Глава 9
Вечер шел на убыль. Давно вернулся дед, они поужинали. Убрала посуду Александрина и уехала. Зашел Леон предупредить, что работу на сегодня закончил. Дед отлучился в кабинет «на пять минут, сделать пару звонков». Ник сидел в библиотеке, размышляя, за что взяться: полистать экзаменационные билеты по физике, решить шахматную задачку или снова открыть папку с досье на Матвея Дёмина. Экзаменационные билеты надоели до зубовного скрежета. В шахматный этюд погрузиться не успеет – вернется дед и потащит в тир, кажется, он пытается сделать из внука снайпера. Значит, остается досье.
Ник потянул с книжной полки папку. Он не трогал ее с тех пор, как прочитал материалы по убийству подростков в Ковале. Мерзкая история. В маленьком городке оборотни за полгода загрызли семнадцать человек. УРК отлавливал их поодиночке, накрыть всю стаю не получалось. Долго готовили операцию, прошерстили всех мало-мальски подозрительных. Но тут прибыли Псы. Оборотни затаились, а Псы отметили семерых мальчишек. Каким-то образом в городе узнали, что один из тех, кого освободил л-рей, должен был стать оборотнем. Фаддея Раймирова растерзала толпа. А вместе с ним остальных, тоже отпущенных на свободу. В стенограмме – то ли интервью, то ли допроса кого-то из чиновников – практически открытым текстом говорилось, что информацию слил л-рей. Но зачем? По глупости? В то, что Дёмин дурак, Ник не верил. Как выражается дед, «профессиональная деформация»? Но разве можно спасти человека – пусть даже будущего оборотня! – а потом выдать его толпе? Личные счеты? Проще было отправить Раймирова в резервацию.
– Микаэль, я освободился. – Дед заглянул в библиотеку. – Что с тобой?
Ник закрыл папку.
– Так… Противно.
Георг смотрел вопросительно.
– Я читал про Раймирова.
– Напомни.
– Ну, как его и еще других убили в Ковале из-за оборотней.
– А… Ты прав, ситуация получилась неприятная. Тогда перетрясли весь состав УРКа, и местный, и областной, но откуда потекла информация, не нашли. А допросить л-рея, сам понимаешь…
Его прервал звонок – прокатился эхом по комнатам. Дед снял трубку телефона, стоящего на бюро.
– Леборовски слушает.
Ник встал, чтобы убрать папку на место.
– Когда?!
Обернулся, услышав изменившийся голос деда.
– Да. Сейчас буду.
Георг положил трубку и провел ладонью по лицу.
– Что-то случилось?
– Майор Алейстернов погиб. Попал под машину неподалеку от собственного дома. Извини, Микаэль, мне нужно уехать.
Дед вышел.
Ник опустился в кресло и зажал ладони между коленями. Его почему-то начало знобить.
– Микаэль, ты не боишься оставаться сейчас один? – донесся голос деда.
– Нет! – удивившись, громко ответил Ник.
– Я постараюсь вернуться побыстрее.
Хлопнула дверь. Через какое-то время прошуршали по гравию колеса.
Погиб? Майор УРКа с большим опытом оперативной работы попал под машину?
Ник посидел еще, а потом резко поднялся.
Пошел анфиладой в холл. Из комнаты в комнату, через серый полумрак. Маячили за стеклами тени деревьев. Сквозь ветки тускло светились молочно-белые шары – Леон зажег фонари перед уходом.
В холле горела люстра, отражаясь в натертом паркете. Блестели медные пруты на лестнице.
На всякий случай Ник запер входную дверь.
Отмычки лежали там, где спрятал, – за учебниками на полке. Не лучшее место, но не вскрывать же пол, чтобы устроить тайник.
«Я только посмотрю фотографию», – мысленно сказал Ник, пробуя первый ключ. Скрежетнуло в замке, но повернуть не получилось. Второй вошел наполовину и дальше не продвинулся. Третий застрял. Ник почувствовал, как стекает между лопаток капля пота. Осторожно попробовал шевельнуть ключ. Тот не двигался.
Часы у него в спальне отбили половину десятого, звук глухо донесся из-за стен.
«Спокойно!» Ник вытер о джинсы взмокшие ладони и снова потянул ключ, тихонько покачивая его из стороны в сторону. Есть! От облегчения даже голова закружилась.
Прижался лбом к филенке и так постоял, успокаивая дыхание.
«Я не вор. Я не лезу в секретные бумаги. Только фотография», – повторил Ник.
Шестой ключ подошел.
В кабинете было темно. Мутные блики лежали на полу, скользили по застекленным книжным полкам. Резко пахло дедовым одеколоном.
Ник щелкнул выключателем. На столе пусто, ни единой бумажки. Кресло аккуратно задвинуто.
Ему нужна только фотография.
