В радости друзья узнают нас, в несчастье мы узнаем их
После встречи с теткой пути двух подруг разошлись: Полина Сергеевна ясно дала понять, что она не может взвалить на свои хрупкие плечи заботу о чужой девушке, вполне довольно того, что она вытащила ее вместе с племянницей из джунглей. Тем не менее тетка не смогла просто выставить юную соотечественницу на улицу и все же приняла участие в судьбе Ритки: узнав, что она работала медсестрой на Тубабао, обратилась за протекцией к приятелю мужа – русскому врачу. Тот посодействовал – и девушку взяли санитаркой в госпиталь Асунсьона.
Благодаря скопленным во время работы в тубабаовском госпитале деньгам, Ритке даже удалось снять крохотную комнату недалеко от работы. Зоя скрылась за стенами особняка и никогда больше не пыталась встретиться с бывшей подругой или пригласить ее в дом. Ритка оправдывала свою недавнюю подопечную: возможно, она опасалась неодобрения тетки.
Через полгода, в июле 1953-го, они случайно столкнулись в коридоре госпиталя: Зоя пришла на прием к терапевту, а Ритка мыла коридор. Выглядели девушки совершенно по-разному: белокожая нарядная Зоя в красивых туфельках, с ярким зонтиком в руках и загорелая до черноты Ритка в рваных тапках.
Разговор длился недолго, и в ходе его выяснилось, что Зоя не работает, поскольку никак не может выучить испанский. Тетка относится к ней по-доброму, наряжает и планирует выдать замуж за пожилого, но богатого парагвайца, что вполне устраивало девушку:
– Риточка, этот парагваец… У него большой особняк, сад, слуги! Ты прости, что я не искала встречи с тобой, Риточка! Тетушка все равно не позволила бы мне пригласить тебя в дом…
– Ничего, Зоя, я все понимаю… Я очень благодарна Полине Сергеевне за то, что она вытащила меня из сельхозартели и помогла найти работу…
– Знаешь, Рит, вот когда я выйду замуж и буду жить с мужем, я обязательно позову тебя в гости! И даже, наверное, смогу помочь тебе с деньгами! Ты очень худенькая…
– Не нужно, Зоя, я получаю зарплату – небольшую, но жить можно.
– А как же твоя мечта стать медсестрой?
– Сначала нужно сдать экзамен по языку – это главная трудность. Я хожу в вечернюю школу, учу испанский, стараюсь говорить на испанском здесь, в госпитале. Надеюсь, что скоро буду готова к экзамену.
– А скажи что-нибудь по-испански!
– Что же сказать?
Пока Ритка раздумывала, ее окрикнула пожилая санитарка, и Зоя смогла стать свидетелем того, как бегло говорила на чужом языке ее бывшая подруга. Ритка закончила разговор, и Зоя восхищенно воскликнула:
– Вот здорово! Так хорошо общаешься на испанском, будто местная! Я всегда знала, что ты талантливая! Ты и по-французски, и по-китайски говорила… А у меня нет таланта к языкам… А когда сдашь экзамен по языку, тогда что?
– Главврач сказал, что потом он отправит меня на курсы медсестер, и если я буду хорошо учиться, мне позволят окончить их экстерном: здесь очень не хватает медиков. Если все получится, у меня будет совсем другая зарплата и другие возможности.
– Но ведь ты мечтала о Европе! Твоя сестра, твой друг, духовник – ты нашла их?
– Владыка в Париже, и я знаю, что он молится обо мне… А Лидочка и Мишка… Я написала множество писем по разным адресам, но не получила ответа ни на одно из них… Ничего, мне бы стать медсестрой, а там, глядишь, я и деньги накоплю на билет до Европы…
– Ты грустишь, моя бедная Риточка? Знаешь, когда я выйду замуж, я тебе тоже жениха найду! Ничего, что ты такая худая и смуглая, у меня есть отличный отбеливающий крем…
– Прости меня, Зоя, мне нужно работать…
– Да-да, конечно, Риточка! Подожди, мы скоро-скоро увидимся!
