ним и вообще ни с кем. Может быть, с Богом.

"Немного переполнен сегодня, да?" сказал Экко.

Аннамари перешла на английский. "Черт, это было слишком, старик".

Экко снова засмеялся. Разрядка была почти посткоитальной. Он был здесь, на своем корабле, в системе Бара Гаон, а не в той вопящей пустоте, которая пожирала корабли, вытянувшие короткую соломинку.

"Я собираюсь уволиться", - сказала Аннамари. "Я найду квартиру в Бара-Гаоне и честную работу, выйду на пенсию, рожу детей и больше никогда не пройду через эти чертовы ворота. Черт возьми". Он услышал усмешку в ее голосе и понял, что она не всерьез, пока не протрезвела. "Серьезно, капитан. Кто-нибудь там умрет, если там будет так много народу".

"Верно, но не мы. Не сегодня. Соедините меня с дорожным управлением и клиентом. Пусть знают, что мы здесь".

"Что мы живем, чтобы содрать кожу с наших задниц в другой день", - сказала Аннамари. "Заметано. Я дам тебе знать, когда получу замок".

Росинант закричал. Компрессионные швы коснулись внутренней границы своих допусков. Массивные пластины корпуса из углеродно-силикатного кружева глубоко уперлись в свои опоры. Привод завывал и толкался вверх против стремительного пузыря из керамики, металла и воздуха. На дальней стороне врат Адро вырисовывались клубящиеся звезды, почти скрытые за шлейфом привода.

Это был абсурдный способ умереть, подумал Джим.

У него болела челюсть, и он продолжал терять маленькие кусочки времени. Алекс направил шлейф привода "Роси" в сторону врат Адро, сбрасывая как можно больше скорости и совершая переход на несколько секунд позже в неизмеримой надежде, что это изменит ситуацию. Через кольцевое пространство Дерехо приближался. Было так много возможностей, чтобы все это пошло не так, и что тогда?

Маленький мальчик матери Элизы пронесся бы по дуге из Монтаны через войны, чужие солнечные системы, любовь и отчаяние и умер бы, врезавшись в единственную опасность, о которой он знал десятилетиями, - прямо здесь, черт возьми. Это было слишком глупо, чтобы даже квалифицировать это как иронию.

На экране появилось сообщение от Наоми - ТЫ В ПОРЯДКЕ? - и ему пришлось заставить себя не повернуться, чтобы посмотреть на нее. Он не был уверен, что сможет повернуться назад под этим ожогом. Кровь прилила к затылку, и неприятное электрическое шипение сока было, он был уверен, единственным, что удерживало его от нескольких ударов сразу. Он начал отвечать ей, но потом забыл, что делает. Врата приближались, увеличиваясь в размерах сначала медленно, потом быстро, потом все сразу.

Ожог начал уходить, медленно смещаясь вниз, к поплавку, чтобы избежать реперфузионных повреждений, которые возникают, когда кровь слишком быстро приливает к тканям, из которых она была выжата. Его руки и лицо покалывало. Он снова увидел сообщение Наоми и вспомнил, что не ответил.

Он попытался сказать: "Я в порядке", но это вышло как крик. Несколько секунд он массировал горло, перемещая хрящи и мышцы обратно на свои места, и попытался снова.

"Я в порядке", - удалось ему. "Я в порядке. А ты?"

"Я очень горжусь тем, что не сижу сейчас в луже чего-то злополучного", - сказала она, но шутка прозвучала сердито. Ожог Роси упал до g, затем до половины. Он огляделся. Ее рот был глубокомысленно нахмурен.

"Они не следуют протоколу", - сказал он.

"Я должен был принять предложение Трехо. Это не сработает, если кто-то не будет следить за соблюдением протокола. Не хватает сотрудничества".

"Сейчас нет. Но это не значит, что его не будет никогда".

"Они - люди", - сказала Наоми, в ее тоне чувствовалась усталость. "Мы пытаемся сделать все это с людьми. Недальновидность закодирована в нашей ДНК".