Крепление оказалось обычным: колечко накидывалось на гвоздь. На обоях осталось темное пятно по размеру рамки. Ник поднес фотографию к глазам. Судя по всему, это Сент-Невей: номера у машины здешнего региона. Улица в районе исторического центра: брусчатка, кирпичная стена, кованая решетка водостока, какие бывают именно там. Мужчина рядом с отцом, наверное, его ровесник. Стрижка похожая – короткая, как у многих военных. Такая же суховатая, жилистая фигура. Да и в лице много сходного. Может, родственник?
Ник, помедлив, перевернул фотографию.
На обороте твердым почерком было написано: «Учителю! Начало проекта “Идентификация”. Сент-Невей, УРК-29». Дата – за год до его рождения. Той же рукой сделана подпись слева: «Артур Гориславский». Справа отметился его отец: «Родислав Яров».
Ну и что? Прошло столько лет. Разве странно, что дед забыл этого Гориславского? И мало ли было учеников!
Мало, возразил себе Ник. Во всяком случае, тех, чьи фотографии до сих пор висят в кабинете.
Снова посмотрел на мужчину. Обычное лицо, разве что нос приметный, с горбинкой. Гориславский – фамилия не из редких.
Со второй попытки Ник зацепил колечко за гвоздь. Выровнял рамку.
На пороге оглянулся, проверяя, не оставил ли следов, и выключил свет.
Закрыть дверь оказалось сложнее, ключ двигался туго. У Ника опять затряслись руки, и он не мог вспомнить: два или один оборот? Щелкнуло. Кажется, все-таки один.
У себя в комнате глянул на часы: прошло меньше двадцати минут.
Отмычки снова отправились за учебники.
Ник постоял у окна, засунув кулаки в карманы джинсов. Может, Алейстернов не успел сказать что-то еще и бесполезно ломать голову?
Или хотел, чтобы Ник спросил у деда? Напрямую.
Но зачем – вот вопрос.
Ник спустился в библиотеку, скинув по дороге цепочку с входной двери и зажигая свет во всех комнатах. На бюро рядом с телефоном лежал справочник годичной давности. Полистал: Артур Гориславский в нем не значился. Сотрудники УРКа не регистрируются? Для проверки открыл на букве «А». Алейстернов Альберт нашелся: судя по названию улицы, он живет на полпути между детдомом и гимназией. «Жил», – поправил себя Ник. Потер висок; сейчас, когда напряжение схлынуло, голова раскалывалась от боли.
Очень хотелось позвонить Тане. Просто так. Услышать ее голос. Казалось, от этого может стать легче.
Ник потрогал телефонную трубку, но номер – он помнил его наизусть, хотя и пользовался редко – набирать не стал.
Ну, и что дальше?
Подумав, вытащил папку со статьями деда. Он читал их все и фамилию Гориславский не помнил, но, может, просто не обратил внимания?
Ник просматривал страницу за страницей, не вникая в содержание. Вскоре от мелькания строчек зарябило в глазах, приходилось то и дело возвращаться. Но нет, ни Артур Гориславский, ни проект «Идентификация» там не упоминались.
От боли сдавливало виски, и пришлось отдохнуть, прежде чем взяться за папку с материалами УРКа. Тоже безрезультатно.
Досье на Дёмина Ник снял с полки уже от отчаяния. Открыл и угрюмо уставился на первую страницу. Там не было ничего интересного, только дата и место рождения, информация о родителях, группа крови, регистрационный номер в УРКе и прочее, прочее. Листать дальше? Бестолковое занятие, как пальцем в небо тыкать. Ник раздраженно оттолкнул папку – и едва успел поймать, прежде чем она свалилась со стола. Первый лист замялся, разгладил его ладонью.
Стоп! Осторожно убрал руку, точно строчки могли исчезнуть. В середине таблицы среди прочих данных значилось: «Проект “Идентификация.1”: № 236. 83 %».
Прошумело за окном. Мигнул и погас свет – автомобиль заехал в гараж.
Ник убрал папку, открыл шахматную доску и расставил фигуры, выбрав этюд наугад.
– Не спишь? – спросил дед, останавливаясь на пороге библиотеки.
Поблескивали капли на его плаще – на улице, оказывается, начался дождь.
– Пойдем, чаю выпьем, что ли, – предложил Георг.
– Я согрею. – Ник поднялся. – А что с Алейстерновым?
– Пьяный водитель выехал на пешеходный переход со второго ряда, Альберт не успел его заметить. Погиб на месте.
– Когда похороны?
– Прощание будет в центральном отделении УРКа завтра. А потом тело отправят на родину.
Дед стряхнул капли с отворота.
– Схожу переоденусь.
Ник напряженно прислушивался, пока дед поднимался по лестнице. Потом стало тихо – перекрытия не пропускали звуки.
На кухне пахло корицей и моющим средством с лимонной отдушкой. Сейчас эти запахи раздражали, от них сильнее разболелась голова.