Заинька вышла из больницы, цокая каблучками по плитке, – душа у нее пела: есть, есть в мире справедливость! Эта девчонка держалась с ней так покровительственно, самоуверенно, опекала ее, но ведь она, Зоя, ничуть не хуже! А время все расставило по своим местам, и вот теперь Заинька – элегантная дама, невеста солидного господина, будущая владелица особняка и слуг, а Ритка – нищая, нищая, нищая! Обслуга в больнице в рваных тапках! У нее никого, совсем никого нет! И ей ничего, совсем ничего не светит!
Но Зоя великодушна, она не помнит унизительной зависимости от так называемой подруги! Зоя даже поможет ей деньгами… Нет, деньгами, пожалуй, не получится… Она поможет Ритке одеждой! Да, да, вполне можно будет отдать ту часть гардероба, которая стала ей безнадежно мала: несколько похудев на парагвайских полях, в городе Заинька не только восстановила прежний вес, но и набрала дополнительных килограммов пять. Решено – она поможет бывшей подруге одеждой: все-таки нужно поддерживать бедняков…
Заинька шла домой, и в голове проносились упоительные картины: вот она, нарядная дама, милостиво подает Ритке платья, блузки, а самоуверенная девчонка тихо плачет от радости в Зоином красивом особняке и восхищенно озирается по сторонам…
Нет, приводить в свой элегантный дом бывшую подругу – загорелую до черноты, оборванную, похожую на прислугу – это как-то уж совсем моветон… Нужно будет отнести одежду в больницу…
Жизнь в Асунсьоне
Ритке действительно жилось в Асунсьоне невероятно трудно. Кроме нищеты, одиночества, настороженного отношения соседей, тоски по близким людям и тяжелой работы, мучила жара: обычная дневная температура могла очень долго держаться на отметке сорок – сорок два градуса, и колючий зной словно высасывал из человека вместе с потом жизненные силы, особенно если этот несчастный не имел времени на сиесту. У Ритки не имелось ни лишнего времени, ни имущества, ни денег, ни одежды, ни родных, ни протекции.
Но в одном Заинька оказалась неправа: кое-что у Ритки все-таки имелось – это были молитвы духовного отца, святителя Иоанна Шанхайского, и его молитвы она не променяла бы на все золото мира. По молитвам владыки все постепенно устраивалось в ее жизни.
Переносить многочисленные трудности помогала, как это ни странно, большая загруженность, которая заставляла забывать о проблемах, точнее, просто не оставляла времени на уныние. У Ритки не было ни одной свободной минуты: она работала в госпитале, прилежно посещала вечернюю школу и учила испанский. Очень помогало живое общение с местными.
Ей удалось дешево снять маленькую комнатку в обычном для Асунсьона тех лет глинобитном доме с земляным полом и без каких-либо удобств: канализация в столице появится только в середине пятидесятых – через два года после приезда сюда двух русских девушек.
Водопровод в Асунсьоне тоже пока отсутствовал. На некоторых улицах имелись колодцы, но вода в них не отличалась чистотой, к тому же она находилась только на большой глубине, поэтому гораздо чаще парагвайцы ставили во дворах цистерны для сбора дождевой воды и употребляли ее для хозяйственных нужд. Питьевую воду продавали водовозы, проезжавшие по улицам трижды в день.
Парагвайцы в наши дни
Туалет располагался в сарае во дворе. Когда Ритка в первый раз отправилась туда, тут же заметила, что она не одна: в углу сарайчика притаились две большие салатно-зеленые древесные лягушки, а под дощатой крышей спала вниз головой, завернувшись в перепончатые крылья, как в одеяло, довольно крупная летучая мышь с огромными ушами и красно-розовым уродливым носом, ноздри которого изобиловали причудливыми выростами.