На это у него не было ответа. Мгновение спустя связь заработала, и Амос с Терезой доложили о проводимых после сгорания ремонтных работах, Алекс начал плотно устанавливать связь с "Соколом", а Наоми проверяла, не захватил ли корабль какие-нибудь ожидающие пакеты связи из подземелья во время прохождения через кольцевое пространство.

Джим следовал за ними, внося свой вклад, где мог помочь, но самое главное, что засело у него в голове, как запоминающаяся, мрачная мелодия, был голос Наоми. Мы пытаемся проделать все это с людьми.

 

Деречо" прошел через врата Фрихолда и вошел в кольцевое пространство, привод нажимал на тормозной ожог на пределе допустимого для корабля - что было то же самое, что сказать о пределе допустимого для экипажа. Деречо" мог вложить в свои маневры достаточно gs, чтобы раздавить обтянутые кожей мешки с соленой водой. Танака была готова потратить несколько жизней, если это означало поймать добычу. Если это делало ее кровожадной, то так тому и быть. Она всегда чего-то жаждала. С тем же успехом это могла быть кровь.

Как только искажение врат исчезло, даже с трудом переводя дыхание, она направила корабль на сканирование вакуума по краям более чем тринадцати сотен врат. Шлейф привода "Росинанта" мог исчезнуть, но остывающее облако, бывшее его реакционной массой, все еще было там, медленно рассеиваясь в мягкий туман из водорода, кислорода, озона и водяного пара, который составлял большую часть физической массы в пространстве кольца. Со временем все частицы придут в соприкосновение с краем пространства и будут аннигилированы, но до тех пор информация оставалась там. Тонкий перст, указывающий на путь, которым шел ее враг.

Если бы только она успела проскочить до того, как он рассеялся слишком далеко, чтобы найти ее...

Привод "Дерехо" запустился, корабль перешел в свободное падение, и ее пронзила волна тошноты. Она проигнорировала ее, подняв тактический дисплей. Кольцевое пространство было до смешного заполнено. Это было все еще меньше кораблей, чем она видела в среднем на подходе к военно-морской базе на Каллисто, но Каллисто никогда не приходилось беспокоиться о том, что внепространственные ужасы сожрут некоторые корабли, когда те попытаются приземлиться. Контекст - это все.

Деречо уже просканировал и отбросил все из них - ни один не был "Росинантом". Она все равно проверила визуальные профили и сигнатуры дисков. Алгоритмы распознавания были великолепны, но они не были человеческим глазом. То, что могло обмануть одного, часто не могло обмануть другого.

"Полковник Танака?" спросил голос Боттона с экрана ее коммуникатора.

"Что?"

Дерехо отметил всплеск света и высокоэнергетических частиц, проходящих через врата Сол. Первый щекочущий шлейф привода какого-то другого корабля, собирающегося пройти через это кольцо.

"У нас срочные медицинские проблемы с..." Боттон сделал паузу, перевел дыхание. "С несколькими членами экипажа. Если мы сможем сделать паузу достаточно долго, чтобы доставить их в медицинский отсек..."

"Сделайте это", - сказал Танака.

"Спасибо, полковник", - сказал он.

"Где вы, маленькие ублюдки?" пробормотал Танака.

Ворота Сол затрепетали от света.

 

Бакари суетился, потому что был расстроен. Педиатр предупреждал Кита об этом перед началом путешествия. Время, проведенное в условиях пониженной гравитации, немного ослабит мышцы и кости Бакари. Не настолько, чтобы он не смог восстановиться, когда снова окажется в постоянной гравитации, но достаточно, чтобы во время более сильных ожогов во время путешествия ребенок оказался не в состоянии делать то, что делал раньше. Тормозной спуск в кольцевое пространство был отмечен во время их первой встречи как место, где дети возраста Бакари могут испытывать трудности. Тогда это не казалось слишком сложным.

Теперь это казалось обременительным.