В хлебнице нашлись оставшиеся с ужина булочки, в холодильнике – сыр и варенье. Ник поставил на плиту чайник. В блестящем боку отразилось напряженное лицо с закушенной губой. Рассердившись, постарался расслабить мышцы.
Лучше бы дед зашел в кабинет сейчас, чем ждать до завтра. Что Георг подумает, если ключ повернется с заминкой? Что его внук – вор? Или шпион?
Зашумела вода, чайник медленно нагревался. Ник потрогал его пальцем и остался стоять спиной к двери.
Шаги. Дед идет неторопливо. Ник снова закусил губу и закрыл глаза. У него не хватит выдержки! Не сейчас, когда сдавливает виски.
– Микаэль!
Это же глупо – пытаться переиграть Георга Леборовски!
– Мик!
Он повернулся.
Дед смотрел на него пристально, с удивлением.
– Ты что? Вода уже кипит.
Крышечка подпрыгивала и звенела. Фыркало из-под нее паром.
– Задумался.
Ник прогрел чайничек, отсыпал в него заварки и залил кипятком. Накрыл льняной салфеткой.
– Чай заваривать тебя в детдоме научили или на блокпосту? – поинтересовался дед.
Ник скупо улыбнулся и достал кружки.
– Вы давно знали Алейстернова? – спросил, хлопая дверцами шкафчика – искал сахар.
– Больше десяти лет. Я преподавал одно время в Академии, и Альберт у меня учился.
– А мой отец?
– Ну, он-то окончил раньше.
Ник выставил на стол бело-голубую коробку с рафинадом и сел напротив деда. Кубик сахара медленно растворялся в кружке. Ткнул его ложечкой.
– Я все хотел спросить: а что стало после войны с «Четвертым отделом»? Его расформировали?
– Конечно.
Если дед и удивился резкой смене темы, то вида не подал.
– Но вы остались в армии. Почему не в УРК?
– У нас слишком разные методы. А я перевелся в разведуправление. Есть там интересный отдел, занимается про́клятыми.
– В каком смысле?
– Их использования. Тот же слухач иногда полезнее любой аппаратуры. А ведьма? Знаешь, как вовремя может оказаться прободение язвы? Про удачника и говорить нечего. Мы такие схемы разрабатывали! – Дед оживился. – Особенно для неконтролируемых, чтобы чужим досталось, а по своим не шарахнуло. Я, кстати, тогда с Борисом познакомился, он защиту рассчитывал – ну вот по самому краю допустимого риска. Мы же молодые были, борзые.
– И они соглашались? Про́клятые.
Дед усмехнулся.
– Естественно. Методику отбора отрабатывали еще в «Четверке», мы многим арестованным предлагали альтернативу.
– А оборотням?
– Конечно. Они были безопасны для нас, пока кормились на стороне, и чаще других возвращались из-за линии фронта. Живучие, собаки.
Дед подлил себе чаю.
– Про́клятых всегда стремились использовать. Тебя это удивляет?
Ник помолчал, прежде чем ответить.
– Нет. Я мог бы и сам догадаться. А как вы оказались в Академии?
– Очень просто. С УРКом мы часто пересекались, и когда меня позвали прочитать курс, я не стал отказываться – это было полезно. Мы работали над совместными проектами.
«Например, “Идентификация”», – подумал Ник, посмотрел на деда и быстро опустил глаза.
– Проекты сложные, трудозатраты, выгодные и нам, и другим службам. На одном из них я познакомился с твоим отцом. Привел его в дом. Марине он сразу понравился.
– Они быстро поженились?
– Повстречались несколько месяцев. Родислава ждал перевод, он должен был курировать проект на местах, и Марина заторопилась.
Дед сказал об этом сухо. Может, не хотел вспоминать?
– Пойдем спать. – Георг поднялся. – Завтра я рано уеду. Еще некролог писать. Да… и нужно сказать Александрине.
Ник убрал чашки в мойку.
– Мне в областную библиотеку надо, реферат по истории готовить. Я вернусь попозже?
– Конечно, договорись с Леоном.
На второй этаж поднимались вместе. Возле двери в кабинет дед задержался, потом качнул головой.
– Завтра. Все завтра, – и поморщился, точно от боли. – Нелепая смерть! Альберт был в Арефе во время зачистки. Казалось, кто там выжил, тем до ста лет отмерено. А вышло… – Дед махнул рукой. – Ладно, Мик, спокойной ночи.
Он вдруг притянул внука к себе и коснулся лба сухими горячими губами.
– Да… Спокойной… – сбивчиво ответил Ник.
Юджин покосился на Матвея. Мальчишка спал, упершись затылком в подголовник. Губы в сухих трещинках приоткрылись, под ресницами виднелись густые тени. Юджин сбросил скорость и опустил стекла. Влажный предрассветный воздух потек в салон. Машина ползла по дороге все медленнее и медленнее, пока не остановилась. Юджин заглушил мотор.
