Из огня да в полымя

А из джунглей в лагерь выползали самые отвратительные насекомые: здесь жило огромное множество земляных блох и прочих мелких паразитов, которых парагвайцы называют «пика», – очень маленькие, раз в пять меньше обыкновенной блохи, но гораздо вреднее. Самки этих паразитов вгрызались в кожу человека и откладывали яички, из которых затем вылуплялись личинки. Личинки питались человеческой плотью – на коже появлялся и рос шарик величиной сначала с дробинку, потом с горошину. Опухоль быстро увеличивалась и углублялась в тело, нарастала ноющая боль – на этой стадии приходилось проводить целую операцию.

Поэтому затягивать не следовало – нужно было удалять пику в самом начале. Для этого делали ножом разрез на коже и иголкой извлекали личинку наружу. Если укусов оказывалось много – тело превращалось в сплошную рану. Боль и зуд достигали такой силы, что пострадавший не мог передвигаться.

Еще опаснее были мухи, откладывавшие при укусе в ранку яйца. Из них вылуплялись белые черви, и удалить их с помощью надреза оказывалось гораздо сложнее: это грозило заражением крови. Индейцы учили русских выгонять из ранок червей с помощью пускания в надрез табачного сока из курительной трубки – табак заставлял червя выползать из раны. Такая процедура причиняла человеку сильную боль.

Тубабаовцы помнили Ритку как медсестру, поэтому часто обращались к ней за помощью – и девушка действительно справлялась с подобными операциями на редкость ловко. После того как она доставала пику – осложнений и нарывов практически не наблюдалось. Ритка сразу поняла главное: нужно очень внимательно осматривать ранку и удалять всю пленку, выстилающую гнездышко личинки, в противном случае рана начинала нарывать, и ее приходилось снова чистить. К тому же девушка всегда заботилась об обработке раны, используя парагвайскую водку – канью.

Интересно, что все реагировали на паразитов по-разному: кто-то переносил укус очень тяжело – с нагноением и значительной опухолью, а кто-то обходился лишь незначительным раздражением кожи. Видимо, это зависело от иммунитета человека. Ритка очень жалела, что лишена необходимых лекарств и хирургического оборудования.

Также ей очень хотелось изучить причины разной реакции человеческого организма на паразита и найти правильные способы лечения – в девушке проснулся азарт врача-исследователя, и Константин Петрович, наверное, ликовал от радости, наблюдая с небес за внучкой.

Вскоре новоявленного «хирурга» даже освободили от работ на поле, и она целый день занималась удалением пик, обработкой ран и прочими медицинскими манипуляциями. Зоя была вынуждена ходить на полевые работы без подруги, чем оказалась крайне недовольна и даже возмущена: умеют же некоторые устраиваться в жизни!

Ритка чувствовала себя виноватой и с удвоенным усердием ухаживала за Заинькой после ее возвращения с поля: делала холодные компрессы, приносила воду и даже стирала ее одежду вместе со своей.

Муравьед

Душные ночи не приносили желанного отдыха – Ритка металась по койке из сыромятных ремней, мокрая рубашка липла к горячему потному телу, один кошмарный сон сменял другой: красное горячее поле рябило перед глазами, а из него росли огромные гнойные опухоли, потом поле превращалось в тела ее пациентов – бесконечные, скорчившиеся в муке тела, покрытые зловещими белыми горошинами, из которых нужно было извлечь личинок. Личинки росли, яйца множились, белые червяки впивались в плоть все глубже и глубже, и ей приходилось тянуть их, вытягивать, а они лопались в руках, брызгали гноем в лицо, и девушка в ужасе вскакивала, натыкалась на москитную сетку, снова падала на койку – и все начиналось сначала.

Просыпалась Ритка совершенно больная, кое-как вставала, потихоньку расхаживалась и принималась за работу. Она сильно похудела, почернела от загара, и без того светлые волосы выгорели – прежними оставались только серо-стальные упрямые глаза.

Ах, как хорошо, что отпустила она Лидочку с Мишкой! В Швейцарии сейчас хорошо… Мишкина мама рассказывала, что провела там с родителями свое детство… Свежий ветер холодит лицо, прохладой дышат глубокие голубые озера… А еще в швейцарских горах, Альпах, распускаются серебристо-белые звездочки эдельвейсов, вниз, в долины, стекают чистейшие горные ручьи, и люди пьют ледяную, сладкую, прозрачную воду.

Ритка облизывала пересохшие губы, с тоской глядела на кружку красноватой, пахнувшей тиной теплой жидкости. Да, в Парагвае Лидочка бы просто не выжила… Что-то они там с Мальком сейчас поделывают? Где учатся?

– Рита! Ты заснула, что ли?! Посмотри, что делается с моей ногой. Я встать на нее не могу!

– Подождите, я первый пришел!

– А у меня зато острая боль!

– Ребенка, пропустите вперед ребенка! Девочке срочно нужна медицинская помощь!

Утро начиналось – начиналась работа.