"Ну же, медвежонок", - сказал Кит, улыбаясь маленькой мордочке, которая с яростью смотрела на него. "Все в порядке. Послушай, как мы поем, да? Послушай, как мы поем".

Шел третий час с тех пор, как Бакари проснулся после сна. Первые два заняла Рохи. Сейчас она была в магазине и покупала острое карри для братьев из "Конфетки с облома" в качестве извинения за крики и плач. Остальные пассажиры были достаточно любезны, чтобы не жаловаться, а также достаточно любезны, чтобы милостиво принять ее мирное подношение. После этого Рохи пообещал провести час в спортзале. Ни один из них не соблюдал график физических упражнений, и они заплатят за это, когда "Прейс" достигнет Ньивестада.

"Слушай", - пел Кит. "Маленький мальчик, слушай. Послушай, как поет твой усталый папа".

Он издал трель в задней части своего горла, что, как он помнил, делал его собственный отец, еще в древние дни до развода. Бакари начал, сосредоточившись на нем, словно у Кита выросла вторая голова.

"О. Тебе это нравится?" Кит ворковал, потом снова затрещал.

Маленький ротик развязался, и, словно чудо, явленное верующим, малыш засмеялся. Кит улыбнулся ему, и Бакари улыбнулся в ответ.

"Жжение почти закончилось", - пел Кит, импровизируя скольжение и пропуск мелодии. "Скоро мы пройдем через ворота".

Бакари перевернулся со спины на бок и вытянул вверх руку, как делал это с тех пор, как оказался в животе у Рохи. Скоро он уснет, и Кит почувствовал прилив предвкушения. Когда его сын уснет, он тоже задремлет. Боже, ему нужно было поспать.

"Закрой глаза и отдохни, сынок", - пропел он и осторожно покачал маленькую кушетку. Он протягивал гласные звуки долго и успокаивающе. "Здесь нет ничего, что тебе нужно..."

Глаза Бакари дрогнули, закрылись, потом снова открылись. Было что-то странное в том, как свет поймал округлость его щеки, и Кит потерял свою собственную мелодию, очарованный текстурой кожи сына. Свет показывал так много деталей, складки гладкой, как у младенца, кожи, блеск масел, и Кит каким-то образом погрузился в это, погрузился во фрактальную сложность. Когда он понял, что что-то не так, было уже слишком поздно.

Бакари был рядом, так же близко, как и раньше, но то, что было его мальчиком, оказалось сложной вибрацией - молекулы и атомы в сгустках и узорах, слишком барочных, чтобы понять, где начинается одно и заканчивается другое. Кит упал вперед, на то, что должно было быть его коленями, и боль от этого была такой, словно он наблюдал за падением домино, крошечные электрохимические искры переходили от нерва к нерву. Мерцание в воздухе было криком Бакари. И Кит тоже кричал. Ощущение воздуха, терзающего горло, было каскадом стремительно летящих острых как бритва атомов.

Что-то более твердое и реальное, чем они сами, проскользнуло сквозь нагромождение атомов, которыми была стена. Нить сознательной тьмы, которая никогда не знала света и была его противоположностью. Кит попытался сдвинуть облака, которые были его руками, вокруг облака, которое было его сыном, отдаленно понимая, что это не имеет значения. Он был не более твердым, чем стена.

Тьма вихрем устремилась к нему, рассеивая его. Рассеивая его сына.

Голос, огромный, как горы, прошептал...

Сигнал тревоги привлек внимание Танаки. Что-то шло не так у ворот Сол. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она видит. Приток быстро движущихся частиц только что упал до нуля. Это означало бы, что прибывающий корабль отключил свой привод, но фотоны все еще проникали через врата. Какой бы корабль ни прилетел с Сола, он не долетит. Они уже начали переходить на голландский режим и даже еще не знали об этом.