Тишина-то какая.
Он посидел, откинувшись на спинку – мучила изжога, поаккуратнее надо бы с кофе, – потом решительно полез из машины. Посыпалась роса с травы, намочила брюки. Со стороны деревни ветром донесло петушиный крик.
Первая папироса, на голодный желудок, не принесла облегчения. Во рту стало еще противнее. Но затяжка за затяжкой, и полегчало.
Матвей все спал.
Юджин обошел машину и полез в багажник, достать рацию. Антенну пришлось закрепить на крыше. В эфире свистело и трещало, повозился, пока сбросил координаты и предполагаемый маршрут.
Быстро светало. Уходил туман, и слева на горизонте проступил березовый лес. Птичий гомон заглушил деревенских петухов. Юджин побродил вокруг машины, разминая затекшую спину. Сквозь лобовое стекло, усыпанное раздавленными мошками, было видно, какое обиженное у Матвея лицо. Юджин машинально потянул из пачки папиросу, но, спохватившись, убрал.
Да, его ненавидели все мальчишки: кто спокойно и размеренно, изо дня в день, месяцами, кто – яростными вспышками. Отказывались от сопровождения, врали в УРКе, удирали, подставляли. Но рано или поздно возвращались.
Все, даже Валька…
…навалился спиной на обледеневшие кирпичи. Дом еще горел – из груды камней и бревен поднимались языки пламени. Черный столб дыма уходил в небо. Когда его сносило ветром, виднелась уцелевшая стена с пустыми оконными проемами.
Через дорогу перелетела головня и упала рядом с ботинком. Рассыпались оранжевые искры. Южка не пошевелился.
Тяжелый гудок прокатился вдоль улицы, разгоняя по убежищам редких прохожих. Монотонный голос все повторял: «…воздушная тревога. Граждане, воздушная…» Южка сполз по стене и зажал уши ладонями.
Вздрогнула земля. Кажется, упало на Бастионной. За шиворот посыпалось ледяное крошево.
Дом горел. От толчка груда просела, и языки пламени взметнулись выше.
– Ты живой? – Кто-то тряхнул за плечо. – Эй, пацан! Слышишь?
Южка не ответил, и его потянули за рукав.
– Ранен? Встать можешь?.. Черт! Мирский, Южка?!
Он поднял голову, вглядываясь в освещенное сполохами лицо. Узнал:
– Учитель Роман.
Парень сел рядом на корточки и поправил очки.
– Думскую площадь бомбят, – сообщил, пряча голые руки под мышки. – А ты чего тут примерз? Пойдем в укрытие. Слышь, Южка? – пихнул его локтем в бок.
Снова глухо ударило. Дом затрещал, его единственная стена осыпалась с краю, и Южка вздрогнул. Учитель проследил за его взглядом.
– Твой?
– Да.
– Там… был кто?
– Мать с сеструхой.
– А отец?
– Перед самой блокадой похоронка пришла.
Роман поежился, ему за шиворот тоже прилетело ледяное крошево.
– Кажется, стихает. Пойдем. Ну, вставай.
Южка с трудом поднялся на ноги. Его мотнуло, пришлось ухватиться за водосточную трубу.
– Понятно.
Роман, кряхтя, вытащил из внутреннего кармана сверток. Аккуратно расправил на ладони носовой платок. В нем лежал кусочек хлеба.
– Ешь.
Южка покачал головой.
– Это ваше.
– Вот еще клоп! – удивился Роман. Ловко прижал ладонь с платком Южке к губам.
Запах. Вкус. Сдавило желудок. Южка не успел опомниться, а уже сосал хлеб, перекатывая языком, точно конфету.
– Пошли-пошли.
Чем ближе к набережной, тем пронзительнее становился ветер. Южка втянул голову в плечи, зарываясь подбородком в шарф. Учитель Роман отпустил его локоть и подышал на руки. Пальцы у него были худые и светло-желтые, как лапы у дохлой курицы.
– А перчатки где? – спросил Южка.
– Увы! Меня тут неподалеку волной долбануло. Хорошо хоть, очки потом нашел.
Южка потянул с себя варежки.
– Э, нет, так не пойдет! – запротестовал Роман.
– Берите, – буркнул Южка. – Чего зря.
– Давай лучше поделим.
Роман взял у него левую. Правую руку он сунул в карман.
Свернули в знакомый проходной двор. Сначала ударило ветром, а потом, за стеной, стало потише.
– Куда мы?
– В школу.
– Так каникулы же.
– Ага, весенние, – хмыкнул Роман и поежился. – Вот погодка!
Школа работала. Окна верхнего этажа были заколочены фанерой, первого – затемнены. К занесенному крыльцу вела расчищенная тропинка, и пахло дымом.