Пики набрасывались так сильно только на новеньких – индейцы спокойно ходили босиком и почти не страдали от укусов. Постепенно русские тоже «приелись» паразитам: если вначале каждый насчитывал по десять-двадцать пик за день, то уже через полгода – две-три в неделю. Ритку на полсмены вернули на поле, а полсмены она проводила в своем медицинском кабинете – небольшой части барака, отгороженной занавеской.

В жилища русских часто пробирались пауки-птицееды – мохнатые, величиной с ладонь взрослого мужчины. Плодовитые самки птицеедов откладывали по пятьсот яиц каждая. Многочисленные ломкие щетинки этих членистоногих хищников, попадая на кожу человека, вызывали сильный зуд, раздражение и резь в глазах.

Вообще птицееды считались довольно мирными существами и просто так никого не кусали, но дело в том, что они любили по ночам забираться в корзины и сумки, снятую одежду, сапоги и ботинки. Если человек надевал одежду или обувь, забыв ее вытряхнуть, бедному пауку уже ничего не оставалось, как либо кусать, либо оказаться раздавленным. Он, естественно, кусал, а его укусы оказывались болезненными и ядовитыми.

Молодую женщину, чья кровать находилась рядом с кроватями Ритки и Зои, укусил такой паук, когда она спросонок сунула ноги в галоши, торопясь выйти на двор. Птицеед не хотел ее кусать – отступал все глубже, в носок галоши, и только когда ему совсем некуда стало деваться, – укусил.

Ритка сразу же сделала соседке холодный компресс, но нога все равно сильно распухла и походила на бревно. Пострадавшую несколько дней мучили мышечные судороги и лихорадка, но потом опухоль спала, и все закончилось благополучно, хотя подобный укус мог стать смертельным для маленького ребенка или пожилого человека.

Наверху, по стропилам крыши, и внизу, под кроватями, по ночам носились крысы, пищали, егозили, устраивали драки, катались клубками, так что вставший по нужде часто вскрикивал, наступив на вертящийся под ногами клубок, весь состоящий из длинных мерзких хвостов и острых зубок.

Большие коричневые тараканы, кукарачи, прекрасно летали и быстро бегали. Столь же быстро они пожирали одежду и оказались покрыты такой прочной хитиновой броней, что их невозможно было просто пришлепнуть тапком, как обычного русского таракана.

Справиться с кукарачами могли только огромные, почти килограммовые, светло-коричневые жабы с белыми брюшками. Они забирались в бараки в поисках прохлады и сидели днем под нарами, часто взбираясь друг на друга, а по ночам просыпались и выходили на охоту: их длинные липкие языки без промаха ловили тараканов и прочих вредителей.

По утрам колонисты с трудом сползали с кроватей, откидывали обязательные для всех москитники (без них спать было невозможно), тщательно трясли одежду, палками проверяли сапоги и ботинки на предмет жаб, пауков-птицеедов, сколопендр и скорпионов. Жаб не обижали: многие знали своих жаб «в лицо» и даже давали им ласковые клички. Прочую нечисть нещадно давили.

В парагвайских джунглях также жили существа опаснее ядовитых змей, страшнее хищников, противней кукарачей и ужасней паразитов «пика», – это были всего лишь маленькие зелено-коричневые гусеницы лономии, совершенно безобидные на вид.

Гремучие змеи воинственно трещали своими хвостами-погремушками и честно предупреждали: держитесь от нас подальше! Хищники ревели в ночи, объявляя о начале охоты. А самые опасные создания на Земле, маленькие гусеницы лономии, тихо ползали себе по ветвям и стволам деревьев, маскируясь под кору и тая в себе страшный яд, сильнейший из всех естественных токсинов. Стоило случайно прислониться к дереву или дотронуться до ветки – а там ползала незаметная гусеница. Она не гремела хвостом, не шипела, не ревела, и ей даже не нужно было тебя кусать – достаточно чуть прикоснуться к мохнатому тельцу гусеницы, чтобы получить заряд яда, убивающий в течение часа или даже нескольких минут.

Яд лономии блокирует свертываемость крови в человеческом организме и приводит к многочисленным наружным и внутренним кровотечениям, отказу почек и кровоизлиянию в мозг. Даже при своевременном введении противоядия часть пострадавших умирает, а ведь до больницы с этим противоядием еще нужно добраться…

Ритка, услышав о ядовитой гусенице, надолго задумалась. В голову лезли мысли: это она сама была раньше, как лономия, с душой, полной яда. Готовилась мстить, убивать обидчиков, таскала в кармане нож и представляла, как воткнет его лезвие в плоть врага. И нож шевелился в кармане – он тоже жаждал крови.

Сколько лет потребовалось бы ей, чтобы освободиться от призраков прошлого и обрести мир душевный, не встреть она владыку? Возможно, вся жизнь… Страшно подумать: целая жизнь, полная злобы и жажды мести. А может, она даже повредилась бы рассудком – одинокая, мстительная, грезящая наяву… Только встреча с духовным отцом помогла ей. Его святая молитва сотворила чудо: ненависть покинула ее сердце, и это было великой милостью Божией. Но владыка Иоанн не мог прожить жизнь за нее. Всем даются испытания, и каждый должен пройти их сам.