Девушка осторожно вышла из туалета, стараясь не потревожить мышь, – в джунглях она уже встречалась с подобными созданиями. Как-то, проснувшись ночью, в лунном свете, льющемся из окна, она увидела, что летучая мышь-вампир сидит на высунутой из-под москитной сетки ноге той же самой молодой женщины, которую не так давно цапнул паук-птицеед (вот уж не везло человеку с укусами).
Ритка знала, что местные мыши-вампиры обычно прокусывают человеку большой палец ноги во время сна, а их слюна настолько хорошо обезболивает ранку, что спящий не чувствует никакой боли. Крови вампиры высасывали за раз немного – примерно столовую ложку, но через укус могли передать множество тяжелых инфекций: от лихорадки Денге до бешенства.
Девушка схватила сапог и с размаху шмякнула мышь по ушастой голове, но та ловко увернулась, удар пришелся вскользь – оглушенный вампир беспорядочно заметался и, наконец, вцепился в волосы спящей на соседней кровати Зои. Громкие вопли сначала разбуженной ударом сапога женщины, а потом и ошеломленной происходящим Заиньки разбудили весь барак. Мышь держалась за пряди волос так крепко, что Ритка, преодолевая отвращение, с трудом смогла отцепить насмерть перепуганного и злобно пищащего зверька от своей не менее испуганной, громко вопящей подруги. Вот такая история, будет, что рассказать Лидочке и Мишке…
Ритка вернулась в комнату и оглядела свои «хоромы». Как и у большинства соседей, ее окно было незастекленным, но имело железную решетку – для безопасности. В прохладном июле, особенно по ночам, девушка мерзла и накидывала на себя все свои немногочисленные тряпки. Хорошо, что хозяйка на днях вручила ей теплое шерстяное пончо, немного пахнущее табаком, – его можно было использовать вместо одеяла. В жарком январе отсутствие стекла, наоборот, являлось плюсом, так как помогало проветривать жилье. Правда, в комнату лезли всевозможные насекомые, но в столице их водилось гораздо меньше, чем в джунглях. Если сравнивать новое пристанище с плантациями, где кровососы вдоволь напитались Риткиной кровью, здесь был просто рай.
Еще более довольна девушка осталась, осмотрев свою мебель: нары из тростника, довольно удобные, пара хороших прочных табуреток, ящик для одежды (жаль, что особенно класть туда пока нечего). После полного отсутствия личного имущества внезапно оказаться обладательницей почти собственного жилья и мебели – разве это не чудесно?!
Кроме того, на полке красовался замечательный глиняный кувшин для воды, а рядом с ним две пустые консервные банки, заменявшие чашки, деревянная ступа, в которой обычно толкли кукурузу и другое зерно, две большие миски, выдолбленные из тыквы, и пара деревянных ложек.
Фабричная посуда стоила здесь немыслимо дорого: по цене обычного эмалированного чайника можно было купить высокие кожаные сапоги, а по цене алюминиевой литровой кружки – добротное шерстяное пончо. Неудивительно, что эмалированную или фаянсовую посуду имели только богачи, а Риткины соседи обходились тарелками из выдолбленной тыквы или жестянками из-под самых разных консервов.
Консервы тоже, кстати, покупались простыми людьми совсем не часто, и банки из под них очень ценились – никто в здравом уме не стал бы выбрасывать такую банку на помойку. Также высоко ценились бутылки: литр крепкой каньи стоил дешевле, чем емкость, в которую ее наливали, поэтому бутылку брали под залог и возвращали по использовании.
Гораздо позже, в другой, богатой стране, Ритке потребуется много времени, чтобы привыкнуть к тому, что пустые жестянки и бутылки с легким сердцем выбрасывают в мусор. А пока времени да и денег на готовку не хватало. В госпитале девушка завтракала и обедала с медперсоналом после больных, а по вечерам старалась пить больше воды, чтобы заглушить чувство голода.