В холле, как в пещере, было пустынно и холодно. На доске с расписанием висело объявление, что каникулы продлеваются до начала следующей недели. Роман потянул в малышовое крыло. Дверь в рекреацию, обычно стоявшую нараспашку, сейчас закрыли, да еще понизу обили тряпками. Стоило перешагнуть порог, и Южка попал в тепло.
– Эй! Мы пришли! – крикнул Роман.
Приоткрылась дверь, ведущая в класс. Оттуда выглянула Лидия, наставница малышей. Она была в длинной юбке и толстой шали, повязанной крест-накрест поверх свитера. Южка не сразу и разглядел, что у нее возле локтя копошится пацан.
– А это кто? – с претензией спросил тот, высовывая голову.
– Юджин, – представил учитель. – Ваш новый воспитатель. А ты брысь из коридора, застудишься.
Лидия сказала:
– Раздевайтесь, у меня чайник согрелся.
Дверь закрылась, и за ней сразу зашумели.
Южка удивленно посмотрел на Романа.
– А ты как думал? – отозвался учитель, разматывая шарф. – Старших пристроили кого куда, а маленьких? Первая-третья параллели. Детдома, которые не эвакуированы, переполнены. Вот и сделали временные группы. Мы с Лидой уже не справляемся. Ну что, берешься?
В тепле заболели щеки, Южка потер их ладонью.
– Сразу скажу, будет тяжело, – предупредил Роман.
– Ну, где вы там? – громко позвала Лидия.
В классе вместо парт стояли столы и лавки из столовой. Лавки, точно воробьи, тесно обсела малышня. Таращились с любопытством на Южку, и тот неловко отвел глаза. В углу приткнулась буржуйка, на которой пофыркивал чайник. Рядом на каменной приступке была расстелена газета, на ней сушилась тертая морковь. Горкой лежали дрова, кажется, порубили шкафы из учительской.
– Чай у нас, конечно, особо полезный для здоровья, – улыбнулась Лидия, наливая в стаканы кипяток, настоянный на морковной заварке.
Южку дернули за свитер.
– Ты чего, взаправду новый воспитатель? – с подозрением спросил пацан, тот самый, что выглядывал в коридор.
Обернулся Роман.
– Правда, – ответил Южка.
Пацан важно протянул руку.
– Меня зовут Валентин Андрей Шебурецкий.
– А попроще нельзя? – уточнил Южка.
Валентин Андрей шмыгнул носом.
– Валька.
…Юджин вернулся в машину и повернул ключ в замке зажигания. Матвей завозился, спросил сонным голосом:
– Чего?
– Деревня скоро.
– А чего стоим?
– Уже едем, – отозвался Юджин, трогаясь с места.
«Лендер» остановился возле калитки за двадцать минут до начала занятий.
– В шесть к областной библиотеке, – напомнил Ник, и Леон, не оборачиваясь, кивнул.
Мощенная плитами тропинка вела через задний двор. За кустами акации шушукались, слышался стук мяча о стену и вопли болельщиков.
– Немой! – Гвоздь вынырнул из-за гипсовой статуи. – Я знал, что ты тут пойдешь!
– Чего тебе? Опять физику?
– Да не мне, а тебе. Отойдем.
В тупике возле спортзала ссорились двое мальков. Кажется, собирались драться.
– Брысь! – скомандовал Гвоздь.
Сопя и пихаясь, мальчишки испарились.
Гвоздь привалился к кирпичной стене и с интересом оглядел Ника с головы до ног.
– А хорошо на тебе дорогой мундирчик сидит. Как с рождения носил. Аристократ, – цыкнул сквозь зубы.
Ник повернулся, продемонстрировав себя в профиль, и снова посмотрел на Гвоздя.
– Все? Я могу идти?
– Не торопись.
Гвоздь похлопал себя по карманам и достал пачку сигарет, но закуривать не стал.
– Вопрос меня один мучает, спать не дает. Всю ночь сегодня с боку на бок ворочался. Cкажи, Немой, будь любезен, за каким хреном ты понадобился УРКу?
– То есть? – опешил Ник.
– Алейстернов. Майор. С красными «корочками». Знаешь такого?
– Допустим, – медленно произнес Ник.
В животе стало холодно, и подобрались мышцы. Как перед боем, когда знаешь: стрелять нужно, но если выстрелишь – обнаружишь себя.
Гвоздь заглянул в пачку, пересчитал сигареты и снова сунул ее в карман.
– Слушай, а чего Упырь даже насморком не болеет? Никакая зараза его не берет! Уже две докладные настрочил, гадина. Унюхал.
Ник потрогал пальцем висок – левый, пульсирующий болью, – и промолчал.
– Так вот. Сижу я, значит, дышу свежим воздухом. И тут подваливает ко мне хрен, точно я ему почтовый голубь.