Это была не ее проблема, а даже если бы и была, она ничего не могла с этим поделать. Она вернулась к анализу разброса и охоте на "Росинанте". Было более 40 процентов вероятности, что что-то прошло через Бара Гаон во временном интервале, который она рассматривала...

"Черт", - сказала она никому.

Она позволила Дерехо продолжить подсчеты и вернула экран к вратам Сола. Наблюдала за крушением поезда. Свет становился все меньше и ярче. Диск почти достиг врат. Сама того не желая, она вздохнула. Целая куча людей должна была погибнуть без всякой причины, просто потому, что им не повезло с маршрутом движения. Ее охватило сочувствие. В условиях, когда вокруг них рушится вселенная, казалось мелочью, что враг все еще пожирает случайные корабли.

"Покойтесь с миром, несчастные ублюдки", - сказала Танака, когда шлейф привода погас, затерявшись там, куда уходили потерянные корабли.

Прозвучал сигнал тревоги, и на полсекунды она подумала, что это объявили о потере корабля, базирующегося на Соле. Но "Дерехо" волновало не это. Его волновало все остальное. Танака посмотрела на данные, и ее нутро сжалось. Она открыла запись с внешних телескопов. Поверхность пространства между кольцами светилась жемчужно-серым цветом, по ней перемещалась рябь темноты, заставляя вспомнить акул, плывущих по мутной воде. Адреналин затопил ее организм, а волна головокружения была настолько сильной, что она стала искать неисправность в подруливающем устройстве.

"Боттон", - начала она, доверяя Деречо, что он знает, что ей нужен открытый канал связи. "У нас проблема".

Поверхность кольцевого пространства сдвинулась. Прогнулась. Кипела.

Инопланетная станция в центре кольцевого пространства вспыхнула, как крошечное солнце.

С Танакой произошло нечто, похожее на пробуждение без предварительного засыпания. Ее сознание сдвинулось, открылось, стало таким, каким оно не было еще мгновение назад. Она была на своей кушетке, но она также была и в медицинском отсеке с мучительной болью в голове, и в каюте Боттона с колбой виски в руке и ожогом от него в горле. Она видела тысячу глаз, ощущала тысячу разных тел, знала себя под тысячей разных имен.

Алиана Танака закричала.

 

Голос, огромный, как горы, прошептал.

Он прошептал "Нет".

Разрозненный мир остановился в своих вихрях и хаосе. Темные нити застыли на своих местах, вибрируя и извиваясь, но не в силах пробиться сквозь облака и точки, которые были материей. Осознание, которое было Китом, дрейфующее, разбитое и рассеянное, увидело свою собственную боль, свою собственную беду, все еще вспыхивающие импульсы, которые были нейронами его ребенка, когда они выстрелили. Что-то похожее на звук грохотало и ревело, и темные нити истончились. Они стали черными нитями, влажными, как сгустки крови. Потом нити. Потом клубы дыма.

А потом ничего.

Пути, по которым тьма разметала разрозненные частицы, сместились, словно видеосообщение, воспроизводимое медленно и в обратном направлении. Что-то мешало сливки в кофе, и, возможно, это был Кит. Непостижимое в своем разнообразии взаимодействие вибраций, из которых состояли атомы и молекулы, начало разделяться. Медленно вращающийся поток, подобно реке, протекающей мимо илистого берега, стал воздухом из вентиляционного отверстия. Или кровь, проходящая через артерию. Плотность стала реальной.

Появились поверхности. Затем предметы, а потом Кит смотрел в широкие, испуганные глаза Бакари. Сердце Кита затрепетало, как у человека, забывшего на середине фразы, а затем заколотилось, каждый удар был настолько сильным, что он увидел пульс в своих глазах. Он крепко обхватил сына руками, когда Бакари застонал, и прижал его к себе, укрывая от угрозы, которую он не понимал и не мог определить в пространстве.

Другой мужчина, тот, которого не было в комнате, свалился в изнеможении и закрыл глаза. Дверь каюты хлопнула, и Рохи оказался там, с яркими, полными паники глазами.