Освободившись по молитве святителя Иоанна Шанхайского от скорбей внутренних, от искушений злом, она проходила теперь другие испытания – внешние. Пусть они были тяжелыми: болезнь, тайфун, опасности парагвайских джунглей и что-то там еще впереди, но эти искушения были гораздо легче, чем злоба и ненависть, терзавшие ее душу раньше. Поэтому и Господь сказал: И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне.

Правда, особенно философствовать Ритке не удавалось: изнуряющий труд на поле под палящим солнцем и не менее сложный труд медсестры не располагали к философии.

Как-то Ритка с Зоей познакомились с молодой метиской, которая представилась им как Миа. Черноволосая и кареглазая Миа с абсолютно европейским типом лица и смуглой кожей оказалась очень доброй, приветливой, как и большинство местных жителей. От всей души желая белым колонистам добра, она решила научить русских девушек пользоваться дарами джунглей.

Как-то вечером Миа привела Ритку с Зоей к костру, в мгновение ока нажарила пальмовых червей толщиной в сантиметр и стала угощать русских, нахваливая сочность и нежный вкус лакомства. Заметив на лицах девушек отвращение, она попыталась предложить им другое угощение – древесного жука, длиной сантиметра три. Миа горячо убеждала своих гостей в превосходном вкусе ужина, и если бы они могли понимать ее слова, то узнали бы следующее:

– Пальмовые черви – вкусные! Очень вкусные! Сочные, нежные, питательные! Трех червей съешь – и уже наелся! Ну, попробуйте же, почему вы, белые, такие упрямые и бестолковые?! Хорошо, червей не хотите, попробуйте жуков… Как вкусны древесные жуки! Они питаются фруктами… Эти жуки и сами по себе прекрасны, а когда наедятся бананов, делаются еще вкуснее… Я поймала его, когда он только выползал из банана! Попробуйте, это же просто объедение!

Отчаявшись научить Ритку с Зоей пользоваться прекрасными дарами природы, в следующий раз Миа испекла на углях речную рыбу – и была просто счастлива, что наконец смогла угодить новым подругам. Они ели у костра нежную печеную рыбу, завернутую в пальмовые листья, и понимали друг друга без слов, а на джунгли тем временем спускалась звездная ночь.

Вверху, над головами девушек, сиял неизменный Южный Крест, а вокруг таинственными зеленоватыми трассами отмечали свой полет тысячи необычно ярких светлячков и, пролетая над землей, освещали ее подобно крошечным кометам, каждый светляк – примерно на метр. Это было прекрасным и завораживающим зрелищем.

Ритка задумалась: может быть, это все ей только снится? Эти парагвайские джунгли, и броненосец с ослиными ушами, и гремучая змея с яростным треском, и Миа, сочно жующая пальмового червяка? Когда начался этот странный сон: на изумрудном острове Тубабао или в салоне легкого бразильского самолетика? Что, если ущипнуть себя как следует за руку? Не проснется ли она рядом с бабушкой и Лидочкой в шанхайском пансионе?

Но на острове рядом с приютянами жил владыка Иоанн – любимый и драгоценный духовный отец, – и это точно не было сном. Значит, Тубабао еще реален. А вот потом? Что, если во время тайфуна какой-нибудь кокос ударил ее по голове – и началось все это: муравьеды со змеиным жалом, паку с человеческими зубами, красный марсианский пейзаж?

Но если это сон, почему он такой реальный?

– Риточка, проснись! О чем ты так задумалась? Хочешь добавки?

Раскрасневшаяся у костра Зоя протягивала подруге ароматный, пахнущий дымком кусок рыбы в пальмовом листе. Ритка кивнула, потянулась к лакомству, – но тут из леса послышалось оглушительное рычание и длинный заунывный вой, и Заинька выронила рыбу на угли. В лесу просыпались страшные ночные хищники – наступало время возвращаться в бараки.

Да, чтобы жить в джунглях – нужно в них родиться. Русские не в состоянии были перенести тяжелый климат тропических джунглей, не умели выращивать местных растений и защищаться от здешних опасностей.

Приехать в Парагвай в двадцать первом веке и жить в отеле с кондиционером, имея возможность сходить в супермаркет, а в случае необходимости в аптеку или на прием к врачу – это одно, но приехать в парагвайские джунгли в 1952 году и жить в бараке без водопровода, канализации, каких-либо удобств и медицинского обслуживания, а также работать на плантациях под палящим солнцем – это совершенно другое.

Что же остается сказать по поводу путешествия Ритки и Зои из Тубабао в Парагвай? Пожалуй, только вспомнить поговорку: из огня да в полымя… Русским переселенцам нужно было срочно выбираться отсюда – если только они хотели остаться в живых, а они этого очень хотели.