Ник не выдержал:
– Когда это было?!
– Немой, – Гвоздь дурашливо задрал брови, – к чему такие эмоции? Чай, не от барышни привет.
– Денис! Когда ты с ним разговаривал?! Где?
Гвоздь дернул нижней губой и перестал кривляться.
– В скверике возле детдома. Вчера. Около восьми.
– Точнее!
– Ну, в восемь десять где-то. Я отметил опоздание на пятнадцать минут.
А позвонили в девять. Пятьдесят минут хватило, чтобы уб… Ник осекся. Он подумал именно так: «убить», а не «погибнуть».
– Эй, Немой! – Гвоздь щелкнул пальцами у него перед глазами. – Ку-ку!
– Майора Алейстернова сбила машина. Насмерть. Вскоре после вашего разговора.
Гвоздь выругался.
– Что он тебе сказал? – спросил Ник.
– Втянул в дерьмо! Ну, сука!..
– Денис!
Показался и скрылся шрам у Гвоздя на подбородке.
– Короче, Северный вокзал. Автоматическая камера хранения. Номер ячейки – твой день рождения, сначала месяц, потом число. Шифр – вторая буква кода и четыре последние цифры с какого-то досье. Еще этот козел сказал: если не получится, у тебя недостаточно данных, и какая-то фотка, бла-бла, бла-бла.
Гвоздь все-таки закурил. Он сердито затягивался, глотая дым, и вскоре закашлялся.
Ник выдернул у него из пальцев сигарету.
– С твоими легкими!..
– Эй, Немой, совсем оборзел?
– Оборзеешь тут. Вокруг меня что-то происходит, а что именно… – Ник потер висок, подбирая слово, – я не могу это даже уловить, не то что понять.
Гвоздь подумал и спросил участливо, как у больного:
– Мания величия? Под дедулю копают, зуб даю. Хапнешь закладку, а там валюта и шпионские материалы.
– Может быть, – согласился Ник. – Кто-нибудь видел, как ты говорил с майором?
– Карась. Но я отбрехался.
– И дело было в скверике…
Наблюдать за ними мог кто угодно.
– Пошли, скоро звонок.
Уроки тянулись нескончаемо, каждую минуту хоть выгрызай.
На алгебре Циркуль раздал задания по экзаменационным билетам. Ник схватил, надеясь хоть немного отвлечься, но большинство задач оказались типовыми. Со злости решил свой вариант и вариант Грошика, который нудел и скулил за спиной.
Химия прошла – то ли была, то ли нет. Ник невидяще смотрел на доску, испещренную формулами. О чем толковали на литературе, не запомнил. Понял лишь, что Воробей пытался за урок пробежаться галопом по нескольким романам сразу – переживал, помнят ли ученики то, что проходили в первой четверти.
Лишь одного Воителя, казалось, не волновали предстоящие экзамены. Он неторопливо вошел в класс, устроился за столом и открыл журнал.
Ник посмотрел в окно. На толстой ветке тополя сидела кошка и умывалась. Так тщательно натирала голову, что ухо завернулось, показав розовую изнанку.
– Ну что, господа, желающих отвечать нет? Кое-кому следовало бы подтянуть отметки.
С чего он взял, что Алейстернова убили, снова подумал Ник. Или так: почему решил, что майора убили из-за разговора с Гвоздем? Тогда проще было бы Гвоздя хлопнуть.
– А пойдет отвечать у нас Яров. Давно что-то я вас не спрашивал, и спорный результат вырисовывается. Желаете заработать «отлично»?
Кошка дернула головой, пытаясь расправить ухо. Не получилось, и она потерлась о дерево.
– Яров! Вы меня слышите?
Ник очнулся.
– Да, извините.
– Прошу к доске. Тема: «Внешняя экономическая политика накануне Второй мировой войны». Я слушаю.
Параграф Ник читал.
– Вы готовы, Яров?
Но ничегошеньки не помнил.
– Николас… э-э-э… Микаэль, что с вами?
«Детки» смотрели со злорадством. Дальшевский кривил презрительно рот: наконец-то умник Зареченский стоит как баран и слова сказать не может. Суетился Грошик. Он открыл учебник на нужной странице и то так, то эдак поворачивал книгу – вроде как хотел помочь. А сам наслаждался, это было заметно по роже.
– Может, вы себя плохо чувствуете? – поинтересовался Воитель.
– Конечно, у него амнезия, – негромко сказал с места Дальшевский, и «детки» захихикали.
Грошик поднял учебник, спрятав за ним ухмылку.
– Несмотря на то что в последний год до начала Второй мировой войны, – заговорил Ник, – действовал договор о Таможенном союзе, ввоз ряда товаров был искусственно ограничен…
На перемене его попробовал задеть Дальшевский, что-то сказал в спину. Ник думал о своем и уловил лишь: «Зареченский». Кругом засмеялись. «Плевать!» – подумал он, засовывая в сумку учебник. Выпрямившись, прошел между партами, скользнув по Дальшевскому равнодушным взглядом.
