Хозяйка комнаты – пожилая полная креолка Микаэла с выразительными карими глазами и вечной пахитоской во рту, – а также другие соседи поначалу держались по отношению к русской настороженно: чужачка. Ритка радовалась уже тому, что молодые люди, живущие рядом, не пытались за ней приударить: парагвайцы в своем большинстве – ревностные католики (недаром их город посвящен Пресвятой Деве), и у них не принято, чтобы юноши заигрывали с девушками.
Однако на лицах окружающих явно читалось: «Зачем только эта девица сюда заявилась, да еще в одиночку?! Может, она легкого поведения?!» Но русская держала себя скромно и приветливо, здоровалась первая. Жители столицы в большинстве своем имели совершенно европейские черты лица, и когда загорелая до черноты приезжая тщательно прятала под косынкой светлые волосы, она почти не отличалась от асунсьонцев. Гостей к себе русская не водила, также все быстро узнали, что работает она в госпитале, – это внушало уважение.
По мере того как Ритка все лучше говорила по-испански и могла пожелать соседям доброго утра, а также переброситься несколькими приветливыми фразами, отношение к ней заметно потеплело. А уж когда вместо коротких фраз Ритка смогла, наконец, поговорить с хозяйкой и ответить на ее вопрос о родителях «погибли», по кварталу пронеслись жалостливые вздохи: слово «сирота» вызывает сочувствие у всех, вне зависимости от национальности, а парагвайцы, кроме того, необыкновенно сильно дорожат родственными узами. Настороженность сменилась радушием и приветливостью.
В округе жили очень бедно, и тубабаовский хаш приняли бы здесь за лакомство. Риткины соседи почти никогда не ели мяса, яиц, не пили молока, не знали пшеничного хлеба: пшеницу ввозили из-за границы, и стоила она дорого – не для простых людей. Самой частой пищей была маниока (по-местному – мандиока) – очень похожая на русскую картошку.
Жители столицы, как и все парагвайцы, с удовольствием поглощали мандиоку во всех видах: варили похлебку, пекли лепешки. Подтверждением любви к этому корнеплоду служило местное выражение “Mаs Paraguayo que la mandioca” («Больше парагвайского, чем в мандиоке»).
К лепешкам заваривали свой любимый чай мате – его пили все, от мала до велика: мате был не просто напитком, а эликсиром жизни. Отправляясь на работу или в гости, Риткины соседи никогда не забывали подвесить к поясу небольшой калебас, сделанный из тыквы-горлянки, выдолбленной внутри и полированной снаружи, а также запас чая и бомбилью – трубочку из бамбука или тростника, через которую не спеша потягивали любимый мате.
Калебас с бомбильей
Богатые парагвайцы пили мате из расписанных или инкрустированных тыкв, пользовались металлическими или серебряными трубочками с сетчатым наконечником. Но в любом парагвайском доме, бедном или богатом, принимая гостей, первым делом доставали матерчатый мешочек с мате, бросали в калебас сухую золотистую траву из стебельков, листочков и легкой пыли, заливали немного остывшим кипятком – и через пару минут напиток был готов.
Тогда тыквочку с бомбильей пускали по кругу: каждый отсасывал понемногу и передавал сидящему рядом. Русским представлялось поначалу неприятным пользоваться одной и той же трубочкой, но отказаться означало нанести большую обиду хозяевам. Постепенно и русские привыкли к этому обычаю: назвался груздем – полезай в кузов.
В жару предпочитали пить мате холодным, тогда напиток называли терере. Он необыкновенно освежал, утолял жажду и сохранял все полезные свойства мате. Для приготовления терере использовали особый вытянутый калебас, который назывался гуампа. Богатые парагвайцы (таких, прямо скажем, насчитывалось очень мало) обивали гуампу изнутри металлом, что делало ее более долговечной.
Донья Микаэла рассказывала, что терере придумали пить ветераны Чакской войны: на фронте запрещали разводить костры из опасения выдать противнику позиции, и парагвайцы заливали траву холодной водой (мате заваривается в холодной воде так же хорошо, как в горячей, правда, немного медленнее).
На обед местные варили похлебку из мандиоки или кукурузы, иногда ели рис или бобы, готовили кукурузную кашу и чипас – маленькие булочки из муки тех же самых мандиоки или кукурузы. Пищу здесь почти не солили: в Парагвае вообще мало употребляют соль, а гуарани заменяют соль золой от деревьев. Вечером обычно доедали то, что осталось от обеда, – вот и все разносолы.
Тем не менее, узнав, что русская девушка – сирота, соседки стали время от времени угощать ее горячими чипас, а Микаэла завела обычай каждый вечер заглядывать к своей квартирантке с тарелкой из выдолбленной тыквы, в которой дымилась кукурузная каша. Особым вкусом эта тягучая пресноватая каша не отличалась, но была сварена с любовью. Сама Ритка все лучше говорила по-испански и могла уже почти свободно общаться – в общем, постепенно жизнь налаживалась.
Одевались здесь также очень бедно: женщины носили юбки, верхнюю часть тела обматывали кусками какого-нибудь ситца, и Ритка в своей длинной юбке и ситцевой старой кофте ничем не выделялась среди местных девушек. Мужчины надевали шаровары или обычные штаны, часто сильно ободранные снизу, а сверху пончо – грубошерстные квадратные куски ткани серого или коричневого цвета с прорезью для головы (самыми нарядными считались красные пончо). На голове у парагвайцев красовались черные фетровые шляпы, при крайней бедности – соломенные.
Большинство жителей столицы ходили в сандалиях, шлепанцах, тапках и просто босиком, а дети в баррио даже голышом. Лишь немногочисленные обеспеченные горожане щеголяли в костюмах европейского покроя и ботинках, среди Риткиных соседей таковых не встречалось.
Парагвайские крестьяне зачастую вообще никогда в жизни не носили обувь. Молодые парни, оказавшись в армии, с большим трудом привыкали к ботинкам. В окрестностях Асунсьона, а тем более в маленьких городках и селах, почти все полицейские несли свою службу босиком.
Несмотря на хождение босиком и крайнюю бедность, парагвайцы отличались чистоплотностью. Не имея денег на мыло, они пользовались вместо него красной глиной или щелоком (водным настоем на древесной золе), тщательно следили за чистотой тела и одежды. Ритка замечала: в сильнейшую жару в переполненном парагвайском автобусе или в огромных больничных очередях не чувствовалось запаха пота или несвежего белья.
Русская девушка быстро прониклась уважением к жителям маленькой страны: глубоко верующие, бесхитростные, дружелюбные, они, в своем большинстве, отличались спокойным, уравновешенным характером, не имели привычки кричать – никто не галдел, не повышал голос ни в транспорте, ни на улице. Даже самые бедные и необразованные вели себя с достоинством и простотой, лишенной коварства, а также обладали врожденной деликатностью и интуитивно избегали неприятных или болезненных для собеседника тем. Это приятно поражало Ритку, уже встречавшую в своей недолгой жизни интриги, мелочные распри, зависть и лесть, свойственные так называемым цивилизованным людям.