Майским вечером 1955 года недалеко от центра Асунсьона ярко горели огни небольшого, крытого черепицей дома, с трех сторон окруженного садом, – здесь на праздничный вечер собирались гости. Почти все они, кроме нескольких именитых парагвайцев, были русскими и являлись прихожанами Свято-Покровской церкви. По воскресным дням на литургию в Покровском храме приходили пятьдесят-шестьдесят человек, на рождественскую службу в этом году явились сто. Это было очень много для небольшого русского храма.
Сегодня праздновали день ангела хозяина дома, русского полковника. Он приехал сюда еще в тридцатые годы, участвовал в Чакской войне и сумел стать известным военным консультантом парагвайской армии и преподавателем Военной академии.
Приглашен был самый узкий круг – человек тридцать: времена не самые подходящие для многолюдных торжеств.
Полина Сергеевна с супругом-военным и племянницей Зоей явились в числе первых, отрекомендовались и вышли на большой балкон-террасу с паркетным полом, напоминавшим праздничную гостиную. Плотная зелень, не пропускавшая лучи заходящего солнца, оплетала террасу, дул легкий свежий ветерок, температура майским, осенним для Асуньсона, вечером опустилась до плюс двадцати двух – и дамы накинули цветные шали.
Посередине террасы стоял красивый резной стол, накрытый закусками. Заинька подкралась, цапнула аппетитный бутерброд – Полина Сергеевна нахмурилась:
– Опять ешь?! Зоя, если ты не умеришь аппетит, мне никогда не удастся найти тебе подходящую партию!
– Но, тетя, у меня с обеда маковой росинки во рту не было…
Прислуга появилась на балконе с подносом – на подносе бокалы вина: скрасить гостям ожидание.
Постепенно гости подтягивались. Генерал Николай Францевич Эрн, князь Язон Константинович Туманов, надворный советник, ныне врач Асунсьонского госпиталя, Василий Петрович Рябинин, несколько русских инженеров, работавших в Департаменте общественных работ (именно они проектировали современную сеть парагвайских шоссейных дорог). Несколько профессоров физико-математического факультета Национального университета, кстати, сам факультет был создан при прямом участии русских, и его первым деканом тоже стал русский. Один из профессоров – Георгий Леонидович Шмагайлов, именно по его чертежам строили храм Покрова, прихожанами которого являлись почти все гости.
А вот и русские дамы – все как на подбор талантливы, образованны, красивы. Супруга князя Туманова, княгиня Надежда Владимировна, именуемая в Асунсьоне “princesse Nadine de Toumanoff”, профессиональная пианистка и камерная певица, председатель Музыкального общества столицы. Дочь генерала Эрна Наталья Николаевна, основательница столичной балетной школы. (Обе пели на клиросе Покровской церкви.) Супруга надворного советника Рябинина. Дамы из Комитета русских женщин…
Зоя смотрела во все глаза: запоминала покрой платьев, прически, украшения. Вот выйдет замуж, всех затмит нарядами. Вечер удался, гости оживленно беседовали, закусывали – звон посуды, аромат духов, женский смех. Княгиня Туманова мастерски сыграла несколько миниатюр Шумана. Ласково предложила сыграть Зое. Заинька засмущалась: действительно, ей ли играть после такой известной пианистки?
Все же села – и вдруг преобразилась: сделалась строже, собранней, серьезней. Полились звуки музыки – и гости замерли. Это был седьмой, самый красивый, до безумия красивый вальс Шопена до-диез минор, называемый иногда «Зимний сон» (хотя вряд ли сам Шопен думал о зиме) и написанный при разрыве с любимой женщиной.
Чарующие звуки кружащего пассажа повторялись, неслись по залу пронзительной тоской, завораживали головокружительной зыбкостью. Витиеватый сюжет напоминал всем присутствующим о превратностях собственной судьбы.
Разлука, расставание, прощание – необратимое, невозвратное, такое знакомое и близкое всем собравшимся в этом зале. Реальность плыла, туманилась, и вместо жаркого Асунсьона русским виделись родные синие метели и ели в сугробах. Кружились снежинки, и, казалось, все еще вернется: и зима, и снег, и родина.
– Ритурнель – вот, вот, сейчас снова будет! Да! Слышишь?
– Ритурнель?
– Да, вот этот повторяющийся пассаж, этот рефрен… Ах, как играет!
Зоя действительно играла так хорошо, что за эту игру ей можно было простить и тяжелый характер, и неуклюжесть, и вообще все авансом.
Девушка закончила, встала – на глазах ее блестели слезы. Ах, Заинька, вот ведь где ты настоящая! Она словно подтягивалась на турнике и была выше, гораздо выше себя самой, но долго так держаться невозможно, и она падала вниз, становясь снова прежней. А душа помнила полет – и в мгновения после игры Заинька была самой доброй, самой чувствительной, самой отзывчивой девушкой на свете. Как жаль, что эти мгновения быстро заканчивались!
И когда она увидела Ритку – они, к сожалению, уже закончились.
– Риточка? Неужели это ты?!
– Поздравляю тебя, Зоя, ты чудесно играла!
– Риточка, как сильно ты изменилась с момента нашей последней встречи! Ах, какие красивые туфельки! И ты уже не выглядишь такой худой и изможденной… Даже несколько поправилась… Что за чудесные перемены?! Ты по-прежнему санитарка в госпитале или…
– Или. Я сдала экзамены, получила диплом и экстерном окончила обучение на медицинскую сестру. Сказали, что им нечему меня учить: русские врачи дали мне больше знаний, чем имеют здешние медсестры.
– Так прям и сказали?!
– Да. Они ценят квалификацию русских, и здесь очень не хватает квалифицированных медиков.
– А зарплата?
– Зарплата, слава Богу, гораздо выше… А как твое замужество?
– Не сложилось, к сожалению…
– Жаль…
– Рит, а с кем ты здесь?
– Видишь, там, рядом с хозяином дома, семейная пара? Это врач из госпиталя, Василий Петрович Рябинин с супругой.
– Этот пожилой седой господин и его дама? Какие важные… А как это они к тебе так внезапно расположились? Почему взяли с собой? Простую медсестру… Не обижайся, но ведь этот вечер для избранных гостей… Цвет общества, так сказать… А ты…
– Я не обижаюсь, Зоя. Просто мой шеф, как оказалось, учился в Императорской Военно-медицинской академии Петербурга вместе с моим дедом и дружил с ним и его братом…
– С твоим дедом?! А кто был твой дед? И его брат?
– Дедушка был врач, коллежский советник, а его брат – генерал от инфантерии, член Генерального штаба.
– Так ты из дворян? А почему ты мне раньше никогда этого не рассказывала?!
– Как-то не заходил разговор о родных…
– Хитрая ты очень, Рита! Ах, какая же ты хитрая и ловкая… А я-то, глупая, еще жалела тебя! Собиралась подарить красивые наряды… Нашла, кому сочувствовать… Извини, что заняла твое время! Не смею задерживать столь важную персону!
Заинька, покраснев от досады, гордо удалилась, чтобы уже навсегда уйти из Риткиной жизни, – больше они никогда не встретились.