С физики Ник чуть было не сбежал. Но могли наябедничать деду, и пришлось бы сочинять, где болтался столько времени. Остался. Открыл тетрадь на последней странице, написал: «Алейстернов. Гориславский. Яров». Соединил фамилии в треугольник. Не хватало еще Леборовски. Деда Ник вписал в середину и задумался: а где его собственное место?
Звонок заставил поднять голову от тетради. Все, теперь на вокзал.
На остановке караулил Гвоздь.
– Зря, – сказал Ник, подходя к нему. – Не путался бы в это дело.
– Ага. Вон трамвай.
В полупустом салоне громко дребезжало стекло. Невнятно прохрипел в микрофон водитель. Ник расплатился с кондукторшей и прошел на заднюю площадку. Гвоздь рядом ухватился за поручень.
– Не ходи со мной, – снова попросил Ник.
– Да ладно, не боись!
– Я серьезно, Денис.
– Немой, не будь занудой. Меня уже втравили, поздняк метаться.
Трамвай мотнуло на повороте. Ник крепче взялся за поручень, провожая взглядом дом-кронверк. Там, дальше, за лабиринтом улочек, прятался «Научно-исследовательский центр медицины и биологии». Накатила боль, разламывая затылок, Ник даже зубами скрипнул. Если бы он мог вспомнить хоть что-нибудь! Вдруг Артур Гориславский приходил к ним домой?
– Эй, слышь, – шепотом позвал Гвоздь. – Позырь назад, только осторожно.
Ник поправил на плече ремень сумки, бросив быстрый взгляд в салон.
Пассажиров прибавилось. Кондукторша гремела мелочью, требуя расплатиться за багаж.
– Ну и?
– Сразу за нами, у окна.
Ник глянул еще раз. На сиденье дремала бабка, прижимая к груди кошелку.
– Притворяется, зуб даю, – прошипел Гвоздь.
Трамвай тряхнуло, и бабка вскинулась, сонно моргая.
– Во, видал? Следит! – продолжал веселиться Гвоздь.
Ник отвернулся.
Северный вокзал выдавался бастионом на площадь. Ветер бился в его каменный лоб и трепал флаг Федерации, вывешенный на фронтоне. За стенами гудело, стучало, механический голос командовал поездами. Вокзал нависал над площадью крытыми переходами и галереями с узкими окнами-бойницами. У его подножия грузчики с грохотом катили тележки с багажом. Подъезжали такси, принимая пассажиров. Выстроились в ряд туристические автобусы, мешая движению.
Следуя указателям, Ник спустился на цокольный этаж. Здесь было прохладно, пахло железом и камнем.
Автоматические камеры хранения, кажется, популярностью не пользовались. Справа, где в окошке мелькал служащий, стояла очередь, здесь же было малолюдно: девушка складывала в ячейку пакеты, пожилой мужчина достал сумку и рылся в ней, двое парней в спортивной форме, переругиваясь, пытались запихнуть снаряжение. Кто-то еще ходил за стеллажами – слышались голоса и шаги.
Ник свернул к нужному ряду.
– Ну? – подтолкнул Гвоздь.
Он стоял рядом, загораживая проход. Больше в тупике никого не было.
Ручки повернулись, выставляя белые литеры: «Б3678». Как хорошо, что помнил наизусть! Раздался металлический щелчок.
Гвоздь нервно дернул головой, оглядываясь.
– Открывай! – прошипел он.
Нику очень хотелось огрызнуться, но он смолчал и потянул дверцу.
Ящик был пуст. Отсвечивало серебристой краской дно, на нем виднелись длинные продольные царапины.
– И чего? – спросил Гвоздь. Сунулся, пошарил ладонью по стенкам. – Может, не та?
– Нет, все правильно.
Ник осторожно прикрыл ячейку. Неприятно засосало под ложечкой, до тошноты.
– Кажется, я только что сделал очень большую глупость. И ты со мной за компанию. Пошли отсюда.
Девушки уже не было. Мужчина набирал код и недовольно покосился на мальчишек. «Спортсмены» терлись в очереди к служащему. Вышел из-за стеллажей парень, пряча бумажник в задний карман. Ник обернулся и скользнул взглядом по лицам – усталым, радостным, оживленным, равнодушным.
– Может, он просто не успел положить, – сказал Гвоздь. – Только ячейку занял.
Тогда пакет достался тем, кто обыскал тело.
– Может, – согласился Ник.
На площади они расстались: Гвоздь опаздывал отметиться, Ник поехал в областную библиотеку.