"Ты делаешь ему больно", - крикнула она. "Кит, ты делаешь ему больно!"

Нет, - попытался сказать Кит, - я просто держу его. Он плачет только от страха. Он не мог найти слов, а когда посмотрел вниз, оказалось, что он сжимает его слишком крепко. Он заставил свои руки расслабиться, и плач Бакари стал громче. Он позволил Рохи взять их сына. Его тело дрожало, глубокая пульсирующая дрожь.

"Что это было?" сказала Рохи, ее голос был пронзительным от страха. "Что только что произошло?"

 

Сокол" находился близко к алмазу Адро, и хотя он не был на противоположной стороне местной звезды, но и не находился в точке орбиты, ближайшей к вратам. Световая задержка составляла шестьдесят две минуты, а это означало, что должно пройти сто двадцать четыре, прежде чем будет подтверждена фиксация плотного луча. Джим, конечно, мог послать сообщение по лучу сверхкогерентного света еще до того, как произойдет рукопожатие, но почему-то это казалось невежливым. Находясь в системе, они вываливали на колени Элви огромное ведро неудобных решений. Дать ей возможность отказаться от разговора с ним казалось наименьшим, что он мог сделать с точки зрения этикета.

До этого момента он проводил осмотр с помощью автодока в медицинском отсеке. Медицинская экспертная система была трижды модернизирована за десятилетия, прошедшие с тех пор, как "Роси" стал первоклассным кораблем MCRN, и хотя сейчас там были лучшие технологии, то, что у них было, было чертовски хорошо. Конечно, это было лучше, чем то, с чем он вырос.

Он позволил системе проверить его на наличие небольших кровотечений и разрывов от долгого ожога и выкачать суспензию целевых коагулянтов и специальных гормонов регенерации. Хуже всего было странное, почти формальдегидное послевкусие, которое преследовало его на задней части языка в течение двух дней после процедуры. Небольшая цена за то, что вероятность инсульта на 8% меньше.

Наоми вплыла внутрь, переходя от поручня к поручню с грацией, свойственной практике всей жизни. Джим улыбнулся и жестом показал на автодок рядом со своим, словно предлагая ей кресло рядом со своим на камбузе. Она осторожно покачала головой.

Он чуть было не спросил, что ее беспокоит, но понял. Большой трафик в зоне медленного движения. Он чуть не сказал, что это не ее вина, что было бы правдой, но она и сама это знала. Но это не мешало ей нести тяжесть.

"Может быть, корабль Танаки пошел на голландца", - сказал он.

Как он и надеялся, она усмехнулась. "Нам должно повезти. Это никогда не те, кого ты хочешь".

"Наверное, это правда".

"Хуже всего то, что есть ответ, понимаешь? У нас есть решение. Возможно, есть десятки решений. Все, что нужно, это чтобы люди согласились с одним из них и выполняли его. Сотрудничество. И я мог бы..."

Голос Алекса прозвучал по корабельной связи. "Вы все это видите?"

Наоми нахмурилась.

"Видите что?" спросил Джим.

"Кольцевые врата".

Джим потянул руку, но автодок жалобно пискнул. Наоми включила настенный экран и переключилась на внешние прицелы. Позади них врата Адро были тем, чем были все врата - темным, спиралевидным материалом, сформированным непостижимые эоны назад странным искусством протомолекулы. Только теперь они не были темными. Они сияли. Весь круг врат светился голубовато-белым светом, из него, как из авроры, исходили потоки энергетических частиц.

Наоми тихонько присвистнула.

"Оно начало делать это пару минут назад", - сказал Алекс. "Я тоже получаю от него много излучения. Ничего опасного - много ультрафиолета и радио".

"Эймос?" сказал Джим. "Ты смотришь на это?"

"Конечно".

"Итак, ты знаешь то, что тебе не положено знать. Есть какие-нибудь мысли по этому поводу?"

Он услышал пожатие плечами в голосе большого механика. "Похоже, кто-то его включил".