Старое здание стояло в глубине парка. Вдоль высокого цоколя тянулись щиты с афишами и детскими рисунками. По широкому крыльцу бродили голуби, их кормил интеллигентный старичок в костюме при галстуке. Ник на всякий случай глянул на стоянку за решетчатым забором: с Леона станется приехать пораньше. «Лендера» не было.
Время поджимало, но Ник все-таки прошел мимо крыльца и свернул на центральную аллею. Тут, на перекрестке, приткнулся киоск «Горсправки».
– Здравствуйте. Мне нужен адрес Артура Гориславского.
Тетка, смутно видневшаяся в глубине, подняла голову.
– Год и место рождения. Отчество.
– Не знаю. Ну, год примерно.
– Таких справок не даем.
Ник глянул на прейскурант, вывешенный сбоку от окошка, и протянул полусотенную.
– Может быть, вы все-таки посмотрите? Пожалуйста.
– Заполняйте, – смилостивилась тетка, выкидывая бланк. – Год ориентировочно поставьте, с какого по какой.
– Спасибо.
– Через час будет готово.
Леон приедет раньше.
– Мне бы минут через сорок.
– Хорошо.
Ник бегом вернулся к библиотеке. Вспорхнули голуби, и старичок покосился укоризненно.
Пришлось потратить время, оформляя разовый пропуск. Когда Ник поднимался на второй этаж, он случайно глянул вниз и снова увидел интеллигентного старичка. Тот стоял перед зеркалом, поправляя крохотной расческой пробор.
В читальном зале Ник пристроился за столом с подшивками последних «Вестей Сент-Невея». За деревянным барьером мелькали две библиотекарши. Одна постарше, с помятым лицом. Другая совсем молоденькая. Девушка заметила его интерес и улыбнулась, показав мелкие белые зубки. Симпатичная: пушистая коса, молочная кожа с веснушками.
Ник вырвал из тетради по физике листок и написал несколько строчек. Перебрал в кармане банкноты. Да, такими темпами скоро останется на мели.
Пожилая приняла заказ и скрылась в хранилище. Ник поднялся.
– Извините, пожалуйста, у меня проблема, – обратился он к молоденькой библиотекарше.
– Да? – Девушка оперлась о барьер локтями и слегка наклонилась.
Качнулась в вырезе блузки цепочка с камешком-подвеской.
– Мне нужно поискать по всем местным и центральным газетам за определенные годы статьи, любые заметки, в которых встречаются эти слова и фамилии. – Ник протянул листок. – Это сотрудники УРКа, может, в специализированных изданиях.
Девушка наморщила лоб.
– Проект «Идентификация»? Не слышала. Об л-рее есть несколько тематических подборок, но я не помню…
Ник положил на стойку тетрадь, а когда сдвинул ее, из-под обложки показался краешек купюры.
– К сожалению, у меня нет времени листать подшивки.
Девушка вспыхнула – краснота пошла ото лба вниз, залила жаром шею.
– У нас…
– Я знаю, не положено. Но кому от этого будет хуже? Пожалуйста.
Библиотекарша оглянулась, нервно пробежала пальцами по воротнику блузки.
– Завтра после обеда, хорошо? – попросил Ник.
– Послезавтра. Я не успею.
– Спасибо!
Ник подождал, когда девушка выдернет купюру, и убрал тетрадь.
Выходя, он снова натолкнулся на старичка. Далеко относя от глаз библиотечную карточку, тот всматривался в мелкие строчки. Уже с лестницы Ник оглянулся: старичок убрал карточку в карман и двинулся в глубину зала, к стеллажам. Да, так действительно недолго стать параноиком.
Машины еще не было – Ник задержался перед дверью и глянул сквозь стекло на стоянку.
– Извините! – сунулся он в окошко «Горсправки». – Я у вас заказывал…
– А, Гориславский. Такой сейчас в Сент-Невее не проживает.
Ник едва сдержался, чтобы не чертыхнуться.
– Вот его прошлые адреса. – Тетка честно отработала тройную стоимость заказа и выдала бланк.
Леона Ник дожидался, стоя у парковой калитки. Ветер трепал страницы учебника по истории, и приходилось прижимать их пальцем, чтобы не вылетела справка.
Гориславский бывал в Сент-Невее часто и задерживался на месяц-два, правда, в последнее время не появлялся. Адрес регистрации значился один и тот же: «Офицерское общежитие № 2 Северо-Западного округа УРКа». Шестнадцать лет назад, во времена проекта «Идентификация», Гориславский прожил четыре года на частной квартире: Остроженская линия, строение пять, квартира двадцать восемь. А после трижды ненадолго останавливался на Платановой, восемь.
Басовито прогудела машина. Приехал Леон.
Ник сел в машину. Щелкнул замок ремня безопасности, мягко притянуло к креслу. «Лендер» выплыл со стоянки, сразу перестроился в левый ряд. Ник смотрел, как переключается светофор – с красного на зеленый. Можно ехать домой. На Платановую, восемь.
